Проклятый любовью твоей

Они вернулись домой поздним вечером субботы, уставшие, но довольные, правда, наевшиеся на год вперёд. Им ещё и тортик с собой завернули, Малфой был очень этому рад. Перед сном долго целовались, лёжа в обнимку; Драко предпринял попытку раздеть Гарри, но Гарри её пресёк, всё ещё верный своему намерению не торопиться. Бессовестный Драко саботировал их договорённость: смотрел призывно, намекал, раздевался при Поттере, откровенно соблазнял, просил не останавливаться, когда Гарри увлекался с поцелуями и опускался по шее вниз, пробираясь ладонями под рубашку пижамы. Но Гарри останавливался, одёргивал себя, проклинал несдержанность, возвращался к губам, кривящимся в недовольстве. Малфой уснул в расстроенных чувствах, не добившись желаемого, а вот Поттер гордился своей стойкостью, но понимал, что Драко не дожал совсем чуть-чуть, что от порушенных барьеров и посылания всего к чёрту их отделяла ещё пара жалобных просьб сквозь стон. И тогда бы Гарри не выдержал, тогда бы он снял с Драко его дурацкую пижаму слизеринского оттенка; он бы сделал его своим, он бы стал его первым мужчиной. Мысль о том, что у Малфоя никогда не было однополого секса, кружила голову. До безумия хотелось привести его к оргазму, заставить хныкать и умолять, подарить ему новые ощущения, открыть для него новый мир. Хотелось стать для Драко особенным, но при этом не хотелось потерять его навсегда, когда Гермиона снимет действие зелья. Гарри думал о том, что будет после антидота. Он был уверен, что уже, как минимум, заслужил парочку неприятных проклятий и едкие насмешки на всю оставшуюся жизнь. Он думал о том, что будет делать, когда Драко вернётся к привычным для них ненависти и презрению, но уже вполне заслуженным. Только вот Поттер не готов был заново его ненавидеть. Он не знал, чем всё обернётся, но надеялся, что Малфой его поймет. На прощение рассчитывать не приходилось. Гарри засыпал, обнимая Драко, пристроившегося на груди, поглаживая того по спине, погружённый в запах его геля для душа - типичный мужской ёлочный аромат, какая-нибудь "лесная свежесть", но на Драко она пахла особенно приятно, наверное, потому что Поттер влюблялся, как мальчишка. Он прекрасно осознавал это и боялся, но ничего не мог поделать. Малфой западал в душу. Его колючий характер раззадоривал, ум поражал, красота притягивала, пришибленность добавляла остроты; всё это воспринималось ярче оттого, что Гарри долгое время жил в тишине, и суматоха, организованная хорьками, вносила красок, свежего воздуха в душную повседневность. Гарри хотел, чтобы так всё и оставалось. Хотел засыпать и просыпаться с Драко, хотел делать ему завтрак, даже слушать претензии по поводу качества этого самого завтрака; хотел научить его кататься на коньках, научиться у него готовить тот шикарный куриный суп, научиться чему-нибудь вместе. Хотел проводить с ним время. Хотел видеть его улыбку. Хотел его полюбить, но чтобы и он любил по-настоящему. К сожалению, это было маловероятно. Гарри уснул в обнимку с влюблённым в него человеком, который на самом деле его не любил. Гарри понимал, что вляпался в отборное дерьмо. Проснулся он уже один. Желание приготовить для Малфоя завтрак разбилось о реальность: Малфой вставал раньше и сам готовил завтрак для них. Вот и сегодня Поттер спустился на кухню, а Драко уже носился со сковородкой, как всегда возбуждённый, как всегда с Аластором, следившим за готовкой с совиным печеньем в зубах. Он напевал - фальшиво, естественно - новую песню Ведуний о любви целительной, как кровь единорога, и выглядело это волнующе, потому что Малфой вертел задом. Поттер притормозил в проходе, любуясь. Он стоял и смотрел, как Драко варит кофе, делает тосты, матерится между песенных строк, и когда тот застыл у сковородки с беконом, Гарри подошёл, обнял его сзади и ткнулся носом в основание шеи, вдыхая глубоко запах ещё нежного после сна тела. — Доброе утро, - промурчал он ласково, оставляя поцелуй на мягкой коже. — Доброе, мой хороший, - ответил Драко, резво переворачивая бекон вилкой. Он улыбался и был счастливым, а Гарри ловил себя на мысли, что выкраивает моменты радости перед неизбежной катастрофой. Поэтому он поцеловал Драко ещё раз. Завтракали молча, обменивались многозначительными взглядами, смущались, утыкались в тарелки с яичницей, чтобы потом снова, краснея, переглядываться. — Спасибо, - сказал Гарри, доедая последний ломтик бекона. — Очень вкусно. Малфой пожал плечами. — Это просто яичница, - он поднялся, собрал пустые тарелки, сгрузил их в раковину и полез в холодильник, как оказалось, за тортом миссис Уизли. — Торт с утра? Драко замер, хлопая глазами, прижал к себе контейнер, будто Поттер собирался его отобрать. — Если не хочешь, я съем твой кусочек. Гарри решил не сражаться за торт: — Не хочу, - соврал он. — Ешь. О, это счастье в глазах надо было видеть: Малфой будто кубок по Квиддичу выиграл, а не отжал себе лишнюю порцию десерта - светился Люмосом, предвкушая шоколадно-вишнёвую смерть диабетика. Гарри готов был ради этой детской радости попросить у Молли рецепт и состряпать десять кило торта, лишь бы Малфой продолжал так идиотски улыбаться. Он сожрал два куска за раз, запивая их кофе, всю дорогу трындел что-то малоразборчивое, перемежая болтовню блаженным закатыванием глаз и восторженным "Мерлин, как же вкусно". Когда последняя вишенка перекочевала в его незатыкающийся рот, Драко тяжко вздохнул и отложил десертную ложечку, но сначала тщательно её облизал. Идея взять рецепт у Молли превратилась в намерение. После Малфой заявил: — Сегодня будем печь кексы. Брови Поттера уехали на лоб. Он переспросил: — Кексы? — Кексы, - Драко уверенно кивнул и уточнил: — С итальянской меренгой и лимонным курдом. — Чего? - Поттер не знал ни про меренгу, ни про курд, но заметил, что лимона в его жизни стало слишком много. Малфой посмотрел на него так, как смотрят на безнадёжного: устало и сочувствующе. — Разберёшься в процессе, - он отмахнулся и взялся мыть посуду, но Гарри подскочил, отнял у него губку, бросил: — Я сам, - и бедром оттеснил Малфоя от раковины. Поттер намывал пару кружек и четыре тарелки под пристальным наблюдением скрестившего руки Драко. Гарри думал, придумывал, прикидывал, и задал наконец давно интересующий его вопрос: — Откуда ты такой кулинар? - он взглянул на цокнувшего Малфоя и услышал: — Оттуда, откуда и все: из мамы. Гарри цокнул так же, как Драко, - дурные привычки, оказывается, заразительны. — Я имею в виду, кто научил тебя, аристократичного мудня, пачкать белые ручки готовкой? — Никто меня не учил, - Малфой фыркнул, посмотрел волком, ткнул в бок за "мудня", а Гарри подпрыгнул, чуть кружку не уронив. — Я просто привык к хорошей еде. Когда стал жить один, пришлось учиться готовить самому. — Мог бы притащить одного из своих эльфов. — Все эльфы при Лорде передохли, - Драко разглядывал ногти, и тон его был пугающе обыденным, без грамма сочувствия. Гарри хотел возмутиться, но вспомнил, кто перед ним - собственно, слизеринская сволота. — Два осталось, и они следят за Мэнором. А мне в моей двушке и одному тесно. Так что всё сам. Поттер чуть не ляпнул "перебирайся ко мне", но понял, что это бессмысленно: сейчас Драко и так живёт с ним, а после он даже видеть его не захочет. Брови сами собой съехали к переносице, невесёлые думки завертелись, и Гарри не заметил, как замкнулся на одной и той же мысли "всё кончится, кончится, кончится" - как пластинка по кругу, как гвоздь по стеклу, как ножом вспороть брюхо и медленно истекать кровью, ожидая встречи с Дамблдором на вокзале Кингс-Кросс. Всё кончится. И руки, которые обнимают, и шёпот на ухо "Ну ты чего, малыш?" - всё кончится. Всё кончится, и дом поглотит тишина, пыль, скука, одиночество. Всё кончится, и между ними снова вырастет стена. Если Гарри не уволят за злоупотребление чужой уязвимостью, то он будет видеть Драко по понедельникам, перекошенным в брезгливости. Презрение - максимум, на который Поттер может рассчитывать по истечении действия зелья. — Я в порядке, - он повернул вентили крана, наблюдая, как закручивается мыльная пена в воронке слива, но выдохнул, опустил плечи и признался: — Я думаю о том, что будет, когда ты снова меня возненавидишь. Кольцо рук поперёк груди сильнее сдавило рёбра. — Этого никогда не случится, любимый, - дыхание Драко потревожило волосы на затылке, его "любимый" отозвалось в сердце горечью, разлившейся по венам. Гарри вытер руки полотенцем, висящим на ручке кухонного шкафчика. — Это неизбежно. Драко возразил упрямо: — Чушь. Я люблю тебя. Фальшивые слова резанули слух. — Не говори так. — Не говорить как? Не говорить правду? Поттер понимал, почему Малфой настаивает, но всё равно злился - на себя в первую очередь. За то, что не исполнил обещания, и поддался, и втянул Драко в нечто омерзительное и в то же время прекрасное, в нечто, от чего плохо будет обоим. Но он осознавал конечность их связи, а Драко нет, и Гарри чувствовал себя лжецом, чувствовал себя бессильным, загнанным в тупик. С Малфоем было бесполезно спорить, он жил в другой реальности, и в той реальности он безусловно любил. Гарри подумал, что лучше бы Гермиона не изобретала антидот. Подумал и тут же испытал жгучий стыд. — Давай печь кексы, - он почти взмолился, уставший от сомнений, повернулся к Драко, обхватил его лицо мокрыми ладонями и поцеловал - коротко, невинно, едва губами коснувшись, затем обнял, ощущая ответные объятия, почти успокоился - сейчас же он может и целовать, и обнимать, и печь чёртовы кексы вместе. Сейчас всё ещё существует их "вместе". Зачем им, кстати, эти кексы?.. Он не успел спросить: Драко выпутался из рук и тут же завертелся ураганом, вытаскивая миски, плошки, ложки, венчики, кастрюли и прочую кухонную утварь, складывая её на обеденный стол, поднимая много шума, спугнув Аластора с насиженного местечка у банки с печеньем. Хорёк умчался в гостиную подальше от не в меру заполошного хозяина. Гарри бежать было некуда. Поттер тут же был привлечён к мытью лимонов, выуженных из холодильных ящиков, к тщательному мытью, чтобы смыть с них воск, которым глупые маглы покрывают фрукты. Гарри очень старался. Отполированную до блеска кожицу Драко натёр в чашку маленькой мелкой тёрочкой, о существовании которой в своём доме Гарри даже не подозревал. Малфой засыпал цедру отмеренным на глаз сахаром и принялся катать по столу два лимона - один изуродованный тёрочкой, голый и белый, второй огромный, почти размером с ладонь. На молчаливый вопрос Поттера, нахрена он это делает, Малфой ответил: — Чтобы лучше выжать сок, - и распорядился: — Поставь воду кипятиться. — В чайнике? - зря Поттер это спросил, конечно. — Вместо головы у тебя чайник, - шикнул Драко, разрезая лимоны поперёк, точно представляя вместо них какую-нибудь Поттерову запчасть - так злобно на этой кухне ещё никто не орудовал ножами. — В кастрюле, разумеется. Мысленно зарекнувшись задавать какие-либо вопросы, Гарри послушно наполнил кастрюлю водой, поставил её на плиту и щёлкнул регулятором, пуская газ. Послышался слабый сернистый запах, и зашумел невидимый поток; Гарри поджёг газ беспалочковым Инсендио - пламя взметнулось с мягким хлопком и сразу опало, превращаясь в голубые язычки, ласкающие стальное дно кастрюли. — Готово, - отчитался Поттер, довольный тем, что справился с поручением, и тут же получил следующее: — Отожми лимоны, - увлечённый делом Малфой, оказывается, обладал командным тоном. — Я пока отделю желтки от белков. Он скрылся в недрах холодильника, выискивая пачку яиц, а Гарри принялся мучить половинки лимонов, сцеживая с них сок до последней капли в миску с засахаренной цедрой. Через пару минут в неё плюхнулись четыре ярко-оранжевых желтка - скатились с блюдечка взбудораженного готовкой Малфоя. Гарри взглянул на него, порозовевшего от возбуждения, закусившего старательно нижнюю губу, поймал момент какой-то щемящей нежности и не удержался, притянул к себе. Он вжал Драко в столешницу кухонной тумбы и целовал жадно, чувствуя ответный такой же жадный порыв; чувствуя руки, губы, трепет, желание - своё и Драко. Так хотелось его всего-всего, до дна и без остатка, заполнить собой, в каждую пору проникнуть и остаться. Остаться его любовью навсегда. Как-то так случилось, что Поттер обнаружил себя, поглаживающим твёрдый член Малфоя через ткань домашних штанов; словно сквозь толщу воды долетали и вспарывали туман помутневшего сознания горячие стоны в поцелуй; слишком жаркой и тяжёлой ощущалась чужая ладонь, накрывшая его собственный пах. Они затеяли что-то, не вписывающееся в рамки "не спешить": они спешили, ломали границы, неслись локомотивом к непоправимому; Гарри вдруг ясно понял, что он ни за что не сможет сдержаться: не сейчас, но скоро Драко переполнит чашу - взглядом, жестом, вздохом, стоном - и выдержка разойдётся по швам и разольётся лавой, сжигающей всё на своём пути. Гарри предвкушал этот пожар и его первые искры сейчас гасить не собирался - он был попросту не в состоянии. Поттер решил, что может позволить им кое-что - почти безобидное, не невинное, конечно, но то, что потенциально нанесло бы наименьший вред Малфоевой гетеросексуальности. Гарри просунул руку в штаны Драко и взял его член, вырывая долгий, полный облегчения стон; Драко хотел то же самое сделать для Гарри, но Гарри мягко остановил его и, скользнув ладонью за резинку белья, сам обхватил себя. Синхронное движение вверх-вниз - Драко выдыхает рвано, зажмуривается, кусает губу. Наверняка проклятое зелье добавляет ему остроты ощущений, а Поттер и без зелья сходит с ума. Уже сошёл, если творит такое. Малфой схватился за выступ столешницы, удерживая равновесие на ослабевших в коленях ногах; Гарри казалось, будто он слышит стук его сердца, частый-частый, громкий-громкий, гулко бьющий кровью по тонким перепонкам. Тягучее наслаждение стекалось к низу, оседало в паху и множилось, посылая вибрации по нервам, проходясь волной вдоль позвоночника. Драко взглянул на него, и стало невыносимо жарко от этого тяжёлого, потемневшего взгляда: зрачок ширился, в глазах зарождался шторм - вот-вот засверкают молнии и начнётся буря. Буря началась со всхлипа, с отчаянных пальцев, впившихся в плечо: Драко смотрел пристально, не разрывая зрительного контакта, дрожал и дышал тяжело - он близился к финалу, и Гарри вместе с ним. Возбуждение делилось на двоих, раскаляло воздух, тянуло нервы, жаждущие разрядки, сводило мышцы - всё сильнее и сильнее, и Драко не выдержал. Он вскрикнул, содрогнулся в первой, самой яркой оргазменной волне, выплеснулся на футболку; Поттер, сведя темп на минимум, сжимал его член, выцеживая сперму до последней капли из сочащейся блестящей головки, ощущая затухающие сокращения, продолжая доводить себя до пика, любуясь на смоченные слюной губы Драко, приоткрытые, искусанные, заалевшие. Гарри впился в этот соблазнительный рот, разделяя с Малфоем горячее дыхание, и тут же подошёл к грани, к невозвратной точке, и рухнул с обрыва вниз. Гарри простонал, затопленный чувствами, брызгами оргазма, и даже ставшее привычным "что же я делаю?" растворилось в пылающем импульсе, прокатившемся по телу. Он кончил, испачкав обоих семенем, он весь был в сперме, тающей на руках, стекающей по пальцам, но плевать. Поттер оторвался от мягких истерзанных губ, заглянул в серые, окутанные матовой дымкой глаза, прочитал в них усталость, опустошённость, спокойствие и тихий восторг. Драко разомлел, как подтаявшая мороженка, пролепетал: — Извини, но я присяду, - и стёк на пол, прислонившись спиной к тумбе. Прямо в сперме, только член в штанах поправил и расселся на кафеле, измождённый. Гарри присоединился к нему, вынул палочку из кармана, почистил их и услышал слабое: — Спасибо. Минут пять они просидели в тишине, плечом к плечу, тупо гипнотизируя ножки обеденного стола перед собой, пока не восстановили дыхание, пока пульс не пришёл в норму. К Гарри потихоньку возвращался стыд, и он уже начал впадать в отвращение к самому себе, но Драко вдруг взял его за руку и переплёл с ним пальцы, положил голову на плечо и расслабленно выдохнул: — Круто. О, ну хотя бы он не разочарован. Поттер ничего не ответил. Ему тоже было круто, а ещё он хотел большего, и эти желания пугали. Где-то наверху зашипела выплеснувшаяся из кастрюли вскипевшая вода. Кажется, они готовили кексы. С курдом и, мать её, итальянской меренгой. — Что такое курд, Драко? Драко вздохнул и устало произнёс: — Начинка. — Почему бы не назвать начинку начинкой? — Потому что это особенная начинка. Малфой говорил лениво, нехотя, но Гарри жаждал знаний и не собирался отставать: — И чем она особенная? Драко снова вздохнул, на этот раз тяжело и медленно. — Тем, что не задаёт дурацких вопросов. Поттер подумал, что это вполне справедливо. Они просидели ещё пару разнеженных минут на холодном кафельном полу, слушая дыхание друг друга, посекундное тиканье часов и шорох Аластора в гостиной - Гарри был уверен, что тот опять утащил из туалета рулон бумаги и теперь носился, обмотанный, путаясь в собственных лапках. Но Гарри волновали только кипящее бульканье над головой и тепло тела рядом. Затем тепло исчезло: Драко поднялся, отряхнул задницу (он постоянно переживал за состояние своей задницы), протянул руку - Поттер тут же ухватился за неё и встал. Малфой взял венчик и, мурлыча невнятную мелодию под нос, принялся мешать желтки с сахарной цедрой и лимонным соком. Он будто был на своей волне. Гарри помялся, лишённый внимания. — А мне что делать? — У тебя есть миксер? - спросил Малфой, постукивая венчиком о металлические бока миски. Поттер почесал затылок. — Вроде был. Гермиона подарила. Вынув палочку, Драко скомандовал: — Акцио Миксер! Тут же с оглушительным грохотом, сметая всё на своём пути, из верхнего шкафчика возле холодильника вылетела коробка с нарисованным на ней миксером. На пол посыпались пустые контейнеры, дверца врезалась в холодильник, Аластор перестал шуршать в гостиной. Малфой даже глазом не моргнул: поймал коробку, взмахнул палочкой и вернул всё на место. И дверцей финально хлопнул. Он оставил свой венчик, мигом намешал в новой плошке масло, сахар и что-то из маленького пакетика, который он не пойми откуда взял, сунул плошку и миксер Поттеру, приказал: — Взбивай три минуты, - а сам вернулся к своей лимонно-желтковой жёлтой массе. Он установил миску над кипящей кастрюлей и с головой ушёл в процесс.. Гарри не знал, что он делает, если честно. Кажется, это называлось водяной баней. Кажется, Малфой выпаривал. Поттер не стал спрашивать, выполнял, что велено: нашёл розетку, распаковал миксер, взбивал три минуты, возможно, дольше, но точно не меньше, потому что успел прокрутить в голове песню Ведуний, которую Малфой напевал за завтраком. К сожалению, она регулярно транслировалась по радио, и Гарри выучил её наизусть. Он поглядывал изредка на Драко, пытался уловить его реакцию на произошедшее, выискивал малейшие признаки отвращения, но ничего подобного: Драко тихонечко пел, улыбался и был балдёжным, как Аластор, если почесать его за ухом. Он будто дрейфовал в мечтаниях, выпал из реальности и потерялся в фантазиях. Поттер отчитался: — Я всё. Драко отмер, повелел: — Натри туда цедру, - и кивнул на кучку отмытых Поттером лимонов. Гарри вооружился тёрочкой, оголил один из лимонов, и, следуя дальшейшему распоряжению вбил друг за другом четыре яйца, в то время как Малфой возился со своей мешаниной. Наконец он перестал возиться, выключил газ, но включил духовку, и растопил в горячей смеси кусок сливочного масла. Гарри смотрел на всё это и ощущал себя участником какого-то зельеварческого таинства; он вообще не понимал, что и зачем они делают, но был молчаливым и послушным и следил за кулинарной магией, которую уверенно творил Драко. Оставив проклятый курд в холодильнике, Малфой быстренько замешал кексовое тесто: набросал в плошку Гарри муки, разрыхлителя, сметаны, выдавил лимон, всё взбил, и делал это так шустро, что Поттер едва успевал подавать ингредиенты. Малфой раскидал тесто по бумажным формам, выкрашенным в весёлый цветастый горошек, и сунул всё это добро в духовку. — Теперь делаем меренгу! - объявил Драко, а Гарри возликовал: наконец он узнает, что это такое. Оказалось, белковый, сука, крем. Но "с нюансами! Не просто белковый, а заварной!" - будто это о чём-то говорило. В общем, Малфой сварил сироп из воды и сахара, пока Поттер, избранный богами ответственным за миксер, в поте лица взбивал белки, оставшиеся от четырёх курдовых желтков. Не прекращая, взбивания, они объединили сироп с пышной белковой массой: Драко вливал тонкую вязкую струйку, а Гарри, держа миксер, стоя в непосредственной близости от Драко, смотрел, как он, высунув язык, сосредоточенно контролирует поток, как трепещут его ресницы, как напряжённо сходятся светлые брови. Гарри вспоминал это лицо во время оргазма - ошеломлённое, открытое, застывшее в восторге наслаждения, и тяжесть скатывалась в низ живота. Хотелось ещё, и Поттер вздыхал, отводя взгляд, чтобы снова через секунду любоваться Драко. Когда со взбиванием крема было покончено, как раз подоспели кексы, звякнув таймером плиты. Малфой вытащил их, готовых и карнавально-горошковых, из духовки, остудил заклинанием, выковырял ножом серединки, безжалостно выбрасывая внутренности в мусорное ведро, и снова взмахнул палочкой, призывая при помощи Акцио кондитерский мешок. Гарри сильно сомневался, что у него завалялось такое, но что-то зашуршало за спиной, завозилось, и тут же в зад ему врезалась дверца шкафа, выпуская - кто бы мог подумать - злополучный мешок, плывущий по воздуху прямо в руки заправского кулинара Драко чёрт-бы-его-побрал Малфоя. Поттер подозревал, что весь ему не ведомый кухонный скарб остался здесь после хозяйствования Молли Уизли, потому что больше всяким мешкам и микротёркам было неоткуда взяться. Хорошо, что по дороге ничего не выпало, досталось только заднице Поттера, спасибо, что не прилетело по голове - на ней и так хватало шрамов. В мешок был загружен охлаждённый лимонный курд, который Малфой тут же распределил по лишённым сердцевины кексикам. Гарри же просто стоял и наблюдал за манипуляциями, ловил себя на мысли, что это даже интересно - особенно аккуратные пальцы, выдавливающие начинку, и снова высунутый розовый язычок. Поттер выдумывал применение этому язычку, а затем убеждал себя, что ничего подобного не будет. После выдавливания курда последовало выдавливание итальянской ("итальянской! Это очень важно!") меренги, и через пятнадцать минут на кексах красовались воздушные белые шапочки, стремящиеся пиками вверх. Засунув кексный противень на пару минут во всё ещё горячую духовку, Малфой эти пики подпалил, но "не подпалил, а карамелизировал". Разумеется же, ну. — Готово, - торжественно объявил Драко, вынимая кексы благоговейно, так, будто кубок Трёх волшебников в руках держал, не меньше. Он составил их, красивых, источающих насыщенный цитрусовый аромат, на большое плоское блюдо, посмотрел влюблённо на своё творение, как мать смотрит на дитя; Драко взял парочку, один протянул Гарри, сказал: — Попробуй, - и впился зубами во второй, извозив нос меренгой. Он прикрыл глаза, замычал от удовольствия, покачивая головой. — Блять, как вкусно. Я сраный гений. Да, Драко Малфой славился скромностью. Поттер аккуратно откусил кусочек и, Великий Мерлин, это действительно было очень вкусно - лимонно, кисленько и воздушно: мягкое тесто рассыпалось во рту, сливочная сладость начинки растекалась на языке, нежно таяла сахарная вата меренги. — Ты точно сраный гений, - резюмировал Гарри, откусывая второй кусочек. Малфой разулыбался, измазанный кремом. Как бы аккуратно Гарри ни ел, он тоже недалеко ушёл: выпачкал пол-лица, пока доедал восхитительный кекс, смотрел на Драко, который безрезультатно старался облизаться. Поттер поддался порыву - подошёл, прижал к себе и принялся сцеловывать клочки белого крема с уголков губ, с подбородка, с кончика острого носа. Он целовал, и, целуя, заново пачкал собой, и проходился опять и опять, но нашёл сладко-цитрусовый горячий рот, скользнул языком внутрь, сталкиваясь с языком Драко, встречая ответный напор, ощущая пальцы, пробежавшие по плечам и зарывшиеся в волосы на затылке, ощущая страсть Драко, его стремление стать как можно ближе. Гарри тоже хотел Драко как можно ближе, максимально близко, чтобы ничего между ними не было: ни одежды, ни зелья, ни угрызений совести, ни чужого осуждения, ни иной ориентации. Гарри хотел начать с чистого листа, вернуться в момент, когда они с Малфоем сидели в засаде, когда тот зудел над ухом и раздражал, и уберечь его от проклятия, а потом быть с ним мягче, позвать на свидание и сделать так, чтобы он согласился - во-первых, а во-вторых, полюбил взаправду. Плевать, что Драко гетеро, Поттер был бы настойчив, убедителен и терпелив, а вода, как известно, камень точит. Гарри так хотел настоящей любви капризного, зловредного слизеринца - до мозга костей слизеринца! - потому что влюбился, потому что тот стал ему дорог и жизнь без Драко казалась тусклой. Гарри оторвался от зацелованных губ, взял лицо Драко в ладони и долго смотрел, как тонет пепел лучистой радужки в бездонной черноте зрачка, как щёки покрывает румянец, как влажно блестят губы. На языке вертелось "ты мне нужен", но это было до смешного нелепо, поэтому Поттер выдал ещё большую нелепицу: — Так нахрена нам кексы? Драко вскинул брови, заморгал, теряя ласку во взгляде, севшим голосом произнёс: — Мы сегодня в гости пойдём. К миссис Кристенсен. Она пригласила нас на ужин. Ох. Ну, потрясающе.