Проклятый любовью твоей

Оказалось, Гермионино "прямо сейчас" действительно означало "прямо сейчас", то есть незамедлительно, то есть "вали из палаты, Поттер, не мешай делать Малфоя живым". Живым! О великий-великий Мерлин. Гарри мельтешил возле двери, протаптывая тропинку в плитках. Иногда он замирал и прислушивался к шуму, происходящему во всегда тихой палате, к приглушённым голосам людей, окруживших его Драко, колдующих над ним. Грейнджер торопливо объяснила перед тем, как запереться с Малфоем, Йонасом и кучкой целителей различных направленностей - Гарри точно помнил, что один из них был специалистом по стазисным чарам, - что жизни Драко абсолютно (она особо жирно это подчеркнула) ничего не угрожает: они провели серию успешных экспериментов на кролях - и кроли остались живы ("Можешь сходить и убедиться, Поттер, если мне не веришь"), получили разрешение на эксперимент на людях (и когда только успели?) - и люди тоже остались живы. "Поэтому и с Малфоем твоим ненаглядным всё будет в порядке" - так сказала Грейнджер. Гарри пробурчал что-то вроде: "Так же в порядке, как с предыдущей партией кролей?", но Гермиона этого, хвала Мерлину, уже не услышала, скрывшись за дверью, иначе она выставила бы Поттера за пределы больницы. Гарри был уверен, что Гермиона именно так бы и сделала. Ещё она втирала что-то про "иди домой, он всё равно будет спать до завтра, а я пришлю тебе сову", но Гарри не понял, почему это Малфой будет спать, если он и так уже больше двух месяцев спит, поэтому никуда уходить не собирался. К тому же он хотел убедиться, что Драко не постигнет кроличья судьба. Поттер сначала бегал за кофе в ларёчек прямо через дорогу, а потом в туалет - очень-очень быстро, чтобы ничего не пропустить. Вот и сейчас он побежал в ларёчек, и сначала бежал, а потом вдруг перестал бежать: он затормозил, входя в коридор первого этажа, подумал - окончательно понял, скорее, - что торопиться и ждать совершенно нет смысла, ведь очнувшийся Драко не захочет даже слышать его имя. Гарри ему мало того, что не родственник - вообще, по сути, какой-то приблудивший мужик, - так ещё и в Малфоевой вселенной имеет почётное заслуженное звание Нежелательного лица номер один. Ох, Салазаровы сиськи, какой же Поттер идиот. Драко нельзя его видеть: очнувшись, он, наверное, будет слаб, расстроен из-за того, что приключилось с ним, а Поттер своей рожей совершенно выбьет его из колеи. И Гермиона говорила про какой-то сон, хоть Гарри и не понял, что это значит - нет, разумеется, Поттер знал, что такое сон, он же не такой кретин, каким его некоторые считают, но нахрена вводить в сон человека, который, вроде как, лежал в стазисе и.. Это всё очень сложно, в общем. Не для средних умов, а Гермиона совершенно точно объяснит потом - не может не объяснить, она же Гермиона. Поэтому не стоит думать об этом. Как и находиться здесь. Вот чёрт. Гарри остановился, не дойдя двух шагов до стойки регистратуры, за которой Долли спешно отковыривала пробку Зловонной банки: некая мадама в шляпе со страусиным пером - проклятье, Поттер оставил криминальную книгу с пером-закладкой в палате - растекалась по лавочке полубессознательной лужей, еле шевелила губами, бормотала что-то бессвязное. Вокруг неё мельтешили лимонные люди, прощупывали пульс на запястье, удерживали от падения в то время, как трое их товарищей стремительно леветировали маленькое тело, скрываясь в направлении, в котором однажды утащили Драко. Реанимация? Отделение экстренной помощи? Гарри не знал, как называется то помещение за матово-стеклянными распашными дверями, но был уверен, что далеко не насморк приводил туда волшебников и что ведьма в шляпе остро нуждается в Зловонной банке, с которой никак не могла совладать уже прилично нервная Долли, ведь, судя по протяжному стону "моя бедная девочка", она рисковала потерять свою дочь. Гарри, пусть и, очерствев, утратил страсть по семье и детям, не представлял, как можно пережить смерть ребёнка. Он был близко знаком лишь с одним Сэмми, и даже несмотря на кровожадность крошечного Уизли и его удивительную способность к запоминанию матных слов, Гарри меньше всего на свете хотел бы, чтобы на месте бессознательной девочки, скрывшейся за дверями предполагаемой реанимационной, оказался Сэмюэль. Он попытался представить, каково было бы Рону - смотреть, как его дитя уносят едва живым, ждать неизвестно чего, молиться всем богам, пока регистраторша сует аммиачную склянку под нос. Поттер задумался, похоже ли это на то, что испытал он, когда вывалился с практически трупом любимого человека посреди приёмной. Наверное, терять ребёнка страшнее.. Наверное, ведьма с пером в шляпе и с умирающей дочерью здесь, в больнице, гораздо уместнее, чем он. Поттер ощутил себя лишним. Точнее, окончательно убедился в этом. Иррациональное чувство - да, у каждого своя беда и каждый имеет право испытывать боль, даже если кому-то со стороны кажется, будто бы для этого нет причин, но Гарри действительно показалось, что у него нет причин тут находиться. Драко станет ему чужим, как только откроет глаза. Его синтетическая любовь, то, что держало их вместе, испаряется по каплям прямо сейчас, и когда от неё останется лишь воспоминание, Гарри и Драко разделит ненависть похлеще, чем разделяла до этого. То, что Поттер полюбил его, ничего не значит. Он просто не должен быть здесь. Влюблённый в него Драко умер в гостиной Гриммо, не дождавшись Гарри. Тому Драко он был нужен рядом - этому Драко нужно, чтобы его рядом не было, потому ждать и ломиться в его палату - наивно, глупо и в какой-то степени бесчеловечно. Поттер сжал губы в полоску, наблюдая, как Долли откупоренной банкой возвращает несчастную мать в чувства, кинул быстрый взгляд за спину, колеблясь последнюю секунду, и, выдохнув, направился к каминам.

***

— Поттер. Голова трещала так, что каждый грёбаный звук бился внутри язычком колокола. Бум-бум-бум, блять. — Поооттееер. Ох, сука... Проклятое похмелье. Хотелось сдохнуть. В этот раз насовсем. — Поттер! Гарри грохнул кулаками по столу и вскочил со стула: — Да заебал ты, Эван! Чего надо?! Рожа Эвана в щели между дверью и косяком расплылась в улыбке. — У тебя тут вонища, как в дешёвом борделе, - сообщила улыбающаяся рожа. — Слышал об антипохмельном, Золотой мальчик? Поттер стиснул зубы до боли в челюсти, отчего усилилось напряжение в висках, и он поморщился, проклиная вчерашний запойный вечер. — Ты сюда советы раздавать пришёл, что ли? Робардс младший цокнул, но улыбаться не перестал. Скотина. — Говорят, Малфой очухался. Ну ещё бы. Разве Эван мог прийти по делу? Гарри не имел ни малейшего желания наблюдать этот цирк и уж тем более принимать в нём участие, потому спросил устало: — Опять что-то пытаешься сказать, Робардс? Робардс задрал подбородок, явно заготовив какую-то мерзость. — Только то, что уже половина шестого, а ты всё ещё здесь. А как же ежедневное паломничество в Мунго? - он заморгал часто, изображая невинность, и выдал, растягивая оскал на роже: — Или сознательный Малфой не такой интересный, как бессознательный? Гарри пришёл в бешенство от его слов. Он шумно втянул воздух, прошипел, вдавливая кулаки в поверхность стола: — Заткнись, мудак. И вали отсюда. Вали, пока я тебе ноги не оторвал. — Так ты поэтому так зверски пил, Поттер? - не унимался Эван. — Отмечал? Поттер взревел: — Вали, кому говорю! - и дверь тут же трусливо захлопнулась, избавив наконец от присутствия Робардса. Да, Поттер пил поэтому. И да, он отмечал, по крайней мере, пытался убедить себя в том, что празднует, а не напивается от безысходности, как жалкий алкаш из Дырявого котла. Вчерашним вечером, через час и тридцать семь минут после побега Поттера из больницы Святого Мунго, в окно его гостиной яростно постучала сова. Разумеется, это был Шизик собственной неадекватной персоной с посланием от Грейнджер. Гермиона писала: "С ним всё хорошо, Гарри. Мы ввели ему зелье, после чего сняли стазис и сразу же погрузили в лечебный сон, чтобы дать время на восстановление. Все жизненные показатели в норме, он проснётся через двенадцать часов. Думаю, мы пронаблюдаем его день, а дольше держать нет смысла. PS. Не приходи. Мне не нужен скандал в больнице." Гарри тогда усмехнулся на последней строчке и пробухтел: — Будто я собирался. А он собирался, на самом-то деле. Ну, не прямо "собирался", скорее, мучился в сомнениях, придумывал поводы, чтобы пойти, потом уговаривал себя, что не стоит соваться туда. В итоге решил хотя бы извиниться перед Малфоем, однако ж письмо Грейнджер убедило его этого не делать. Гарри уже тогда находился в процессе заспиртовывания: читая письмо, он держал в руках полупустую бутылку виски, к которой присосался, как только вышел из камина. Получив Гермионино прямолинейное "не приходи", Поттер просто поднялся наверх и продолжил напиваться. Чтобы проснуться наутро с распадающейся на части головой. День показался адом, но зато мысли о Драко не воспринимались так остро на фоне боли, давящей на череп изнутри. До сих пор это помогало отвлечься, но теперь часы показывали 5:28, и пора было решать, какой адрес называть камину в Атриуме. Гарри вот уже полчаса откладывал это решение, усердно разгребая бумажные завалы, которые Мисси увеличивала каждое утро. Богопротивный Эван своей рожей и тупыми возгласами внёс хаос в тихий пыльный кабинет руководителя оперативной группы, и даже когда он ушёл, его голос продолжал звенеть в ушах. "Малфой очухался.. а ты всё ещё здесь." А где ему быть, блять? Его там ждут, что ли? Грейнджер сказала не приходить, и разве он может?.. Об этом он и думал. Может или не может? Прийти и устроить сцену. Устроить сцену, но извиниться. Проклятье. Его извинения не имеют значения для Малфоя, но они важны для него, и это чертовски эгоистично, однако прошли времена, когда Поттер боялся показаться эгоистом. Он добрёл до Атриума с почти сформировавшимся намерением как можно скорее сказать Драко, что ему жаль. Но стоило лишь черпнуть пороха и войти в камин, стоило лишь открыть рот и собраться назвать местом назначения больницу Святого Мунго, как решимость вместе с частицами пороха застряла в горле, и он произнёс: — Площадь Гриммо, 12. Площадь Гриммо, 12 встретила его непривычным егозливым шумом: что-то происходило на кухне, и Гарри срочно пошёл выяснять, что именно. Оказалось, шумел Аластор: встав на задние лапки, он отчаянно скрёбся в окно, за которым маячила пернатая башка Шизика. Шизик постукивал клювом по стёклам, сулил своим наличием послание от Грейнджер. Собравшись с духом, Поттер его впустил, отвязал письмо и, прежде чем начать читать, открыл банку с печеньем - звери бросились к банке, а Гарри развернул пергамент. "Малфой совершенно здоров. В обед мы уже отправили его домой. Он катастрофически зол, Гарри. В абсолютном бешенстве. Разнёс половину палаты и клялся, что убьёт тебя. Прости, но мне не жаль." Гарри рассмеялся. Не жаль, ну конечно.

***

Малфой объявился через два дня, в воскресенье вечером. Точнее не объявился, а письмо прислал. И даже не он, а мерзотина миссис Кристенсен. Поттер уже успел протрезветь к тому моменту, когда обнаружил смирную птицу на подоконнике. Птица оказалась незнакомой, а Гарри понял, что за последнее время получил писем, как за весь год. "Соберите вещи Драко и откройте мне камин. Я приду в восемь. И заберу Аластора." Она не подписалась, но из близких у Малфоя была только старая норвежская кляча, поэтому не оставалось сомнений в её авторстве. Гарри раздул ноздри от гнева, смотался быстро на второй этаж за ручкой и бумагой, вернулся, переполошённый, и птицу переполошил, плюхнулся на стул, скрипнув ножками, и настрочил яростно: "Я ничего вам не отдам. Камин не открою, даже не думайте ломиться. Пусть сам придёт за своим." То, что это какой-то тупой принцип и совершенно детская выходка, Поттер понял уже тогда, когда птица, к которой он прицепил злобное послание, оттолкнулась от оконного карниза, взмахнула крыльями и взмыла в воздух, унося с собой свидетельство конченности Поттера. Она становилась всё меньше и меньше, растворялась в сгущающихся сумерках, а Гарри всё глубже погружался в мысленное выдирание волос на голове. Ну и мудак же он, Мерлин. У него было оправдание: Гарри просто хотел увидеть Драко, но способ он, конечно, выбрал самый кретинский. Шантаж. Невероятно. Малфой, разумеется, мгновенно растает от этого поступка и примчится на крыльях любви. Примчится мгновенно?.. А вдруг? Ведомый неизвестно откуда взявшимся порывом, Поттер сграбастал Аластора, дремавшего в кресле в гостиной, и пулей ускакал наверх, в гостевую спальню, однажды напрасно приготовленную для Драко, но теперь пустую, с такими же пустыми ящиками комода, в один из которых Гарри запихнул зверюгу. Хорёк тут же запищал и заскрёб когтями изнутри, но Поттер, раз уж повёл себя, как мудак, то решил быть мудаком до конца и выиграть немного времени. Драко почти наверняка - если Поттер хорошо его выучил за эти долгие годы, а он выучил его очень хорошо - заявится сразу, как только получит письмо: Малфой не станет дожидаться восьми, чтобы рассказать и показать Гарри, как сильна его ненависть. Как там написала Гермиона? Разнёс палату и обещал убить? Гарри искренне считал, что заслужил услышать это в лицо. Почему нет? Он не настолько накосячил, чтобы быть наказанным игнором. С этими мыслями он курсировал по гостиной, мучительно ожидая малейшего шума в камине. Поттер расхаживал в Аврорской мантии, стучал каблуками сапог и думал: думал, что скажет ему Драко; думал, что скажет он сам; думал, что лучше достать ни в чём не повинного Аластора из ящика; думал, что следует бежать и прятаться. Когда же камин подал признаки жизни, Гарри вытянулся струной и замер, уставившись в темнеющие закопчёные недра. Секунда, две, три.. О чёртов Годрик. Драко. Живой. Действительно, блять, живой. Малфой вышел на свет, и Гарри с трудом проглотил ставшую вязкой слюну, не имея сил отвести взгляд от того, кого наблюдал столько времени недвижимым и бездыханным. Драко стоял так близко, что протяни руку - и потрогать можно, но нельзя было трогать, хоть и хотелось до почти совершённого шага навстречу. Боясь пошевелиться и спугнуть видение, Гарри смотрел на человека, с которым делился всем, которому посвятил уйму времени и себя целиком, которым дорожил, которого не мог потерять; он даже успел забыть, что ничего не значит для него, даже не заметил, каков его взгляд - одно лишь желание почувствовать наконец тепло всегда холодной кожи владело Гарри. Он не видел ярости, не видел сжатых губ, трепещущих крыльев носа, бровей, сведённых к переносице, - он видел Драко, видел его здоровым и недосягаемым. Однако Малфой очень скоро это исправил, бросившись на Поттера с отрезвляющим ударом в челюсть. От неожиданности Поттер не устоял на ногах, повалился на пол и был тут же прижат сверху Малфоем, замахнувшимся вновь, но всё же остановленным сработавшим на рефлексах Гарри. — Драко, давай поговорим! - вскричал он, чуть не моля, сжимая запястье - а через мгновение и второе - в пальцах. Всё же Драко не был Аврором, в отличие от Гарри. — Не о чем мне с тобой говорить, урод! - Малфой безуспешно дёргался, пытаясь вырваться; он являл собой воплощение неконтролируемого гнева и отвращения и продолжал шипеть: — Ёбаный педик! Сука! Я бы засудил тебя, тварь поганая, если б не пришлось ради этого выложить Визенгамоту всё то, что ты делал со мной! Слова, как бритвы, резали, но Гарри был готов к происходящему, по крайней мере, готов убеждать себя, что ему не больно и не стыдно слышать такое, что обещанная Гермионой злость Драко не ранит и воспринимается естественно и легко. Да, он может злиться, и бить, и говорить всё, что ему хочется. И нет, Гарри не больно. Не больно же? — Драко, прошу тебя, успокойся, я всё объясню! — Нахуй иди и там объясняй! - рычал Малфой, продолжая вырываться. — Тем, кому нужны твои объяснения! Ненавижу тебя! Ненавижу! - он кричал так отчаянно, что сжималось сердце, и глаза его блестели, но Драко не позволял себе проявить слабость. Гарри всё сдерживал попытки отмудохать его, так что в итоге Малфой выдохся, растерял агрессию, и она перетекла в резкое нежелание прикасаться к нему, поэтому Драко брезгливо скривился, высвободил наконец руки, вскочил на ноги и отошёл подальше. Гарри поднялся, имея желание подойти, но, разумеется, не смея, и ещё полминуты наблюдал, как Драко отряхивает брюки, поправляет рубашку, выгибает губы в отвращении при этом. Приведя себя в порядок, Малфой, собравшись и сжав кулаки, сказал: — Ты грязное животное, Поттер, - его голос звучал твёрдо и был наполнен презрением, от которого Гарри стало трудно дышать. — Я бы предпочёл до конца своих дней не видеть тебя, но ты, мразь, работаешь со мной, да ещё и хорька моего спёр. Отдай Аластора немедленно. Не хочу находиться в этом доме ни единой лишней секунды. — Умоляю, послушай.., - Поттер опрометчиво шагнул к Драко, на что тот отпрянул и закричал: — Отдай блядского хорька, Поттер, или, клянусь, я оторву тебе яйца! Гарри упустил тот момент, когда Малфой достал палочку, но её кончик был угрожающе направлен прямо на него. Рука Драко не дрожала, глаза потемнели, в фигуре сквозила решимость. Казалось, он не погнушался бы и Непростительными. Возможно, так оно и было, но Поттер всё ещё лелеял надежду на какой-никакой диалог. — Он.. он не здесь, - неуверенно соврал он, понимая, как глупа его попытка. Драко вздрогнул. — Что?.. Что ты сделал с ним?! - его палочка пустила искру, и Поттер вскинул руки. — Ничего! Он в порядке! - торопливо заверил Гарри, после чего замямлил: — Аластор у Уизли, мы можем сходить к ним или подожди меня здесь, пока я.. Да, это и был его дебильный план: надеяться, что Малфой остынет в процессе добывания хорька и станет восприимчив к словам. Хотя бы перестанет визжать, и драться, и тыкать палочкой. Но Малфой не поверил ему. — Что за тупые шутки? - он сощурился, будто пытался разглядеть мозги у Поттера. — Какие Уизли, чего ты мне лапшу вешаешь? Гарри не сдавался: — Честно, он.., - но в его плане обнаружилась огромная дыра: — Аниманс Ревелио, - произнёс Драко, и Гарри к своему стыду вспомнил, что они же, блять, волшебники. Через мгновение, получив отклик заклинания, Малфой бросил: — Лжец, - резко, с отвращением, будто на асфальт сплюнул. Поттер лишний раз убедился, что утратил всякую способность соображать. — Думал, я проглочу твой тупой блеф? Лжец, придурок и извращенец, - Драко шагнул к нему и потребовал: — Отойди с дороги. — Драко, - мягко произнёс Гарри, с немой мольбой заглядывая в серые глаза, - он будто зверя укрощал, и любое неверное движение могло стать для него фатальным. — Всего пара слов. Малфой вдохнул, собираясь, наверное, послать его, и Гарри даже приготовился быть посланным, но за вдохом последовал длинный выдох и недовольное: — Если ты скажешь свои пару слов, я смогу, наконец, забрать Аластора и свалить отсюда? Поттер кивнул, возблагодарив Мерлина за предоставленный шанс объясниться. — Да, обещаю. Малфой усмехнулся, и это точно ничего хорошего не означало. — Твои обещания и ломаного гроша не стоят, Поттер. Помнится, я, пытаясь сопротивляться проклятию, просил тебя не поддаваться, и ты обещал, но чем же всё закончилось? - усмешка растаяла, и Драко передёрнулся в брезгливости. — Не хочу даже вспоминать о том, чем всё закончилось. Нет, всё же было больно. Больно, когда, вспоминая о близости с тобой, любимый человек едва не выворачивается наизнанку. Больно видеть, как ему мерзко от того, что он находится с тобой наедине. Больно замечать, как он, взрослый мужчина, прячет подступающие слезы. Гарри не мог предсказать, что будет дальше, утихнет ли злость, исцелит ли время обиду, но совершенно точно знал, что сейчас, стоя перед ним, угрожая палочкой, Драко искренне, от всего некогда любящего сердца, с большой буквы Ненавидит его. Наверняка сильнее, чем когда-либо. И всё, что было у Поттера против ненависти, это.. — Я просто полюбил тебя. Малфой смотрел так же пристально, не менялся лицом и позой, словно вовсе не услышал слов Гарри. Тишина стала мучительной. Поттер не представлял, какая реакция его ждёт и будет ли она вообще. Пока что Малфой только моргнул. — Это должно меня растрогать? - спросил он наконец, недоумевая, а Гарри, услышав его холодный, безразличный голос, малодушно пожелал исчезнуть. — Я должен понять, простить и забыть? На это ты рассчитывал? Думал, что вывалишь на меня своё сопливое признание и я растекусь? - он увеличивал громкость, содрогаясь от гнева, дышал часто, и каждым ядовитым словом будто бил пощечину. — Может, мне на шею тебе броситься? Может, в кровать прыгнуть? От радости, блять, что ты, тридцатилетний мужик, как безмозглый пубертатный пуффендуец, повёлся на несуществующие чувства и умудрился "полюбить"! — Но я пытался, Драко! Пытался сделать всё правильно! - Гарри сам не ожидал, что взорвётся, но он не мог больше терпеть: чувство несправедливости горело в груди - он ведь не такое чудовище, каким казался Малфою. Малфой опустил палочку, и плечи опустил, и стал устало-суровым каким-то. Гарри тоже устал, но страх придавал ему сил - он боялся какой-нибудь неосторожной фразой низвергнуть всё в бездну, откуда их отношениям никогда не выбраться, и боялся, что всё уже бесповоротно плохо, что они уже на самом дне и надеяться попросту глупо. — Ты пытался сделать правильно после того, как сделал чертовски неправильно, - Драко говорил строго, без малейшего намёка на истерику, и оттого его голос звучал особо пугающе. — Ты обосрался, Поттер, и хотел кучку зарыть, но зарытая кучка не отменяет того, что ты обосрался. Твои чувства ничего не значат. Твоя "любовь" не оправдывает тебя. Ты не должен был поступать так со мной ни при каких обстоятельствах. Точка. Гарри выкрикнул прежде, чем успел подумать: — Ты не понимаешь! Сложно устоять, когда тебя так любят!.. - и тут же пожалел о своих словах - он не имел права оправдываться таким образом. Гримаса Малфоя будто нож в сердце всадила: он никогда в жизни не смотрел с таким выражением на лице - словно его вывозили в навозе, и теперь он должен сильно постараться, чтобы отмыться. — Я никогда тебя не любил, идиот. Это, блять, невозможно, - он, пересилив себя, шагнул ближе и повелел: — Отойди. Поражённый случившимся, оглушённый разумеющимся, но оттого не менее жестоким "я никогда тебя не любил", Поттер не стал противиться и отступил, позволяя Малфою пройти. Тот бросился на второй этаж к своему ненаглядному зверю, постаравшись даже краешком одежды не задеть Поттера - настолько тот был ему омерзителен. Сквозь гул мыслей в голове Гарри услышал приглушённое: — Нахер ты закрыл его в ящике, сраный псих?! О Мерлин, Ал, ты в порядке? Мой бедный-бедный мальчик.. Всё хорошо, мы идём домой. Гарри бы возразил, что их дом - это Гриммо, 12, но он был не в том положении, чтобы возражать. Сейчас он мог только принимать удары судьбы, расплачиваться за ошибку и извиняться до тех пор, пока Драко не перестанет хотя бы шарахаться от него. — Прости меня, - сказал Поттер, когда Малфой вошёл в камин вместе с радостно попискивающим Аластором. — За то, что я сделал. И за то, что чуть не убил. Малфой фыркнул презрительно, бросил: — Никогда не прощу, - после чего назвал адрес и исчез.