Колокольчики и подорожник

Близкое лето медленно вступало в свои права. Весенние дни становились все жарче и длиннее, а дождики – реже и теплей. Зацвела луговая клубника, завязался орешник. Солнышко припекало, по небу плыли редкие облака, и воздух над полянками гудел, когда тысячи трудолюбивых пчел собирали сладкий нектар. Лёвчик не любил жары. В такие знойные дни он отсиживался в дупле или торчал на реке, спрятавшись в пышной кроне склонившейся над рекой ивы, уцепившись лапами за ветку и наблюдая за всем, что происходит вокруг. А происходило многое. Река и берег были наполнены музыкой. Например, откуда-то прилетели лебеди и теперь целыми днями были чем-то заняты в камышах, и их лапы мелодично плескали по воде. Водяные крысы, одетые в полосатые тельняшки, учили плавать своих детенышей и мутили воду, распугивая рыбу. Как маленькие вертолеты, то и дело зависая, жужжали и кружили над рекой разноцветные стрекозы. Лёвчик провожал их взглядами – в такой жаркий день гоняться за ними и охотиться ему было лень. Прибегал на берег заяц. Останавливался возле пней и начинал барабанить по ним лапами. А маленькие бельчата, прыгая с ветки на ветку, сшибали сосновые шишки, и те с тихим позвякиванием - плюх-треск-буль – падали в воду. Но самыми невыносимыми оказались лягушки, которые устраивали на реке хоровые спевки и квакали так громко, что натурально действовали на нервы. А по вечерам давали лягушачьи концерты. Лягушачье кваканье, бесконечное и однообразное, напоминало Лёве попсячий сейшн под дрянную фанеру. Со слухом у лягушек была какая-то коллективная беда, они не попадали в ноты и поэтому старались перещеголять друг друга громкостью пения. И Лёва, который до этого на своей любимой ветке мурлыкал какую-нибудь новую мелодию, морщился и улетал куда-нибудь подальше в лес. Там негромко пели цикады, и их голоса казались похожими на пение церковного хора – негромкое и размеренное, что рождало какую-то не то неясную тоску, то затаенную робкую радость. Весна действовала и на него. В груди что-то кипело, бурлило, просилось на волю, и Лёва порою жалел, что он не может, как раньше, сесть за инструмент и набросать пару заготовок. Конечно, они в любой момент могли вернуться обратно. Но Шурик, с которым Лёва при случае поделился этой мыслью, лишь покачал головой и пробормотал: «Все равно делать там пока нечего. Я узнавал: там еще ничего нельзя. А тебе что, уже надоело?». Надоело ли ему? Когда ты много лет, как угорелый, носишься по стране и за ее пределами, когда все города сливаются в бесконечную мазню аэропортов и дворцов спорта, вряд ли размеренная и спокойная жизнь надоест за месяц. Нет, в лесу рядом с Шуриком Лёва был счастлив. Но в последние дни и он начал замечать, что Шурик все чаще и чаще тоже становится без причин каким-то задумчивым, молчаливым, куда-то улетает без него и возвращается уже тогда, когда нужно было ложиться спать. И почти никогда не рассказывает, где он был и куда летал. - Лёвчик, скажи… - Ммм? - А ты не скучаешь? - По чему? Или, вернее, по кому? - больше всего он боялся, что рано или поздно Шурик соскучится по дому, по Лизке, по детям, которых не видел уже полгода и которых, разумеется, при всей своей огромной любви, Лёва заменить ему никогда не сможет, и тогда придется прекращать этот лесной загул. Лёва знал, что здесь они не навсегда, готовил себя к этой мысли, но все равно пытался оттянуть этот момент как можно дальше. Вот если бы гитару сюда, несколько новых книжек, студию, пару человеческих рук и еще минимум полгода его тогда из этого леса никто не выкурит. Как раз до холодов. Он новый альбом успеет записать тогда. А потом… Что там делают летучие мыши, когда холодно? Впадают в спячку? Шурик, гитара, музыка – как мало, оказывается, надо для счастья! Почти столько же, как и в той, человеческой жизни, даже немногим меньше. - Ну… по всему, - Шурик внимательно посмотрел на него. – По всему, что было. По ребятам, концертам, музыке, по всей движухе этой… - Ты все-таки хочешь вернуться? – встрепенулся Лёва. И ему снова стало немного тоскливо. - Нет, не хочу. Я просто тебя спрашиваю: не скучаешь ли ты. - Аааа… - Лёва дернул плечом, - ну только если по музыке. Я, кажется, уже две новые песни придумал. А так… нет. Не скучаю ни капельки. Ты же знаешь, как меня все задолбало за последние два года… - Ага, - кивнул Шурик, - это я помню. Да. И что, еще никак не раздолбало обратно? - Неа. - Ну, подождем тогда еще немного. - Шурик… - Что? - Пообещай мне знаешь что? – вдруг спросил Лёва и внезапно обнял его сзади, прижался крыльями к Шуриным крыльям, потерся носом о короткую шерстку на загривке. – Когда это кончится, а мы станем совсем старыми и решим, наконец, отойти от дел, когда дети вырастут и уедут, мы купим большой дом. Один на двоих. Где-нибудь в таком же лесу, с речкой, соснами и березами, еще собакой большой и черной, и будем там жить. До конца. Вместе. Где нас никто не знает. Ну его, это гавайское побережье с океаном и белым песком! Хочу… вот так. Обещаешь? Шурик повернулся в объятиях и легко чмокнул Лёвчика в лоб. Коротко посмотрел в глаза. - Ну что опять за приступ сосново-березовой меланхолии, а? Лёвка… Лучше давай за соком березовым сгоняем. А постареть успеем еще. У меня тут идея симфорока в башке новая, так что… Потом… как-нибудь… успеется твой дом. И собака тоже. «Куда я от тебя денусь? – сказали вместо слов Лёве Шурины глаза. – Я тебе еще тридцать лет назад дал обет верности, который ты почти все время умудряешься испытывать на прочность». «Я просто боюсь, - также глазами ответил ему Лёва. – Каждый раз боюсь, что ты можешь устать от меня. Устать или понять, что тогда сделал неправильный выбор…» «Дурак. Мнительный дурак. Для меня ты всегда был единственно правильный и возможный выбор». - Просто я слишком сильно люблю тебя, - сказал вслух Лёва и спрятал лицо у Шурика на плече. - Лёвчик… За березовым соком они все же слетали. А потом Шурик сказал, что ему нужно кое-куда сгонять. По каким-то делам. Одному. Нет, Лёве и в голову не пришло бы его в чем-то подозревать. Да и в чем? Подружившись со многими лесными обитателями, они все равно держались от них особняком. Пару раз их даже приглашали на полуночные вечеринки в большую пещеру у реки, где жили остальные их сородичи, но своим Лёва там себя не чувствовал. Стараясь затеряться в пестро-серой мышиной стае, он забивался в какой-нибудь угол потемнее и терпеливо ждал Шурика, который непринужденно общался с другими мышами, перемещался от группы к группе, болтал с ними, словно был сто лет с ними знаком. - В принципе, - как-то раз задумчиво сказал Шурик, когда они завтракали, - пока там ничего нельзя, кто нам мешает то же самое сделать здесь? Где всё можно? Ну, не симфорок, конечно… - Ты о чем? – удивленно вскинулся на него Лёва. - Да так, - улыбнулся Шура. – Пока ни о чем. Не бери в голову. Просто думаю… Потом несколько дней подряд снова шел дождик. Под который Лёва, мурлыкая себе под нос, посвятил наведению порядка в домике и пополнению припасов на зиму. Комарики, мухи, гусеницы жались к сухому, нагретому солнцем сосновому стволу, стремясь спрятаться от дождя, и большого труда не составило поймать их. Зато Шурик, нацепив вместо дождевика большой лист кувшинки, снова улетел в пещеру, пообещав вернуться к обеду. Лёва, глядя на серое пасмурное небо в окно, только вздохнул. Сколько он помнил себя, Шурик всегда был неугомонным. Словно большое шило в его маленькой заднице никогда не давало ему покоя, и он с присущим ему энтузиазмом искал для него то приключения, то неприятности. Которые в итоге тоже превращались в приключения. Занятый домашними хлопотами, Лёва не сразу заметил, как кончился дождь. Просто в лесу вместо тишины снова запели птицы, а из-за тучи краем выглянуло уже клонившееся на запад солнышко. И Лёва, мурлыкая себе под нос новую мелодию, вздрогнул всем телом, когда позади него кто-то незнакомым баском произнес: - Привет! Лёва обернулся. В окне, заглядывая к ним в домик, маячила летучая мышь. Долговязая с рыжим отливом незнакомая мышь. Которая с нагловатым интересом поглядывала на него. Лёва хотел было уже замахнуться на нее когтем и сказать привычное «кыш», что нечего тут пялиться в чужие дома, как рядом с этой мышью появилось еще трое. - Привет! – сказали они Лёве почти хором. И также практически хором изобразили на мордах улыбки. - Эм… здравствуйте, - машинально ответил Лёва, собираясь спросить, кто они такие и что им надо, как тут же в окошко влетел Шурик, на ходу складывая свои крылья и приземляясь рядом с Лёвой. Обнял приветственно за плечи, одновременно кивая этой странной четверке. - Залетайте, парни, не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома. Это и есть Лёвчик, про которого я вам столько рассказывал… Лёва непонимающе уставился на него. - Шур, это вообще кто? Зачем?.. Здесь... - Сейчас-сейчас, - Шурик успокаивающе приобнял Лёву. – Успокойся, они наши. - В смысле наши?.. В домике сразу стало необычайно тесно, несмотря на то, что гости скромно расположились вдоль стенки и чинно подобрали свои лапы и крылья. - Это Лёвчик, - снова сказал Шурик. Он так и не отпускал его, слегка придерживая крылом, чтобы Лёвчику не пришло в голову удрать или что-нибудь вытворить. – Он отличный музыкант и вокалист, у него настоящий талант сочинять песни и потрясающая энергетика… Лёв, помолчи. В общем, он просто классный чувак и человек... хкммм… я хотел сказать, мужик клёвый… Лёва стремительно покраснел. Пришлые мыши смотрели на него во все глаза, как на какой-нибудь музейный экспонат. Интересно, чего им Шурик такого еще про него натрепал-то… - Шур, чё происходит-то? Причем здесь это? - Все в порядке. А, я забыл добавить, что Лёвчик очень скромный и немного мнительный, но это ерунда. Не обращайте внимания. А это ребята из местной рок-группы.   Гости молча кивнули. Видно, они были ребята серьезными. И не очень многословными. - Это Лак. Лак Максус, - Шурик кивнул на рыжеватую мышь, которая поздоровалась с Лёвой самой первой, и Лёва только тут разглядел, что левом ухе у мыши торчит колечко-серьга, а отросшая шерсть на затылке заплетена в затейливые хвостики. Имя было очень похожим… только вот на какое – Лёва почесал за ухом лапой, пытаясь вспомнить. - Привет, - сказал Лак. - Лак классно играет на гитаре, - сказал Шура. Лёва поперхнулся. - На… чем? - На гитаре, - подтвердил Лак и тоже почесался. – Ну, еще на басухе умею. И немного на балалайке. И на контрабасе еще. - Охренеть… откуда здесь ги… - Это Барыш, - перебил его Шура и сделал Лёве страшные глаза, указывая на длинноволосую кудрявую черную мышь в темных очках. - Очень приятно, - сказал Барыш и улыбнулся. Из всех он был самым долговязым и тощим, словно его сделали из двух мышей вместо одной. – Я барабанщик. - А барабаны-то отку… Впрочем, если зайцам можно барабанить лапами по лесным пенькам, то почему летучим мышам нельзя? А вот все-таки гитары-то откуда… в лесу… - Это Рей по кличке Гудок, - Шурик простер крыло к самой маленькой и скромной мышке, сидевшей между Лаком и Барышем. Гудок вежливо кивнул в ответ. – Тоже гитарист. Инструментал. А это Драник, - Шурик кивнул на последнего гостя. Драник оказался улыбчивым, совсем плюшевым толстячком с пшеничной набекрень челкой и разодранным надвое до середины левым ухом. - Драник – это не потому что ухо разодрано, - высоким голосом тут же заявил Лёве Драник – из всей четверки он, видимо, был самым разговорчивым, - родители были из-под Полтавы, польские корни, все дела. А сам я в Питере жил. Там играл с рокерами в клубе одном… - Ты тоже гитарист? – спросил его Лёва. - Не… я на свистелках играю. Еще умею бить в бубен. И на клавишах могу. - Ага, – самое лучшее, наверное, было ничему не удивляться. Ну бубен и бубен. Подумаешь! - Ясно. - Ну вот и познакомились, - Шурик улыбнулся и широким жестом обвел всю собравшуюся компанию. – Лёвчик, где у нас там одуванчиковый самогон? Принесешь? Ну что, парни? Может, выпьем все вместе по маленькой за знакомство? Самогон, конечно, Лёвчик пить не стал. Даже здесь его к этому делу больше не тянуло, но под застолье беседа потекла оживленнее. Гости расслабились, зазвучали смех и шутки. И оказались все четверо вполне милыми, интересными ребятами, к тому же не чаявшими души в музыке и уже несколько лет играющими вместе. Раскрасневшийся Шурик улыбался, снова чувствуя себя в своей родной стихии. Лёва, сидя напротив, любовался им. Нет, Лёва никогда не сомневался, что Шурик в любой пустыне через полчаса найдет себе приятелей даже среди кактусов, но сейчас, глядя на него, он чувствовал, что Шурик наконец-то по-настоящему счастлив. Полностью и бескомпромиссно. Впрочем, в этом был весь его Шурик. Ему всегда было нужно немного больше, чем нужно Лёвчику, но если твой любимый от этого счастлив – то почему бы и нет? Лёва очнулся от своих мыслей, услышав: - …короче, этот сезон, наверное, мы пропускаем, - рыжий Лак горестно вздохнул, и барабанщик Барыш тут же сочувственно похлопал его по спине. – Невезуха, так невезуха… - Почему пропускаете? – не понял Лёва. - Да я ж говорил, солиста у нас больше нет. Ты не слышал? А как нам выступать без солиста? Поем мы… ну не очень. Нас те же лягушки на смех поднимут. - Извини. Я задумался. А куда у вас делся солист? - Если бы мы сами знали, - сказал Драник. – Он в Москву летал, к родственникам каким-то. А обратно не вернулся. Одни говорят: сожрали его. Лиса или собаки, один, в общем, хрен. А кто-то говорит, что его на опыты поймали, чтобы понять, как людскую ковидлу победить. В общем, не знаем мы, где он. - А может, он просто в Москве решил остаться, - сказал Барыш. – Нашел себе новую группу. Перспективнее нашей. Говорят, Москва – город большой… А вы были в Москве? - Были, - ответил Лёва. - Может, вы его видели. - Мы очень давно уже не были в Москве, - сказал Шурик. – Так что вряд ли. Но у меня есть одна идея, как вам не пропустить этот сезон… Расставались они в этот день вполне довольные друг другом. Шурик – что снова смог стать эпицентром всей этой движухи, и если поначалу гости выглядели настороженными, то в конце вечера откровенно смотрели ему в рот и почти впадали в экстаз, когда Шурик седлал профессионального конька и включал на полную катушку свое обаяние. Гости – что им пообещали нового солиста. Практически из Москвы, поющего в популярной группе, не обращайте внимания, если название вам ничего не скажет. Лёва и сам с удивлением вдруг понял, что не прочь разбавить эту спокойную лесную идиллию на двоих и снова окунуться в этот весь неровный, волшебный, непредсказуемый мир музыки, стать его сердцем, его голосом, и снова почувствовать, как невидимыми струями льется на тебя обожание и восторг поклонников. - Подождите, - спросил все-таки напоследок Лёва, когда они уже вышли проводить ребят. Вопрос жёг его весь вечер. – Свистелки – понятно. Барабаны… ну, тоже. Но откуда у вас здесь настоящие гитары? - А это все Михалыч, спасибо ему, - отозвался Гудок. – На него все местные музыканты просто молятся. - Михалыч?.. - Ну, енот Михалыч, гитарных дел мастер. И не гитарных тоже. Он на все лапы мастер, без него бы тут у нас ничего не звенело. - И не играло. - Он нам гитары и делает. - Он даже рояль может. - Ага. Если вам что-то надо – загляните к нему. - Непременно, - заверил их Шурик. – Мне тоже нужна гитара. Вы же не против в группе еще одного гитариста? Рок-музыканты захлопали крыльями и хором заверили, что не против, а очень даже за. Шурик за один вечер стал их кумиром. Лёва со смутной тревогой и ревностью вдруг подумал, что вот и здесь придется Шурика тоже делить с другими, делать вид, что они просто друзья и снова скрывать отношения. Лак тронул его за плечо когтем. - Можно, теперь я спрошу? - Ммм… что? - Вы с Шуриком пара, ведь правда? Лёва вскинул на него глаза. - Что, так заметно? И тут же вздрогнул, почувствовав, как Шурик оказался рядом, обнял его со спины. - Шурик… - Мы сиамские близнецы, - Шурик задорно подмигнул Лаку. – Разлученные в детстве, а потом случайно нашедшие друг друга. Теперь всегда и везде вместе. Зита и Гита, может, слышал? - Неа… - Лак покачал головой. Все-таки удивительно, как быстро может измениться жизнь! Еще пару дней назад Лёва в умиротворении постигал дзен, жил почти отшельником и наслаждался тишиной, а теперь благодаря Шурику с головой снова окунулся в репетиции, спевки, прогоны каких-то кусочков. Познакомился с Михалычем, которым оказался действительно мировым енотом и просто отличным мастером на все лапы, ребята не соврали. Шурик заказал ему гитару, а Лёва – подарок для Шурика – выкованную из блестящего металла летучую мышку с распростертыми крыльями, чтобы была как талисман. И подружился с ребятами, и всё чаще думал о том, что обе его жизни – та и эта оказались удивительно похожи. Там и здесь рядом был Шурик, время от времени бросающий на Лёвчика ласкающие взгляды, была музыка, было щекочущее предвкушение этих замерших лиц и поднятых к нему рук, когда он выходил на сцену. Другим, может быть, оказалось только то, здесь можно было ни от кого не прятаться. Да, они с Шуриком пара. И точка. А все вопросы оставьте себе… Насчет песен для концерта сошлись довольно быстро. А сам концерт оказался чем-то вроде уже поднадоевших фестивалей сборной солянки: куча стилей, куча направлений, иначе как объяснить, что на одной площадке будет звучать и цикадный церковный хор, и балет «Лебединое озеро» в исполнении симфонического оркестра богомолов и кузнечиков, и лягушачья попса, и самый настоящий рок… И все в их руках-лапах-крыльях на удивление быстро спорилось. Еще бы, ведь заправлял всем Шурик, которому рок-музыканты на удивление легко сдали административные бразды. Им хотелось просто играть, а не заниматься всей этой беготней с площадками, очередностью выступлений, какими-то декорациями, которых на прежних концертах в лесу ни у кого не было, но Шурик заморочился и этим… Не сорвалось у них все только один раз. Благодаря Лёве, который устроил почти форменную истерику. Натурально обидев всех остальных, и кто знает, чем бы это закончилось, подними они эту тему раньше… - Надо обыграть, как нас будут объявлять, - сказал Шурик, когда до концерта оставалось всего несколько дней и уже нужно было переходить к генеральным прогонам. - Ну как… - Драник почесал свое разодранное ухо. – Как всегда объявляли. Рок-группа «Голубые колокольчики». Лёве показалось, что он ослышался. - Чего?? - «Голубые колокольчики», - повторил Драник, покачав головой и увидев, что Лёва вдруг покраснел и дико закашлялся. – Ты чего? - Лёв, ты в порядке? – Барыш похлопал его по спине. - Красивое название, поэтическое, - мечтательно сказал Гудок. – Отражает в чем-то всю нашу жизнь. - «Голубые колокольчики»?? - Ага. - Вы серьезно? Или прикалываетесь? Это же пиздец полный, а не название... - Лёве очень хотелось верить в то, что он ослышался, но остальные синхронно закивали головами. Он повернулся к Шуре, сгреб его крыльями в охапку и громко зашептал в подрагивающее от его гневного шепота чуткое ухо. - Шурик, блять... Ты спятил? Нет? Ах, ты это давно знал? Зашибись! И молчал? Тоже мне, друг детства называется. Я не буду петь в группе "Голубые колокольчики". Слышишь? Никогда! Я не буду голубым колокольчиком! И не надейся! Лак услышал, насупился. Поглядел обиженно на Шурика. - Вообще-то мы вас к себе первые не звали. Вы сами первые пришли... Сами хотели. Не хотите, не надо. А мы бы, может, нашли себе и другого солиста. - Вот и пожалуйста! - буркнул Лёва и завернулся в крылья. - Ищите. Шурик покачал головой. - Лёв, подожди... что ты делаешь? - Что я делаю? - Ты не понимаешь, что ли? - Что? - Что это наш здесь с тобой шанс! Мы столько уже здесь сделали, а ты хочешь все испортить? - Петь в группе "Голубые колокольчики"? - ядовито спросил Лёва. - Шурик, я понимаю твое желание снова играть и петь на сцене, но… не таким же способом! Хуже только в бане играть! Чтобы потом кто-то про это узнал и меня называли голубым колокольчиком? Никогда!! Это же позор на всю жизнь! Шурик усмехнулся. - Куда твоя толерантность-то вдруг подевалась, а, Лёв? Толстый Драник меланхолично зевнул: - Нет, ну а какие они, если не голубые-то? Всё по правде. Не розовые же. Что плохого в названии? - Всё! – буркнул Лёва. - Вообще-то у нас оно всегда было, это название, - по второму кругу начал Лак. – Нас под ним уже знают, не вижу смысла его менять. - Не вижу смысла петь в колокольчиках! Остальные музыканты сразу же недовольно зашуршали. - Тебе так не нравятся колокольчики? - Да чихать я на них хотел! - Тогда что? - Я не голубой... колокольчик! Шура примирительно поднял крылья вверх. - Ладно-ладно, брейк, парни. Тихо! И все примолкли. Один только Лёва обиженно отвернулся. - Я не то, чтобы, как Лёвчик, имею что-то против названия группы, - сказал Шурик, переводя взгляд с одного музыканта на другого, - но звучит оно действительно слегка устаревше. Без обид, парни, хорошо? Я думаю, нам не помешает небольшой ребрендинг названия. Это оправдано, если в группу вливаются новые музыканты. Ну, и чтобы Лёвчик не переживал за слово «голубой» … - Шурик усмехнулся и перевел дыхание. – На самом деле нам нужно что-то еще более эпатажное, чтобы это у всех было на слуху. Что-то вроде «Колокольчики Апокалипсиса» или «Мятежные колокольчики» Или… «Возвращение блудных колокольчиков»! - Хрен редьки не слаще, - буркнул Лёва. – Надо что-то емкое и короткое, а не вот это все. - The bells are coming back, - задумчиво протянул Шурик. – Оставим ключевые слова… Bells back… Биби… - Бибиту, - подсказал Лёва. – с чего начали, к тому и вернулись. - Бибиту? Би-би-ту. А что, это мысль… Лёвчик, ты гений! – и бросился обниматься, едва не задушив явно офигевшего Лёвчика в объятиях. - Вот так всегда, - проворчал тот, немного отдышавшись, - сморозишь какую-нибудь хрень, а ее принимают всерьез. - Я чет не понял, - спросил Гудок. – Это чего, мы уже не колокольчики? Остальные рок-мыши столпились вокруг него, зашуршали крыльями. -Да. Нам тоже интересно. Мы же договаривались… - Конечно, колокольчики, ребят, ну вы чего? - Шурик похлопал Гудка по плечу. обворожительно улыбнулся остальным. – В принципе, можно даже «голубые» оставить, - подмигнул Лёвчику. - Только сократить немного. На английском. Глядите: «Голубые колокольчики» - «blue bells». Сокращенно «Биби». Ну и мы же у вас новенькие, влились, так сказать, в группу, и нас двое… Получается: «Бибиту». Голубые колокольчики – 2. Ну, или возвращение колокольчиков, как кому больше нравится, вот мне – так точно второе. Ну как? Шикарно звучит! Только вслушайтесь в ЭТО! «Бибиту»! «Би-би-ту»!!! Мы порвем там всех! Мыши слушали его, раскрыв рот. И загипнотизировано кивали, как китайские болванчики. - Охренеть, - прошептал Лёвчик. – Вот бы я так умел…