***
Поттер не раз был в кабинете Гермионы Джин Грейнджер, заместителя начальника отделения Противодействия тёмной магии, где проходили лечение волшебники, пострадавшие от особо опасных проклятий. Гарри иногда - очень редко, на самом деле - приходил навещать её после того, как Гермиона, отчаявшись намекать и зазывать лаской, принималась атаковать его окна своей сумасшедшей совой, отправляя короткое "Поттер!" едва ли не каждый час. Гарри был здесь три недели назад вместе с Драко, когда тот из-за упрямого нежелания обратиться за помощью к Поттеру чуть не умер на полу кухни под аккомпанемент журчащей воды, поливающей посуду в раковине. Тогда Малфою потребовалось три дня, чтобы истощиться до полусмерти. Теперь же он не выдержал и восьми часов. Тогда Поттер успел - теперь же боялся, что нет. Тогда Поттеру было плевать - теперь же он не помнил себя от страха за жизнь любимого. Гарри не впервые видел эти пастельно-лиловые стены, высокие шкафы, заставленные карточками пациентов и пухлыми колдомедицинскими книгами, этот широкий стол, утопающий в бумагах, и низкие удивительно удобные кресла перед ним, но он ещё никогда не сидел здесь, ожидая диагноза, как приговора. Эти удобные кресла, казалось, были утыканы иголками, и Гарри ёрзал, пытаясь найти себе место; он вздыхал и нервно сглатывал, наблюдая, как Гермиона медлит, заваривая для них чай с ромашкой, слушал тишину, гнетущую и вязкую, разбавленную приглушённым коридорным шумом и стуком чайной ложечки о стеклянные края прозрачной кружки. Гарри мысленно поклялся, что, если Драко выйдет из комы, он, как сраный аристократ, до конца своих дней будет размешивать сахар беззвучно. Грейнджер раздражающе тянула книззла за хвост, молчала и возилась с чаем. Поттер был на грани, его далеко не стабильные нервы лопались, как полусгнившие нитки шва на старой рубашке, и он разваливался на куски от волнения. Сейчас она скажет, что ничего нельзя сделать и Малфой навечно останется бессознательно лежать в больничной палате, так он встретит старость, а потом и смерть; или что пробудить его может только какая-нибудь хитрая магия крови - заклинание есть и оно лёгкое, но должно быть произнесено Люциусом; или что тело его спасли, а душу нет - если такое вообще возможно, но Гарри ничему бы не удивился сейчас, когда в жизни всё шло наперекосяк, когда судьба каждый день изобретала для него новый сорт дерьма. Гарри старался приготовить себя к худшему, но всё же не отрывал взгляда от Гермионы, пытаясь углядеть в её движениях обнадёживающую расслабленность. Гермиона, как и перспективы Малфоя, оставалась загадкой. Наконец она сунула ему кружку в руки и чуть не легла в кресло рядом: вытянула ноги, выдохнула с таким облегчением, будто кто-то только что сменил её на посту Атланта, удерживающего на плечах целый мир; Грейнджер растеклась усталой лужей, выгнулась в спине и хрустнула позвоночником, прикрыла глаза, протянула: — Мерлииин, - и осторожно хлебнула чаю. — Дай мне минуту, Гарри, я совершенно вымотана. Всего минуту. Поттер уставился в свою кружку, в покачивающуюся поверхность зелёно-жёлтой заварки: с неё поднимался парок и доносил горячий запах сухой травы; стекло грело холодеющие пальцы, в прозрачной массе вились мелкие чаинки подобно белым хлопьям в снежном шаре. Гарри вдруг вспомнил, что послезавтра должен быть новый год. Он надеялся провести его с Драко: возможно, удалось бы помириться с ним, выйти хотя бы на подобие нейтралитета, разрушить то выматывающее молчание, которым Малфой изводил его. Они бы пили шампанское весь день и смотрели марафон рождественских фильмов, обещанный рекламой по телевизору. Под бой курантов Гарри загадал бы, чтобы любовь Драко оказалась настоящей. Но все эти планы остались в прошлой жизни. Гермиона наконец ожила, завозилась в кресле, села настолько ровно, насколько позволила обрушившаяся на неё усталость. Она длинным глотком опустошила сразу полкружки и повернулась к Поттеру, который тут же вытянулся струной под её тяжёлым взглядом. — Гарри, - начала Грейнджер, а Поттер на автомате проанализировал это "Гарри" и не обнаружил в нём намёка на "всё хорошо", как и намёка на "всё плохо". Это показалось обнадёживающим, но Гермиона продолжила, и от надежды остался лишь тлеющий уголёк: — Он жив, но очень слаб. Очень. Настолько, что опоздай ты ещё на пару минут, и мы бы уже ничего не смогли сделать. Он под чарами стазиса, считай, заморожен в последнем мгновении жизни. Звучало как что-то невыносимо фатальное. Как что-то, что нельзя исправить. Кружка нетронутого чая дрогнула в руках. — И.. что же дальше? - голос сел, и внутри всё задребезжало от напряжения. — Его же можно спасти, правда? Ради Мерлина, скажи, что его можно спасти. Поттер не желал слышать другого ответа и мысленно молил Гермиону соврать, если это не так. — Его можно спасти только антидотом, Гарри, - она сказала это отчего-то печально-сочувствующе - Гарри не понял отчего. Вроде, это были хорошие новости, разве нет? — Но вы же разработаете его, да? - он даже позволил себе улыбнуться, но Грейнджер не улыбнулась в ответ. Что, блять, это значило? — Гермиона?.. Гермиона вздохнула. Гарри не понравился этот вздох. — Мы в тупике, - призналась она, отведя взгляд. — Не знаем уже, что и придумать. Все наши подопытные кроли или сдохли сразу, или сдохли медленно и мучительно. Возможно, противоядия не существует. Поттер не мог в это поверить. Вот так сразу осознать, что надежда на спасение Драко, и без того очень призрачная, превратилась практически в ничто. — Да как это не существует! - он вскочил на ноги, поставил кружку на стол Гермионы, чуть не расплескав чай по документам. —Мы же.. мы же передали вам все записи из лаборатории! Там что, ничего нет?! Грейнджер не испугали его вопли, она продолжила быть спокойно-уверенной и ответила, не дрогнув голосом: — Есть, - она кивнула, глядя на переполошившегося Поттера, нависающего над ней. — Есть рецепт зелья, и мы его сварили, кролики сходят с ума друг по другу и.. мрут от наших экспериментов. Поголовно. Завершающее "поголовно", прозвучавшее как звон разбитого стекла, вспыхнуло в груди жаром отчаяния и растеклось по венам горячим, протестным "нет, это не конец". Гарри отказывался верить. — А этот, как его.. ёбаный Йорг, Юрген, Мерлин, я не помню, как его зовут! Грейнджер вытянулась в своём кресле и бровь выгнула. — Йонас? Ты знаешь про Йонаса? — Конечно, знаю! - Гарри всплеснул руками, чувствуя, что теряет контроль: его пальцы дрожали, и он стиснул их в кулаки. — Эта старая сука им все уши прожужжала! Ну так что, он связался с вами? Он приедет? Поможет? Гермиона снова закивала, но лицо её сохраняло прежнюю гнетущую напряжённость. Было ясно, что хороших новостей она не припасла, но Поттер наивно надеялся их услышать. — Да, он писал, обещал быть после нового года, но Гарри.., - конечно, без "но, Гарри", сказанного с глубоким извиняющимся сочувствием, не могло обойтись! — Не рассчитывай на него особо. У нас отличные специалисты, и если они не смогли, то.. Хлипкая плотинка терпения, сдерживающая панику и бессильную злобу, дала трещину кривой ухмылкой Поттера. — А на что мне ещё рассчитывать, Гермиона? - спокойствие его тона оказалось обманчивым: с каждым словом он набирал обороты, постепенно переходя на крик: — На чудо? Ждать, что в один прекрасный день Малфой сам очнётся? По мановению, блять, волшебной палочки?! Гарри задохнулся в порыве, оглох от стука сердца и, взглянув на неизменно невозмутимую Грейнджер, залился стыдом. Поттер рухнул обратно в кресло, укрылся в ладонях и уже оттуда услышал вкрадчивое: — Он не очнётся сам, он же.. — В стазисе, я помню, - перебил Гарри и откинулся тут же на спинку, уставившись в высокий выбеленный потолок. — Мерлин... - прошептал он, раскиданный по подлокотникам, бесформенный и сдувшийся, как старый резиновый мяч. — Я во всём виноват. Это я его убил. Язык еле повернулся, и слова прозвучали так, будто лезвие проехалось по грудине. Больно. И страшно. Пальцы накрыла чужая ладонь. Гарри повернул голову и наткнулся взглядом на взгляд Гермионы: она улыбалась печально, будто бы эта её улыбка могла как-то помочь. — Он не мёртв, Гарри. Ещё есть надежда. Поттер рассеянно выдохнул: — Да.., - он позволил себе поверить, что надежда действительно есть, и словно лампочка в пыльной кладовке, эта яркая мысль осветила его изнутри: да-да-да, надежда! Всё хорошо будет, совершенно точно, нельзя по-другому! Гарри дёрнулся, воодушевленный, схватил Гермиону за руку и произнёс, срываясь, глядя в глаза подруге: — Драко, он же сильный, правда? Он справится, должен справиться, должен вернуться.. ко мне. Плечи Грейнджер поникли, от печальной улыбки осталась только печаль, и Поттер знал, что она собирается сказать. — Ты же понимаешь, что, если мы сможем придумать зелье и разбудить его, то он.., - Гермиона сделала паузу, а Гарри взмолился, чтобы она не продолжала. — .. больше не будет любить тебя. Ну вот. Да. Да, и что? Будто бы это не очевидно. Будто бы можно с этим что-то сделать. Поттер стиснул зубы, чтобы не ляпнуть чего неуместно грубого, и процедил: — Понимаю. Грейнджер не перестала смотреть прямо в душу, не изменила лица и таким же ровным, проникающим в ткани, как рентгеновский луч, тоном сообщила - не спросила, нет, а именно сообщила, словно Поттер был не в курсе: — Но ты же любишь его, - Гарри даже не моргнул. Любит, да. Что тут ещё сказать? Эта любовь способна что-то исправить? К сожалению, нет. Так зачем упоминать о его нелепой любви? — Это будет больно, Гарри. Ох, Мерлин. Больно было с того самого момента, как он осознал себя влюблённым. Ничего не изменится. — У меня нет выбора, Гермиона. Самое главное, чтобы он жил. А со своими чувствами я как-нибудь разберусь. Могу я увидеть его? Грейнджер покачала головой. Конечно. Даже в этой малости ему отказано. Возможно, сейчас окажется, что он, не являясь близким родственником, вовсе не имеет права посещать Драко. — Мне очень жаль, но не сегодня. — А завтра? - от волнения Гарри стиснул пальцами подлокотник, не отрывая взгляда от лица Грейнджер, вершащей его судьбу. —Завтра могу? Она кивнула, улыбнувшись, и Поттер расслабленно выдохнул.***
В 17:01 вечера следующего дня Гарри шёл по коридору больницы Святого Мунго прямиком в кабинет целителя Грейнджер. Она ждала его, поэтому выскочила из дверей, едва он занёс руку, чтобы постучать. Гермиона ойкнула, врезавшись в грудь Поттера, завертелась между ним и проклятой дверью, наконец, щёлкнула замком, выпуталась и тут же зашагала уверенно в не известном Поттеру направлении. Он поспешил за ней. — Ты отведёшь меня к нему? - Гарри еле успевал за Гермионой: она торопилась, будто Малфой там воспламенился. Мерлин, он же не мог в действительности?.. Гарри тряхнул головой. Какой бред, но нельзя было винить его: сейчас всё казалось возможным. Грейнджер кивнула рассеянно. — Да, - она обнимала рабочие папки, прижимая их к себе, резво стучала низкими каблуками туфель по белому кафелю и вскоре повернула за угол. Поттер незамедлительно последовал за ней. — Сейчас, только.., - Грейнджер вдруг дёрнулась в сторону, распахнула ближайшую дверь, чуть не сбив ею Поттера, и занырнула внутрь, где громко объявила: — Анализы Дэвиса! - послышался звук упавшей на стол папки и прежде, чем Гарри успел заглянуть в кабинет, Гермиона выскочила обратно и снова налетела на него. — Ой! Прости, - они развернулись и почти бегом добрались до другой двери, куда Гермиона так же быстро закинула папку, а потом до третьей, и четвертой, и так до тех пор, пока папок совсем не осталось. Гарри мотался за ней, как машинка на верёвочке за неугомонным дитём, но не жаловался, нет: она же вела его к Драко, хоть и здорово петляла при этом. Пустые руки Грейнджер говорили о том, что они наконец взяли путь на палату Малфоя. Поттер чувствовал, что его начинает потряхивать: он ждал этого момента целый день, ходил по Аврорату и бесконечно вызывал Темпус, каждый раз поражаясь тому, как издевательски медленно течёт время, но теперь, когда до встречи осталась пара минут, он испугался. Увидеть Драко в коме.. Гарри не знал, готов ли он к этому. Вчера вечером, ложась спать вдвоём с обеспокоенным Аластором, Гарри всё смотрел на пустующую половину кровати, прислушивался к тишине, невольно ожидая, что вот-вот отворится дверь спальни, в неё войдёт сонный Малфой и рухнет рядом лицом в подушку. Но дверь не отворялась, неподвижный, непотревоженный воздух давил на барабанные перепонки - дом, покинутый Драко, тонул в безмолвии, и совершенно точно это безмолвие ждало Поттера в палате больницы Святого Мунго. Такое же напряжённое, отдающее сыростью подвала краснокирпичного магловского дома - того самого, где Гарри забыл о Драко. Поттер ворочался всю ночь, не находя покоя, чувствуя тянующую тоску в груди, от которой руки метались по простыни в бессмысленном, безотчетном стремлении найти другое - живое, тёплое, знакомое до боли - тело. Но тот, кто должен был согревать собой декабрьскую ночь, кто должен был льнуть, дышать тихо, окутывать объятьями и запахом лимона в волосах - он лежал во тьме отделения Противодействия тёмной магии один и без сознания, словно оставленный жизнью, людьми и светом, буквально замерший во времени. Его место было с Гарри, и он мог бы играть с Аластором, сидя между подушек, игнорировать присутствие Поттера, дуться и злиться, но быть в порядке. Мерлин, он мог бы быть в порядке, если бы Поттер не забыл о нём. И сейчас, направляясь к Драко, Гарри готовил себя к встрече с последствиями своей страшной ошибки, но каждый шаг становился всё тяжелее, и когда Гермиона занесла руку над ручкой одной из множества одинаковых дверей, Поттер понял, что не дышит и стискивает кулаки до впившихся в кожу ногтей. Грейнджер взглянула на него коротко, уголок её губ дрогнул в попытке выдавить ободряющую улыбку, и в то же мгновение щёлкнул замок, заставив Поттера трусливо дёрнуться. Скрипнув несмазанными петлями, дверь провалилась в неосвещённое нутро палаты, хранившее в себе драгоценного пациента. Обретая насмешливую осязаемую реалистичность, пугающие, рождённые воображением образы оживали вокруг: вот она, та самая тьма, вязкая и чёрная, как нефтяной битум, припечённый солнцем, в которую, как и боялся Гарри, словно в саркофаг был заточён Драко; вот он запах, въедливый и острый, запах зелий, высушенных трав и болезней, вымещающий лимон из волос и молоко с кожи; вот она, звенящая тишь немого пространства, отсутствие звуков подобное отсутствию жизни. Палата, похожая на склеп, такая же глухая к мольбам. И Драко в ней - едва различимый на фоне тусклого фонарного свечения, сочащегося в занавешенное полупрозрачным тюлем высокое окно. Неподвижный. Как и Гарри, замерший каменным изваянием в проходе. Вдруг стало светло, Поттер даже вздрогнул от неожиданности - видимо, Грейнджер включила лампы, но даже если это вспыхнула сверхновая, Гарри было плевать: всё, что волновало его - это Драко, белый как простынь, совершенно бескровный. Лучше бы не загорался свет, лучше бы Гарри не видел, какой восково-бледной стала его кожа, лучше бы Гарри не видел, что он не дышит. Поттер заставил себя шагнуть ближе, ежесекундно порываясь развернуться и уйти. Казалось, будто он не в палату вошёл, а в морг. Будто Гермиона ошиблась и Малфой мёртв на самом деле, потому что по всем внешним признакам он не был живым и ничто не говорило об обратном, одни лишь слова Грейнджер о том, что он в стазисной коме. Кажется, Гермиона что-то сказала перед тем, как выйти, а может, и нет; может, это ветер шумел в ветвях деревьев или разыгралась пурга, а может, ни звука не нарушило тишины - Гарри не знал, его целиком поглотил вид Малфоя, прикованного к постели. В какой-то момент они остались вдвоём - секунду или час назад - когда ушла Гермиона? Мерлин, как страшно. Поттер всё же подошёл к Драко, встал рядом, жадно вглядываясь в его лицо. Гарри хотел бы убедить себя, что тот всего лишь спит, уловить дрожь ресниц или хотя бы намёк на дыхание, но ничего подобного - Драко лежал фарфоровой куклой и никак не реагировал на чужое присутствие. Такой же хрупкий, как фарфор, и наверняка такой же холодный. Или..? Гарри взглянул на кисть, покоящуюся на простыни, скульпнурно-тонкую и гипсово-матовую, и вспомнил себя, кажется, вечность назад: когда он так же стоял возле бессознательного Драко, по велению Гермионы собираясь прикоснуться к нему. Ощущения были диаметрально противоположны нынешним: тогда Гарри испытывал отвращение, теперь же не мог преодолеть страх. Страх за жизнь любимого человека, страх оказаться виновным в его смерти. Если Драко умрёт... Если однажды - сейчас, завтра, через год - придёт Гермиона и скажет.. скажет, что он.. Нет. Нет, не скажет! Ничего такого она не скажет. Гарри выдохнул рвано, брови сдвинул, злой на самого себя за то, что поддался упадничеству, что усомнился в силе Малфоя, в его завидном упрямстве: этот чёрт белобрысый способен был мёртвого доконать, так неужели он не справится с каким-то проклятием? Драко не может умереть: ещё не все нервные клетки Поттера были им уничтожены, ещё не посеребрила седина Поттерово гнездо, ещё не развился в Поттеровом глазу тик от выходок хорёчьего семейства. Путь Драко не закончен, дела не сделаны, он молод, и красив, и не заслужил, и только не из-за Гарри, пожалуйста, только не из-за его безнадёжной тупости. Малфой не должен расплачиваться за чужие ошибки, это же так несправедливо!.. Пальцы несмело потянулись к другим. Гарри так боялся... Мерлин. Холодный, как камень. Какой он холодный! В уголках глаз тут же скопились слёзы, а Гарри заскользил подушечками по кисти, совершенно безжизненной, словно затянутой в хирургическую латексную перчатку. Драко был как кукла, манекен, пластиковый, ненастоящий. Не его Драко, не его любимый: не такая кожа, не такое тело, вместо лица - маска, вместо тепла крови - лёд, вместо биения сердца - тишина в недвижимой груди. Сквозь муть подступивших слёз Гарри разглядел небрежную белую прядь на высоком лбу; едва коснувшись, он отвёл её за ухо, чтобы никакое случайное несовершенство не бросало тени на совершенную красоту. Пальцы прошлись по скуле, опустились вниз, остановились возле губ на секунду, не смея, но после очертили контур пухлой нижней, соскользнули на подбородок и исчезли. Абсолютно холодный. Безответный ледяной принц. Словно Кай из магловской сказки, сражённый осколком проклятого зеркала. И подобно Каю, очнувшись, Драко зачерствеет сердцем, забудет о своей любви и никогда не посмотрит с теплотой на Гарри. Но всё это неважно, правда? Всё это неважно, если он будет жить. Слеза, сорвавшись с края ресниц, скатилась по щеке, потерявшись в вороте мантии. Упав на колени, словно лишенный всякой опоры, Гарри ткнулся лбом в неподвижную ладонь Драко и тихо заплакал.