***
Чанбин проснулся от приглушенного низкого гудения за стенкой. Засыпать под срывающиеся рыки Феликса и просыпаться под его монотонный бубнеж по телефону не входило в его планы, когда он согласился взять друга в поездку. Но, по крайней мере, кажется, Феликс был уже в порядке, а значит, одной проблемой меньше. Чанбин выполз из комнаты, растирая лицо руками, и увидел Феликса, в полотенце на бедрах сидящего на столешнице возле раковины и поставившего ноги на спинку стула перед собой. Он бы выглядел так, словно вчера ничего не произошло — мокрые волосы были зачесаны назад, а кожа влажно и свежо блестела, — если бы не россыпь темных отметин, покрывающая его с ног до головы. Видимо, он только вышел из душа, но уже деловито разговаривал с кем-то по телефону. Насколько бы возмутился его собеседник, узнай он, в каком виде сидит человек на другом конце провода? Феликса вот это совершенно не смущало. У Чанбина не было желания подслушивать, но разговор явно был деловой, судя по тону и размеренности фраз. А еще судя по тому, что Феликс даже не заметил его появления в комнате. Наконец, он поблагодарил, закивал и улыбнулся, как будто собеседник мог это видеть, и попрощавшись, отложил телефон. — Тебе нормально деловые вопросы в чем мать родила решать? — хмыкнул Чанбин, подходя и наливая себе стакан воды. По правде говоря, это его немного расстраивало: разве они не мафия? Почему они не могут позволить себе номера в отеле и завтрак с доставкой до двери? Он бы сейчас не отказался от яичницы с беконом и стакана апельсинового сока, но вынужден аскетично похлебывать безвкусную кипяченую воду. — Прикройся хоть, сидишь, ворота нараспашку! Феликс, заметивший его не сразу, теперь довольно улыбнулся, словно ему сделали комплимент, а не отчитали. — К твоему сведению, я вчера в таком виде очень много важных деловых вопросов решил! Я же говорил, ты будешь гордиться! — Что ж ты столько вопросов решил, а с главным не разобрался, сюда приперся, честным людям спать мешал? Устроил порно-театр одного актера за стенкой. Ты знаешь, что ревешь, как марал? Уши вянут, невозможно! — Хм, странно, Хенджин не жаловался, — хмыкнул Феликс, пожимая плечами и сползая со столешницы. — При всем уважении, избавь меня от подробностей, — Чанбин нервно отхлебнул воды. — Может лучше расскажешь мне, почему я должен гордиться? Пока что не вижу для этого особых причин. — Ну пошли, покажу тебе! Сейчас, оденусь только. — Ну надо же! Спустя пять минут они стояли внизу, перед распахнутой дверцей багажника минивена, который был завален автоматами Калашникова и коробками патронов. Чанбин тут же захлопнул багажник и огляделся по сторонам. Если бы там лежал один или два, прохожие могли бы их не заметить, но машина присела на зад под весом более двадцати стволов и, если бы не тонированные стекла, их было бы видно через окно заднего вида. — Это что, Феликс? — Давай пойдем поедим, я умираю с голоду. Я все расскажу за завтраком! Это веселая история, я молодец, я же говорю! — Феликс обвил ручками локоть Чанбина, увлекая в сторону дороги. По пути где-то была небольшая забегаловка, из которой по всей округе разносился запах жареного теста и панировки. Чанбину оставалось только пилькнуть ключом от машины и последовать за другом. Постепенно приходило осознание того, что подготовиться к чему-либо, имея дело с Феликсом, было невозможно, а значит, нужно просто смириться с его непредсказуемостью. Хотя, возможно, со стороны и не было видно, но Чанбин мысленно закидывался третьей горстью валерьянки за последние сутки. Когда они сделали заказ, расположившись за небольшим круглым столиком, покрытым газетной скатертью с меню и акционными предложениями, Чанбин повторил свой вопрос. — Ну, рассказываю, — с предвкушением в голосе начал Феликс, — я вчера обзавелся некоторыми связями, так сказать, нашел общий язык, с парой группировок, которые тут контрабандой промышляют и держат несколько ростовщических точек… В общем, мы заключили соглашение, я дал им пробную порцию товара, они мне — стволы. Если их товар устроит, они согласны тут отвечать за продажи и обеспечивать доставку. Процент, правда, вышел немаленький, но они будут, — Феликс начал загибать пальцы, — забирать, хранить, распространять здесь, обеспечивать поставки в Сеул, плюс будут подгонять нам оружие без номеров и людей, если будет нужно. Круто же? Скажи, круто? — А на каких условиях такой аттракцион невиданной щедрости? — Ну, во-первых, я сказал, что мы можем периодически потягивать за ниточки прокуратуру, во-вторых, они тоже не в восторге от Чамчви, в-третьих, мы оказались во многом единомышленниками… — Я даже спрашивать не буду, чем вы скрепили этот союз, — Чанбин поморщился, но его лицо тут же посветлело при виде принесенной хозяйкой еды. — Мне, конечно, очень льстит, Чанбини-хен, что ты думаешь, будто мы обзавелись такими ценными союзниками благодаря невероятным возможностям моего прекрасного тела, но это правда была серьезная взаимовыгодная сделка, и здесь нет никакой подставы, — проговорил Феликс, и его тон со смешливого плавно скатился в серьезный. — Мы все обстоятельно обсудили и только потом выпили и немного развлеклись с этими уважаемыми джентльменами. — Немного? — вырвалось у Чанбина. — Где ты, блин, научился так вопросы решать? Кто тебя надоумил? Взгляд Феликса похолодел. — Если следующая фраза будет «с кем поведешься, от того и наберешься», я не буду с тобой разговаривать, — закипая, произнес Феликс. Чанбин поджал губы, выдержав расстроенный взгляд, и вздохнул. — Больно видеть, что ты так себя не бережешь. Я только поэтому, — пояснил он. Еда как-то перестала казаться аппетитной. Феликс немного поостыл. — Я понимаю. Знаю. Спасибо, что переживаешь, но я сам разберусь, — он старался произнести эти жесткие слова мягче, но звучало все равно малоприятно. — Да и нет как-то желания себя беречь, если честно. Мы же должны как можно скорее встать на ноги, иначе не сможем защитить ни себя, ни дорогих людей. Чанбин нахмурился. Он все еще считал, что можно было бы обойтись меньшей «кровью», но, в конце концов, не он выбил им сделку с сильными и надежными партнерами, а значит, не ему судить Феликса за его методы. В конце концов, результаты, которых они достигли, превосходили даже программу-максимум. Проведя инструктаж нового наместника и передав ему свежераздобытые контакты главаря банды контрабандистов, чтобы в дальнейшем они работали друг с другом напрямую, Феликс рассудил, что здесь их миссия окончена и пора собираться в обратную дорогу. На этот раз он практически не умолкал, рассуждая о том, как они хорошо потрудились, потому что он уже какое-то время назад заметил, что товара несколько поубавляется, пока он доходит до Сеула, а теперь не только удалось навести порядок, так еще и обезопасить себя. Объединившись с двумя пхоханскими бандами, теперь они не допустят даже малейшей возможности того, что Чамчви подберутся к ним незамеченными раньше, чем это будет допустимо. Радовался он и тому, что они везут такие ценные «гостинцы», предвкушая, в каком восторге будет Хенджин, постоянно жалующийся на то, что на тренировках ему приходится экономить патроны. Чанбин молча слушал этот поток сознания, смиряясь с тем, что рядом с ним сидит все тот же Феликс, ничуть не изменившийся, просто теперь о нем он знает больше, чем раньше. Пока было не до конца ясно, как и о чем именно следует отчитаться Бан Чану, и это немного беспокоило Чанбина. Знает ли он об этой стороне Феликса? Стоит ли говорить о том, что случилось на складе? Или важен только результат? Сплетничать за спиной не хотелось, но и оставлять такую существенную деталь вне ведения лидера казалось неправильным чисто с точки зрения субординации.***
Стремительно смеркалось, когда Чанбин позвал Бан Чана на крышу. Говорить было лучше там, потому что на плоской крыше не было укромных мест, где можно было бы притаиться, а значит, он мог рассказать все, что его беспокоило, и не бояться, что это коснется чьих-то еще ушей. Чан поднялся наверх и, увидев друга, чуть ли не вприпрыжку подбежал к нему. Он явно был в прекрасном настроении после отчета Феликса: работа была выполнена «на ура», более того, удалось надежно закрепиться в Пхохане, а значит, у них снова есть выход к морю, еще и охраняемый союзническими силами. Чем не причина для радости лидера? Однако лицо Чанбина не выглядело таким же безоблачным. — Что Чанбинушка не весел, что головушку повесил? — пропел Бан Чан. — Есть кое-что, — Чанбин в последний раз взвесил в уме, хочет ли он омрачать настроение друга, и, вспомнив непоколебимое лицо Феликса, когда тот плескал на провинившегося подчиненного кислоту, выдохнул, — ты знаешь, что у нас подворовывали пусанские подчиненные? — Бан Чан враз посерьезнел и мотнул головой. — А Феликс знал. И он вызвался поехать, чтобы навести порядок. И знаешь, как он его навел? Он облил человека кислотой. Его увезли на скорой. Чан неестественно громко рассмеялся и потер глаза пальцами: — Ты же шутишь, да? Ликси? Кислотой? — Я никогда не был так охренительно серьезен, Чан! У него была долбаная кислота в бутылке, он как ни в чем не бывало вез ее в рюкзачке, как чертову минералку! — Бан Чан смотрел мимо Чанбина, словно так было легче воспринимать информацию. — И ты бы слышал, как он говорил! Закрыть глаза — и там был бы тот отморозок! Да, он молодец, он приструнил всю нашу пусанскую братию, а я чуть кирпичей не наложил! И дело даже не в том, насколько это было, мать вашу, неожиданно! Это было пипец как жутко! Вот знаешь, может быть, стыдно должно быть говорить такое, но мне, блин, нифига не стыдно, потому что я таких ярких эмоций нахрен еще не испытывал! А он моментально переключился обратно, когда мы оттуда ушли, и как ни в чем не бывало! И потом это буквально был тот же Феликс, которого ты подобрал, — пошел по барам, вернулся черт знает когда, траханый-перетраханый, бухой в хламину и еще под чем-то!.. И ладно бы это просто так, я бы мог там оправдание придумать, ну тормоза снесло, ну шарики за ролики закатились у человека, всех нас события потрепали, да и к тому же мы и так думали, что он немного с прибабахом, но нет! Он абсолютно осознанно, целенаправленно все это делает! Я думал, ну мало ли, недотрах у человека, а хрен тебе! Он вписывается в оргию — и вуаля! У нас есть союзники-контрабандисты! Вписывается в другую — и у нас есть дилеры-ростовщики! А еще он… — Подожди, мне надо это переварить! — замахал руками Чан, ухватившись за момент, когда Чанбин набирал воздуха в легкие. Бан Чан уселся на землю, и Чанбин, покряхтывая, последовал его примеру. — Мне гадко и противно, что я вот так тебе доношу у него за спиной, но, может быть, это я чего-то не понимаю, и тогда ты мне поясни, потому что я, мягко говоря, в офиге, — отметил Чанбин, пока Бан Чан собирался с мыслями. — Так, ну, во-первых, как бы там это ни выглядело, ты правильно сделал, что рассказал мне. Опустим наши дружеские отношения, как моя правая рука и старший в этой операции, ты и должен был мне рассказать о таком, так что все нормально, — Бан Чан все еще пытался выстроить в голове цельную картину своего отношения к услышанному, но информации было слишком много, и она вызывала слишком противоречивые чувства. — Дальше, давай порассуждаем…***
Феликс напряженно смотрел на Хенджина, который стоял у окна и что-то в нем разглядывал. Но там ничего не было и быть не могло. На дворе была ночь, темень, светились желтые придорожные фонари, чуть вдалеке по трассе пронасились редкие машины, вспыхивая парами белых и красных огней. Хенджин стоял, подбоченясь двумя руками, плотно впиваясь пальцами в свою талию, и Феликс невольно думал, откуда у него эта привычка. Но спросил о другом: — Почему ты не поехал со мной в Пхохан? Потому что там был Чанбин? Почему ты всегда уходишь, когда он поблизости? — Тебе кажется. — Ты на него злишься? Он обидел тебя? Скажи мне! Это из-за того, что он не одобряет такие отношения? Между парнями? Или он что-то говорил тебе про твоё прошлое? — Ты мне больше всех говорил про моё прошлое… Проехали, не придумывай, я нормально отношусь к Чанбину, правда. Просто тебе не нужно, чтобы я всегда был рядом, ты и сам справляешься. — Я тебе не изменял... В смысле, это было не то... — Ты правда думаешь, что шлюху можно смутить, потрахавшись на стороне? — Не говори так! — Ты понял, что я имею в виду. Я понимаю, в смысле, я, как никто, хах, могу понять, когда кувыркаешься из чисто делового интереса, так сказать. Мне только любопытно, а когда ты был со мной, ты в это чувство вкладывал? Было ли это иначе? — Хенджин! Ты же знаешь, что да! — Знаю, наверное… Хотя чем это отличается, разница вообще есть? Знаешь, я много думал. Я больше не хочу это делать. — Что? — Не говори, что тебя это удивляет. — Нет, но.. — Я же сказал, это не связано с тобой, Ликси, просто, когда я думаю об этом, отвлеченно, мне не кажется, что мне это нравится… В моменте, конечно, бывает хорошо и хочется… С тобой было не неприятно, правда. Но я… Не знаю, я не хочу этого делать больше! Можно мы не будем? Ты можешь делать это с кем-то еще… Я правда много думал об этом, я не буду против. Мы ведь можем быть вместе и без этого, правда? Без телесности… — А целовать тебя я могу? Прикасаться к тебе могу? Хенджин помолчал, кажется, виновато глядя на Феликса. Он стоял, такой красивый, необыкновенный в оранжевом свете ночных фонарей, почти раствояясь в темноте комнаты. Угадывался только силуэт и пронзительные впадины зрачков таких чистых, невинных и добрых глаз. Феликс чувствовал, что очень устал за сегодня. Был такой долгий день. Он проснулся с ужасным похмельем, не успел привести себя в порядок, как ему почти сразу же позвонил Чха Хагён, потом пришлось объясняться с Чанбином, и разговор этот прошел не так гладко, как Феликс надеялся, потом они вернулись из Пхохана, потом нужно было отчитаться перед Бан Чаном так, чтобы он понял, каких успехов они достигли и не переживал больше о приморском направлении, у лидера и так было много проблем, которые нужно решать немедленно, да и всем остальным, наверное, лучше было узнать как можно больше хороших новостей, и Феликс считал, что сделал все, что было в его силах, чтобы привезти именно такие новости. И сейчас организм, истощенный безжалостной нагрузкой на все системы органов, требовал, наконец, нормального, спокойного и глубокого сна. Феликс склонился к подушке, поджимая колени к груди. Если он ляжет, вытянется под одеялом, будет выглядеть, как будто он больше не хочет разговаривать с Хенджином, поэтому он решил свернуться калачиком и смотреть на него, пока будут силы держать веки открытыми. Но сил этих на долго не хватило, и уже откуда-то издалека он расслышал усмехнувшееся «Я подумаю».