Спасение любой ценой

      Синджед сказал страшные вещи. Чудовищные, по меркам человека, который привык контролировать каждый свой шаг, каждый вздох подчинённых, каждый удар сердца врагов. Силко не мог позволить себе такую слабость. Его выматывают вечные конфликты и стычки с Пилтовером. Да, интриги химбаронов, строящиеся за его спиной, норовят выбить из колеи, а выходки Джинс — маленького любимого монстра — приносят сплошные неудобства, но это не дало ему никакого права расслабляться и лежать спокойно на ледяном столе.       За это время могло произойти всё что угодно: смерть Джинкс, переворот в Зауне, Совет Пилтовера посягнулся на территории Нижнего города, химические заводы встали без чётких указаний и крепкой руки в ежовой рукавице. Время не замерло, мир не остановился, а Заун не собирается давать никаких поблажек. Его задушат при первой же возможности, сожрут с потрохами и оближут каждую кость. Преданных людей в жизни Силко не много: Севика, Синджед и Джинкс (самое главное — Джинкс)… Только им можно доверить жизнь до поры до времени. Каждый в Зауне и за его пределами желает ему смерти. Силко это знает, Силко всё понимает.       Нужно проверить Джинкс. Как она там? Не забрали ли её миротворцы, засланные из Пилтовера? Джейс Талис, напомаженный, лощёный, красивый мальчишка с симпатичным личиком и непомерными амбициями вполне мог такое выкинуть. Он хотел забрать Джинкс. И, пока Силко зевал, мог сделать это. Нет времени мусолить.       Силко вдыхает полной грудью грязный воздух, мышцы напрягаются, кожа натягивается, как брезент над грязной лавчонкой. Неприятно покалывает, саднит, пульсирует там, где теперь красуется пластина. К чему вообще Синджед установил эту хитроумную, но объективно странную и хрупкую систему, спрятав колбу с мерцанием ему во внутренний карман пиджака? Ладонь опускается под сердце. Болит больше метафорически, нежели физически. Болит за Джинкс и город.       На подгибающихся ногах, но стараясь ступать как можно твёрже, Силко направляется к «Последней капле». Неоновое око пылает кислотно-зелёным светом — идея и затея Джинкс, нарисовала, когда ей было тринадцать лет. Принесла рисуночек на черновике, который он долго искал, и заявила: «Нужно сделать это над входом». И Силко сделал всё для дочери, лишь бы она радовалась, как самый обычный ребёнок, пусть и с тяжёлым, жёстким прошлым и пустотой в груди.       Дочь сидит в кабинете под потолком на своей любимой балке, качает ногами, тревожно подрагивая от каждого постороннего звука? Его Джинкс точно в «Последней капле»? Нужно подняться наверх. У входа трутся два знакомых амбала в форме вышибал — знакомые лица. Их наймом занималась Севика, как и в целом обеспечением безопасности стратегически важных объектов, но Силко столько раз их видел бессменно дежурящими у дверей, что смог запомнить. Отличный знак, что ничего не изменилось за время непозволительно долгого отсутствия.       Мрачная улыбка озаряет лицо Силко. Значит, есть надежда, что Совет Пилтовера ещё ничего не предпринял. Но разве стал бы так медлить Джейс Талис? Придётся основательно попотеть, узнавая новую информацию.       — Босс, давно вас… — второй охранник толкает своего приятеля в плечо. Да уж, пусть лучше помолчит. Мысли Силко и так омрачают безрадостные домыслы. И разглагольствовать сейчас излишне.       Дверь приоткрыта, приветствует своего хозяина и приглашает войти, но переступить порог равносильно подвигу. Почему-то тревожно сжимается желудок внутри, заворачивается в узел, скукоживается до размера грецкого ореха или даже маслины. Он пришёл к себе домой, но чутьё подсказывает — всё может быть хорошо только внешне. И с каких пор Силко стал так сильно параноить?       Он толкает дверь и ныряется в темноту бара, разукрашенную яркими цветными бликами. Музыка обволакивает, звучит привычно спокойно, видимо, Джинкс не пронеслась здесь вихрем и не устроила свои порядки. Неужели с дочерью что-то не так? Уровень тревоги нарастает. Силко даже не обращает внимания на то, как на него оборачиваются люди. Кто-то поднимается из-за стола, скребут ножки по полу.       Много слухов же проползло через руки находящихся здесь. Кто-то уж точно успел отпраздновать его кончину, но точно остались и те, кто не пожелал обсуждать сложный вопрос: «Куда же исчез правитель Зауна?».       — Мистер…       Силко поднимает ладонь, призывая помолчать. Ему сейчас не до обсуждения сделок или договорённостей между торгашами. Есть дела важнее, серьёзнее. Джинкс сейчас важнее, чем мелкие вопросы и споры. Нет, это он обсудит потом, найдёт время, сейчас приоритет в другом. Маленький крохотный червячок беспокойства шевелится в мозгу: а что, если кто-то из них решил рассказать о дочери? Силко вцепляется сухими пальцами в перилу, дабы облегчить своё восхождение — наверх ведут тридцать пять ступеней, это последний рубеж, отделяющий его от неродной, но полюбившейся девчонки, если она там. Везде одно «если».       Стараясь не подавать виду, что ноет прикрытая жилетом и рубашкой изрешеченная грудь, Силко ставит ногу на первую ступень и делает глубокий вдох. Взгляды сверлят его спину. Всегда сверлили, сегодняшний день не исключение. Но Силко научился их не замечать, игнорировать, не придавая значения ни одному из них. Поднимается, делая усилие над собой при преодолении каждой ступени.       Дверь кабинета закрыта. Обычно Джинкс оставляла её либо распахнутой, либо приоткрытой. К горлу подступает ком, а сердце начинает биться чаще. Напряжение охватило не только тело, но и мозг Силко. Мужчина протягивает ладонь к ручке, поворачивает её, прикладывая чрезмерно много усилий, столько не требуется. С чиркающим скрипом отворяет дверь, готовый увидеть пустое кресло и нетронутые записи на столе. Лучше пусть всё там будет разбросано и разломано. Конечно, наведаться к нему могли бы и воры, перевернуть каждый ящик, но хочется, чтобы за дверью был хаос, сотворённый Джинкс.       Мужчина замирает, как статуя в дверном проёме. Знакомая голубая макушка ему не мерещится. Девушка сидит в кресле, уткнувшись носом в свои руки. Убита? Спит? Первые мысли чудовищные. Но им отводится крупица времени. Девчонка вздрагивает, выпрямляется, срабатывает с опасным щелчком, как бомба-обезьянка. Вот она.       — Джинкс!       В руках дочери мелькает нож, но она очень вовремя соображает, кто перед ней. Перемахивает через стол, сбивая неровную стопку листов — разлетаются во все стороны, как осенние листья — приземляется на две ноги и со скоростью тока по проводам подлетает к нему. Врезается, обхватывая тонкими руками за талию.       Боль опять напоминает о себе ярким белым светом, тут же меркнущим в глазах, заставляет Силко пошатнуться, но он стискивает хрупкие плечи дочки, позволяя ей стать опорой. Его маленький монстр с длинными косичками, запутавшимися между собой. Тревожная, больная девочка, но всё равно идеальная в своём безумии и отчаянии.       — Ты меня не бросил! Ты живой! Ты меня не бросил… — Джинкс утыкается носом в жесткий воротник рубашки. Червячок совести, кажется, ещё не подох в её голове, потому что именно сейчас он шевельнулся. Пора пить дихлофос. — Я думала, что ты уйдёшь, что ты умер. Но ты тут… Ты не бросил меня. Прости. Прости… Я не хотела. Это была ошибка. Я ошибка…       Она сыплет извинениями, как пулями из своего пулемёта. Вздрагивает от плача, но между тем смеется, сжимая в кулаках полы плаща. Всё же отец жив. И радость, смешанная с сожалением горчит на языке.       — Тише, тише… — успокаивающе шепчет Силко, заботливо гладя по спине. Закрывает хотя бы на мгновение дочь от враждебного по отношению к ней мира. Плечо мокнет, а тонкие девичьи руки не теряют мёртвой хватки. — Ты идеальна, солнышко.       Ладонь скользит по спутанным волосам, слабым косам и металлическим украшениям — Силко всегда считал эту девичью придурь чем-то чрезмерным, но если Джинкс нравится, то он вплетёт любую вещь в синие локоны.       — Я бы никогда не отдал тебя им, Джинкс. Я отказался, когда Талис пришёл за тобой. Мы разберёмся с Пилтовером и поднимем Заун, настало время решительных мер. И ты должна будешь мне помочь в этом. Только ты понимаешь всю важность, Джинкс.       Силко лукавит. Было бы намного лучше, если бы дочь не вмешивалась, но он найдет, как бы использовать потенциал сумасшедшей маленькой девочки на благо Зауна. Он доверяет ей и верит, что Джинкс справится с грамотно поставленной задачей. Всегда есть риски, но его дочь самоотверженна и будет стараться.       От уверенного тона к шепоту, руки всё ещё крепко прижимают человека, ставшего для Силко в последние несколько лет смыслом его существования. Если взять Джинкс, как этого хочет Джейс Талис, вырезать её из жизни Силко, то он потеряет всё. Практически всё. Останется только блеск. Силко не может её потерять.       — Я не отдам тебя им, — он сделает всё, что в его силах. Его сухие руки — лучшая защита для неё.       — Да, да… Мы разберёмся с Пилтовером. Конечно! Конечно мы разберёмся! — тараторящая, резкая, сиплая речь Джинкс отражает всё её состояние сейчас: пограничное, ломкое. От крошащей тоски до слёз радости, выжигающих кислотой душу. Она всё ещё не отпускает Силко. И не собирается вообще это делать.       Вот только есть проблемы, которые точно попытаются заставить её это сделать. Джинкс кусает щёку изнутри. Не тот случай, когда нужно замалчивать и утаивать от отца последствия своих чувств. Эмоции взяли верх, тормоза отказали и контроль был потерян полностью. Джинкс не сдержалась. Легко пытаться оправдать себя, не зная, сколько людей погибло.       — Есть… Есть только кое-что, о чём тебе следует узнать сейчас, папа, — Джинкс поднимает голову, заглядывает в глаза Силко. Умоляет о снисходительности по отношению к себе, тем самым жалостливым взглядом ребёнка провинившегося, но искренне верящего в собственную непричастность.       И Силко напрягается, хоть и старается не демонстрировать это. За столько времени он уже выучил повадки Джинкс, но невозможно приготовиться к худшему исходу полностью. Возникают новые мысли разноцветными всполохами и языками пламени.       — Что случилось?       — Пилтовер не оставит нас в живых. Они убьют нас. Всё потому что… я подорвала здание… То огромное здание, которое видно, сам же знаешь, — Джинкс отводит голову, — здание Совета.       Этого следовало ожидать, но Силко всё равно замирает, пытаясь осознать. Хекс-ядро в руках дочери — опасная игрушка, которая не должна была к ней попасть. Но ведь попала же. И он сам позволил ей продолжать делать разработки, ковыряться, чтобы сделать Заун великим, совместив хекстек и химтек. Безумие и гениальность всегда идут рука об руку, в случае с Джинкс, безумие догнало её быстрее, чем она сотворила свой шедевр. Хотя, по её мнению любое разрушение своего рода рукотворный шедевр.       Нужно было лучше за ней следить.       Сделанного не вернуть. Последствия будут необратимы. Удивлением немым вопросом застыло на его лице. А ведь он непоколебим, как и любой управленец. Силко делает глубокий вздох. Казалось, ничего не может выбить его из равновесия, но он пошатнулся. И дело не в общей слабости.       — Нда, — с нервным смешком начинает мужчина, рука тянется к переносице, он потирает её — обычный жест, стимулирующий раздумья. — Наделала же ты шуму…       Первые эмоции — шквал. Хочется вскричать: «Джинкс! Ты хоть представляешь, что ты натворила?!». Но он одёргивает себя, останавливает, резко выворачивая руль и унося машину чувств и здравого смысла в кювет. Она знает. Не стоит недооценивать своего ребёнка, воспитанию которого уделялось не малое количество времени, когда его не отнимала работа, разумеется. У неё было время осознать, даже сбегать на место преступления. Семь дней — не малый срок. За целую неделю она уж точно всё поняла. Кричать на неё нет смысла, а ранить ещё больше, обвиняя во всех тяжких смертных грехах — потерять доверие.       А ценнее него ничего не может быть. Ранимый ребёнок, заслуживающий только лучшего.       Силко не может сказать ничего в лицо, обезображенное страданием, и в глаза, наполненные ненавистью к себе и виною до краёв, два озера непринятия, когда только они успели стать розовыми. Он проводит большим пальцем по щеке дочери, стирая серое пятно, оставленное размазанными тенями для глаз.       В ней он видит молодого себя. Всегда видел. И старался оберегать от ошибок, когда-то совершенных, не дать возможности наступить на его же грабли, бьющие палкой точно не в бровь, а в глаз. Никогда не получав столь нужной поддержки, он всё равно пытается дать её дочери:       — Ты провела черту, Джинкс.       — Я подвела тебя… Я не хотела!       — Это было неизбежно. Война началась ещё за долго до твоего рождения. Ты лишь обозначила новую точку отсчёта, переломный момент. Политика сложнее, чем ты можешь себе представить. Пилтовер бы нашёл другой повод отправить к нам отряды миротворцев и гвардию.       «И теперь мне нужно будет как-то защитить тебя и спасти Заун», — проносится в голове мужчины рефреном. Вся жизнь в нижнем городе — попытка спастись, но теперь придётся идти на экстремальные меры, мобилизовать все силы. Небо над половинами некогда единого целого раскалится из-за пожара войны, а лужи с радужными бликами и мутной бензиновой плёночкой станут кроваво-красными.       — Я думала…       — Твои косы растрепались, — Силко проводит ладонью по длинной косичке, закидывает её на плечо Джинкс. Он мягко берёт её за руку, отводит подальше от двери вглубь кабинета. — Я перезаплету, ты не против?       Навык, которого у Силко никогда не должно было быть. У него вообще не должно было быть детей, тем более дочери. Но она появилась, а с ней и умение заплетать длиннющие волосы в простецкие косички. У Джинкс, как и у него самого, никогда не хватало терпения на более сложные причёски. Опустившись на диван, натружено скрипнувший под его весом, глухо звякнув золочёной цепочкой часов, спрятанных во внутреннем кармане, об пластину на теле, Силко берёт в руки гребень.       Белая, подобно мелу, Джинкс садится на пол, поджимает под себя ноги в тяжёлых, массивных ботинках и обнимает колени. Демоны в голове всё ещё роятся, но голос уже затих, призрачные руки туманных друзей детства уже не тянутся к ней.       Украшения с кос и резинки ложатся на сидение, а зубья проходятся по волосам. Силко пропускает пряди между пальцев, ощущая, как вместе с этим в его руки струится странный, своеобразный покой, коего не должно быть сейчас.       — Мы… мы же можем что-нибудь сделать? Ты же остановишь их? Чтобы они не пришли и не забрали тебя… не забрали меня. Ты сказал, что не отдашь меня им… — бурчит под нос себе дочь. Разве не в силах Силко всё изменить, остановить, взять и переклеить этот разваливающийся макет Зауина и Пилтовера?       — Мы справимся, — утвердительно кивает правитель нижнего города, хотя толика сомнений всё же есть в его словах. Нужно быстрее распрощаться с этим тянущим на дно чувством, потому что с ним далеко не уплывёшь. Если оборачиваться постоянно назад, новое будущее не построить. А им придётся не просто его строить, сражаться и отбивать право на каждый вздох и каждый новый день.       Придётся быть максимально собранным, раз уж судьба поставила их поезд на подобные рельсы.       — Но ты должна быть осторожна. Так осторожна, как никогда раньше ещё не была.       Может, хорошей идеей стало бы закрыть Джинкс в их доме, но она способна улизнуть даже в самую маленькую щелочку, вскрыть новейшие замки, в конечном счёте, разбить окна и раздвинуть прутья решёток, если бы таковые у них имелись, лишь бы оказаться на свободе. Не лучшая идея.       — Я постараюсь.       «Ты уже постаралась, дочка», — слова не срываются с языка. Тем и лучше.