Спасение любой ценой

      Отблеск золотых украшений на плечах советника Медарды. Нет… На плечах Мэл. Для Джейса Талиса она — Мел. Их отношения уже перешли ту черту, когда он должен был обращаться к ней уважительно даже с глазу на глаз. Он имеет полное право обращаться к ней так. Всего три буквы, но имя ласкает слух, как ладони ласкают бархатную кожу, когда их не разделяет слой одежды и социально приемлемых норм, правил и жёстких рамок.       На висках и лбу проступают капельки пота, Джейс крепче стискивает изящную ладонь в огромных руках. Слабое дыхание, пиканье монитора, к созданию которого он косвенно приложил руку, показывающего тонкую голубую линию — пульс, и давящая со всех сторон строгость больничной палаты — всё последствия взрыва. Джейс убирает с прекрасного лица, почти не пострадавшего от осколков битого стекла, кусков камня и щепок, тёмные пряди волос, заправляет за ухо — жест заботы и покровительства. Он целует её в лоб, чувствуя холод губами.       За взрывом стоит сумасшедшая из Зауна, нет никаких сомнений. В этот раз Джинкс зашла непростительно далеко. Если раньше смерти и ранения миротворцев касались Талиса лишь косвенно, до этого ему не было никакого дела, как бы ужасно это не выглядело со стороны, то сегодня страх ощущается в полной мере. Ударная волна от взрыва задела не только его тело, но зацепила и душу, сердце, некогда открытое только науке, и впервые открывшееся женщине. А любимую женщину у него предпочли отобрать.       «Террористка», — жёстко, злобно звучит мысль в его мозге. Пора разобраться с крысами из зауновских трущоб, возомнившими о себе слишком много. Силко чудовищно много времени оставался безнаказанным. Теперь пора ему выставить счёт за все выходки его подопечной. Джинкс нужно поймать и предать суду, но вряд ли люди будут гуманны.       Джейс поправляет тонкую белую простынь, закрывает Мел по шею, ещё рано набрасывать саван на лицо, и поднимается со стула, трещащего под его весом. Медсестра в углу, что всё время находилась рядом, дёргается, спеша открыть дверь и выпроводить из палаты. Вечером он снова придёт, снова сядет у постели пострадавшей, будет молчать, не расскажет ничего про решение совета, от которого осталась горстка людишек, не способных разобраться даже с собственными страстями, также погладит ладонь, поцелует в лоб и уйдет. С утра — повторить.       В приёмной Джейс Талис прощается с белым лабораторным халатом для посетителей. Ещё одна медсестра порывается что-то ему сказать, но советник качает головой, чем выражает отказ и нежелание слушать, от чего она виновато отворачивается и принимается поливать цветок, которому явно не сдалось столь много воды. Пусть делает вид, что хоть как-то работает. Ему не нужны фальшивые слова сожаления. Он выслушивает их каждый день вот уже на протяжении недели. Пусть все они направлены в адрес Мел, но царапают его, как остриё ножа стекло — с труднопереносимым, мерзким звуком.       Лучше им всем заткнуться, не лезть и не пытаться понять. Джейса переполняет не столько злость, сколько бессильная ярость, которую он вынужден прятать, скрывать под личиной уверенного, холодного, отстранённого и не теряющего самообладания, а, самое главное, здравого рассудка. Тяжело оставаться беспристрастным, когда тебя задели за живое, когда у причины проблем есть имя.       Если хочешь навлечь на себя неудачу, сглазить себя, других, испортить день, изначально не окрашенный негативом, достаточно всего лишь сказать «Джинкс». Достаточно произнесли вслух это «Джинкс» — и всё пойдёт насмарку, развалится, само собой воспламенится и уничтожится. «Джинкс» — это проклятье, самонадеянное, жестокое и отчаянное. Похоже по звуку, словно что-то выскользнуло из рук, разбилось, на подобие стеклянного стакана. Вроде «дзиньк!»… Но сопровождается тяжелыми последствиями, несопоставимыми с мелкой дроблёной крошкой, впившейся в пятку.       Джейс вдыхает глубоко, чтобы расправились лёгкие, грудь стала покатой и заболели рёбра. Так дышат люди, пытающиеся совладать с собой, проконтролировать ситуацию, объективно, выглядящую безвыходной. Дверь центральной городской больницы закрывается за его спиной. Он поднимает голову, оглядывается по сторонам. Люди живут своей жизнью, спешат на работу с обеденного перерыва, дети радостно скачут вокруг родителей, забавная крохотная собачка звонко лает, потряхивая косматой головой и вислыми ушами.       «Словно ничего не случилось, словно их даже не зацепило».       От вида счастливых людей Джейса Талиса тошнит.       Он не замечает, как преодолевает расстояние от госпиталя до здания Совета узкими улочками. Осознание приходит только когда до распахнутых дверей остаётся две ступени, и с ним здороваются охранники, приветливое «Добрый день, советник Талис». Джейс раздражённо скалится, кивает, всё это выглядит слишком недружелюбно. Нет никакого желания скрывать эмоции и притворяться тем, кем он не является, играть роль доброго и светлого человека.       Мэл пострадала. И он не может вот так вот просто отпустить свою скорбь и горе, чтобы с улыбкой смотреть в мир, в одно мгновение обернувшийся для него враждебным.       И всё же Джейс бурчит неразборчивое: «Доброе утро». Проходит мимо охранников и направляется к лифту. Ему нужно на самый верх, в кабинет, потом стоит заглянуть в зал совета в восточную сторону здания, превратившуюся в развалины, и только потом уже идти с просветленным лицом к людям, ждущим от него указаний. Лишившись своего пастуха, овцы стали искать нового и нашли в его лице.       Резные, замысловатые двери лифта разъезжаются в стороны и пропускают в кабину, а ведь Джейс ещё даже не успел нажать на кнопку. Новые технологии применяют на обычных бытовых вещах?       — Джейс! Подожди!       Знакомый голос выдёргивает Джейса из туманного забытья. Он выставляет руку вперёд между гремящими створками лифта, но отдергивает её обратно, успевает до того момента, как придавит ладонь, и жмёт на кнопку «стоп». Лифт прерывает так и не начавшееся движение наверх, опять раскрывает свою пасть, пропуская в кабину старую подругу Джейса — Кейтлин.       Девушка в трауре, о чём свидетельствует её чёрная блуза и в целом чёрный и строгий наряд. Значит, всё же советница Кирамман скончалась сегодня ночью.       — Мои соболезнования, — голос звучит надломлено. Дом Кирамман всегда был добр к Джейсу, опекали, помогали ему, за исключением того случая, когда разразился скандал из-за подрыва в общежитии в университете. Как же давно это было.       — Папа сильно переживает. Не думаю, что он сможет оправиться.       Джейс кивает и нажимает на кнопку своего этажа.       — Передай ему, что я искренне скорблю. Твоя мать была властной и серьёзной женщиной, без неё в совете Пилтовера остались только одни продажные… — Талис воздерживается от крепкого слова, но Кейтлин и так понимает, что он хочет сказать, — жующие сопли и не умеющие принимать решения.       — Думаю, мама бы оценила то, с каким запалом ты это говоришь. Я передам папе, но слова не вернут ему любимого человека, — Кейтлин невесело усмехается. — Последние несколько лет их образцово-показательный брак стал таким холодным, мама погрузилась с головой в работу, но папа всё равно её любил. Даже не представляю, что будет дальше.       — Постарайся быть для него опорой, а я помогу вам всем, чем смогу, — Джейс осторожно касается локтя Кейтлин, пытаясь приободрить, на большее он не решается. Но в глазах Кейтлин благодарность. И это утешает.       — Спасибо. Похороны назначены в пятницу на двенадцать часов на городском кладбище.       — Я буду, обязательно. Если нужно помочь с организацией, ты только скажи.       — Думаю, я справлюсь. Не переживай.       Мелодичный звоночек извещает о прибытии лифта. С легким толчком кабина останавливается. Джейс не может припомнить, чтобы Кейтлин нажимала кнопку другого этажа, поэтому он целое мгновение смотрит на неё, прежде чем выйти.       — А ты к кому, если не секрет?       — Вообще-то, к тебе. Нужно кое-что обсудить.       — И как это я не догадался, что Кейтлин Кирамман могла прийти ко мне только по делу.       Кейтлин слабо улыбается.       — Работа сама с собой не разберётся. А ты единственный в городе, кто может принимать подобные решения.       — Тогда идём.       Они проходят по длинному коридору, доходят до двери в конце, и Джейс достаёт из кармана связку ключей. Среди них он выбирает самый длинный и отпирает дверь, приглашает Кейтлин пройти. В помещение светло, но царит привычный для Джейса хаос. Сколько его помнит Кейтлин, Талис никогда не любил поддерживать порядок в своих вещах, исключительно в записях и книгах. Чертежи частенько валялись на полу рядом с носками или брюками. Сейчас всё также.       Кирамман поднимает с пола несколько листов и кладёт их на ближайшую тумбочку, пока Джейс закрывает дверь и подходит к креслу за письменным столом.       — Присаживайся, — Талис кивает на кресло. — О чём ты хотела со мной поговорить?       — Я знаю, что это не первостепенная проблема, — Кейтлин опускается в кресло. — Однако шериф Пилтовера погиб из-за этих разборок в Зауне, и миротворцы остались без начальства. И ты, как заместитель советницы Медарда, а, следовательно, на данный момент высшая власть в городе, должен разобраться с этим вопросом. Нужно кого-то назначить. Хотя бы временно исполняющим обязанности.       Об этом аспекте Джейс Талис не думал. Он даже первый раз слышит, что шериф Пилтовера погиб. Сумасшедшая из Зауна, эта чокнутая Джинкс умудрилась устроить такой балаган и убить уйму людей. Ей место в тюрьме, с самого начала не нужно было вести переговоры с Силко, обещать нацию Зауна, нужно было просто нагрянуть и зачистить это крысиное гнездо. Пилтовер лишился лучших людей, а негодяйке с пистолетом всё сойдёт с рук. Но в этот раз Джейс Талис твёрдо решил, что он не позволит этого.       — И кого ты предлагаешь? Есть кто-то на примете? Я никогда не занимался безопасностью города. Мне нужно был думать о хекс-вратах, о новых исследованиях и изобретениях. Я даже не знаю никого из вышестоящих миротворцев, — Джейс упирается ладонями в стол, взгляд натыкается на нераспечатанные письма и на неподписанные указы.       — Я вообще никого не предлагаю, Джейс. Ты же знаешь, в последний момент моя мать добилась того, чтобы меня отстранили от службы, а ты, пытаясь помочь, хотел завалить меня бумажной волокитой, поэтому в последнее время я не знаю, кто был рядом с прежним шерифом, — Кейтлин скрещивает руки на груди, сверля Талиса серьёзными глазами.       — Если ты сейчас хочешь, чтобы я подписал указ о твоём назначение шерифом Пилтовера, то это исключено, Кейтлин. Твоя мать, уж прости, меня с того света достанет. Я не могу подвергнуть тебя такой опасности.       Джейс видит, как напрягается всё тело Кейтлин, как она вытягивает, подобно статуи слепой богини правосудия.       — Но я твой единственный выход, Джейс. Я на твоей стороне, и ты можешь доверять мне. Через меня ты сможешь легко контролировать миротворцев, подумай об этом, — девушка трясёт головой, откидывая волосы с лица. Скупое движение, пропитанное, на удивление, жесткостью и настойчивостью.       В его памяти Кейтлин была иной. Мягкой, даже немного наивной. Сейчас же на него смотрит другая Кирамман, больше походящая на свою погибшую родительницу. Это пугает ровно настолько, насколько и завораживает.       — С каких пор ты решила дорваться до власти, Кейтлин? Никогда не замечал за тобой подобного стремления. Может, я невнимательно смотрел?       — Я просто хочу, чтобы ничего не мешало моему расследованию. Мне нужно разобраться с Силко. Я знаю, как его найти и привлечь к ответственности. Вай…       Джейс прерывает Кейтлин жестом — поднятой вверх рукой. Любые разговоры о Силко выводят Талиса из себя. Химбарон Зауна узурпировал там власть, а они не уследили, не сделали ничего, чтобы остановить.       — Это не твой уровень, Кейт. Силко проблема Совета, а не миротворцев.       — Однако, мы должны работать в связке, а с кем, как не со мной, ты можешь это делать? Кому из Совета, Джейс, ты действительно доверяешь? Я могу и хочу помочь, понимаешь?       В словах Кейтлин полно здравого смысла, но ещё больше уверенности в собственной правоте и чистоте помыслов. Но кто он такой, чтобы принимать подобного рода решения, даже не поговорив и не обсудив с другими членами Совета? Хотя кто в действительности там будет что-то взвешивать и размышлять над вопросом? Каждый преследует свой корыстный интерес — обогащение собственного дома.       — Я подумаю, но не сейчас. Не могу точно сказать, когда, но в ближайшее время точно, — виновато произносит Джейс. Он словно предал Кейтлин. Однако, ему нужно подумать, безопасность дочери советника Кирамман для него приоритетнее, чем безопасность города и поимка Силко.       Кейтлин кивает и поднимается из кресла, оправляет юбку, разглаживая складки:       — Тогда в пятницу, в двенадцать.       Глубоко вздохнув, Талис выдаёт лишь шумное: «Я буду». И Кейтлин оставляет его одного среди бумажек, писем и распоряжений, ждущих внимания.

***

      Зал, ныне отведённый под заседание совета, не такой грандиозный, и по сравнению с прошлым кажется совершенно крохотным. Низкий потолок и паркетный пол сдавливают, словно тиски, даже стены не сдерживают натиска двух плит и готовы надломиться, как тонкие соломинки. Джейс Талис встревожен не на шутку.       Он проходит до своего кресла во главе стола и опускается в него. Быть готовым к подобного рода ответственности невозможно. И ему остаётся только гадать, как Мэл умудрялась стойчески переносить ежедневные испытания. Может, именно поэтому в её бокале всегда было вино, а тонкий шлейф дорогих духов от Glasc Industries не всегда перебивал запах алкоголя. Все великие женщины, так или иначе, имеют пагубные привычки.       Помещение постепенно заполняется людьми, теми не многими представителями известных домов Пилтовера, кто остался в совете. И выглядят они жалко — совершенно незаинтересованные в судьбе города лица. Иногда Джейс не одобрял слова и действия Мэл, но сейчас он видит, насколько она была права. Джейс морщится, отводит взгляд в сторону, пока советники размещаются на своих местах. Пустыми остаются только стулья для госпожи Кирамман и Мэл. Их ждать не приходится.       — Рад всех вас видеть, господа, — Талис кивает, — дамы. С прискорбием хочу сообщить, что советница Медарда всё ещё находится в коме, а госпожа Кассандра Кирамман, к моему огромному сожалению, скончалась.       Будто присутствующим здесь есть какое-то дело до чужого горя. Щёлканье игрушки-головоломки, мерное движение челюстей при пережевывание орехов, шумные глотки из стакана. Джейс Талис оказался в гнетущем обществе идиотов, не наделенных эмпатией и состраданием.       — Похороны будут проходить в пятницу в двенадцать часов дня. Думаю, нам стоит там быть, дабы почтить память госпожи Кирамман, её муж и дочь будут признательны.       А советнику Хоскелу будто и всё равно. Краем глаза Талис замечает, как мужчина мизинцем ковыряется в носу. Передёргивает от омерзения. И теперь он должен как-то работать и пытаться наладить жизнь Пилтовера в одной упряжке с этими людьми, коих не интересует ничего дальше своего носа.       Тяжёлый вздох. Джейс опускает взгляд на несколько листов перед собой. Уж лучше он сам примет решения, а их потом просто поставит перед фактом. Стадо овец не будет сопротивляться пастуху, разве только жалобно блеять. Джейсу нужны союзники, готовые работать и что-то делать, а не молча наблюдать, изнеженные жизнью благородных аристократов.       Кейтлин права. Как, впрочем, зачастую была права и её мать.       — У нас очень много вопросов и насущных проблем, которые стоит обсудить. В первую очередь, если никто не против, я хотел бы поговорить о назначение Кейтлин Кирамман на должность шерифа Пилтовера. Потому что город не должен оставаться без хранителей порядка, особенно в такое тяжёлое время.       Никто словно и не обращает внимание на его слова. Разговор с пустотой.