Как быть?

На второй день нашего проживания в «Голове кабана» я, теперь уже с Эльфи, с вечера дувшем губы по причине того, что вчера я ходил по городу с Аделькой, решил пройти по адресам целителей. Мастер Мици – Коричневый крейс, мастер Хелмайн – Зелёный крейс, мастер Одэли – тоже Зелёный крейс, ну и мастер Лисбет – этот в Синем крейсе. Коричневый крейс ближе к Чёрному, а Зелёный и Синий рядом. Заодно и Синий крейс осмотрим, как будущее место жительства. Власти Лирнесса уже додумались до нумерации домов, единственное, что не догадались до того, что одна сторона должна быть чётной, а другая нечётной, но в их оправдание следует сказать, что в Лирнессе это было бы сложно устроить – очень много улиц имели только один ряд домов, для второго просто нет места. Оме Лисбет Бастхайм – миловидный, даже красивый, омега лет тридцати с длинными густыми пепельными волосами и яркими светло-карими, какого-то тёплого орехового цвета глазами сидел в кабинете и в который раз перелистывал Наставление по организации медицинского обеспечения войск: «Достаточным количеством клинических наблюдений за пострадавшими с тяжелой сочетанной травмой подтверждено, что сатурация крови обладает наибольшей корреляцией с кровопотерей и может использоваться при сортировке раненых». В последние месяцев пять в соседней Тилории творилось что-то невообразимое. Война с Барабнулом началась и кончилась победой Тилории, а потом Барбанул совершил немыслимое: были призваны орды демонов и война приобрела другую направленность – территория Тилории стремительно заполонилась ордами пожирающих всё демонов, победоносная армия была разбита почти мгновенно, король погиб, столица осаждена, а потом поступление сведений прекратилось. Граница между Лирнессом и Тилорией проходила по грандиозному ущелью Брайтахкламм. В своё время в обход ущелья искусники Лирнесса пробили в скалах широченный и длинный тоннель, соединявший обе страны. И вот, все сведения о положении в Тилории оборвались. Доходили только неясные дурацкие слухи, уж точно никак не могущие быть правдой (всех съели, как это возможно?). Посланные не возвращались, беженцев, обычных во время боевых действий, не было. Через вторые, третьи руки, окружным путём через Оспан Лирнесс получил относительно правдивую информацию о ситуации в Тилории (то, что всех съели – правда! Жуткая, ужасная правда). И во избежание проблем, по совместному решению Совета города и Супермум консилиума схолы ущелье было перекрыто завалом, а Лирнесс стал готовиться к войне. Подготовка эта широко не афишировалась, но все кому надо знали. В дверь постучали: - Оме, к вам пациенты, - заглянул Лизелот – прислужник и помощник оме Лисбета. - Проси в смотровую…, - оме Лисбет поднял голову от толстенного тома медицинского наставления, - я сейчас подойду. Чуткие тонкие прохладные пальчики пробегают по телу. Я лежу на высокой кушетке, раздетый до пояса. Эльфи, представленный оме Лисбету как Личный Слуга (что уж там, таиться, скрывать, что я искусник от целителя бесполезно, а поход к Алтарю Силы за опекунством раскроет властям и мой титул), сидит у окна и таращится на манипуляции целителя. Лизелот бесшумно двигается по смотровой комнате, готовит инструменты и стерильный стол. Пришёл к целителю я в очках, сейчас их снял, глаза развеял и теперь наблюдаю за его работой энергетическим зрением (драконьи глаза светить я пока не готов). От целителя пахнет иланг-илангом и ветивером (и где он такие духи берёт?). Руки целителя ярко полыхают Великой Силой, тело, там, где он его касается, подёргивает, негромко, так, что слышу только я, похрустывает позвоночник. Причём, с самим телом оме закончил достаточно быстро, а вот раны на голове… - Оме, прошу вас помочиться, - ласковый мелодичный голос донёсся до меня. Лизелот и Эльфи осторожно помогают мне подняться и ведут в туалет. Ускоренный воздействием Великой Силы метаболизм выводит из организма, в том числе и через почки, всякую гадость, накопившуюся в нём после воздействия демонической энергии и сейчас стронутую усилиями оме Лисбета. Также под руки возвращают обратно в смотровую. Целитель, вымыв руки, сидит за столом и пишет: - Оме, я сейчас расписал вам рекомендуемую диету, а завтра снова прошу ко мне…, - лёгким как музыка, нежным голосом, почти шёпотом проговорил он. Оме Лисбет подошёл ко мне, передавая лист бумаги. Тёплая мягкая ручка оме коснулась меня… Бывают такие люди… редко, но бывают… и… и… Они солнышки… И вот такое чудо попалось мне… Оме Лисбет был порывист, и не знавшему его человеку показалось бы, что он редкостно капризен, но порывистость его проявлялась только тогда, когда ему приходилось сталкиваться или слышать о дурном поступке с кем бы то ни было другим. Но она пропадала как утренний туман в случаях, когда речь шла о нём самом. При первой просьбе о помощи, он был готов броситься, забыв себя, на помощь нуждающемуся (качество, конечно, не слишком полезное для целителя, ибо частенько отключало голову оме Лисбета). Когда он разговаривал о чём бы то ни было, всё его существо, казалось, стремилось вслед за мыслью – выражение лица, слова, движения рук, даже одежда (а оме одевался весьма изысканно) будто бы была готова лететь в ту же сторону, складывалось впечатление, что оме вот-вот улетит вслед за собственными словами. В нём не было ничего потаённого. Ни перед кем он не боялся показать своих мыслей и не было силы, способной его остановить, когда ему хотелось говорить. Конечно, эти черты характера доставляли некоторые сложности оме в работе, но те, кто его знал, прощали ему многое. Его очаровательная, особенная, присущая только ему одному походка было до того бестрепетно-свободна, что все, невольно любуясь, уступали ему дорогу. Выглядел оме Лисбет лет на двадцать и никто ему не давал его тридцати (целитель же, способный жить до трёхсот лет, что для него за проблема поддерживать свой облик?), немного приподнятый нос, слегка удлинённый рот были по детски нежны. Часто при нём смущался недобрый человек, а записное трепло не мог найти и слова и терялся, а застенчивый, наоборот, мог разговориться с ним (оме был великолепный слушатель, неподдельно интересующийся собеседником), как никогда ни с кем в жизни своей и с первых минут разговора ему казалось, что где-то и когда-то он знал его, уже видел его и что было это когда-то в детстве, в каком-то родном месте, доме ли, весёлым вечером, во время радостной игры толпы детей, и вздохнув, надолго останавливался этот человек, скучая среди взрослых. Родом оме Лисбет был с одного из многочисленных островов союзных Лирнессу, родители его – люди незнатные и братья умерли от какого-то морового поветрия, распространившегося в то время на острове и малолетний омежка остался один. Добрые люди помогли, усыновили, поставили на ноги, но что-то произошло такое с ним, что мог Лисбет чувствовать чужую боль как свою (боль, прежде всего нравственую, что называется, душевную). Люди вокруг неидеальны и тяжело бывало подросшему Лисбету. Повышенная эмпатия к людям стронула в нём что-то и один из искусников, проживавших на Фемарне (так назывался остров, на котором жил Лисбет), приметил симпатичного омежку в котором проявила себя Великая Сила. По рекомендации искусника Лисбета направили в схолу Лирнесса (само собой разумеется, на целительский факультет). Обучение на этом факультете было бесплатным - единственном во всей схоле – Супермум консилиум понимал, насколько важны целители и насколько редки омеги, способные там учиться, поэтому дотировал обучение на целительском факультете из собственных средств схолы. Оме Лисбету было непросто, учитывая, что Великая Сила предъявляет жёсткие требования к своим адептам, но старательность, упорство и талант к целительству сделали его одним из лучших молодых целителей Лирнесса. По окончании схолы все целители, за исключением направленных на обучение за счёт средств властей других стран Эльтерры, подписывают обязательство проживать в Лирнессе и оме (теперь уже оме) Лисбет поселился в Синем крейсе. Спустя непродолжительное время приобрёл врачебную практику, особенно детскую. А по мере взросления раскрывалась его красота. И были альфы пытавшиеся свататься к красивому, будто бы светившемуся внутренним светом омеге, но заглянув внутрь себя оме Лисбет, лишь улыбался – для омеги – адепта Великой Силы брак недостижим. На факультете целителей схолы он был всеобщим любимцем, любили его и в Синем крейсе, где он жил вверху в чудесном светлом домике, увитом цветами и плющом, на самой границе с привилегированным Серебряным крейсом (доходы целителя ему это позволяли). Каждый, кто знал оме Лисбета, сталкивался с ним как с целителем, при воспоминании о нём невольно улыбался, как улыбаются люди ясному весеннему солнышку. Лечение детей неизменно оканчивалось слезами. До истерик – дети любили его безумно и не хотели расставаться. Вот так вот… Обессиленно я сел на кушетку. Оме Лисбет так и стоял передо мной, протягивая лист бумаги с рекомендованной диетой. Ростом он был мне по плечо, нежный и лёгкий. Поддавшись какому-то чувству я дотронулся до руки оме и задержал его кисть в своих. Сила Великая! Нет, нет, эмпатия на искусниках не работает и я его не чувствую и уж тем более не могу воздействовать. Но… Видимо что-то отразилось на моей лысой изуродованной роже, рука оме дрогнула: - Оме…, - голос Лисбета тоже дрогнул, - сколько вам лет? Полных лет… Мне это нужно для анамнеза. - Девятнадцать, - ответил я, выныривая из какого-то сладостного помрачения (нам ведь, девятнадцать, Улька?). Молчание. Оме расстроен и не пытается это скрыть. - Вы знаете, оме.., - Лисбет запнулся, улыбнулся, но глаза его остались взволнованными, встревоженными, - Вы только не переживайте. Я ничего опасного не вижу. Но по вашему случаю необходим консилиум… И поэтому, после обеда, часов в двенадцать (мы же помним, что тут двадцатичасовые сутки, в Лирнессе вечером темнеет в пятнадцать часов, восход около пяти часов – недалеко от экватора день и ночь почти равны) я приглашаю вас к себе. Оме пытается забрать свою руку, но я удерживаю и сам едва сдерживаюсь от того, чтобы не коснуться её губами… - Оме…, - слабо говорит Лисбет, едва сдерживая себя от жалости ко мне, - я подправил вашу поджелудочную железу и печень… - Оме, почему вы не замужем? – вдруг вырывается у меня – я просто потерял контроль над собой и высказал первую же мысль. Х-хе! Менталист потерял контроль над собой! Сила Великая, ты слышишь? Это что же со мной такое случилось? Лисбет рядом со мной. Лисбет рядом… Лизелот и Эльфи замерли. - Оме, - слышу я в ответ, - вы сами целитель, - где-то далеко-далеко в словах Лисбета слышится затаённая горечь, - а нам найти супруга… практически невозможно… (Милое существо приняло меня за целителя. Я омега, искусник, кто же ещё, как не целитель?) - Д-даже вам? – мой голос дрогнул. Лисбет глубоко вздохнул так и не отнимая у меня своей руки: - Оме-целители не могут иметь истинных… Вы же знаете…В том числе и по этой причине нас так мало… - А… а не истинных? Лисбет молча смог всё-таки забрать свою изящную ладошку из моих рук. Невесомо коснулся самыми кончиками пальчиков моей рваной щеки… Прошёл к столу. Сел. Я опустил голову. Желваки ходили под кожей щёк. Хрустнули добела сжатые кулаки. Я заговорил с ним о неприятном ему! Я обидел его! Я ОБИДЕЛ ЧУДО! Бежать отсюда! Бежать надо! - Сколько я должен, оме? - Два гульдена, - едва слышно откликнулся Лисбет. - Оме, благодарю вас, но я не смогу больше к вам придти… - Ну что вы, оме! – воскликнул Лисбет, выскакивая из-за стола, подскочил ко мне, схватил за руки, - Если вы… Если у вас… сейчас нет денег, то… - Нет-нет, оме, деньги есть, но… - Оме! Вам надо лечиться! Обязательно надо лечиться! Вы ещё так молоды! Может быть, вы испугались консилиума? Но это… Надо! – Лисбет с жаром убеждал меня, сжимая мои руки своими, - У нас, у целителей так принято. Ну, вы же сами целитель! Обязательно надо советоваться! Ваш случай очень интересный! Волны светлого иланг-иланга накатывали на меня. Он, что реально не понимает? Я едва держусь, чтобы не схватить его в охапку и дико, до боли в губах и дёснах, судорожно покрывая милое лицо поцелуями, не начать целовать! И вырваться не могу! После лечения сил у меня немного – всё пожирает запущенная регенерация. У меня сейчас должна быть одна задача – лежать и плотно кушать, а тут Лисбет… А оме продолжал меня убеждать: - Оме, послушайте меня, оме. Прошу вас! После консилиума мы выберем вам план лечения. Ну, вы же сами целитель! Вы же понимаете! В Чёрном крейсе есть оме Сигилд, он тоже целитель. У них в крейсе военных много и оме Сигилд имеет большой опыт в пластических операциях. Мы вам такое личико сделаем! Оме! Лисбет отпустил, наконец, мои руки и сжал кулачки под подбородком, уговаривая меня. Лица наши были на одном уровне, несмотря на то, что я сидел на кушетке – сказывалась разница в росте. Тело омеги полыхало всеми цветами радуги. - Мне…, - прохрипел я пересохшим горлом, - мне нужно время… Может быть, оме.., может быть будет возможно прийти не завтра?.. Лисбет выдохнул, молча слушал меня и смотрел как на неразумного ребёнка. - А послезавтра, - я сглотнул, - или через два дня… - Но, оме…, в вашем случае важно системное лечение… Я… Нет! Оме, как хотите, но завтра вы должны быть обязательно, - решительно выдохнул Лисбет, стоя передо мной в той же позе, - и ещё. Назавтра я договорюсь с коллегами, поэтому, оме, прошу вас прийти обязательно и не опаздывать! А если вы не придёте, то… Вам будет стыдно, оме! Я опустил голову. Точно! Мне будет стыдно. Так, что совесть сожрёт меня на корню… - Запрещённый приём, оме, - шепчу я и закрываю лицо руками, пальцы касаются заскорузлых так и не заживших рубцов. Эльфи и Улька молчат оба пришибленные транслируемыми мной эмоциями. Сила Великая! За что?! За что мне эта встреча? Ведь я же растопчу, раздавлю это чудо. Я ощерился, сжал челюсти, оскалив зубы. Х-хы. Выдох сквозь зубы. - Оме.., а хотите я к вам приходить буду? - добивает меня Лисбет, - Сейчас нет, а вот потом, как ваш организм стабилизируется… Ну, если вам тяжело… Руки мои… руки мои дёргаются вверх в диком желании схватить лицо Лисбета. Нежно, дрожащими кончиками пальцев гладить… Не понимая моего состояния и полагая, что мне просто плохо, Лисбет, притронувшись к плечам, наклонился, обдавая запахом иланг-иланга: - Прилягте, оме… Лисбет уложил меня на кушетку, присел рядом. Тонкие пальчики нащупали пульс на моей руке… - Оме, - шепчет целитель своим нежным голосом, - вам надо успокоиться… Тёплая ручка гладит моё обнажённое плечо. - Лизелот, подай там… Звякают склянки, пахнет лекарством. Кошками какими-то. - Вот, оме, вот так, - Лисбет поит меня из своих рук какой-то горечью. Сглотнув гадость, я выдохнул. Ручка Лисбета задержалась у меня на груди и я прикрыл тонкие пальчики своей рукой (моя-то тоже не огромна – Улька был изящного сложения): - Я всегда думал, оме, почему лекарства такие противные? Лисбет сидит рядом и с улыбкой смотрит на меня… Но лекарство действует и мне легче. Действительно успокаивает. Вот бы хорошо теперь приходить к Лисбету каждый раз напившись этой дряни. А что же за реакция у меня на него такая? О! Вот и рефлексия включилась! - Ну, что, оме, вам легче? – улыбается солнышко. Да, мне легче. Конечно, мне легче. Ты же так улыбаешься. Мне не может не быть легче. - Ну, вот и ладно, - Лисбет легонько гладит меня по руке, пытаясь вытащить зажатую мной его ручку. Кое-как, с помощью Эльфи, обалдевшего от всего произошедшего, одеваюсь и уже на пороге Лисбет снова мне напоминает: - Так я вас жду, оме. И не забудьте – вам будет непременно стыдно, если вы не придёте на приём завтра к двенадцати часам. О, Сила Великая! Во всех мирах доктора пишут одинаково! Я держу поданный мне Эльфи лист бумаги с диетой, расписанной практически нечитаемым почерком на латыни. Пойдём, Эльфичка, пойдём, мой дорогой. Нам далеко идти, одно хорошо – почти всё время под гору. Поддерживаемый омегой я побрёл на наш постоялый двор. По дороге присаживались несколько раз – организм с разогнанной регенерацией пожирал внутренние резервы. Не в силах терпеть жуткий голод зашли с Эльфи в уже знакомое кафе Кэйта, попавшееся нам по дороге. Кэйт не узнал меня, но обрадовался – ещё бы, в сиесту (а время уже к ней подошло), мы снова были единственными посетителями. Устроившись в непроницаемой тени платана попробовали и рыбу в соли, так понравившуюся мне раньше, и тушёные овощи, и мясо, и сок кании (Эльфи взял двойную порцию, так она ему пришлась по вкусу) и эклеры с круасанами и какао. Всё это проваливалось в меня ка в бездонную бочку, а Эльфи несказанно удивлялся такому аппетиту. Пока брели под гору, пока ждали заказ, я копался в себе. Что же со мной такое? Перебирал образы Лисбета, запечатлённые в памяти. Вот он улыбается, вот повернулся и как-то по особому повёл головой, вот говорит мне что-то и я слышу мелодичный голосок. Мороз продрал по коже. Докопался всё-таки. Докопался. Я настолько свыкся со своим окружением и забота о нём так въелась в моё сознание и настолько загрузила подсознание, что своё окружение я стал воспринимать как детей. Своих детей (буду честным, где-то так и есть). И даже Эльфи, который был старше тела Ульки на шесть лет, никак мной не воспринимался как сексуальный партнёр и взрослый. А беременность вообще превратила его в моих глазах в хрустальную вазу. А в сексе… Ширарре… он был… его я воспринимал даже как врага, в каком-то смысле, врага с которым надо воевать. Ну, вот я с ним так и воевал (жестоко ёб!). А Дитрич… несмотря на все мои загоны, на сдвиг по БДСМ, он был для меня… Наверное, больной… Больной, которого надо вылечить. А чтобы вылечить надо дать того, чего ему не хватает. Он хотел боли и любви. И я дал ему то и другое… Хм… боли-то у меня было много, а вот любви… Шут и Палач внутри меня… И оба смотрят, ждут, насколько я буду честен с самим собой, пристально вглядываются в меня… как далеко я способен раздеться перед самим собой? Наверное, так начинается шизофрения… Хм… Менталист-шизофреник…Прикольно… А Шаман молчит… Шаман, ударь в свой бубен… Ударь… Ударь… Жёсткая и дурацкая (правда часто выглядит по-дурацки) правда о самом себе… Я дал Дитричу любовь не любя его… Парадокс?.. Может быть, может быть… А если так? Что если Дитрич настолько жаждал любви, что малейший её призрак был воспринят им за истину? Он же так хотел быть кому-то нужным. А потом я коварно переключил образовавшуюся между нами связь на будущего ребёнка. И омега пошёл за мной (попробовал бы не пойти!). А теперь Лисбет… Но с ним не то… Я попал сюда при таких обстоятельствах… Нет… не так… Попав сюда, я провалился в такое дерьмо, так в нём перемазался и продолжаю купаться, что… моё, нет, наше с Улькой, измученное существо, наши личности (обе!) восприняли минутное общение с оме Лисбетом как… луч света в тёмном царстве! При всей банальности этой фразы лучше не скажешь! И этот лучик растопил заледеневшие чувства, отогрел немного меня и Ульку. Хотя, Ульке в каком-то смысле проще – я для него являюсь тем якорем, который держит его в этом мире. Но у якоря тоже есть предел прочности. Я же не железный… Хотя и кажусь таким окружающим и самому себе. А вот не железный… А с Лисбетом заканчивать надо… Долечусь и всё… Не пойду… Или найду ещё кого-нибудь, другого целителя. Не свет же клином на Лисбете сошёлся. Мне достаточно знать, что есть в Лирнессе солнце… И всё… Пусть его светит другим… Меня он уже отогрел… А таять мне нельзя… Перебор… - Оме, - почти шепчет Эльфи, осторожно касаясь моей руки - Что это было? Там, у целителя? - Ты же сам его видел, - отвечаю я. - Видел, - улыбается Эльфи, вспоминая самое тёплое существо на этой планете. - А я кто? - Кто? - Ты не помнишь? - По-помню… Маркиз Аранда…, - тянет Эльфи и, вспоминая все мои остальные, известные ему, ипостаси, выдаёт, - О-ох-х, оме… - Вот то-то… - Но, оме, - Эльфи в порыве чувств, хватает меня за рукав и с жаром шепчет, - Оме, не ходите к нему больше! Не надо, оме! Вы… вы… он погибнет рядом с вами! Я боюсь… - Я тоже, Эльфичка, я тоже… Омега, передвинув ко мне стульчик, на котором сидел, обеими руками вцепился в мою руку и уткнулся носом мне в плечо. - Оме…, - рубашка намокла от его слёз, - вы только скажите, оме… - Что? – спокойно и внешне безразлично отвечаю я, уже зная о чём он. - Если надо… тайная комната… я готов, - бормочет Эльфи, не отлипая от меня, - только его…, - он шмыгнул забитым носом, - не трогайте… оме…, - почти простонал он. - Ты меня за кого держишь? - Де-демон вы… оме…, - выдыхает он так и не поднимая на меня лицо. - И-и? - Вы его… убить можете… оме… - Я и тебя убить могу, но не делаю же этого? - Убейте, оме… меня, а его не надо… А? - Вот, Эльфи, - у меня включились мозги, вышибленные было эмоциями сразу с двух сторон – от Эльфи и Ульки, - ты, вроде как, разумный человек… А-а! Кому я это говорю… Короче, Личный Слуга, ты доиграешься, мы с тобой только армейским способом общаться будем! - Это как, оме? - А вот так, - и приложившись губами к лобику омеги я транслирую ему прямо в мозг картинку: Эльфи рядом со мной. Я сижу. Эльфи пытается присесть рядом. - Встать! – ору я фельдфебельским голосом, да ещё и по-немецки, - Смирно! Как стоишь, свинская собака! Омега вздрагивает и вытягивается передо мной. Руки по швам, пятки вместе, носки врозь. Я, насупив брови, встаю и начинаю прохаживаться перед стоящим по стойке смирно Эльфи. Омега ест меня взглядом, провожая движениями головы. Остановившись рядом с ним, я снова ору: - Вперёд, шагом марш! Эльфи как попало шагает вперёд. - Стоять! Омега замирает на месте. - По команде «Вперёд, шагом марш!» движение начинается с левой ноги. Локоть правой руки при этом, выносится вперёд, а предплечье держится параллельно груди, левая рука выпрямлена и относится назад. Пошёл! Картинка омеги в голове Эльфи, повинуясь командам сюзерена, начинает шагать так как положено, по команде поворачиваясь вправо, влево, кругом, останавливаясь и снова начиная шагать. Этакий оловянный солдатик с бессмысленно вытаращенными глазами. Да-а. Я иногда просто самая распоследняя сука… Насладившись прелестями строевой подготовки Эльфи моргает: - О-х-х, оме! - Ешь, давай! – толкаю я Эльфи в бок локтём. Пока мы с ним занимались виртуальной строевой подготовкой, принесли заказ. Всю вторую половину дня я с Аделькой и Эльфи, оставив Веника под присмотром Сиджи и Юта, занимался поисками подходящего дома, способного удовлетворить мой вкус, не слишком дорогого и поближе к морю – так мне хотелось. Кроме того, улочка должна быть тихой – учитывая бурную ночную жизнь Лирнесса. И домик был найден. Ну, как домик, дом. Вдоль самого берега проходила улица с небольшой набережной, за которой на белом песке плескались мелкие волны и покачивались прогулочные лодки. Кафе и ресторанчиков на набережной не было – узковата, да, судя по всему, здешним жителям не сильно нравились заведения общепита, что странно для Лирнесса. Улица разветвлялась и на развилке от неё отходила параллельно набережной следующая улочка, мощёная камнем, с живописными каменными домиками и буйно цветущими розовыми цветами деревьями, росшими из огороженных каменными бордюрами микрогазончиков у самых стен домов. И вот на этой-то развилке была извилистая каменная лесенка к дому, стоявшему повыше. Просто таков здесь был рельеф, что дом, предполагаемый к покупке, немного выбивался из общего ряда домов улицы, дом этот такой был не один – недалеко от него стоял ещё дом, также выбивавшийся из общего ряда улицы. От будущего нашего дома он был отделён небольшим садиком шагов тридцати длиной, а шириной равным дому. А наш дом был Г-образным в плане, длинной стороной он подпирал собой следующую улицу, проходившую выше, короткая сторона как раз служила одной из стенок соседского садика, а внутри этой буквы был свой мощёный камнем дворик, из которого был спуск вниз к Шнорштрассе, так называлась улица по которой нумеровался дом. В углах дворика и вдоль его невысокой ограды стояли керамические кадки с цветами. Белые штукатуренные колонны поддерживали перголу, увитую виноградом, двери и окна смотрели на мир приветливо распахнутыми ставнями, выкрашенными в задорный оранжевый цвет. Сам дом был двухэтажным, хотя и нуждавшимся в покраске. Крыт он был черепицей, причём один из скатов кровли едва на метр возвышался над противоположным краем верхней улицы – таков здесь был перепад высоты. В общем, я нашёл то, что меня удовлетворило. Осталось решить вопрос с хозяевами и готово – мы жители Лирнесса. Хозяином дома, на наше счастье оказался пожилой одинокий альфа, господин Шеер, тяготившийся содержанием просторного для него дома и мне только чуть-чуть пришлось подправить его желание гипнозом, чтобы он скорее согласился на продажу. К тому же вместе с домом он согласился уступить нам и находящийся ниже дома просторный одноэтажный пристрой, стоявший вплотную к лестнице входа в дом. Всё это счастье нам обошлось в три талера, как по мне – дороговато. Покупать дом договорились назавтра, а пока нам надо легализоваться, да и опекунство оформить тоже необходимо. Алтарь Силы, ближайший к нам, находился в конце набережной, там, где она кончалась и кусок берега не был застроен, несмотря на дефицит земли в Лирнессе. Люди не решались строить дома и дороги на месте силы. Только вдоль самого берега между высоких каменных бордюров были посажены буйно цветущие какими-то сиреневыми цветками сизо-зелёные растения, росло несколько деревьев, да грунтовая тропинка проходила к ажурной металлической беседке с куполом на четырёх столбах. В центре беседки лежал низкий, едва видимый со стороны, грубо обработанный красноватый камень с частыми белёсым прожилками. В рате Синего крейса, где нами было заявлено желание о проведении обряда на Алтаре Силы, к Алтарю силы с нами пошёл искусник, как раз и занимавшийся такими делами и писец с большущей канцелярской книгой. Искусник, господин Армин фон Виг, повёл нас к беседке и, войдя туда, расставил всю нашу толпу вокруг камня, Веника на руках держал Эльфи, а я Сиджи и Юта - сразу обоих, Аделька присутствовал с пустыми руками. Специально я одеваться не стал, да и не во что, поэтому был в своей, ещё замковых времён куртке и таких же штанах, заправленных в сапоги, только кожаный жилет, пробитый на спине кирпичом, одевать не стал. Рожу не прикрывал – неправильно поймут, на голове – шляпа с полями. - О чём вы хотели заявить перед лицом Великой Силы? – задал вопрос искусник и усевшийся на принесённую скамеечку за пределами Алтаря писец тут же заскрипел стальным пером. - Дело в том, господин Армин, что я хотел бы оформить опекунство над этими людьми, - я указал на Сиджи и Юта, Эльфи с Веником на руках шагнул ко мне ближе. - Насколько я вижу, все заявленные люди искусники, вы, оме, тоже искусник. Но назовитесь и я думаю, что Великая Сила не будет против благого дела. - Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм к вашим услугам, господин Армин, - кивнул я головой, представляясь и белёсые полосы в камне вспыхнули. - Ваша Светлость, оме, - наклонил голову Армин фон Виг, - Великая Сила подтверждает ваши слова. Писец снова заскрипел в книге. Я шагнул к камню ближе: - Представляю на суд Великой Силы и свидетельствую, что младенец этот является Винрихом Адалвалфом Дитером фон Юалдом, бароном Тилории, подлинность названного титула засвидетельствована имеющимися документами, четырёх месяцев от роду, рождённый в пятнадцатый день месяца нонуса прошлого 856 от создания Схолы года (в Лирнессе года считали от создания Схолы). Камень вспыхнул, писец скрипел пером, а я продолжал. - Перед Великой Силой заявляю, что я, Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, добровольно и без всякого принуждения согласен стать опекуном до совершеннолетия и оказывать всяческое покровительство и любую, буде в моих силах, помощь Винриху Адалвалфу Дитеру фон Юалду барону Тилории… Снова полыхнул камень. - Также заявляю, что дети эти, Сиджи… э-э… и Ют… десяти лет от роду, рождённые, - Сиджи и Ют зашептали мне с двух сторон свои дни рождения, - в пятый день месяца тертиуса 846 от создания Схолы года, - я шевельнул кулёк с Сиджи, - и в двадцать первый день месяца секстуса 846 от создания Схолы года, - теперь шевельнул кулёк с Ютом, - по фамилии…э-э… Аранд, являются искусниками. Камень согласно полыхнул. Я повторил формулу опекунства над Сиджи и Ютом. Великая Сила согласилась и здесь. - Заявляю, что Эльфиус Иберг, двадцати пяти лет от роду, рождённый в тридцать четвёртый день месяца октавуса 831 от создания Схолы года, присутствующий здесь, является моим, Ульриха Фрейтага Генриха фон Фалькенштейна, маркиза Аранда, младшего сына Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, Личным Слугой о чём есть свидетельство Великой Силы… Камень засветился и долго не гас. Видимо, Великая Сила как-то загоняется по Личным Слугам, чем-то они ей важны, раз так камень реагирует. Брови Армина фон Вига поднялись вверх, писец оставил своё занятие и тоже таращился на камень. Ещё одно. Аделька. Ему тоже нужны документы. Камень погас и я продолжал: - Заявляю, что Аделаид…, - мнущийся омежка, тихонько, бочком подошёл ко мне и зашептал в подставленное ухо, - Аделаид Венцлау, свободный бонд, тринадцати лет от роду, рождённый в тридцать восьмой день месяца квинтуса 843 от создания Схолы года, добровольно поступил и является прислужником меня, Ульриха Фрейтага Генриха фон Фалькенштейна, маркиза Аранда, младшего сына Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм… Камень полыхнул в последний раз. Ну, вроде, всё. Надеюсь, Машке документов не нужно? Она тут, где-то рядом. Наблюдает за нами. - Ну, вот, Ваша Светлость, всё окончено. Великая Сила подтвердила ваши слова. Когда желаете получить документы? – обратился ко мне Армин фон Виг. - А как скоро они будут готовы? - Ну, артефакторы всегда заранее медальоны готовят. У нас в рате всегда запас есть… Для тех, кто решает остаться жить в Лирнессе документы одни, для временно приехавших, по торговым делам, для учёбы или лечения, другие. Нам – для постоянного проживания. Выдали документы – Эльфи и Адельке круглые серебристые тонкие металлические пластины пальца три в диаметре с ушком для подвешивания. По кругу имя и фамилия, название крейса, а в центре вязь артефактных рун, видимо что-то зашифровано. Нам, искусникам, такие же пластины, только золотистые. Эльфи и Адельку предупредили, что они, как простолюдины, должны всегда иметь при себе эту пластину. Аусвайс по местному. Немцы же кругом. Дворянам и искусникам таскать с собой не обязательно. Дворян в вольном городе наперечёт, а искусники все на воинском учёте поголовно и каждый из них лично известен властям. - И вам, Ваша Светлость, надо будет на учёт встать. В целительском корпусе, - пояснил Армин фон Виг. Здесь я тоже не стал колоться о том, кто я такой. А так, надо, так надо. В конце концов, про демонов никто больше меня не знает. - И ещё, Ваша Светлость, в Совете города, да и в Супермум консилиуме периодически бывают… балы, не балы, а званые вечера, что-ли, для дворян, живущих в Лирнессе и искусников. Вам обязательно приглашения присылать будут, - помявшись, видимо впечатлённый моим лицом, сказал Армин. - Да я как-то, господин фон Виг, не расположен к подобного рода развлечениям, - начал я отмазываться. - Так в том-то и дело, Ваша Светлость, что отказ не предусматривается… Если только отъезд по делам или болезнь… Я уж было вскинулся радостно. Болезнь! Вот именно болезнь! … подтверждённая не менее чем тремя целителями, - закончил искусник. Обложили. ВолкИ позорные! Да у меня просто денег на всё это нет! Я ж, мать его, маркиз, второй после герцога титул! Меня ж одеть… Ох, сука! Тряпки, не тряпки, шелка, не шелка, обувь, не обувь! А украшения! Ага, как в Индии, кольцо (да потолще, потолще!) в левую ноздрю и от неё цепочка в ухо, а сверху на лысину диадема Шиарревская, с алмазами! И где на всё это денег взять? На большую дорогу с кистенём? Не поймут, ещё и в тюрьму посадят. Или на острова сошлют. Здесь это быстро. Чего-то я так распереживался бурно… Мне ж ещё завтра переезжать в дом новый, а потом опять на казнь к оме Лисбету идти… Эх-х! Назавтра, с утра нанятые носильщики приволокли в дом по Шнорштрассе 8 все наши пожитки. Бывший хозяин уже съехал, только внизу, в чулане оставались кое-какие вещи – сказал, заберёт потом. И вот я в своём доме. Аделька, Эльфи, Сиджи, Ют не могут удержаться от восторга. Бегают с этажа на этаж, хлопают дверями комнат. И уже успели надуться друг на друга - комнаты не поделили. Машка тоже высказала одобрение новому жилищу – рядом причал и у старичков-рыбаков, что удят удочками мелкую рыбёшку прямо с причала, можно поклянчить свежей рыбки. А уж прибедняться наша Машенька умеет просто виртуозно! А нам надо обживаться: посуда, мебель, одежда. Хорошо бы и ремонт сделать. Внутри и снаружи. Да и с охраной дома надо подумать. Преступности, конечно, в Лирнессе нет, но если залезут, будет обидно. До слёз. Договор со Службой очистки на коммунальные услуги. Налог на недвижимость... А, нет, с этим послабление - я, как искусник, от налога освобождён - всё таки Лирнесс город искусников. Между нашим домом и соседним, за номером 7 по той же улице, уже упомянутый садик. Окон из нашего дома в него нет – и правильно, нечего пялиться на чужую собственность. Это я про что? Хорошо бы прикупить этот садик у соседей. Венику на рекреацию. Да и вообще. Посадить чего можно. А то тут кругом цветы, да цветы, инда надоело. А вот лучку свежего, петрушечки там, укропчику прямо с грядки. Чего уж лучше! Да и беседку опять же, на воздухе-то морском. Чай пить на закате… Ага, а ещё мост выстроить от края до края залива и чтобы по мосту всё лавки, да лавки, а в них купцы. И всё нужные крестьянам товары продают. Лепота… А можно башню выстроить, так чтоб из неё Москву было видно, и вечерами на самом верху чай пить… Точно… Именно то, что нужно… Но с соседями поговорить стоит. Пока хлопоты переезда, пока Эльфи и Аделька бегали на рынок, покупать самое необходимое, пока то да сё… Подошло время идти к оме Лисбету. Охо-хо-нюшки! Пошли вместе с Эльфи… Решил не прятаться от Лисбета – это я про глаза. Я теперь маркиз. Официально. Опекун всей своей мелочи. Большой человек…Да... - Оме, я виноват перед вами, - начал я каяться прямо с порога, - я очень виноват. И… Шут гороховый, бля. Лисбет полыхнул эмоциями. Милое существо приняло всё за чистую монету! Да тебя, что в жизни никогда не обманывали, что ли? – резануло мне по сердцу – я увидел его непосредственную реакцию. Тебе лет-то сколько? И ведь, что самое… да даже слова не подобрать! Он ведь себя винит! Читать я его не читаю, но оме настолько чист в своих эмоциях, что только дурак не увидит и не почувствует. Горло перехватило. - Оме Лисбет, - тихо прошептал я, утратив весь свой запал приколиста, - я не смог прочитать ваши рекомендации… Рука моя несмело поднялась и дотронулась до мягкой лапки оме, которой он в волнении, в неподдельном переживании за меня, схватил себя за рубашку на груди, ближе к шее. - Не переживайте так, оме! Очень хорошо, что вы пришли! Проходите скорее, мы сейчас вам поможем! - Лисбет с жаром схватился сразу обеими руками за мои, дрогнувшие от его прикосновения руки и посторонился, пропуская меня в дом, - проходите в смотровую. Простите меня! Это я виноват! – продолжал омега не отпуская и ведя по дому. Кается. Это я заставил! Стыдно-то как! Уши мои раскалились так, что хоть прикуривай. - Эльфи, молчи! – одёрнул я попробовавшего было что-то говорить Личного Слугу шедшего за нами. - Лени! Сигилд! Господа! – крикнул куда-то вперёд Лисбет, - Это тот самый оме пришёл! Я вам о нём говорил! В смотровой со стульев поднялись два омеги-целителя. Один постарше, другой помоложе. Внимательные симпатичные лица. У того, что постарше со следами былой красоты, чем-то он мне Хени напомнил. - А! Вот кто так побеспокоил нашего Лисбета! Ну что же вы, оме. Сами целитель, а прибегаете к помощи других? – начал старший. Тот, что помоложе с симпатичным лицом, сложив руки на груди, молчал, внимательно меня разглядывая. - Ну что вы, господа! Нисколько он меня не побеспокоил, - эмоционально возразил Лисбет и на лицах обоих целителей появились улыбки. - Я не целитель, господа, - заявил я серьёзно (всё равно рано или поздно мои способности искусника раскроются, да хотя бы по причине того, что я не смогу зарегистрироваться в Корпусе целителей). Улыбки сползли с лиц сразу всех, кроме Эльфи, присутствующих в смотровой. - Не может быть! – воскликнул старший, - Он не обманывает! Но это невозможно! Так не бывает! Или вы не оме? Я половинкой задницы сел на высокую кушетку, откинул с лысой головы шляпу на затылок, свесил ногу, снял очки и уставился чудовищными драконьими глазами на омег: - Так бывает, господа… бывает… Зашелестело и тело Лизелота, помощника и медбрата оме Лисбета осело на пол, зазвенели упавшие инструменты, белое покрывало, ещё что-то. Шум, грохот, в шкафчике с лекарствами разбилось стекло… Шевельнув рукой, я собрал осколки в кучку и, посторонившись, уложил поднятое телекинезом тело омеги на кушетку. - Ego mentis, iudices (я менталист, господа). Dominus Lisbeth, quaere ammoniaci illic (господин Лисбет, поищите там нашатырь). Пафосно, правда? Люк, я твой отец и всё такое… Лисбет бросился к покосившемуся шкафчику, разыскивая необходимое. Завоняло и Лизелот, глубоко вздохнув и поморщившись открыл глаза. - Как ты, солнце? – спросил я, повернувшись к нему. Лизелот молча обессиленно прикрыл глаза. - Oh, ome, prohibe! Malum sentit! (Оме, прекратите! Ему плохо!) – это уже Лисбет. На меня сердится. Щёки раскраснелись, губы приоткрыты, за ними видны белоснежные ровные зубки. Рассерженный, он ещё прекраснее. А я снова его обидел! - Multum interest, iudices. Ipsum. Bene, ad quod vocati sumus descendamus.(очень интересно, господа. Очень. Ну, что же давайте приступим к тому, ради чего нас позвали) – это высказался тот целитель, что помоложе. Отлевитированный мной Лизелот, полулежал без сил в кресле, а меня раздели догола и уложили на кушетку. Щупали, толкали, магичили и тыкали руками, прикладывали уши к груди и спине, заставляли присесть, встать на одну ногу, тёрли пальцами след от печати подавления на загривке, полезли заглядывать в рот, в нос и уши, заволокли в гинекологическое кресло и заглянули в таинственные глубины моего организма. Даже по очереди залезли рукой через расширитель! Измеряли рост, тыкали иголкой и стучали молотком по локтям и коленям, бесцеремонно мяли пустую мошонку и обнажали головку члена. Задавали вопросы, как, когда, откуда. На некоторые из них, я таинственно молчал. Наконец, унялись и начали совещаться между собой, нисколько не стесняясь моего присутствия. Мне оставалось только встряхнуться, как курице после того, как её петух потопчет. Истыканное, измятое руками тело ныло, жопа, после неоднократных посещений шаловливых ручек докторов болела. В ушах нестерпимо чесалось. - Ome, eni oportet te in domo mea manere. Saltem unius diei. (Оме, вам необходимо остаться в моём доме. Хотя бы на один день) – оме Лисбет, умоляюще сложив ручки на груди, начал меня уговаривать. Нет! Ни в коем случае! - Quare, ome? Valde sum potens cras venire. (Зачем, оме? Я вполне способен прийти завтра). Целители переглянулись. - Ome, opus est investigationem aliquam facere.(оме, нам надо провести кое-какие исследования), - сказал самый старший. - Bene, ome. Hoc ergo faciamus, hoc nunc bibe, et mane sine ientaculo huc veni.(Хорошо, оме. Тогда давайте сделаем так, вы сейчас выпейте это, а утром, не завтракая, придёте сюда), - предложил симпатичный Лени (тот, что помоложе), чуть придержав за руку Лисбета, как будто порывавшегося что-то сказать. И вот царапнуло меня что-то… А выпив пару глотков сладковатой густой жидкости, сознание моё уплыло…