Как быть?

Кайрурангон плавал в черном вязком мареве уже очень давно… С той самой поры как его схватка с архидемоном окончилась плачевно. Ему показали, как легаты демонических легионов разрывали на части сыновей-наследников. Как архидемон сам, лично погружал лапу в принесённые под самую морду ещё живого дракона яйца из которых должны были вылупиться его дети-сыновья. И под воздействием архидемона яйца иссыхали, а затем обращались в прах, а несчастный отец, даже не мог закрыть глаз, чтобы не видеть страшного – веки были схвачены и растянуты крючьями демонической стали. Его старшая жена, прекрасная Глиндиврдуи Лислис, беспомощно трепыхалась, с обломанными крыльями лёжа в глубине пещеры, безжалостно стянутая такими же цепями. Она рвалась в попытке, защитить детей и не могла… А другие жёны… Эрири, Ариансвен, Лайнилдд, Трефинви, Касневид… Они пытались защищаться сами, защищать гнездо… И если Кайрурангону Лислису в отчаянной безнадёжной битве удалось на треть сократить численность всех воинов архидемона, пришедших в его мир за ним и его семьёй – его в итоге завалили мясом, то жёны… Они сопротивлялись как могли. Ещё бы! За их спинами было самое дорогое – дети, рождённые и нерождённые. И каждая из них записала на свой счёт по сотне, а то и не одной мерзких тварей. Но… Силы были не равны. Впереди шёл сам архидемон и его сила давила, рвала, мяла тела драконов, разбрызгивая драгоценную кровь по стенам пещеры в которой укрылись беглецы. Всех самок взяли живыми – это был прямой приказ архидемона, и легионеры, не считаясь с потерями лезли и лезли, утягивали цепями, рвали крылья, награждали бьющиеся в агонии битвы тела ударами, срывали прочнейшую чешую и растаскивали между собой… Радостно рыча выволакивали спелёнутых дракониц, тащили яйца, гнали детей-самочек – маленьких самцов убивали прямо на месте – архидемон знал повадки драконов и самцы подлежали безусловному уничтожению – наследников гнезда быть не должно. Всё это специально показывали Кайрурангону и Глиндиврдуи… А затем архидемон подошёл к нему и распорол грудь. Искры полетели от удара когтей демона по костям грудной клетки, защищавшей сердце. Дракон чувствовал всё… и видел… Видел, как архидемон погрузил гигантские лапы в грудь, вырвал огромный, ещё живой, содрогающийся от ударов мускульный мешок и, стоя по пояс в хлынувшей крови, распахнул пасть, вцепился в горячее сердце, откусил кусок… Дракон чувствовал всё… Он не может умереть от потери сердца – чудовищная регенерация позволяла и не такое – роль основного насоса в теле брали на себя сосуды. Дракон существо магическое и убить его не просто. Нервная система дублируется так, что функции мозга на себя может взять периферия – на период его регенерации, естественно. А затем, пока Кайрурангон был ещё жив и всё видел, архидемон подволок его жену ближе к истекающему кровью телу самца, накинул на изящную шею чёрный ошейник – дракона застыла без движения, и как дровосек обтёсывает топором полено, начал методично рубить и кромсать её тело – были отсечены крылья с лохмотьями порванных летательных перепонок, вытянуты и отрублены задние лапы. Раскалённая нить демонической стали, пропитывая вонью горелой плоти пещеру, повинуясь воле архидемона, стягивала раны уродливыми стежками. Затем архидемон взял в лапы голову драконицы, заглянул в её глаза и измученное сознание, подчиняясь воле архидемона поплыло, меняя облик тела. Драконы вообще живут около тридцати тысяч галактических суток – оборотов галактики вокруг своей оси (один оборот 230 млн. лет по Земному счёту), хотя умершего от старости дракона тоже никто не видел – неважно самца или самку. И достигнув возраста десяти суток, они могут менять облик, искусство смены облика с возрастом растёт. Сейчас архидемон использовал эту особенность драконов и требовал от Глиндиврдуи оборота, она сопротивлялась как могла, но сила солому ломит и тело её менялось – уменьшилось, появилось прекрасное женское лицо с пепельно-серебристыми волосами и яркими светло-серыми глазами, оборот шёл дальше и изящное тело с безупречной кожей и некрупной упругой грудью явило себя миру… Дальше, дальше, дальше – появилась тонкая талия, а вот потом, ниже талии, оборот поменялся и тело сменило мраморную кожу будто подсвеченную изнутри на сереющую змеиную чешую и длинный хвост – оборот застыл сразу в двух фазах – два тела – наиболее мучительное состояние для оборачивающегося. Где-то между чешуй со стороны живота скрылось влагалище драконы-женщины-змеи – архидемон любил время от времени развлечься, испытывая сексуальное желание, при этом пол и вид партнёра (назовём его так) значения не имел – важны были эмоции используемого в качестве сексуальной игрушки существа. Направленность эмоций зависела только от желания архидемона. Ошейник на драконе был масштабируемым и по мере изменения её тела подстраивался под её размеры, закрепляя телесные изменения. Глиндиврдуи мучилась от того, что с ней произошло, от того, что дети частью уничтожены, частью уведены в рабство, от того, что на её глазах умирает супруг – центр её существования, а она ничего не может сделать, даже убить себя… Огромный блестящий глаз любимого существа поблёк, потускнел, вертикальный зрачок дёрнулся в последний раз, остановился, и мир вокруг неё рухнул… Теперь… она вечно будет служить архидемону сексуальной игрушкой… не в силах разорвать этот круг… знать, что остальные супруги и дочери её гнезда тоже такие же игрушки демонов рангом младше… А страдания тела, застывшего в двух полуоборотах сразу, сведут её с ума… Кайрурангон умирал – архидемон смог его убить. И сделал он это на глазах старшей супруги дракона. Драконы однолюбы и собственники. Супруг для драконицы – всё. Также как она или они для него. Но не вся сущность дракона заключена в его теле. Информация составляющая личность дракона хранится на материальном носителе – в его теле, но так пронизана, переплетена с его аурой, что погибнув, дракон ещё достаточно долго существует нематериально… Именно по этой причине дракон никогда ничего не забывает – 69 в одиннадцатой степени лет (по счёту Земли) это очень много и вся память дракона – это его аура с её бездонными объёмами. И он помнил, он помнил их всех – своих супруг, детей, даже не рождённых. Как только драконица откладывает яйцо и зародыш в нём начинает дышать сквозь скорлупу, он обретает сознание, здесь очень важно общение с родителями, ведь именно родители ведут ещё нерождённого дракончика по пути становления и с момента выхода яйца из тела матери каждый из них имеет имя… Тьма и боль…Сначала он пытался выплыть, вырваться туда, где, как ему казалось, есть свет. Он рвался изо всех сил, утопая в болоте этой тьмы... Он рвался, и каждый рывок приносил неимоверную боль, и с каждым рывком в нем самом что-то разрывалось, словно он сам расползался старой тряпкой в сильных руках. Но боль убивала его не так, как одиночество. Он один… Он согласен был терпеть ее, если бы только рядом был хоть кто-нибудь, хоть только голос, хоть призрачная поддержка... Но никого не было, он был один на один со своей болью. Вскоре он понял, что если не вырываться, то боль притупляется, но тогда он начинал погружаться все глубже и глубже, и мысли гасли в голове, а он не хотел позабыть самого себя под толщей этой тьмы... и он боролся, с отчаянным упорством ни на что не надеющегося существа... Боролся и в боли находил радость, значит, он еще есть... Назло тем, кто сделал с ним такое, он еще существует... Но сил уже не оставалось, а то, что осталось, было уже слишком изорвано и искорежено, и теперь любой рывок мог стать последним, когда распадутся все нити бытия... И все же он снова рванулся вверх... И увидел свет... Какой-то странный свет. Как будто две звезды соединились между собой, не до конца, но очень близко. И он рванулся туда, вверх, к этим звёздам. И заметался, от радости заметался вокруг чёрного полированного пола под звёздным цветным небом. Заметался, пугая одну из звёзд, ту, которая поменьше. Информация, содержащаяся в ауре дракона, была доступна её бывшему носителю не в полном объёме – проявленное в пространстве двух звёзд тело было нематериальным – только образ и тот ущербный. Левый глаз, частично левая сторона тела с чешуями, обхватившая мир краткоживущих – вот и всё. Остального дракон не чувствовал. Он был здесь, с ними и одновременно нигде. Так проявилась квантовая неопределённость. Стоило сосредоточить внимание на Кайрурангоне и вот он, отвлекись и его нет. При этом, быть или не быть от него не зависело. Вопрос бытия решался только сторонним наблюдателем. Его видели и он существовал, не смотрели и Великое Ничто распахивало для него свои объятия… С ним говорили… он не мог понять о чём… Слишком сильно на него воздействовала тьма (так-то для дракона нет препятствий для получения любой информации и чем старше дракон, тем ему проще) и он как будто резко поглупел (на самом деле сказывалось отсутствие недоступной ему информации). А потом… Мир вокруг сжался в точку и в этой точке был он. От него требовали… Требовали! Не гнали, не пытались уничтожить… Требовали, чтобы он никому не вредил. Смерть от лап демона и желание отомстить (драконы ведь никогда ничего не забывают), что-то сдвинула в нём. И он согласился. Но… К тому времени он понял, что единственное в чём он нуждается – это чтобы его видели – существование благо! Пусть даже и в виде пакета нематериальной информации... Большая звезда была нестабильна. Хотя сказать о стабильности меньшей также было нельзя. Дракон незаметно влиял, понемногу вспоминал бывшее с ним и большая звезда, в те часы, когда засыпала после того как её тело пронизывала демоническая энергия (хотя и не та самая, что была в реальности архидемона-убийцы), проваливалась в мир архидемона… Не сразу, но этот мир удалось найти… Он узнал его… Он нашёл! Там его супруги и дочери… В момент попадания в реальность архидемона контакт с подсознанием общим и для него и для большой и малой звёзд обрывался, но крохи информации, впитываемой драконом после того как большая звезда возвращалась были ему доступны и он знал, что одна из его дочерей, Киндж Лислис, жива… А потом он согласился помочь Большому (так для себя большую звезду назвал дракон, а что? они же обозвали его Большим Змеем – на самом деле оскорбление, смываемое только кровью) со зрением и, оказалось, что наблюдать жизнь краткоживущих мотыльков, по крайней мере, любопытно (для почти вечноживущего любопытство одна из самых ценных эмоций – она позволяет не потерять вкус к жизни)… * * * И снова здравствуйте… Опять поднадоевший коридор в вечными факелами, опять сквознячок. И уже давным-давно ясно кто, где находится и куда и откуда придёт… Интересно, если я здесь умру – что будет? Не проснусь или наоборот? День сурка какой-то… Так, в ту сторону выход на тренировочную площадку и в сад, там скоро Аул Бит явится. Я повернулся. Там футки ебутся… Мимо них проскочить возможно… Только ведь не удержусь, обязательно поучаствую, а для меня это тяжело – они сильнее да ещё и вдвоём. Хотя, только мимо них и можно пройти на второй этаж. А нет! Есть ещё винтовая лестница. Это надо наружу выйти, а там Аул Бит, к Эдесс идти не вариант – заметался я по коридору – туда Аул Бит зайдёт и накажет за что-то суккубу, а присутствовать при этом… не-не-не… Это, если сквозануть побыстрее, пока одна из хозяек не появилась, в прошлый раз я в сад ушёл, мимо меня Киндж Лислис через кусты проломилась и нагу, эту, как её? Муня? О, Шуоссе Муника… да её, оседлала… А там за углом лестница наверх. Наверху комнаты, лоджия здоровенная, сверху сам буду определяться, с кем и как. Погнали! Нисколько не маскируясь, я, цокая копытами, кинулся по коридору. Непривычное к бегу тело не особенно способствовало в ускоренном передвижении – хвост мотался из стороны в сторону, елда шлёпала по бёдрам, копыта скользили по камню, но я успел проскочить мимо площадки со стойкой с оружием до того как Аул Бит появилась на ней. Краем глаза заметил, как шевелились кусты – дракошка пёрла по саду. Быстрее! Ноги разъехались на каменных плитках, я чуть не шлёпнулся, пытаясь изменить направление движения. Где-то сзади ахнула Муника, заметившая мой побег. Не-не-не, родное сердце, сейчас тебя дракошка кататься припашет, а мне некогда – я наверх бегу! В три-четыре конских скачка, сопровождавшихся таким же звуком (копыта же!), я доскакал до угла здания, уцепившись за него когтями, затормозил в попытке повернуть за угол и, вот ёб! Растянулся на камнях отмостки. Ушиб колени, придавил чувствительный кончик хвоста (брякнулся на него коленом! Как больно-то!), перемазал в пыли некстати выглянувшую из-под крайней плоти головку члена (сука, он от бега смазкой начал течь! Ещё и на неё всё налипло! Да что ж такое-то!). Скользя как по льду, на четырёх точках рванул за угол и, не успев поднять свою бестолковую рогатую башку, впилился в толстое причудливое литьё винтовой лестницы. А-а-а! Ещё и это! Иф-иф-иф-иф! Кое-как поднялся на ноги и держась за голову (боль-то какая! Аж до слёз!), шагнул к ступенькам, развернулся и розовой жопой вперёд, завернув отдавленный хвост в сторону, примостился повыше. Надо хоть повреждения рассмотреть. Так, хвост ушиблен и уже начал опухать – возможно, синяк будет, шишка на голове пульсирует. Больно! Сука! Ещё и цепочку порвал! Это ту, что между рогов висела, такая, с камушком светящимся. А где он, кстати? Муника, зараза, видела куда я от неё рванул и кинулась следом. Сейчас, пока я сидел и осматривал, ощупывал себя, она появилась передо мной. Видя оранжевую нагу, я также, задом вперёд и пересчитывая им ступеньки, протиснулся по лестнице ещё выше и её голова оказалась на уровне моей груди. - Вихдис-с, куда же ты, - тоненько простонала нага, протягивая ко мне четырёхпалые ручки. - Я? Я никуда. Видишь, упал, ударился, - зачастил я. - Ох-х, - нага прижала ручки ко рту, - дахвай я тебе помогу. Тебе больно? Больно, да? - Угу, - кивнул я, ощупывая шишку на голове. Ещё как больно… Скуластенькое личико наги приблизилась, чёрный язычок затрепетал в воздухе. Я сел поудобнее на металлической ступеньке, расправил хвост, дотронулся пальцем до наливающегося синяком кончика. Надо холодненькое приложить. Осторожно разместил плоскую лопатку на прохладной металлической ступеньке. Вот, так… Перемазанная елда зудела. Теперь с тобой… Растопырив ноги и подняв член вверх, отвёл кожу назад до конца (х-хе, на конце до конца) и начал, едва прикасаясь к чувствительнейшей поверхности головки, стирать пыль и грязь пальцами. Нага приблизилась ещё, теперь её язычок, высунувшийся ещё дальше, махал возле самой моей груди, изредка задевая и щекоча кожу. Э-э. Не мешай… Помусолив во рту палец, я попробовал слюной стереть грязь с головки. Лучше бы я этого не делал. Для меня ничего не изменилось, а вот нага, казалось, сошла с ума. Видимо, запах от слюны и смешавшейся с ней смазки вызвал в ней что-то такое… Она и в прошлый раз была в неадеквате от запахов нашего с Аул Бит секса. Муника сжала ручки в кулачки, моляще сложила их на груди (а вот, кстати, сиськи у змеи – это как? тоже млекопитающее?), на меня уставились жёлтые глазки с расширенными круглыми зрачками: - Дай, Вих-х.., - услышал я мольбу, - дай… мне… А ну как укусит! Я медлил. Ко мне протянулась ручка, покрытая мягкой оранжевой прохладной кожей. Дай ей и всё! Ручка тянулась к промежности, а я, остановившись, как заворожённый, наблюдал за происходящим. Вот ладошка скользнула по корню члена к мошонке, чуть сжала её, при этом как-то коварно задев коготком розетку ануса. Зараза такая – дрогнул я. Муника, видя, что я не сопротивляюсь, приблизилась ещё ближе, чуть опустила голову и открытой головки коснулся невесомый кончик змеиного языка. А… Да чёрт с ней! Хочет, пусть вылизывает. Язычок протянулся дальше, шевельнул мошонку, так, что яйца свесились по обе стороны от него, коснулся ануса… А-ах-х… Вернулся назад, опять раздвинул яйца…Нага, следуя за своим божественно ловким органом, надвинулась на член, принимая его внутрь рта. Прохладненькая… Где-то внутри её рта, с боков, что-то сжалось и плотно обхватило пульсирующий от долгожданной ласки (да тебе, блядь, через каждые пять минут ласка долгожданная!) член. Подвижный скользкий язык сновал по его нижней поверхности, расталкивая яйца и каждый раз утыкаясь в анус. М-р-р-р… Оо-х!.. Да что ж такое-то! Демон любви… Чуть кто за член схватил и вот я уже лужицей растекаюсь! Как же этот Вигдис до такого возраста дожил-то? И эта вот… Где и сосать так научилась? А хотя да… Тут есть создания с членами. И зовут их Канно и Вилда… Ты мне лучше скажи, друг ситный, кончать будем или нет? Кончу – сил не будет. Хвост ещё придавил, голову расшиб, цепочку порвал, камушек потерял, а он не простой… А Муника эта старательная, вон как трудится… Нага двигала головой между моих ног, одной из своих ручек придерживая моё бедро, а другую она запустила себе вниз и сейчас орудовала пальчиками в мокром влагалище. Соски на её грудях почернели и затвердели, сама грудь тоже уплотнилась – я ради интереса дотронулся до прохладной кожи – нага непроизвольно дёрнулась – видимо очень чувствительная грудь у неё. Не, кончать не будем. Хотя я чувствую, что силу она из меня не тянет. Похоже, как нага, так и дракошка, существа живые, не магические. Опустив руки на твёрдые груди наги, я захватил каждую из них в ладонь и, чуть прижав соски большими пальцами, погладил их сбоку и перешёл на самые кончики. Тело наги, откликаясь на ласку, дрогнуло, она непроизвольно судорожно выдохнула, язык остановился у самого ануса… Груди стали плотнее и я, не трогая сосков, подвигал их по грудной клетке целиком, ощущая под пальцами рёбрышки. Та-ак. Нагу затрясло. Кожа Муники стала теплее. Ещё раз подвигаем… Я тебя научу родину любить! И ещё… А теперь соски, только они… Язык наги перестал двигаться по члену, упёрся в анус и мелко дрожал, хотя голова ещё двигалась, зажимая член гортанью туже и туже. А теперь и грудь и соски сразу. Об них можно было уколоться – так они затвердели, а грудь уплотнилась настолько, что по твёрдости стала напоминать бицепс накачанного культуриста. Муника перестала, наконец, двигать головой (чего я, собственно, и добивался – решил же не кончать), язык её сильно толкнул размятую розетку ануса и провалился внутрь, не желая выходить назад, к руке наги, орудовавшей во влагалище, отпустив моё бедро, присоединилась вторая и они обе мокрые, разведя половые губы в стороны и открыв мочеиспускательное отверстие, полезли в хлюпающую глубину – одна, тремя из четырёх пальцев, к матке, а вторая в уретру… на всю длину указательного пальца… Хвост наги сжался, свился в кольцо, распрямился, хлестнув по столбу лестницы, ещё раз, ещё… Во рту Муники раздался щелчок и член мой оказался зажат в замке плотных тканей, а тело наги неистовствовало – хвост метался и бил по чему попало. Я, опасаясь за своё орудие, зажатое во рту наги, обхватил её за узкие плечики ногами и прижал голову Муники к лобку. Она пыхтела сквозь узкие ноздри и едва слышно постанывала – рот был занят мной. Наконец, тело и хвост полузмеи (а кто же она ещё?) мелко задрожали, пальчик, бывший в уретре, вышел и оттуда тяжело плеснули и поползи по коже живота вниз прозрачные тягучие капли. Обоссалась что ли? Не. Не похоже. Последним каплям выплеснуться уже не хватило сил и они просто сочились вниз по складкам губ влагалища, оставляя блестящую дорожку на коже наги. Тело Муники заметно стало теплее, расслабилось, мышцы рта, зажавшие член помягчели и, чмокнув слюной, нага освободила моё орудие. Снялась с члена, а я, решив пошутить, зажал сфинктером так и не вынутый из ануса язык полузмеи. Она, сразу не поняв в чём дело, и видимо, не полностью ещё соображая после оргазма, отводила голову от моей промежности, а язык всё тянулся и тянулся… Э-э-э. Хватит. Хватит. Я ж не зверь какой. Девочка сейчас не соображает, а язычок у неё очень чувствительный – иначе как запахи чувствовать. Я осторожно расслабил мышцы ануса и язычок Муники, так и остался висеть вытянутый изо рта на всю длину. Нага перегрелась и ей просто необходимо остыть. Развалившись на камнях дорожки прямо тут, у лестницы, животом вверх, Муника закатила глаза и закинула ручки за голову. Кайфует. Ей сейчас хорошо. Голова плывёт и так будет, пока она не скинет лишнюю температуру. Животик возле влагалища и ниже мокрый от выделений, язычок вывалился изо рта и лежит на груди между постепенно мягчеющих холмиков… Ну а я? Шевельнувшись, заметил, что боли в голове и хвосте нет. Схватился за лоб. Шишка пропала! Нет и синяка на лопатке хвоста… Инкуб же… Так. Цепочка порвалась. Камешек где-то здесь валяется. Спустился со ступенек, пошарил вокруг лестницы. Куда же он делся? Нет нигде… Обидно, конечно. Но, так-то мне до этих украшений, как до лампочки. Хотя, настоящему Вигдису они для чего-то нужны. Я многого про этот мир не знаю. Камешек светился, после секса с Аул Бит сильнее, возможно, излишек энергии переходит туда. Но как-то странно он был закреплён на теле инкуба – на кончики рогов были надеты специальные золотые наконечники, соединённые такой же цепочкой и на этой-то цепочке и висел светящийся голубым светом камешек. Может быть, был бы смысл повесить его на шею или, как браслет, на руку? Да что уж теперь гадать. Камня нет. Наверно, Шуоссе, пока металась, закинула куда-то. Ладно, чешем дальше – я ведь на второй этаж хотел забраться. Оставив кайфующую нагу лежать на прохладных камнях, я, придерживаясь за перила и стараясь не поскользнуться копытами на металлических ступенях, балансируя хвостом из стороны в сторону, осторожно поднялся вверх. Вот и второй этаж. Где-то здесь моя комната. Была. Или есть. Поглядеть бы надо. Дверей на втором этаже, как и на первом не было в принципе – так, занавеси кое-где, категорически не перекрывающие дверных проёмов. Исключение – сплошная глухая стена, такая же, как внизу, вдоль которой на первом этаже проходит изученный, как свои пять пальцев, коридор с факелами. Такой же коридор и на втором этаже. Только факелов нет - света хватает из широченных дверных проёмов и от лоджии. За этой стеной какое-то помещение – об этом свидетельствуют наружные размеры здания. Окон в этих таинственных помещениях размером в полэтажа, расположенных друг над другом, нет. Дошёл до лоджии, выглянул вниз – никого. Сверху видно сад, вон дорожка по которой я шёл в прошлый раз и попал к Аул Врени. Дракошки и наги внизу нет. Муника остыла и смылась подальше от приставучей Киндж. Ага, Аул Врени идёт к дому. Невольно залюбовался статями роскошного тела демоницы. Раз, раз, раз, раз – длинно, от бедра, шагает магесса. От каждого шага вздрагивают роскошные груди, отлетает в сторону пола прозрачного парео, открывая подтянутый круглый животик с точкой пупка в котором блестит крупный зелёный камень. Она знает, что на неё смотрят и, плавно подняв полную руку к волосам, отчего парео, скрывающее левую половину тела, задирается вверх, открывая вид на полные нагие бёдра, браслеты со звоном пересыпаются от запястья к локтю… О-х-х! Елдища, дочиста вылизанная нагой, горячо запульсировала и упёрлась в ограждение лоджии. Да ну, нафиг! Я отскочил в глубину лоджии и брякнулся на стоявшую здесь массивную кушетку спиной. Задранная елдища громко шлёпнула по животу… Для демонессы такой силы воздействовать на несчастного инкуба, самого слабого в этом домене… Да я дышу только потому, что хозяйки мне это позволяют – размышлял я, закинув руки за голову и помахивая кончиком хвоста. В чём смысл моего здесь существования? Нет, не как сноходца, а как инкуба? Вот Вигдис – кто он? Зачем он тут? Футки куплены для ублажения хозяек – это ясно. Дракошка и нага – боевые трофеи. Эдесс вообще свезло – купили по дешёвке, видимо больше никто не позарился – кому нужна некондиционная суккуба? Адалхендис родилась тут. А её мать отсюда продали. Ещё тут какая-то гоблинша есть – ни разу не видел. Тоже трофей. Из особей мужского пола только я. Хотя… футки – на все руки от скуки. Вигдис, единственный из всех в этом домене (кроме хозяек, разумеется), кто может ходить между мирами. Что ему мешает свалить куда подальше и остаться там? Вопросов море, ответов нет. Если только к Эдесс сходить. Не. Не вариант. Сейчас, по крайней мере. Её Аул Бит наказала и ей не до разговоров. Рассеянный приятный свет льётся в проёмы между резных столбиков, ветерок приносит запахи цветущего сада. Где-то далеко сверкает сквозь марево золотой купол. Что это за здание? Дворец? Чей? Со вздохом встаю с кушетки, елда немного успокоилась и отвисла книзу. Пойду, поищу свою комнату. Если у футок и Эдесс такая есть, то и у меня должна быть. Вышел в коридор. Огромная футовская комната – одна на двоих, я уже был в ней – красный полумрак задёрнутых на высоченных окнах портьер, туалетный столик со всяким косметическим добром, воздух, пропитанный запахом ароматов… Ещё комната. Меньше чем футовская. В бежевых тонах, стены цвета кофе с молоком закрыты причудливым светлым узором резной кости, расписной сводчатый потолок, теряющийся в вышине (3-4 моих роста), несколько пуфиков от шоколадного до цвета слоновой кости, узорчатые портьеры на высоких, почти до потолка стрельчатых окнах с частым прихотливым переплётом, ковра нет и виден узор деревянного наборного паркета, скрипнувшего под моим копытом, в углу напротив входа, в широком низком узорчатом горшке высокое незнакомое растение, боком к проходу – широченная кровать с костяными столбиками для балдахина, но без него – целый стадион для ебли с алым постельным бельём. Пяток подушек всех размеров. Одеяло комом валяющееся посередине. Напротив кровати, у стены, зеркало, под ним комод. Направо от входа шкаф. Зашёл внутрь. Паркет скрипнул под ногами. Прошёл к комоду. Выдвинул ящик. Какие-то побрякушки, браслеты, цепочки, горжеты. Чьё это? Зачем столько? Взял широченный жёлтый узорный браслет. Тяжёлый. Золото что ли? Сильно похоже. Вот так просто валяется? Хотя, кому тут воровать? Чуть поскрипывая деревянными плашками, прошёл к шкафу. Открыл. Такие же, как на мне рукава и штанины – белые, изумрудно-зелёные, бордовые с такими же толстыми плетёными золотыми швами. Это… Моё что ли? Ком на кровати шевельнулся: - Какого хуя? Кто там шароёбится? Свалил нахуй! Из складок высунулась широченная плоская морда с узкими, как с жесточайшего похмелья густо накрашенными чёрным, глазами, длинные уши, проколотые толстыми кольцами белого металла, с высоко поднятыми концами торчат в стороны. - Инкуб ебучий, пошёл нахер! – проскрипело существо. Я в этом домене видел всех. Всех кроме… Таррет. Никто кроме неё не может быть. - А ты… тебе, что здесь надо? Гоблинша выпросталась из одеяла. Невысокая, с большими для такого роста сиськами, на руках кожаные чёрные перчатки без пальцев до локтей, крепкие коренастые бёдра перетянуты широченными кожаными ремнями. Безволосое (даже на голове ни волоска) белое, чуть отдающее в зеленцу, тело. Многочисленные белые острые зубы в широком, до ушей, толстогубом рту. - Хули смотришь! Где хочу, там и сплю! Тебя, мудака, не спрашиваю. Вали, футовские хуи облизывай! - А ты, я смотрю, уже напробовалась, раз спать завалилась, - решил я ответить на хамство. - А тебя ебёт? – гоблинша встала, растопырила кривоватые ножки и бесстыдно расщеперила безволосые половые губы, заглядывая в промежность, - Сука! Ссать хочу, а ты мне мозг ебёшь! Таррет резво соскочила с кровати (при этом, ростом оказавшись мне до пояса), пробежала в угол к цветку, не приседая, растопырила ножки, руками вывернула половые губы так, что я увидел отверстие уретры и начала бурно, с брызгами, мочиться в грунт. - Ты что делаешь? Ты что творишь!? Я схватил с кровати первую попавшуюся подушку и, подскочив к Таррет, треснул её по голове. Она прекратила изливаться, ловко увернулась от второго удара и заскакала по комнате: - Мудила криворукий! Я тебе в следующий раз на подушку нассу! Гоблинша, в очередной раз увернувшись от подушки, изловчилась и отвесила мне пинка, попав прямо под хвост. Больно! - А! – восторжествовало мерзкое существо, топоча голыми пятками по паркету, обуви у неё не было, только лодыжки были перетянуты кожаными браслетами, - Засадила я тебе в задницу! Ещё пару раз попаду и кончишь, тварь ебливая! Да что ж такое-то! Я принялся с удвоенной энергией гонять гоблиншу по комнате и смог, наконец, выгнать её в коридор. - Тварь копытная! Дятел хуеголовый! Я тебе припомню! Давно сам себе не отсасывал?! – раздался мерзкий скрип её голоса, удаляясь дальше. Фу-ух! Я обессиленно сел на кровать, бросив подушку рядом. Значит, это моя комната. Я оглядел с боем доставшееся помещение. А ничего. Мне нравится. Пустовато только. Хотя, зачем мне? Вонять теперь будет – посмотрел я на мокрую землю в горшке с цветком. Хм. Так-то я ни у себя, ни у кого из демонов желания мочиться не замечал. Тем более чего-то более серьёзного. Демоны – существа энергетические. А вот только что, на глазах у себя, получил подтверждение, что гоблинша живая, как дракошка и нага. Получается, им туалеты нужны… И еда… Надо Эдесс поспрашивать. Я спускался вниз по пандусу и уже был в коридоре с факелами, как вспомнил, что Эдесс сейчас не до вопросов. Нда… Немного не доходя до входа в комнату Эдесс, коридор поплыл, я погрузился в пол и проснулся. * * * Судорожно вздохнув, проснулся. Посапывают омеги. Эльфи слева от меня доверчиво прижался к плечу и едва слышно дышит. Все спят. Один я путешествую чёрт-те где. Задница ещё зачесалась. Прямо в том месте, куда пришёлся удар ноги гоблинши… Эт-то, что ещё за новости?.. Охо-хо-хо, вставать надо. Веника пора кормить. Тихонько вожусь, приготовляя для младенца ночной перекус. Стараясь не будить Сиджи и Юта, между которыми на сундуке спал Веник, беру его на руки и выхожу с ним из шатра наружу. Распелёнываю ребёнка и бодрая струйка орошает камни стороне от шатра. Он жмурится, хочет спать, но потребности детского организма неумолимы – есть и опорожняться посреди ночи просто необходимо. Пока необходимо. Но мы растём… Растём… Утром, пока ещё из головы не ушла резкость всех деталей местности, где мы оставили Ухоо и Ши, в несколько прыжков телепортации возвращаюсь назад. Так. Вот и камень, у которого мы ночевали. В склоне горы, сильно дальше за камнем, на высоте окружающих деревьев, подняв себя за сапоги (на некоторое время это возможно сделать, сапоги от пары раз не развалятся) повыше, мановением руки прочерчиваю в скале метра на четыре глубокую горизонтальную полосу, ещё две покороче. Вот. Получилась хорошо заметная стрелка, указывающая на запад. Всё просто. От оврага надо лететь строго на юг по компасу, до стрелки в горе. Потом мой знак в месте, где мне попалась медная руда, дальше горячие источники. С воздуха долину гейзеров видно отлично. Вернулся. Мои пока ещё возятся в шатре и вокруг полусонные. А оме уже на ногах: «еще грохочет голос трубный, а командир уже в седле!». Позавтракали и выдвинулись дальше на запад. Вот показалось мне, что это направление продуктивно. И действительно, через полдня лёта, пики гор стали чуть ниже. И если восточнее, там, где мы пролетали, горы стояли неприступной стеной, то тут стали появляться входы в долины между отрогами хребтов. По долинам можно было вклиниться в горную страну, переваливать через вершины и двигаться уже не только на запад, но и на юг. Где возможно и позволяла местность, я оставлял метки в виде тех же стрелок, указывавших направление движения в сторону Лирнесса. Пролетали через безжизненные каменные долины, наполненные сейчас, в разгар дня, тяжёлым неподвижным зноем, врывались в непроглядные холодные сырые облака, повисшие на голых утёсах, кутаясь от ледяного ветра, переваливали через острые заснеженные грани вершин, никогда не видевших людей. И снова долины, облака, скалы и камни, вмёрзшие в вечные льды… Устав от мелькания под самолётом камней, снега и провалов бездонных пропастей, я решил – всё! Хватит! Нам нужна база. Здесь в горах. В их сердце. Ищем пещеру… И нам повезло. На южном склоне горы, закрывавшей темнеющую дыру от холодных ветров, было найдено то, что нужно. Попросив Сиджи и Юта подержать самолёт в воздухе (ненадолго же!), я с Веником на груди скакнул к горе. Расчистка и выравнивание склона – делаем плоскую ровную площадку перед пещерой пошире. Самолёт посажен, из сундука вытащены осветительные шарики, Веник передан Эльфи и я пошёл внутрь. Пещера, та её часть, в которой можно стоять не нагибаясь, неглубока, а дальше начинаются так называемые шкуродёры – протиснуться можно с трудом. Прохладно, даже холодно. Сыро. Где-то капает с потолка. Режем и чистим, чистим и режем. Пол равняем с наружной площадкой. Потолок, во избежание обвала поднимаем повыше – метров на шесть, до цельной скалы, под место для сна вырезаю подиум повыше, до пояса, это чтобы сквозняком по полу не тянуло. Подиум вплотную к стене, с трёх открытых сторон ступени. Размеры его десять на десять шагов – нас много. Из вынутого из пещеры камня телепортацией режу блоки с фасонными сторонами. Из блоков будет выложена стена толщиной в метр до самого потолка, так, что, как говорится, комар носа не подточит, то есть наглухо. В стене широкий прямоугольный по горизонтали проём. Стена уже возведена до притолоки проёма. Теперь надо двери вставлять. На пятах, как в зимовье. Верхние шипы буду прижаты притолокой, в середине проёма стойка – чтобы двери внутрь не проваливались, хотя проём с четвертями, но что вы хотите – горы, снег, ветер. Длинный каменный брус водружён над дверями и возведение стены движется дальше. Я, обмотав лицо лоскутом ткани – от пыли, вожу руками (руками вожу), воздвигая то, что мне захотелось здесь и сейчас. Скала базальтовая и обработка традиционными методами (для Земли) заняла бы не менее пары месяцев, если не больше, а тут час, может, чуть больше и помещение готово. Предстоит отделка, но это мелочи. Распахнув свежеизготовленные двери пошире, чтобы пыль выдувало, иду в глубину – туда, где капает вода – предстоит заняться санузлом. Вход в него, к сожалению, получается ниже пола пещеры и чтобы не городить ступеней – ещё убьётся кто-нибудь, делаю пологий спуск. Отмечаю место для стены между залом и санузлом. Выравниваю пол туалета, заглубляюсь в шкуродёры, при этом внимательно разглядываю стены – надо знать откуда течёт вода. Под струйку стекающую с правой стены пристраиваю каменную раковину, из неё слив вдоль стены. Дальше вода уходит куда-то в глубины пещеры, куда, мне не интересно. Вода течёт не только через раковину, есть ещё ручьи. Потолок поднимаю острым стрельчатым сводом - это чтобы вода не капала с потолка а стекала по стенам. У стены с раковиной делаю сливной жёлоб. Шага на три сливной жёлоб ниже раковины становится полноводнее. И поток воды позволяет поставить над жёлобом с водой места для раздумий - в точности такие как в Древнем Риме - видел в своё время в интернете или где-то ещё. Парочку, больше не нужно. Не думаю, что из пещерного туалета следует устраивать казарму. У противоположной стены сделаем ванну и побольше – я привык мыться ежедневно, мои омеги тоже – к хорошему привыкаешь быстро. Телепортация позволяет мгновенно избавиться от отходов производства и пыли. Ну всё. Туалет готов. Теперь стена между ним и пещерным залом – в туалете сыро и влага проникает в большую часть пещеры. Покромсал часть стены, нарезал блоков, дверь тоже на пятах. Несколько взмахов руками и стена собрана. Дверь движется и даже есть порог. Во избежание проникновения влаги в основную пещеру решил прокалить собранную стену с внутренней стороны до стекла. Раскалённые добела шарики пирокинеза ходят по стене вверх, вниз, вправо, влево. Стена греется, набирает температуру, в туалете становится жарко как в бане. Сама стена нетолстая, в ладонь. И камень начинает светиться слабым красноватым светом. Ещё добавляю. Становится жарче. Нечем дышать... И вот камень потёк. Немного, едва-едва, но этого достаточно, чтобы поры закупорились и теперь влага не будет проникать из туалета в основной зал. Выскакиваю из раскалённого душного туалета, как пробка из бутылки. Пусть остывает. Пар, вонищща раскалённого камня и пыли врывается вслед за мной. А я творю дальше - мебель из базальта на всех - круглый стол, стулья, посудка. Ломберный столик, расчерченный на стоклеточные шашки и на шахматы - интеллект требует постоянных тренировок. Подиум для сна слева от входа. Справа, в стене напротив подиума режу каминный портал: дров наберём, будет огонь. С дымоходом бы не ошибиться и внутри камина должен быть зуб – он принимает на себя сажу из трубы и наклонная поверхность отражает тепло в помещение. Камин здоровенный - впору целые брёвна запихивать, вышел резной, с широченной полкой. Машка, как только появилась каминная полка, тут же заняла место на ней - не иначе наследственность, помнится Господин Ди частенько сиживал на полке камина. Труба камина, проложенная в толще горы выходит почти на её вершине, поэтому тяга зверская, аж с воем - ещё бы, до вершины горы, куда и выходит оголовок трубы (пришлось туда прыгать и устраивать трубу), метров пятьсот, не меньше. Обязательно нужен шибер. Рядом с камином рабочий стол для приготовления пищи и прочих кухонных дел. На столе каменный таганок, под пирокинез. Супчик, там сварить, блинчиков нажарить, чаёк, компотик... Всё. Готово. Принимайте работу. Вожу экскурсию. Омеги видели, как я работаю – у них глаза лезли на лоб. Здесь спим – показываю на подиум и сундук занимает место у стены. Самолёт затащен внутрь пещеры и поставлен между подиумом и внутренней стеной. Сиджи и Ют умощены на одной из ступеней подиума и таращат любопытные блестящие глазки. Эльфи, Аделька и Веник участвуют в экскурсии. Тут туалет. Вода для умывания здесь – указываю на раковину. Туалет там. И попробуйте только промахнуться. Зассанец отмывать будет дело «рук» своих лично. Ванна тут. Моемся только с моим участием. В смысле – я грею воду. Меня моет только Эльфи – это его привилегия. Я – кого сочту нужным. Веник, Сиджи и Ют само собой. Стирка тоже на мне. Хожу и вижу, что, вроде, и нормально получилось, но... Базальт черезчур уж тёмный. Тёмно-серая порода с чуть зеленоватым оттенком. Темновато в пещере у нас. Темновато. Если только поискать где-нибудь в горах известняк, обжечь и будет нам извёстка. Побелить и ага. В голове тут же появился мой образ, в трико с растянутыми коленями закапанных белыми потёками, с газетной шапкой на голове, на стремянке с кистью на палке. Раз, раз, вправо, влево машет кисть... Я помотал головой, отгоняя навязчивый образ. Нет, хватит. Всё. Пошли. Сегодня отдыхаем. Сидите тут. Осваивайтесь. Я за дровами.