Как быть?

Горы. Они смутной громадой высились впереди, резко отграничивая изломанной линией своего хребта землю от неба. Словно тихий светоносный океан, слегка розовато-сиреневый, разлился над миром, лёгкие тучки стояли в нём, как волшебные острова, с отмелями, заливами и размытыми косами – и одинокая, зеленовато-льдистая звезда, последняя на утреннем небе, прозрачная мерцающая, казалась огоньком далёкого корабля, плывущего в светлом тумане. Повеяло свежестью, я вздохнул, поёжился, подошёл к краю обрыва, повозился в штанах и струя утренней застоявшейся за ночь мочи, драгоценными камушками переливаясь в лучах восходящего солнца, полетела вниз, в белесую затягивающую глубину ущелья. Проснувшаяся вместе со мной Машка, тоже вертелась у обрыва, нюхала воздух, склонив голову вниз, внимательным взглядом провожала улетавшую желтоватую струю. Затем удалилась к краю площадки на которой у вертикальной стены была специально для неё насыпана кучка перемолотого в песок камня. Повозилась там и аккуратно прикопала следы своего раздумья. Снова вдохнув тонкий чистейший прохладный воздух, я передёрнул плечами, ещё раз окинул взором раскрывавшуюся передо мной панораму. Впереди, поперёк взгляда, хребет, близкий – рукой дотянуться, далёкий – никак не дойти, снизу – тёмный и хмурый, выше – бело-лиловый, с огромными зубцами, грубо выломанными в небесной синеве. Слева, с востока первые лучи Эллы, ещё не жаркие, младенчески розовые упали на ледники, сразу наполнив их светом и глубокими синими тенями. Утро… Ночной туман, поднимавшийся из ущелий, разошёлся: надо мной первозданной чистотой синело горное небо – так, что нельзя о нём рассказать тому, кто его никогда не видел. Оно синело, сияло, полное непостижимого света, - в этой великой синеве таяли все мысли и чувства, так, что я, забыв себя, расстегнул кожаный жилет и пуговицы рубашки и подставил грудь прохладному ветру. Хорошо… Я вернулся в пещеру. Пещеру Аранда, как я её назвал и о чём теперь свидетельствовала надпись сразу на трёх языках, местном – немецком, по-латыни и рунами по-русски, в которой ещё спали барон Винрих фон Юалд, оме Сиджи, оме Ют, мой Личный Слуга Эльфи и Аделька. Настежь распахнул тяжеленные широкие каменные двери, впуская утренний свет. - Народ, подъём! – громко сказал я, - Быстро! Быстро! Та-тарам-татам, татам! – захлопал я в ладоши, подходя к высокому подиуму на котором мы все спали. Аделька, вставая, тут же завозился в своём спальном мешке. Деревенский – привык рано просыпаться. На сундуке Сиджи и Ют между которыми спал Веник тоже зашевелились. И только Эльфи, не делая попыток встать, недовольно сморщив сонную мордочку, выдал: - Ну вот, оме, опять вы нас так рано будите. Ну что это такое… - Эльфи, ответь мне – вот ты не барон? Эльфи разлепил глаза и настороженно помотал головой – опять оме что-то мудрит. - Не барон. И не герцог. Нет? – продолжал я допытываться. Эльфи молчит. И так понятно, что нет. - Так почему ты до сих пор спишь? Ответь мне, Личный Слуга мой. Сиджи с Ютом хихикнули, переглядываясь. А Аделька тем временем, выбравшись из походной постели, натянув штанишки, рубашку и жилет, захватив светящийся шарик, побежал вниз в глубину пещеры, за стенку – в туалет и умываться. Проверив Веника – спит пока, и хорошо, что спит, я начал распаковывать искалеченных детишек. Всё таки, хоть и начало лета, а здесь в шестистах километрах на юг от Майнау, уже и не начало, а лето в самом разгаре, но по ночам в горах бывает прохладно. И мы, опасаясь простуды, кутали на ночь всех мелких – Веника, Сиджи, Юта. - Сейчас, сейчас, Аделька вернётся и мы с вами умываться пойдём, - разговаривал я с ними, - умоемся хорошо, личики чистенькие будут. - Да-а… со мной оме так не разговаривает, - услышал я бурчание со стороны Эльфи. - Эльфи, у тебя ручки-ножки есть? Есть, - ответил я омеге, - А совесть есть? Совести – нету. Оме, как какой-то крестьянин, можно сказать мужик, встаёт ни свет, ни заря. Детей обихаживает, хлопочет не покладая рук и ног, заботится обо всех. А его Личный Слуга, спит как пожарная лошадь! Нет бы, вскочил пораньше, блинов напёк, супчику сварил – кушайте, оме, не обляпайтесь. Салфеточку подал, ложечку серебряную, кубок вина. А он… Ай-яй-яй… Все кроме Веника и Машки хихикали, слушая наши пикировки. Эльфи, ёжась и поджимаясь в прохладном утреннем горном воздухе, натягивал на себя одёжку и дул губы. Аделька с влажными после умывания волосами выскочил из туалетной комнаты, а я, подхватив на руки Сиджи и Юта спавших в тёплых спальниках в одних рубашках на голое тело, потащил их в комнату, а точнее зал раздумий. Умывание детей, утренний туалет, подмывание после него – вот она повседневная жизнь маркиза Аранда, сына великого герцога Лоос- Корсварм. - Аделька, тесто затворяй! – скомандовал я через приоткрытую дверь зала раздумий. - Сейчас, оме, сейчас, - отозвался расторопный мальчишка. Вот уж находка! Золото, а не прислужник. С утра недовольный, Эльфи пошлёпал умываться, долго плескался в каменной раковине, бурчал что-то себе под нос. Вот же ягодка! Машка, учуявшая приготовления к завтраку, вертелась под ногами, напоминая присутствующим о своём существовании. Минут через десять (я пользовался часами Зульцберга) мы все сидели у круглого каменного стола (Веника я держал на руках) и поглощали свежеиспечённые блины, запивая местным чаем. За спиной у меня потрескивал ярко пылающий камин, вырезанный в каменной стене пещеры, створки широченных дверей были распахнуты настежь, открывая взору поднимающейся Эллы все внутренности нашего каменного жилища. Утро в горах, ставшее за несколько дней нашего здесь проживания, уже традиционным. Перекусим, а затем на каменных шезлонгах, стоящих на открытой площадке перед пещерой занятия. Учатся все, кроме Машки и Веника. Я, как могу, передаю знания Земли – математика и прежде всего геометрия – мелким оме просто необходимо развивать рациональное мышление – иначе Великая Сила просто откажется им повиноваться (в случае Эльфи таблица умножения), химия, физика, биология… Гружу их знаниями, помогаю осознать услышанное. Можно просто закинуть в память, но осознания, а, следовательно, и применения не будет. Выровненная каменная стена с обеих сторон пещеры исписана вырезанными в камне рисунками – с одной стороны треугольники, квадраты, прямоугольники, параллелограммы, круги, конусы, пирамиды, кубы. Из казавшейся мне бездонной памяти извлечены аксиомы, теоремы и их доказательства. Формулы площади и объёма фигур. На другой стороне от пещеры – таблица Менделеева, ряд химических формул из простых, кое-что по физике (из раздела механики). Неожиданно выяснилось, что Аделька оказался весьма способным в алгебре, хотя, занимаясь с омежками, я делал упор именно на геометрию, как науку, наиболее полезную для развития способности рассуждать. Но вот поди ж ты… Завтрак окончен, зубы почищены, Аделька занимается с посудой, а мы на площадке перед пещерой разминаемся: - Эльфи, солнце моё, давай повторим: дважды два? - Четыре, - буркнул всё ещё недовольный ранней побудкой омега. - Трижды три? - Девять. - Продолжай сам, - попросил я. - Четырежды четыре – шестнадцать. Оме, да зачем мне это! – опять завёл Эльфи свою шарманку. - Продолжай, - потребовал я. - Пятью пять – двадцать пять, шестью шесть – тридцать шесть, семью семь – сорок семь, - начал заученно барабанить он. - Эльфи, - я схватился за лицо, - остановись. Подумай, что ты несёшь. Сиджи и Ют снова захихикали и я, повернувшись к ним, сделал страшное лицо, Аделька, присоединившийся к нам, скрывая улыбку, задрал нос и отвернулся в сторону. Машка, сидевшая рядом с нашей импровизированной школой и внимательно наблюдавшая за происходящим, скептически тряхнула головой. Вот, даже животинка, похоже как, считать научилась. (А ничего удивительного, волки, например, могут считать до пяти, а Машка у нас кошка продвинутая). - Эльфи, золотой мой, туда посмотри, - я ткнул пальцем в сторону пещеры, где над входом, за неимением места по сторонам, была вырезана в камне таблица умножения. - Читай мне блок семёрки, - выдал я задание омеге. - Семь, умноженное на один – семь, семь, умноженное на два – четырнадцать, семь, умноженное на три – двадцать один…, - начал читать омега скучным тоскливым голосом, скроив мученическую моську. Оно конечно, гормоны кроют его во все поля, худощавое тельце стало округляться, попка, ранее бывшая примерно одной ширины с плечами стала шире – организм омеги начал готовиться к предстоящим родам, хотя живота всё ещё нет. Но – это не повод отключать голову. Тем более, что и раньше она была не сильна в работе. - Ну а мы с вами, ребятки, сегодня рассмотрим соотношение сторон в прямоугольном треугольнике, - начал я подбираться в самой знаменитой геометрической теореме… Все разговоры и занятия, естественно, на русском... После перекуса, я обычно, проверив всех мелких на предмет туалетных дел, отбывал в горы – искать дорогу дальше на юг, собирать дрова и охотиться на встречающихся здесь по долинам горных баранов – архаров. Холодильника у нас нет – поэтому мясо нужно всегда свежее. * * * А попали мы сюда так. Через пару дней после моего прощания с Дитричем, я перетащил всех своих попутчиков – Сиджи, Юта и Адельку в овраг. Всё заказанное уже давно было принесено в дом, примерено, разложено по лавкам, кое-что запаковано в сундук. Соль, топлёное сало, специи, чай, сахар, уксус для дичины, вяленое мясо, сухие колбасы, крупа (гречка, рис, чищеный овёс) и мука, сухофрукты, печёный хлеб на первое время, походная посуда, фляги с водой, одёжка на шестерых, деньги, драгоценности, бесценное вино Шиарре, кулинарная книга Хени и Дибо и выпрошенная у Штайна и Элка книжка по этикету – перечень забираемых вещей большой. Я уже пытался укладывать сундук – помещается почти всё, но потолкать плотнее придётся. За день до вылета, я привязал набитый сундук к нашему летательному аппарату, рассадил всех так, как это и должно быть и сделал пробный полёт. Ну что я скажу… Лететь можно, но инерция большая – спору нет. Утомления или такого, как в первый раз, когда я еле-еле поднял всю эту конструкцию в воздух, тоже нет. Но на скорости устойчивость слабовата. Надо дорабатывать нашу летающую лавку. По размышлении я прикрепил снизу, под упорами для ног небольшие крылья, примерно по метру длиной в каждую сторону и шириной в доску из которой они были вырезаны (примерно пяди три). Всего крыльев было четыре - два спереди и два сзади, а также я счёл за нужное приляпать на сиденья по невысокой спинке, каждому (включая меня) из четырёх пассажиров. Остойчивость получившегося в результате летательного аппарата меня удовлетворила. День я потратил на перебор посуды и вещей, остающихся в доме. Разломал лабаз и на освободившейся площадке пирокинезом прожёг рунный сигнальный круг – если вернусь сюда, с воздуха увижу издалека - он светится в энергетическом зрении. Шатёр и стойки увязаны на ЛА-1, и вот, последняя ночь в доме. Вечером я, грея воду, перемыл всех гостей в нашем корыте, мы с Эльфи, напоследок понежились в тёплой воде вдвоём. А перед этим я, морщась от неприятного ноющего ощущения в коже головы, под ужаснувшееся ах Эльфи, телекинезом обрезал свои космы. Вообще постригся под армейский ёжик – волосы на длину толщины пальца и без всяких чёлочек и прочего. - Оме, - со слезами на глазах смотрел на меня Эльфи, - как же вы! Вам нельзя без волос. И некрасиво совсем… - Зато удобно, - провёл я ладонью по приятному мягкому седому ёжику. А что? Головка у Ульриха ровненькая, кругленькая, ушки не торчат. Форси лысым – не хочу. Пук обрезанных толстенных почти метровых волос я сжёг пирокинезом, сразу наполнив овраг запахом горелой шерсти. Новые отрастут – почти не заметишь когда. И ещё я со дня на день ждал провала во сне в демонический домен – каждый оборот влечёт за собой встречу с этими существами. Но его всё не было и не было. Хотя… я стал замечать, что время, проходившее между оборотом и попаданием в домен увеличивается. Понемногу, но факт налицо. Спать улеглись – Машка, традиционно на печке, я с Эльфи на топчане, а для Сиджи, Юта и Адельки мы собрали ещё один топчан, для чего пришлось напластать досок из остатков комлей. Дети спали справа от входа, там, где у нас была вешалка для одежды. Утром перекусили, обрядили Машку в заранее пошитую для неё из мягких кожаных ремешков шлейку (кошку пришлось уговаривать), прибрались за собой, по русскому обычаю присели на дорожку. Я телекинезом прикрыл дом на засов изнутри, на окна деревянными шпильками были нашиты дощатые щиты. Всё, выдвигаемся… Вершины деревьев ушли вниз. По эмпатии пришёл страх от Эльфи и Адельки, сидевшего в самом конце сооружения. Сиджи и Ют полностью мне доверяют – от оме не может быть плохого, а также, как искусники-менталисты, немного, в меру сил, помогают мне. Веник, закреплённый ремнями в кожаном конверте у меня на груди, не спит – любопытно таращит синие глазёнки. Телекинетический щит установлен. Поехали! * * * И было у нас солнце! Точнее Элла. В каждой жилке звенит радость полёта. Каждая клеточка кожи, обдутая тёплым ветром, была словно прошита электричеством. Смотришь вперёд – и начинает проворачиваться под тобой огромная Эльтерра с блестящими металлом речками и тёмным лесом вокруг. Внизу было непроглядно и тихо и казалось, что кто-то большой спит, еле слышно дышит под ветвями. Вершины самых больших хвойников поднимались над лесом как башни заколдованного города. Давным давно пропал наш овраг и теперь казалось, что вся планета заросла лесом. А мы плыли в тишине (я снизил скорость). Юго-западный солнечный ветер перекатывал через нас волны тёплого духовитого воздуха. Правлю строго на юг, по компасу. До гор далеко, около шестисот километров. Поднимаю чуть выше – чтобы деревья не мелькали даже на краю зрения. Прибавляю, ещё, ещё. Деревянная конструкция с недокрыльями неплохо держит курс. - Никого не сдувает? Молчат. - Не дует никому? Эльфи, державший Машку, откликнулся сквозь шум ветра: - Нет, оме, пока терпимо. Значит всё-таки дует. Чуть уменьшаю скорость, одновременно поднимаясь ещё выше. Одновременно прислушиваюсь к себе – как такая длительная телекинетическая нагрузка скажется на мне самом? Сила знает, и никто больше. Только Сила. - «Сиджи, Ют» - обращаюсь к омежкам телепатически, - «смотрите, как я это делаю и помогайте по мере сил. По мере сил!» - «К-как, оме? Как помочь?» - пришёл ответ от Сиджи, он сидел сразу за мной, удерживаемый с двух сторон Эльфи. -«Представьте оба, как вы поднимаете нашу деревяшку, на которой мы летим. Осторожно! Понемногу!» - ЛА-1 дёрнулась вверх. Лететь стало легче. Заметно. -«Теперь перестаньте помогать» - опять скомандовал я – нужно было выяснить насколько велика помощь начинающих менталистов. Ага. Ясно. «Теперь вполовину от первого усилия. Точнее. Ещё. Вот так» - командовал я, опираясь на свои ощущения. Не так уж мне и требуется их помощь. Но, помогая мне лететь, они развиваются. Мелькнуло серебро водоёма. Тёмное лесное озеро. Совсем недалеко от нас. Его обступали сосны, а воду окружало узкое кольцо песчаного берега. Садимся. Перекур. Надо успокоить бьющееся с непривычки сердце. Передохнуть. Снять ментальное напряжение – оно, по ощущениям, развивается от однообразной деятельности. Перерывы просто необходимы. Аделька, не выпуская Юта, кубарем скатился вместе с ним на песок. Выпрыгнула из рук Эльфи Машка. Песок был сухой и тёплый. В нём перемешались сосновые иголки и похожие на маленьких ёжиков шишки. Я осторожно взял из рук Эльфи Сиджи, усадил его рядом с нашим летательным аппаратом, Аделька, утопая в песке, принёс и посадил рядом с ним Юта. - Вы как? – спросил я начинающих менталистов. - Здорово, оме! Так здорово, мы никогда не летали! – на меня уставились широко раскрытые азартно блестящие зелёные глазки Сиджи. Ют молча покивал головой. Всё таки устали. - Ничего сейчас чаю попьём, отдохнём и дальше полетим. Эльфи, поищи, там в сундуке котелок был и кружки. Аделька, дрова на тебе. Только в лес ни ногой. Здесь пособирай, - отдавал я распоряжения. Надо Веника проверить. Так-то с ним всё в порядке, кормить ещё пора не пришла. Вижу, что Веник неплохо перенёс полёт на моей груди, но младенец утомился от сенсорной перегрузки и вот-вот заснёт. - А вы, детишки? В туалет. Вижу, что хотите, - я заметил зажелтившиеся промежности и Сиджи и Юта. Осторожно положив на песок задремавшего от избытка впечатлений Веника – если, что Ют пока присмотрит, подхватил конверт с Сиджи, дёрнул телекинезом из озера шар воды, и отошёл с ребёнком в кустики. Конверты для них были устроены с клапаном, расстёгивающимся снизу, поэтому необходимости раздевать детей целиком не было. Опыт путешествия с несоображающим Эльфи по осеннему лесу в прошлом году позволил быстренько закончить все дела, подмыв тёплой водой попку омежки. Ну вот, теперь очередь Юта, а Сиджи присмотрит за Веником. - Эльфи, Аделька, по туалетам, - скомандовал я суетившимся у костра омегам. Их промежности тоже желтели. Казалось бы, зачем мне это – они взрослые, сами справятся. Но на мне тёплая вода для подмывания – геморроев и циститов нам не нужно. - Как вернётесь руки – помыть! – снова распорядился я. - Оме! - возмущённо откликнулся Эльфи. Вода в озере ещё холодновата – лето только началось. В разгар тёплого сезона здесь, наверное, хорошо – размышлял я, блаженно жмурясь и сидя на тёплом песке возле летающей лавки. С одного бока ко мне привалился Сиджи, с другого Ют, Веник на коленях. Обложился я со всех сторон. Тепло, солнышко так пригревает. Я не заметил как задремал. Всё-таки – полёт на такое расстояние в первый раз… - Оме…, - шепчет Аделька, осторожно касаясь моего плеча. - А? Что?- разом просыпаюсь, мгновенно осознаю где и что. Сиджи и Ют дремлют. - Чай, оме, - снова шепчет Аделька, протягивая кружку исходящую паром. - Сам-то пил? – принимаю горячую кружку. - Мы с господином Эльфи попили уже, - отвечает мальчишка. - А он где? – пытаюсь я отыскать Эльфи взглядом. - Да здесь был, - тоже оглядывается Аделька. А Эльфи нет. Куда его уволокло-то? - Ма-аш, Эльфи где? – спрашиваю я так и крутившуюся по берегу и у кустиков кошку. Та отвлеклась от вынюхивания, чего-то для неё интересного, дёрнула хвостом и повернула голову в ту сторону, куда ушёл омега. - Присмотрите тут с Машкой, - обратился к Адельке, осторожно перекладывая Веника на песочек и укладывая рядом с ним спящих Сиджи и Юта. Ну никакого покоя! Эх, Эльфи, Эльфи… Отошёл подальше от разомлевших в тенёчке от сундука омег. Выброс Силы. Информация об округе пришла быстро. Эльфи рядом, недалеко, метров сорок на глаз. Рядом крупного зверья нет. Около омеги кто-то сравнительно мелкий. Сорок метров по глухому дикому лесу – это много. Что он там делает? Осторожно, так, чтобы не хрустнула веточка, пробираюсь вслед за ушедшим омегой. Эльфи в расстёгнутом кожаном плаще с откинутым капюшоном присел на корточки возле ствола довольно толстого дерева, протянул руку к кому-то у земли. Некрупный длинный с короткими лапками зверёк, острая мордочка, чёрная блестящая шерсть, круглые ушки, чёрные блестящие глазки. Животинка сторожко принюхивается к тянущимся к нему пальцам. Что-то мелькнуло в голове. Зверёк невысок, резок в движениях, тело длинное – похоже кто-то из куньих. Норка? Куница? Или? Соболь? Страшный, несмотря на размеры, жестокий хищник. Зверёк, сидевший под деревом мордочкой в мою сторону, заметил меня, раздражённо цокая, взлетел по стволу вверх на два моих роста. Любопытно свесившись, смотрит сверху вниз. - Эльфи, ты куда ушёл? - Я, оме, тут в туалет… А он рядом… - Что, тоже за этим же делом? - Нет, оме, нет, просто рядом был… А я таких не видел никогда… - А ты знаешь, золотой мой, кто это? Эльфи, к тому времени поднявшийся, пожал плечами. - Это, Эльфи, соболь. - Кто?! Соболь! Быть не может! Это! Это же! Давайте поймаем, оме. Вы же можете! Поймайте, оме! - Спасибо скажи ему, Эльфи. Такой как ты ему на один зуб! - Ой, оме, вечно вы… Мелочь какая-то. - Да, да, мой неверующий друг. Именно так. Твоё счастье, что он людей никогда не видел и любопытен сверх меры. А то бы… Он, если хочешь знать, косулю берёт запросто… - Да-а? - Вот тебе и да. Ладно пойдём, пока ещё кто-нибудь к нам не припёрся, - я приобнял Эльфи за плечи, - ты что же убежал-то? Мы ищем его, ищем… - Да как-то, оме… Вы там с мелкими… Ревнует. Мы с ним зиму практически вдвоём прожили. Вот он и привык к моему вниманию. Да ещё статус Личного Слуги исключительности прибавляет. Я притянул Эльфи к себе, поцеловал в макушку. - Устал я, Эльфи. Сиджи и Ют тоже устали… Ладно, пойдём, перекусим… Хлопнув омегу по попке, пропустил его вперёд. Остановился. Огляделся по сторонам. Силовой выброс. Нет. Никого крупного рядом нет. Это радует. Уже выходя из кустов к озеру, прям вот-вот, рукой подать, я вляпался в следы раздумий кого-то из двоих – либо Эльфи либо Адельки... Поиграв желваками, унял первый гнев, прошёл к костру, возле которого, подкладывая веточки в огонь, сидели Эльфи с Аделькой. - Там кто сидел? – ткнул я пальцем в кусты, из которых вышел. - Я, оме…, - растерянно откликнулся Эльфи. Кое-как содрав сапоги, я швырнул их к берегу: - Иди отмывай! Быстро! Эльфи побледнел, ойкнул, прикрыл рот рукой, быстро подхватился с корточек, на которых сидел, кинулся к берегу. - Аделька! Задание тебе! Сейчас идешь к сундуку, там хлеб, колбаса. Чай и бутерброды на всех! Я вас, заразы такие, научу родину любить! Закинул портянки на плечо и, блаженно перебирая пальцами босых ног в тёплом песке, побрёл к нашему летающему банану. Присел рядом со спящими омежками, переложил дремлющего чмокающего губами Веника на колени и, прикрыв глаза, привалился к сундуку… В первый день полёта мы останавливались еще пару раз. Я выбирал место – полянку, как правило, у воды. Садились, Эльфи и Аделька организовывали костёр, а я и мелкие омежки отдыхали. До вечера, судя по времени лёта, отмахали километров двести-двести пятьдесят. Ночевать встали на ровном бугре, под которым тёк неширокий ручей. Деревья в этом месте не подходили к ручью слишком близко. Почему-то бугор шагов на двадцать был свободен от леса. Тут и разбили шатёр. А утром, взлетев, мы увидели, как по западному краю неба проходила гроза. Громоздила горы чёрных и лиловых облаков. В их толще загорались ветвистые молнии, а потом с большим опозданием, к нам подкатывал ворчливый, уставший гром. Оттого, что светило солнце, тучи казались особенно мрачными, а молнии — тусклыми, чуть заметными. Это выглядело зловеще. Но мы не боялись грозы. Дул восточный ветер и отодвигал ее за горизонт, подальше от нашего пути. Потом гроза у горизонта пролилась дождём и стала рассеиваться. Загорелась большая радуга. Она, как ворота великанского дворца, упиралась двумя концами в леса, и зеленая лесная шкура просвечивала сквозь ее разноцветную толщу. Все же знают, что к радуге приблизиться нельзя — она будет убегать, а потом рассыплется, растает, как мираж. Но не в этот раз! Я менталист и уж на Эльфи-то с Аделькой точно могу воздействовать. А память от полёта. Это… Это как в детстве, когда летаешь во сне и сладко замирает в груди и тело отзывается на желание полёта – запоминается на всю жизнь. А у нас всё это наяву будет… И когда их оме уйдёт (проклятый демон грызёт моё тело, но лет пятнадцать у меня есть. И воспринимаю я это как-то отстранённо, спокойно. Почему, интересно? Вторая жизнь? Вполне возможно), полёт через радугу – что может быть лучше для воспоминаний, тёплых воспоминаний и рассказов детям. Так вот, о радуге. Если подойти к шумному фонтану — там в брызгах висит множество маленьких радуг. В них можно погрузить руки. Радуги затанцуют на ладонях. Почему же нельзя коснуться большой радуги? Мы летели к ней и нам помогал попутный ветер. Когда мы подлетали к радуге, нам показалось, что с неба рухнул на лес разноцветный водопад — прозрачный и бесшумный. Потом всё вокруг: вся земля, и облака, и мы сами — сделалось лиловым, синим, голубым, и рядом с нами засверкали огоньки — тоже голубые и синие. Они вспыхивали, как стеклянная пыль, и чуть заметно покалывали кожу. Конечно, рисовать в головах подопытных картинки и ощущения – это здорово. А уж практика для менталиста какая! Продолжаем воздействие. Потом всё сделалось ласковее, теплее, и на нас накатила зелёная волна. В ней тоже трепетали огоньки — ярко-зелёные. Словно дрожали под ветром и солнцем листики крошечных деревьев, омытые дождём. А затем листики превратились в солнышки. Эти солнышки горели везде: на краях рук и одежды и просто в воздухе. Эльфи сидел за мной и смеялся. Его коричневый кожаный плащ превратился в светло-зелёный, а в прядях волос, торчавших из-под затянутого кулиской капюшона, были перемешаны огненные точки. Жёлтый воздух стал гуще, набрал красноту, и нас будто жаром обдало — мы пролетели сквозь оранжевый туман. И сразу словно зазвучала музыка — таким празднично-красным стал весь белый свет. Весёлым, пересыпанным малиновыми огоньками. Мы прошли разноцветную радугу насквозь и влетели под её светящуюся арку. Мы купались в ласковой радуге, как в реке, а она словно взмахивала перед нами цветными крыльями. И у каждого света было своё тепло и даже свой запах. Мне казалось и я транслировал это желание, что жёлтый воздух пахнет свежими сосновыми щепками, оранжевый — мандаринами, зелёный — мокрой травой… Я был уверен, и передавал эту уверенность находящимся рядом со мной омегам (теперь уже всем четверым), что каждой клеточкой тела, каждым незаметным волоском мы ощущали жизнь земли и воздуха — их дыхание, свет, шорохи и тепло. Я мог (и вслед за мной они тоже) плечом почувствовать мелькнувшую тень пролетевшей птицы, мог на ощупь выбрать в разнотравье нужный стебелек, знал, как пахнут разные ветры, и по стуку капель сразу определял — тёплый или холодный где-то идет дождик. Закрыв глаза, я брел по ручью, и легко мог сосчитать, сколько прохладных и тёплых струек, похожих на стеклянные шнуры, вьется у моих ног. Я умел на целую секунду удерживать в ладони солнечный зайчик, а когда он проскальзывал между пальцами и садился мне на костяшки, я кожей чувствовал его пушистое шевеление. Я мог с закрытыми глазами узнать, какие в небе облака… Наверно, именно так выглядит та самая экстрасенсорика, никак мне не дававшаяся. А ведь менталисты могут ей овладеть. Вот такой неожиданный скачок... …Я помахал радуге рукой и продолжил курс на юг – в горы. Притормозив, летели низко, обходя тёмные вершины старых елей. Гладили по макушкам светлые березы, заглядывали в птичьи гнезда. Звали к себе поближе разных лесных пичуг, а они почему-то пугались, глупые… Вторая ночёвка была уже в предгорьях. Нет ещё не горы. До них ещё далеко. Но уже чувствуется, что где-то впереди каменные исполины. Лес поредел, местность стала суше. Речки и ручьи если и текли где-то, то только нам навстречу. Между деревьев стали встречаться огромные, взявшиеся мохом и сизоватым лишайником валуны – видимо и здесь было своё оледенение. Огромная горная страна не меньше земного Тянь-Шаня возникала перед нами. Ближние горы, снизу до половины покрытые лесом, а выше зелёные, переходящие в буро-сизые, теряющиеся в синеватой дали, а ещё выше белеющие многолетними ледниками вставали перед глазами. А за ними ещё белые вершины, и ещё – гораздо дальше, и ещё на самой грани возможностей зрения. Горы. И только они. Встали на ночь в хвойном, прогретом солнцем лесу, напоённом запахами смолы, луговых трав, горячего воздуха. Гранитный валун, в два раза выше шатра с пятнами серо-жёлтых лишайников любезно согласился с тем, что задняя стенка шатра будет пристроена к нему. Камень нагрелся за день и сейчас постепенно отдавал накопленное тепло. Шагах в двадцати неумолчно, шипя и пенясь водоворотами, с глухим стуком волоча по дну некрупные камни, тёк ручей. Вода есть, костерок, по мановению щелчка пальцев Юта вспыхнувший от шарика пирокинеза, тоже – что ещё нужно для отдыха. Я заметил за собой, что используя телекинез не только с помощью рук, но и всем телом, энергетические русла в теле заметно окрепли и расширились. Расту!Контролируя своё состояние, прихожу к выводу, что время непрерывного использования телекинеза и тесно связанной с ним левитации увеличивается. Побеседовал с Сиджи и Ютом. Они тоже отметили, что их телекинетические возможности растут. Ют даже смог пирокинез зажечь. У Сиджи с этим сложнее – нет рук. А для первоначальной визуализации использования пирокинеза руки нужны. Ну, ничего, Сиджи продвинутей Юта – быстро наверстает упущенное. У них, как и у меня в своё время, обязательно будет скачок в использовании возможностей. А пока… Я, проверив, что шатёр стоит как надо, все поели, предупредил Эльфи и Адельку, что отлучусь, отошёл ближе к ручью, окинул взглядом расстилающиеся горы. Есть! Глаз уцепился за небольшую площадку метрах в двухстах выше. Хоп! Телепортация на намеченное место. Огляделся. Опять есть подходящее место. Теперь туда. Так, прыгая дальше и дальше, поднялся почти на самую вершину, к вечным снегам, вдохнул морозный ледяной воздух, снег заскрипел под кожаными подошвами сапог. Обувка не самая подходящая для лазания по снегу. Такая подошва скользит не хуже лыж, только успевай поддёргивать себя левитацией, иначе улетишь и поминай как звали. Потирая грудь и слушая шум крови в ушах, огляделся. Высоко. Воздуха не хватает. Так, мы пришли оттуда, с севера. Там сейчас густо синеет небо – скоро стемнеет и ночь придёт оттуда. Нам надо на юг. Туда, где белые снеговые вершины режут горизонт и небо и не видно им ни конца, ни края. Компас показывает, что нам именно туда. Расстояния в горах обманчивы, многие вершины просто не видны – вокруг них клубится густая серо-белая хмарь облаков – циклоны с океана, видимо там есть аналог Гольфстрима – ведь море возле Майнау зимой не замерзает, несут влагу, пусть и холодную и тучи упираются в горы не в силах их преодолеть. Бросаю взгляд вниз, туда, где остался шатёр. Кидаю на себя Силовое познание. Живности вокруг меня нет, а вот внизу есть кто-то крупный. И недалеко от шатра! Вон в той стороне. Телепортацией ступеньками прыгаю вниз, к своим. Крупный зверь почти рядом. Выхватываю свой «джедайский» меч. Хрустя мелкими камешками осыпи подхожу ближе… Кто там? Выходи! Эмоции радости, узнавания достигли меня. Да кто там? «Самка-самец, Ухоо рад!» - прилетела слабо оформленная мысль. Ох ты ж… какие люди и без конвоя! Разглядываю заросли, из которых пришла мысль снежного человека и никого не вижу. Маскируется, шельма! Его только энергетическим зрением можно взять. Перехожу на него и вижу, наконец, здоровенного обезьяна. «Ухоо, друг любезный, сколько лет, сколько зим!» - транслирую в ответ, чем и привожу его в замешательство. Ладно, хватит прикалываться. Он же от чистого сердца, а я с язвой. Нехорошо. «Самка-самец рад! Ухоо сильный. Пришёл в горы» Откровенная чистая радость от встречи настигла меня. «У самки-самца семья!» «Ухоо хорошо видит» - отвечаю я, и чувствую в ответ, как обезьян заливается смехом. «Ухоо нашёл самку?» - интересуюсь я его семейным положением. «Ухоо нашёл Ши. У Ши маленький будет» - приходит умильный ответ. Я делаю шаг по направлению к Ухоо и обезьян выходит из зарослей, радостно раскинув в стороны здоровенные грабли. Обниматься лезет, не иначе. Отважная Машка, ощерясь, завернув назад уши, встопорщив шерсть на спине и распушив хвост, скоком вылетает из-за спины прямо мне под ноги. Ухоо ошарашенно останавливается: «Плохой зверь. Орёт громко. Ухоо не любит» - Машка! Свои! – я едва успел подхватить сопротивляющуюся кошку на руки и огладил вздыбленную шерсть. Ворчание зверька не утихало. - Всё! Иди в шатёр! Хватит воевать! – я передал кошку подошедшему Адельке и тот унёс её в наш походный дом. «Ши где?» - спросил я притормозившего с обнимашками обезьяна. «Там!» - обезьян обернулся в сторону ручья и махнул рукой. «Покажешь? Можно?» - поинтересовался я – любопытно поглядеть на самку. «Пойдём!» - обрадовался Ухоо. - Эльфи, - подозвал я к себе омегу, - я отойду ненадолго. Пока дров наберите. Поравнялся с обезьяном: «Показывай!» Тот довольно заухал, хлопнул в здоровенные ладони и споро пошёл к ручью. У берега оглядел скользкие камни и, не заморачиваясь текущей ледяной водой, по колени забрёл в мутноватый кипящий поток. Я решил не рисковать балансированием на мокрых булыганах и, приглядевшись к другому берегу, сразу телепортнулся на ту сторону. «Погоди!» - остановил я перешедшего неширокий ручей обезьяна, - «Подарок надо!». Берег, на который мы перебрались, был повыше нашего, да к тому же я заскочил на высокий камень. Сверху оглядел ручей. В небольшой заводи, где течение было потише, мелькнуло несколько тёмных рыбьих спинок. Оп! Телекинез выручил и здесь. Четыре крупных форелины запрыгали на берегу. Обезьян, увидев такое богатство, кинулся хватать и чуть не упустил рыбу обратно. Оторвав от куста тонкую веточку с сучком, продел её через жабры ещё живой рыбы и нанизал трепещущие тушки, вручив получившийся кукан Ухоо. Тот во все глаза пялился на то, что я делаю, а потом довольно принял моё подношение. «Идём!» - махнул он лапой. Метров через сто у больших валунов, оставшихся от прошедшего когда-то обвала, Ухоо остановился и выдохнув, негромко рыкнул. Никого. Видимо самка тоже маскируется. Оглядываю окрестности энергетическим зрением и вижу как чуть в стороне осторожно поднимается с земли крупное существо. Помахал ей рукой, чем ввел обезьяну в ступор и она замерла. Ухоо, размахивая куканом с рыбой, радостно скалился, а Ши не решалась к нам подойти. Осторожная какая. Выбрав место поровнее, я сел между камней. Пусть успокоится. Я стану меньше ростом и уж точно не буду представлять опасности. Наконец, Ухоо уговорил свою супружницу и они подошли ко мне. Ну что сказать. Она на полголовы ниже Ухоо, но в любом случае выше меня – обезьян-то под два с лишним метра. Шерсть темнее, чем у Ухоо. Лицо чистое и гораздо симпатичнее чем у Ухоо. Умные внимательные карие глаза без белков смотрят прямо на меня. Широченные мохнатые плечи, ниже здоровенные крепкие груди с гигантскими безволосыми сосками и чёрными ареолами, талия, бёдра, тоже широкие, крепкие ножищи, с крупными ступнями. Длинные руки почти доходят до колен. За спиной мотается целый хвост спутанных чёрных волос. Оказывается у самок волосы длинные! «Ну, здравствуй, Ши!» - транслирую подошедшей обезьяне. «О!» - широко раскрываются её глаза. «Тот!» - обернувшись к Ухоо, она тыкает в меня пальцем, - «Тот! Ши видела, помнит, ещё зимой!» Самка, видимо вспомнила эпизод моего поиска, когда Ухоо, привалившись к спине, помогал в выбросе Силы. Ухоо радостно заухал, выронив кукан с рыбой, захлопал в гигантские ладони. Улыбаясь, я присмотрелся энергетическим зрением к самке и, действительно, в пока ещё плоском животе увидел плод. Тоже самка. Пока ещё маленькая, но пол уже возможно определить. «Ухоо знает, что у него дочь?» - передал я обезьяну. Тот выпучил глаза, раскрыл клыкастую пасть. С размаху гулко хлопнул себя в грудь, воздел лапы вверх и громко рыкнул. Эхо отдалось от склона и разлетелось на тысячи осколков. Ши села недалеко от меня чуть ниже по склону, повернувшись широченной спиной. Молча посидела. Затем повернулась ко мне: «Откуда знаешь?» «Вижу» - ответил я. Она перебралась поближе, села почти вплотную. Осторожно дотронулась до плаща. Пощупала плечо. Махнув головой, я скинул за спину кожаную шляпу с полями, та повисла за спиной на шнурке. Ши, увидев мой стриженый ёжик, раскрыла ладонь и тихонько поводила по волосам, а затем, распахнув ручищи, схватила меня и прижала к роскошной груди. Ох-х… Запах зверя, полнейшая невозможность двигаться. Чуть не задушила чертовка! Отплёвываясь от шерсти, забившейся в рот и нос, я сидел и ощупывал себя – вроде целый. «Задушишь!» - выдал я радовавшейся самке. Ухоо, не подбирая так и валявшийся на земле кукан с рыбой, сел вплотную ко мне с другой стороны, от радости с размаху бухнул лапой в землю. Закатился в беззвучном смехе. Нет, двух обезьян я не выдержу. И если от Ши разит ещё терпимо, то Ухоо… Выбравшись от пары обезьян в сторону – Ухоо при этом подсел к Ши ближе и нежно дотронулся до её лица, я телекинезом собрал несколько сухих веток в недалёком кустарнике, подобрал валявшуюся рыбу, пирокинезом зажёг маленький костерок и, почистив и распотрошив форель, начал обжаривать её на огне. Оба обезьяна, забросив свои нежности, настороженно вытаращились на пламя костра. «Огонь! Страшно!» - прилетела сразу от двоих мысль. «Нет. Огонь хорошо! Ночью тепло! Зимой тепло! Дети не болеют» - выдал я своё видение первобытной жизни. Форель дошла и я, подойдя к обезьянам, протянул каждому по рыбине: «Вкусно!» Обнюхав угощение, Ухоо откусил сразу полтушки и блаженно жмурясь, зачавкал, захрустел тонкими рыбьими косточками. Ши опасливо взяла ещё тёплую рыбину. Повертела в руке. Осторожно откусила кусочек. Прожевала. Я увидел, как по шерстяному горлу прокатился глоток. Сел рядом с ней, толкнул локтем в монументальный мохнатый бок, краем глаза заметил, как качнулись сиськи: «Вкусно! Ешь!» Вернулся к почти прогоревшему костру. Дожарил оставшееся и снова раздал обезьянам (хотя, наверное, они не обезьяны). Ши к тому времени распробовала угощение и с удовольствием слопала вторую рыбину, а Ухоо всё это вообще было на один зуб – он и не заметил съеденного. Ши поела, вытерла лапы от траву и, подёргав меня за полу плаща, усадила рядом с собой. «Ухоо, твоя самка пойдёт со мной» - пошутил я над обезьяном. Тот, не поверив, внимательно пригляделся к ней и ко мне. Человеческим жестом почесал затылок, махнул лапой, хлопнул по земле. Сурово посмотрел на меня: «Пусть идёт! Кормить самка-самец будет!» А затем расплылся в лукавой улыбке. Вот стервец! Приколист. Ши, не обращая внимания на наши шутки, перебирала чёрными пальцами, с такими же чёрными ногтями (под густой шестью они оба оказались чернокожими) в остатках моей шевелюры. Приматы, блин! «Там моя семья!» - поднялся я на ноги, Ши при этом не выпускала полу плаща из своих рук. «Надо идти!» Ши уставилась несчастным лицом на меня: «Посмотреть хочу! Можно?» Ну что уж с тобой делать? Можно, конечно. Пошли к шатру. Ухоо, как и в прошлый раз, по колено в воде перебрёл шумевший ручей. Ши пошла следом, и как ей помогло только! Она оступилась, видимо в воде попалась яма, взмахнула руками, в туче брызг рухнула в ледяную воду и её понесло бурным течением, пару раз она дёрнулась, а затем тело её безвольно, лицом вниз распласталось по воде. Ухоо, увидев происходящее, рванул следом за ней, запнулся за камень, упал, вскочил, бросился догонять… Я, видя, что дело неладно, телекинезом выхватил Ши из воды, аккуратно положил самку Ухоо на ровный бережок. Подошёл, присел над ней. Ухоо, вздымая брызги, летел по ручью к нам. Воды нахлебалась. Из под спутанных волос натекала лужа крови – судя по всему приложилась головой. Ухоо подскочил, завыл, начал трясти Ши… «Погоди, погоди, самка-самец знает как!» - я едва смог его отстранить. Взял здоровенные руки Ши и начал сводить и разводить их в стороны, как это делают с утопленниками, оживляя, а теперь рот в нос. Зажимаю пасть Ши, вдуваю воздух в нос. Ещё. Раз, два, раз, два… Ши с хрипом втянула воздух, закашлялась. Ну вот, молодец. А ну-ка. «Ухоо, помочь!» - скомандовал я обезьяну, попросив перевернуть Ши на бок. Совместными усилиями тяжеленная обезьяна была повёрнута на бок. С кашлем и судорожными всхлипами из её носа и рта потекла вода. А теперь голова. Над левым виском здоровенная ссадина. Надо шить. «Ухоо, сядь! Здесь!» - ткнул я пальцем в берег у самой головы Ши. Паникующий обезьян не слушал. «Тут сядь! Надо Ши держать!» - я схватил Ухоо за косматые бока и тряхнул. Тот, наконец, услышал, что от него требуется и присел на землю. Я помог ему уложить голову Ши на колени и Ухоо, что-то бормоча себе под нос начал гладить её по лицу. «Лечить надо! Приду!» - уходя бросил я обезьяну. Так, у нас с собой где-то была аптечка. Швейный набор хирурга сам комплектовал. Быстро – телепортацией переместился к лагерю. Разыскал необходимое. - Аделька, со мной! Возьми котелок и мыло! – бросил я омеге. Скоренько дошли до недалёкого берега. Ухоо всё также сидел и держал Ши горестно раскачиваясь. Аделька, увидев здоровенных лохматых людей, притормозил, забоялся. - Всё нормально, свои, - выдохнул я в его сторону, - иди, воды набери. Присел рядом с Ши. Она уже пришла в себя. Я пощёлкал пальцами перед её носом, поводил рукой вправо-влево. Глаза двигаются, руку видит. «Ухоо, сядь тут» - показал я обезьяну место сбоку от Ши, - «лечить буду». Тот, доверяя мне, с готовностью пересел, схватился за руку Ши, баюкая её в огромных ладонях. Аделька, обойдя Ухоо по широкой дуге и опасливо косясь а него, принес воды, которую я тут же начал греть пирокинезом. Чуть повернул голову Ши, осматривая рану. Об камень треснулась, бедняжка. Голова уцелела, про камень не знаю, но придётся шить. Тщательно промыл руки, протёр их аквавитой. Выстриг волосы выше раны, оторванной чистой тряпочкой смоченной в воде обмыл рану. Размозжение тканей довольно значительно. Ещё одним кусочком ткани, пропитанным спиртом обтёр кожу вокруг раны. Кривая игла и шёлковые нитки тоже замочены в спирту. «Ши, будет больно! Терпи!» - передал я обезьяне. Хорошо, когда инструмент не надо держать руками – телекинез рулит! Пять стежков и бестолковая обезьянья башка обзавелась стильной скарификацией. Также телекинезом забинтовал лоб чистым полотном. «Ухоо, сажай Ши!» - дал я указание обезьяну и тот осторожно, как стеклянную вазу, посадил её. Мокрую насквозь, искупавшуюся в ледяной воде Ши, заколотило ознобом. Вот только простуды не хватало! - Аделька, мыло принеси, - попросил я омежку, - а это забери назад, - отдал я аптечку. Телекинезом, делая неглубокую ванну, выбираю грунт в глине у берега, с тем расчётом, чтобы было можно без хлопот наполнить её водой. Уминаю сырую глину. Центрифугой закрутив шар воды – это для того, чтобы удалить большинство механических примесей – вода-то мутновата, наполняю ванну и пускаю в неё крохотный шарик пирокинеза, чтобы вода прогревалась равномерно, без кипения. «Ухоо, Ши туда!» - показываю я обезьяну, куда надо пристроить его самку. Тот, ошалело наблюдая за всем, происходящим вокруг него, отрицательно замотал башкой – мол, мыться нельзя, счастья не будет. «Самка-самец сам!» - не хочешь, как хочешь. Поднимаю телекинезом Ши и аккуратно усаживаю её в тёплую ванну. Обезьяна со страхом, поначалу, смотревшая на полное корыто воды, почувствовав блаженное тепло, расслабилась и вытянула ноги. «Во-от! Ши сейчас помоем. Она согреется. Болеть не будет. Ухоо маленького ждёт от Ши» - транслировал я ей. И тут Ши развезло. Она зашмыгала носом, расплёскивая воду, замахала руками. Слёзы потекли из её глаз. Ухоо, видя, что Ши плачет, заметался вокруг ванны, порывался вытащить Ши. Я легонько брызнул в него холодной водой из ручья. Закатил в ванну камень с ровной плоской стороной, усадил на него Ши и начал намыливать не мывшуюся с самого рождения обезьяну. Ши попыталась вырваться, как могла отбивалась от шебуршащего в её шерсти мыла, но всё было напрасно. Телекинез держал, а я телепатически уговаривал, убалтывал паникующую обезьяну на помывку. Всё-таки женщины любят ушами – обезьяны в том числе. Ласковым спокойным тоном я перечислял всё, что собираюсь делать (в смысле какие места мыть) с Ши. Мой успокаивающий тон подействовал – в конце помывки обезьяна почти спала в ванне. Ухоо, слыша наш разговор и убедившись, что с его самкой ничего страшного не происходит, тоже успокоился, сел на землю рядом с ванной и принюхивался к запаху мыла. «Ну вот, помылись» - говорил я, ополаскивая длинные волосы Ши, - «теперь Ши не пахнет. Теперь Ши может на охоту идти – звери не учуют Ши». Разомлевшая обезьяна удивлённо вскинула на меня глаза. «Понюхай здесь» - ткнул я пальцем ей в подмышку. Ши сунула нос к плечу и удивлённо уставилась на меня. «Ухоо тоже надо. Воняет» - пришла ко мне её мысль. О да! Воняет и ещё как. «Вылезай!» - скомандовал я ей. И она, кряхтя, полезла из тёплой ванны. Прогнав по Ши волну телекинеза, я просушил её густую шерсть и волосы на голове. «Ухоо! Теперь – ты!» - ткнул я пальцем в обезьяна. Тот выпучил глаза, отрицательно замотал головой, замахал руками. Не будет. ОН. МЫТЬСЯ. НЕ БУДЕТ! Я перевёл взгляд на Ши, дескать, уговаривай ты. Она подошла к Ухоо, что-то забормотала вслух, начала показывать пальцами какие-то знаки, в конце нахмурила брови. Ухоо, как кролик на удава, смотревший на Ши, повесил голову и, обречённо опустив лапы, побрёл к ванне. Я выплеснул грязную воду, оставшуюся после Ши, набрал из ручья свежей, быстренько прогрел (не так как для Ши, но тоже тёплая). Ухоо, опасливо оглядываясь, слез в ванную и расселся отмокать, а мы с Ши сели в сторонке под кустами и, тыкая в несчастного обезьяна пальцами, ухмылялись, глядя на его водобоязнь. Манипулируя телекинезом, я вылил на не ожидавшего такой подляны Ухоо, шар воды, голова его намокла, шерсть на макушке встопорщилась, и грозный обезьян приобрёл самый разнесчастный вид. А потом мыло, дистанционно направляемое телекинезом, завертелось, засвербело в шерсти на спине, плечах, груди, ногах и заднице. Ухоо пытался схватить коварное орудие, но это ж мыло! Не с его лапами ловить ловкий обмылок. Вода в ванной приобрела бурый цвет, а Ухоо неожиданно посветлел. Вот те раз! А он у нас, оказывается, почти блондинчик! Обезьян получился рыжеватым, заметно светлее Ши. Аделька, из любопытства торчавший за нашими спинами, хихикнул. Всё, хватит! Банный день кончился. Идём к нам в гости. Выплеснув воду, чем несказанно разочаровал Ухоо, я поднялся на ноги, хлопнул по плечу Ши и махнул ей рукой, приглашая в лагерь. Мокрый Ухоо скользя по размокшим глиняным стенкам ванны, вылез и я просушил бедолагу телекинезом. - Идем, Аделька. У нас гости, - сообщил я омеге и мы всей компашкой, Ухоо при этом трогательно поддерживал перебинтованную Ши под ручку, пошли к камню возле которого мы разбили лагерь.