Проклятый любовью твоей

— ... я забочусь о нём, но он тоже скучает, Драко, - Гарри провёл подушечкой пальца по острым косточкам в суставе - белая кожа оставалась такой же холодной, как вчера, и так же, как вчера, Гарри считал себя не в праве её касаться. Но ничего не мог поделать с этим желанием - убедиться, что он всё ещё здесь, что он не иллюзия. Драко хранил неподвижность и молчание, воздух в лёгких не раздувал грудь, глаза не ходили под веками, как бывает, когда человек спит и видит тревожный сон; Малфой был куклой, подвешенной смертью на нити, но вот она, его рука, и можно потрогать, и можно надеяться, и верить, и ждать. Гарри верил. Поэтому сидел тут, прослеживая пальцами пути голубых вен, обвивающих пястные кости, и рассказывал о том, как Аластор тоскливо пищал вчерашним вечером, беспокойно шарясь на пустой половине кровати. — Гермиона не разрешила притащить его сюда - больница же... Я хотел, правда. Но правила, чёрт бы их побрал. Поттер замолчал. Тишина не отвечала ему. Даже коридор за дверью палаты был предпразднично-безлюдным, и потому молчал вместе с Поттером. Грейнджер дала час, Гарри истратил уже сорок четыре минуты. Он трещал без перерыва о всякой ерунде: о том, как волнуется Аластор; о том, как Робардс вчера, узнав о случившемся, верещал, топал ножкой и за время своей пламенной речи успел уволить Поттера трижды; о том, как их опергруппа ловила сатанистов и каким раздражающим был Робардс-младший при этом; о том, как Гарри сегодня снизу до верху перемыл Гриммо, 12 в ожидании времени, назначенного Грейнджер, ведь он надеется - от всей своей заскорузлой, зачерствелой души надеется, - что Драко очнётся, что он ничего не напутал и действительно любит, что он вернётся в жизнь Гарри, в дом Гарри, в их дом, который раньше, до него, был просто пустым, но сейчас, без него, стал незавершённым. Будто ветром сорвало крышу, и Поттер сидел теперь, всеми дождями поливаемый, смотрел, задрав голову, в тяжёлое хмурое небо и ждал, когда наконец разойдутся тучи. — Мне же не надо, чтобы ты.. был рядом, - врал Гарри, стискивая пальцами безответную, мраморно-холодную руку. — Хотя.. надо, конечно, но.. выживи, пожалуйста, этого достаточно, Драко. Если видеть меня не захочешь, я Англию покину, чтобы никогда на глаза тебе не попадаться. Ты только проснись и скажи мне это в лицо, ладно? - Поттер взгляда не отводил от тонких закрытых век, всё ждал наивно, что они дрогнут, но Малфой не способен был ни двигаться, ни дышать - он лежал под стазисом, будто замороженный в абсолютном нуле, для него время остановилось в тот момент, когда Поттер в приёмной больницы Святого Мунго посыпал голову пеплом и молился всем старым и новым богам. Самостоятельно Драко из этого состояния выйти не мог, однако Гарри всё равно смотрел на него с глупой надеждой. В палате было темно и совершенно тихо, только стул поскрипывал под Поттером. Он потушил свет, как только вошёл: голубое свечение луны, проникавшее в высокое окно сквозь голые ветви дерева, смягчало черты лица Драко, скрадывало нездоровую бледность, и казалось, что просто наступила ночь и он уснул в своей - их - постели, в ногах его пригрелся Аластор, а с рассветом Малфой просто откроет глаза, и жизнь потечёт привычным руслом. Может быть, он даже сон видел. Может быть, ему снилось, как он влюблён в Гарри, как они пекут кексы на кухне Гриммо, или смотрят, как Николь вручают главный приз той тупой передачи с красотками, или катаются на коньках, но в этот раз успешно, а не полируют Малфоем лёд. А может, он не видел ничего. Просто Поттеру хотелось, чтобы хотя бы во сне он жил. — Гарри.., - тихий голос Гермионы за спиной не напугал, но заставил вздрогнуть: она пришла сказать, что время вышло и пора покинуть палату, вот только Поттер не понимал зачем - он не заметил очереди из жаждущих проведать Драко, да и процедуры никакие над ним не проводились, но Грейнджер твердила попугаем "правила", и хоть ты тресни. Гарри только крепче сжал ладонь Драко. Гермиона вошла, прикрыв за собой дверь, встала позади, руки положила на поникшие плечи; Гарри поёжился, но чужих рук не сбросил. — Пойдём к Уизли. Они будут рады. Поттер качнул головой: по понятным причинам он не ощущал в себе новогоднего настроения и портить его другим своей кислой рожей не горел желанием. Он так и сказал: — Вряд ли я буду кстати на вечеринке. Гермиона, фыркнув, возразила: — Не неси чушь. Тебе нужно отвлечься, расслабиться. Я не хочу всю ночь думать о том, как ты сидишь один, плачешь и обнимаешь хорька. Плачешь? Гарри нахмурился. — Я не плачу. И не собираюсь. Кажется, Гермионе очень понравилось это заявление. — Значит, ты абсолютно свободен. Миссис Уизли обещала приготовить её фирменный пирог с почками. Поттер уронил голову на грудь, чувствуя, как сдаётся, загнанный в угол. — Ненавижу пирог с почками, - упрямо пробубнил он. — Вот и скажешь ей об этом, - Грейнджер хлопнула по его плечам, ободряя, и так же бодро произнесла жестокое: — Пойдём, твоё время вышло. Гарри знал, что спорить бесполезно. Правила же, зацелуй дементор того, кто их придумал. Однако хотелось украсть ещё минуточку наедине, и Поттер взглянул несмело на Драко, затем на Гермиону снизу вверх, но та непреклонно задирала брови, ожидая, когда Гарри освободит подведомственное ей помещение. Проклятье. Совершенно бесчувственная ведьма. — Я возьму Аластора, - предупредил Поттер, поднимаясь, нехотя выпуская из пальцев другие пальцы. В темнеющей тишине палаты застучали каблуки туфель, и Гермиона улыбнулась, открывая дверь перед другом. — Да ради Мерлина. Стоя в луже коридорного света, разлившегося по полу, Гарри обернулся, мазнул взглядом по вычерченному луной профилю, шепнул: — До свидания, Драко, - и безропотно последовал за Грейнджер.

***

Едва Поттер переступил решётку камина, прижимая к груди трясущегося Аластора, как услышал радостное: — Ёбаный ёк! - доносящееся снизу. Мелкая ладошка ухватила хорька за хвост, а Рон, сидящий на диване, затянул обречённое: — Сэмми, ну прекращай. Друг встал, подошёл, шаркая ногами по скрипучим половым доскам с ободранным лаком, рукопожатием поприветствовал Гарри и, отняв у сына хорёчий хвост, поднял того на руки. — Из засранца Малфоя получился слишком хороший учитель, - пробурчал под нос Рон, но тут же спохватился: — Ой.. мне так жаль, Гарри, - голубые глаза сделались печальными-печальными, а Поттер повёл плечами: Рон говорил так, будто Драко умер. — Гермиона сказала, что они что-нибудь придумают. О, эта ложь была с самого начала обречена на провал, и Гарри даже не стал щадить друга: — Не сочиняй, - он цокнул, шагнул к дивану, плюхнулся на сидушку и вытянул ноги, почёсывая Аластора за ухом. Рон, перешагнув через него, устроился рядом, сдерживая Сэмми от поползновения в сторону беспечного хорька. — Думаешь, она подсластила мне пилюлю? Чистую правду вывалила: "у нас всё плохо, ничего не можем, и вряд ли что-то получится". У них все кролики сдохли, представляешь? - тут же на Поттера уставились испуганные глазёшки, Сэмми даже ручки уронил, которые настырно тянул к Аластору. Гарри поспешил соврать ему: — Ненастоящие, зайчик, ненастоящие. Сэмюэль сощурился, но долго подвергать сомнению слова дяди Гарри не стал: Аластор завозился и вернул к себе внимание ребятёнка, жадно наблюдающего его шевеления, явно подгадывающего момент, когда можно будет сцапать зверюгу. — Гермионе надо поработать над эмпатией, - Рон вздохнул, пресекая попытку сына выползти из-под его руки в направлении заветного хорька. — Мунго выжало из неё всякое сострадание. — Профдеформация, - философски заметил Гарри. — Ты не переживай. Малфой - тварь живучая, он выкарабкается, - Рон дёрнул вверх растёкшегося по его коленям Сэмми, а Гарри скривился. — Не мог бы ты не называть его тварью? Сэмми, отчаянно протягивая руки к хорьку, воскликнул в возмущении: — Ёбаный ёк! Рон взглянул на Поттера с выражением глубокой тоски и боли. — Как видишь, не мог бы. Гарри хотел понять друга, но не получалось. Про себя он решил, что из него самого вышел бы отвратительный безответственный отец, по крайней мере, на данном жизненном этапе. Дети слишком сложные, а Поттер слишком одинок, чтобы даже задумываться в этом направлении. Возможно, он бы допустил такую мысль, согласись Малфой быть с ним. Семейный Драко наверняка мечтал о ребёнке и стал бы отличным отцом, заботливым и участливым. Достаточно было взглянуть на то, как он носится со своей белой крысой, чтобы убедиться в этом. Поттер вручил крысу страдающему Сэмми, и тот моментально расцвёл, прекращая возню на несчастном Роне. Ласково прижимая Аластора к себе, мальчишка поинтересовался: — Дядя Гарри, а где папа ёка? Дядя Гарри через силу улыбнулся. — Он в больнице, Сэмми. — Он заболел? — Да, очень сильно. Сэмми во все глаза глядел на Гарри, тиская драгоценного хорька. Рон гладил сына по рыжей головке, взлохмачивая кудрявые локоны. — А если папа ёка умрёт, я смогу забрать ёка себе? - отцовская рука замерла, а сердце наверняка дрогнуло. Рон прокашлялся и ответил вместо онемевшего от неожиданности Поттера: — Нет, Сэмми, дядя Драко не умрёт. Тётя Миона обязательно вылечит его. Сэмюэль настаивал: — А если у неё не получится, ёк будет жить у нас? — Ёк не будет жить у нас, потому что дядя Драко совершенно точно не умрёт. — Но почему? - очевидно, живучесть Малфоя совсем не радовала мальчонку, и он надул нижнюю губу от досады. — Дядя Гарри не хочет, чтобы он умирал, - вкрадчиво произнёс краснеющий Рон. — Никто не хочет, чтобы он умирал. — А если дядя Драко всё-таки умрёт? — Но дядя Драко не умрёт... — А если умрёт? - в голубых глазёнках было столько надежды, что Поттер пришёл в ужас. Он будто юного Тёмного лорда наблюдал, зарю маленького злодейства, рождение ненависти к хорьковым хозяевам, из которой вырастет в дальнейшем расистская озлобленность по отношению к чистокровным и причина новой волны геноцида. Поттера успокаивало то, что он знал наверняка, из какой животины младший Уизли в случае чего сделает крестраж. — Дядя Гарри любит дядю Драко, Сэмми, - настойчиво объяснял Рон, готовый расплакаться от бесчеловечности порождённого им миленького чудовища. — Ты обижаешь дядю Гарри, когда желаешь смерти его возлюбленному. — Значит, дядя Гарри заберёт ёка? - разочарованно протянуло чудовище, с неприязнью поглядывая на дядю Гарри, потенциального похитителя ёков. Хитро пряча глаза, Сэмми сказал как бы между прочим: — Бабушка Молли говорит, что все мы после смерти встретим любимых на небесах, - он украдкой взглянул на Поттера, отслеживая реакцию. — Дядя Гарри, вы можете найти там дядю Драко. Если что. Рон устал покрываться пятнами стыда за отпрыска и поник плечами. — Сэмми, - выдохнул друг, словно лишившись надежды на то, что у сына наконец проснётся совесть, и пустил в ход последний аргумент: — Твоя мама ни за что на свете не разрешит завести хорька. Даже если умрут все люди на земле. Крепче стиснув Аластора в объятьях, Сэмюэль выстроил из бровей домик скорби и печали, а Гарри, ощутив укол злорадства, победно улыбнулся расстроенному мальчонке, маскируя улыбку под сочувствующую. Да, из него вышел бы никудышный отец.

***

В полдень следующего дня Поттер уже размешивал ложечкой сахар в кофе, глядя заворожённо в заворожённое кабинетное окно. Магия демонстрировала ему сочно-зелёный холмистый луг и высокий дуб вдали, ветви которого качал несуществующий ветер; безоблачное небо светлело к горизонту, солнце пускало блики по траве, а Гарри понять не мог, зачем Мисси посреди зимы настроила ему вид на летнюю полянку. Гарри не умел менять иллюзию, этим всегда занималась его полоумная секретарша, поэтому смотрел беспомощно на раскинувшуюся перед ним весёленькую зелень, когда в действительности мрачный, тучный Лондон, который он успел увидеть утром в окно на Гриммо, 12, заваливало снегом. Нельзя было сказать, что он провёл время плохо, или скучно, или зря он припёрся к Уизли вообще. Нет, конечно, не зря.. наверное. Он очень старался отвлечься, не думать, не подвисать, не портить праздник отсутствующим взглядом: Поттер пил пунш и воротил нос от пирога с почками; болтал о драконах с Чарли и уговаривал себя, что не ревнует, когда тот слишком участливо интересовался состоянием Малфоя; Поттер изображал в Крокодиле загаданного Джинни Гриндевальда, победившего в чемпионате по катанию на роликах-квадах, до него первого дошло, что, взмахивая руками, Молли пытается показать самолёт, и что Перси был Снейпом, ставшим невидимым из-за ошибки в эксперименте с зельями, но Гарри не стал объявлять об этом, потому что не хотел идти следующим. Он очень старался быть нормальным, но мысль утекала настойчиво к пациенту, спящему под стазисом в пропахшей лекарственными травами палате, и Поттер автоматически терялся в происходящем, стеклянел взглядом, уходил в себя, но, как ему казалось, незаметно, однако незадолго до полуночи Джинни увела его "поговорить". Джинни говорила с ним о чувствах, успокаивала и уверяла, что всё хорошо будет, ведь Малфой - это Малфой, ведь однажды он Волдеморта в своём доме пережил, "вот ты сражался с ним, Поттер, но сражаться проще, чем спать с чудовищем через стенку и наблюдать его рожу за завтраком по утрам". Гарри представил, как Волдеморт намазывает маслом тост, сверху кладёт вишнёвый конфитюр, с хрустом откусывает и швыркает кофе с молоком из маленькой чашечки с пиончиками - и да, картина нарисовалась жуткая, не каждый такое мог вынести. Гарри подумал, что и с Малфоем сражаться было проще, ведь ненависть сама по себе простая. Ненависть не заставляет тебя сходить с ума от страха и продумывать самые плохие варианты; ненависть не оставляет тебе вариантов. Всё было бы проще, живи в Поттере прошлая злоба, но Джинни сказала, что проще не значит лучше, а любить не значит быть уязвимым, и кому как не Гарри это знать. И пусть сейчас сложно, но "с ним, с Драко, в твоей тупой жизни стало больше смысла, не так ли?". Наверное, так. Если в тупой жизни вообще был какой-то смысл. В полночь под бой курантов Поттер поцеловал Сэмми и Аластора, выпил пунша и напоил пуншем ребёнка. Ничего страшного, всего лишь дал попробовать, пока Лаванда и Рон неторопливо кружились под музыку из граммофона прямо посреди гостиной. Сэмми очень просил, а у Поттера не было ни сил, ни причин ему отказывать. Гарри ушёл во втором часу ночи, незаметно и тихо. Ни с кем не попрощался, только вытащил Аластора из рук спящего Сэмюэля, сражённого глотком градусного компота, и скрылся камином. Зарываясь в одеяло посреди кровати, Гарри крутил в голове слова Джинни о том, что лучше любить и мучаться, чем ничего не чувствовать. Так хотя бы помнишь, что живой. Однако Джинни не ответила ему, когда он спросил, что же случится с ним, если Драко не выберется. Гарри даже думать об этом не хотел. Именно для того, чтобы не думать или хотя бы думать поменьше, Поттер и припёрся на работу первого января, когда ни один нормальный человек, работающий пятидневку, не удостоил визитом Министерство магии. Сменщики - вахтёры, гардеробщицы, регистраторы - провожали его недоумевающими взглядами, но быстро теряли интерес, погружаясь в сонно-похмельное исполнение рабочих обязанностей. Мисси, разумеется, отсутствовала и не могла настроить ему окно на соответствующую времени года картинку, поэтому Гарри, самостоятельно сварив кофе в кофеварке, любовался чёртовой поляной и думал о Малфое, несмотря на то, что планировал этого не делать. Оно само всплывало. Как бы он ни гнал от себя пугающие образы и совестные угрызения. Поттер залпом допил подостывший кофе и с раздражением задёрнул шторы. Ну какое нахер лето посреди зимы? На столе высилась стопка бумаг, натасканных Мисси перед праздниками, кренясь влево, внушая пожелтевшими страницами бюрократический ужас. Гарри устроился в кресле, предвкушая долгое продуктивное копошение в отчётных дебрях: он надеялся заблудиться в них до онемения зада и атрофирования посторонних мыслей, перелопатить ненавистную кипу с пользой для психики и работы. Хрустнув пальцами, Гарри снял с верхушки тонкую папочку, именовавшуюся "Дело номер 574/8", перевязанную лохматыми капроновыми лентами и украшенную коричневыми брызгами. Поттер очень надеялся, что Эллрой, заполнивший её, не чихнул кофе. — Итак, шайка домушников, - произнёс вслух Поттер, погружаясь в ровные строчки острого, угловатого почерка Эллроя. Эллрой сыпал метафорами, будто писал поэму возлюбленной: "серое октябрьское небо, нависшее плотным полотном над нами", "робкий щебет птиц", "неясный шум, нарушивший тишину вечернего сумрака", "злые, чёрные глаза, искрящиеся яростью". Уголовник Уилкинс, искривший теперь глазами в камере Азкабана, куда был помещён за рецидив, умилился бы словечкам, подобранным оперативником для описания его задержания. Гарри порывался перечеркать всё лишнее и заставить Эллроя переписывать отчёт без сопливых сантиментов, но смилостивился, пожалел чужой опус, решил сделать поэту подарок к новогодним праздникам и, скрепя сердце, отложил папку на противоположную сторону стола, начиная новую стопку, пригодную для отправки в архив. К ненавистной грымзе Кэндис Лирой. Интересно, она знает о том, что случилось с Драко? Она вообще в курсе его существования? И если в курсе, то волнуется ли за него? Это Поттер считал, что Малфой никак не обозначился в её жизни со своей неизвестно откуда взявшейся неуверенностью, но, может быть, Драко не всё рассказал и их отношения выходят за рамки сухого рабочего общения, или Кэндис сама питает тайные чувства к симпатичной белобрысой заднице и теперь рыдает тихонько в тёмном, пыльном архиве, разрываясь между желанием навестить Драко и сохранить свой маленький любовный секрет. Поттер не хотел, чтобы Малфой становился чьим-то любовным секретом. Как не хотел и думать о Малфое, чёрт возьми. Гарри снял с пирамидки следующую папку, содержащую за капроновыми лентами отчёт Макбрайд о тех же домушниках, только Лесли не эпитеты использовала, а слова "на грани", и Гарри не знал, что лучше: её письмена пестрели такими фразочками, как "министерские идиоты, которые отправили нас в эту дыру", "придурок Уилкинс с дерьмом гиппогрифа вместо мозгов", "недра великаньей задницы лучше освещены, чем та смрадная выгребная яма". Поттер от всей души хотел и её отчёт благословить на отбытие в архив, но "министерских идиотов", как ни старался, как ни вертел, как ни приглядывался, простить не смог. Папочка Лесли легла посреди его начальничьего стола, став первопроходцем в кучке забракованных и потому подлежащих оцензуренной переделке. Мартин, вознагради его Мерлин, был самым адекватным, самым грамотным и сдержанным, но, к сожалению, разочаровывающе невнимательным, потому что не совпал в данных с коллегами. Его аккуратная, ничем не забрызганная папка с крошечным капроновым бантиком легла поверх папки Макбрайд. Далее последовали отчёты оперативной группы Поттера по делу о задержании торговца запрещённым зельем, способным воспроизводить желаемые сны. Здесь отличился Эллрой, разойдясь в размышлениях о законности-незаконности запрета на это зелье на целых четыре страницы: он считал, что Министерство не в праве ограничивать людей в использовании не вызывающего привыкания средства ухода от реальности, даже несмотря на то, что многие начинали им злоупотреблять и сходили с ума, будучи не в силах мириться с несоответствием мечтаний с тем, что они имеют на самом деле. "Это их личная ответственность" - так считал Эллрой. Гарри, по большому счёту, был с ним согласен, но папочку определил к бракованным, потому что Эллрой всё ж не в членах Визенгамота числился, а работал вполне обычным следаком опергруппы. Дело о взятии подпольной лаборатории Поттер малодушно пожелал отложить, но выцепил взглядом имя "Драко Малфой", выведенное круглыми буквами Мартина, и пополз дальше по тексту, погружаясь в события того дня. "Поттер и Малфой вошли в лабораторию." "Поттер и Малфой повздорили." "Из подсобки показался мужчина с котлом." "Малфой упал навзничь." "Поттер велел вызвать подмогу." В сухой бесстрастной подаче Мартина произошедшее казалось безличным и обыденным. Гарри не хватало выразительности двух других его коллег, и он спешно раскрыл следующую папку. Макбрайд обозвала их "сцепившимися петухами" и описала лицо Драко после кипятка зелья "свекольной кашей, которой стошнило мандрагору". Поттер вспомнил, каким было это лицо, и передёрнулся. Папка Эллроя.. оказалась не той папкой. Гарри вгляделся в слова и не узнал почерка. Не из их отдела. Проклятая Мисси приволокла подкидыша. Он пролистал скучающе несколько страниц - заявления из правоотдела: миссис Смитерс потеряла книззла; мистер Вупс заявил на свою соседку за то, что та отравила его сову; Найджел Страковски разбил квоффлом окно мисс Брауберг; миссис Смитерс вспомнила, что книззл её давно сдох, а потеряла она престарелую таксу, оставшуюся от дочери, которая уехала с мужем в штаты; у мисс Лурман украли палочку, у мистера Барга - горшок с геранью, а чета Кволле, владеющая мастерской по починке мётел, починила метлу мистера Пирса так, что тот сел на неё и исчез. Поттер выдохнул, потёр переносицу за оправой очков и нахмурился. Он пролистал на пару страниц назад. Лурман. Знакомое что-то.. Гарри выхватил из папки мятый лист с куцым текстом заявления о пропаже и перечитал: "Я, Ксандра Мюриэл Лурман, прошу найти мою палочку (вяз, 10,5 дюймов, волос единорога), исчезнувшую около 12.11.2010 из моего дома на Атлон-роуд, 80". Гарри вспомнил: Ксандра - девчонка из подвала. Очевидно, палочку она нашла, раз размахивала ею, вызывая призраков. Или духов, если между ними есть разница. Один Мерлин знает, какой ерундой они там занимались. Поттер скомкал неактуальное заявление и, прицелившись, отправил его в мусорное ведро. Он взглянул на часы над дверным проёмом - 3:37. Гермиона не разрешила сегодня навестить Драко. Нерабочий день, все дела, нет приёма, а исключения не положены даже Избранному вне зависимости от степени влюблённости Избранного в заточённого в Мунго пациента. Наблюдая бег секундной стрелки, Поттер понял вдруг, что так и будут проходить его дни отныне: в бесплотном ожидании хороших новостей, в выжимающей силы неизвестности, в походах в больницу, в мыслях о Драко. В сомнениях и страхе. В поисках того, что отвлечёт его от всего этого. Гарри отложил чужую папку, собираясь оставить её на столе Мисси перед уходом. Кажется, он тормознулся на отчёте Эллроя. Интересно, какие заковыристые словечки тот подобрал к мерзости, приключившейся с Драко? И, наверное, стоит пересмотреть свои отчёты. До позднего вечера времени было вагон.