War of the Roses

– Ты чего такой дерганый? Чонгук, услышав посторонний голос рядом с собой, тут же поднимает на подошедшего Чимина забитый взгляд. Переглянувшись с ним, старший омега хмурится, ставит принесенные тарелки с завтраком на стол и присаживается рядом. – Серьезно, что с тобой такое? Вчера же, вроде бы, все было хорошо… – Сон приснился странный, – бормочет Чон, передернув плечами при воспоминании о мрачных кроваво-красных картинках, которые будто отпечатались у него с внутренней стороны век. – Слишком уж реалистичный. – А-а, – Чимин понятливо вздыхает и отмахивается, видимо, объяснением особо не впечатленный. Успокоив беспокойство, с аппетитом принимается за еду. – Это все, наверно, от свежего воздуха и от новых впечатлений. Скоро привыкнешь. – Да, думаю, ты прав. Чонгук устало растирает шею, переводя взгляд с окна, за которым лениво расцветал новый день, на еду, разложенную на столе. Старшие уже позавтракали, не особо настроенные ждать, когда соизволит проснуться младшее поколение, и потому на кухне омеги сейчас были вдвоем. Юнги и Хосок в доме родителей вообще появлялись редко, приняв предложение омеги вожака погостить у них на время, пока все не утрясется, а дедушки, видимо, были чем-то заняты на улице. Жизнь вокруг как будто бы текла своим чередом, не замечая, как весь мир Чонгука переворачивается, начиная напоминать собой катастрофу. Он старался поменьше думать об этом, но как тут не думать, если все буквально перед твоими глазами? А от папы, за которым вчера в город направили целый отряд спасения, до сих пор ни весточки. Сейчас для Чонгука это самое главное, гораздо важнее, чем даже правда о волках-оборотнях и всем подобном. Какая разница вообще, что на улице в нескольких метрах от него бродят полу-люди, полу-звери, если папе грозит опасность? Какая разница, что даже сам Чонгук – один из них, если он ничем не может помочь? Бесполезный, напуганный, глупый ребенок – вот он кто! А в воспоминаниях не перестают гореть картинки, на которых раненый белый волк испачкал всю шкуру в своей же свежей крови. Может быть, это был его папа? Ведь ему говорили, что он родом отсюда, из племени белых волков… – Чонгук-а, ешь, – напоминает ему Чимин мягким голосом, ненавязчиво придвигая к нему кружку с горячим чаем, вкусно пахнущим мятой. От запаха Чонгуку становится немного спокойней, и он, не задумываясь, вдыхает тот глубже, позволяя тёплому пару расслабить себя. – Чем вы здесь обычно занимаетесь? – спрашивает, потому что правда становится интересно. Чонгуку даже в голову не приходит, чем можно убивать время в лесной глуши вдали от цивилизации и банального выхода в интернет. У него вот, например, взять свой смартфон давно уже руки чешутся, но в бесплодных попытках найти связь тот давно уже сдох. – Да много чем, – пожимает плечами Чимин, как только заканчивает жевать. – Старшие занимают себя садоводством или охотой, например, некоторые следят за животными, несколько омег присматривают за малышней. Все взрослые альфы в стае в основном либо охотники, либо воины, которые посменно патрулируют границы. – Как Тэхён вчера? – предполагает Чонгук, и Чимин согласно кивает. – Да, как этот засранец. Тэ – второй сын вожака, младший брат Намджуна. Согласно традициям он занимает пост главного защитника стаи. – Но… не слишком он для этого молод? – Ох, поверь: если что в нем и даст фору заносчивому поведению, то это чувство ответственности, – смеётся омега. – Вожак, как и вся стая, доверяет ему свою безопасность, и Тэхён никогда не предаст это доверие. Это… вроде как, в нас заложено, понимаешь? На крови написано или что-то типа того… Есть стая, а в стае есть волки, у каждого из которых роль своя. – И ты выбрал жизнь здесь… – бормочет Чонгук себе под нос, снова принимаясь смотреть в окно, за которым, как и вчера, по площади гонялась неугомонная детвора под недовольные крики взрослых. Чимин молчит какое-то время, хоть Чон и не видит, но смотрит на младшего с теплой улыбкой, думая о своем. В душе у Чимина несколько последних месяцев покой, потому что он точно знает, что теперь на своем месте. И место Чонгука может тоже быть здесь, в стае, даже если он ещё этого не осознал и всячески сопротивляется. Оно и понятно: волк внутри него все ещё крепко спит, а человек без волка вряд ли захочет бросить привычную среду обитания ради леса, каменных домиков, где за свет отвечают масляные лампы, и просторных лугов. Человек не знает, каково это: слышать природу, что тоже живёт с тобой бок о бок, чувствовать свежесть тумана по утрам, бежать наперегонки с ветром, встречать вечерами луну… Человек не знает, как тоскливо живётся волку вдали от сородичей, он не знает, что волк сильнее всего в своей стае, не знает, как жить по-другому и быть настоящим. – Надеюсь, когда-нибудь и ты этот выбор поймёшь, – говорит Чимин искренне, а затем ласково приглаживает чужие красные волосы, ещё не причесанные после беспокойного сна. Чонгук от прикосновения не спешит отстраниться, только слегка прикрывает глаза и позволяет омеге касаться себя, потому что это его успокаивает. Дарит чувство защиты. Из окна он видит, как на площадь со стороны леса выходят несколько взрослых волков. Они вместе добираются до нее, а затем медленно расходятся по-одиночке в разные стороны. Один из них задерживается на площади дольше остальных, смотрит кругом, прежде чем заглянуть прямо в их окно. Чимин же, тоже замечая оборотня, довольно хмыкает и, оперевшись на подоконник, машет зверю рукой. – Лёгок на помине, – улыбается он, – дежурство закончилось, видимо. Чонгук не спрашивает, сам понимает, что это, должно быть, Тэхён, и не замечает, как улыбается, все ещё наблюдая за волком из окна теперь вместе с Чимином. Волк кивает своей большой лохматой мордой, смотря на них голубыми глазами, его хвост лениво покачивается из стороны в сторону, изогнутый плавной дугой, чтобы не тащился по земле. Постояв так несколько секунд, зверь уходит в сторону своего дома, переходя с шага на трусцу. – Сейчас обернется и зайдет, – говорит Чимин, а Чонгук хмурится и хочет спросить, как тот понял. – Это волчьи штучки – я чувствую, что ему есть что сказать. Случается все так, как предсказал Чимин, и всего через десять минут на пороге их дома появляется Тэхён, только уже в своем человеческом облике и одетый. Белоснежного волка как не бывало, и лишь голубые, как льдинки, глаза, так же при взгляде на Чонгука блестят из-под волны белой челки. Альфа, входя через открытую для него дверь, ведёт себя осторожно и двигается медленно, видимо, помня, что недавно имел глупость напугать здесь одного трусливого без пяти минут оборотня. А Чонгук от чего-то при виде Тэхёна в человеческом обличье дико смущается, утыкая свой нос в чашку с так и недопитым чаем. Но внезапно кружка источником запаха мяты быть перестает, потому что более сильно ей пахнет от альфы… Чонгук жадно и как можно более незаметно принюхивается – запах приятный, уже знакомый и действует, как мощное успокоительное. Эффект мягко говоря странный, но дискомфорта не вызывает, что не скажешь о хозяине этого запаха. С Тэхёном в одной комнате Чонгуку как-то… неловко. – Тебе бы поспать часов десять, – говорит Чимин вместо приветствия, когда подходит к альфе и беззастенчиво тянется к чужому лицу маленькими пальчиками, чтобы огладить темные мешки под глазами. – Выглядишь ужасно до безобразия, всех своих воздыхателей так растеряешь. – А я все мучился, гадал, как это сделать… все было так просто? – Тэхён меланхолично приподнимает бровь, позволяя другу делать со своим лицом все, что тот пожелает. Чонгук немного чувствует себя лишним, наблюдая, как этим двоим комфортно друг с другом. Но затем альфа переводит взгляд прямо на него, заставляя Чонгука невольно замереть, как испуганного оленёнка, и даже задержать дыхание. Тэхён поджимает губы и хмурится, мягко, но все же настойчиво, убирает от себя чужие руки. – Вообще-то, я хотел кое-что сказать Чонгуку, – тихо говорит он. – Что такое? – Чимин хмурится, бросая взгляд на младшего омегу. – Чонгук, – зовёт его альфа и делает пару шагов к столу, за которым тот сидит, но сильнее приблизиться не решается – не хочет ещё раз напугать? – Д-Да, я слушаю. – Твоего папу нашли. Он без сознания и из-за того, что был вынужден скрываться несколько долгих дней, очень истощен, но с ним все в порядке. Совсем скоро его доставят сюда, и вы с ним снова увидитесь. Чонгук хочет что-нибудь ответить Тэхёну, но не чувствует своего языка, а все тело вдруг перестает его слушаться, и, к счастью, уже пустая кружка выскальзывает из его пальцев. Он лишь продолжает беспомощно смотреть альфе в глаза, осознавая принесенную им новость. – Когда это стало известно? – вмешивается сохранивший спокойствие Чимин, и за это Чонгук ему благодарен, потому что хочет узнать как можно больше о папе. – Под конец моего дежурства из Сеула к нам на границу с новостями добежал волк. Как мы и надеялись, Сокджин больше не мог поддерживать то заклинание, что укрывало их с Чонгуком раньше, и поэтому наши легко смогли его отыскать. Вот только, заклинание укрывало его не только от оборотней, но и от остальных. Охотники все это время буквально преследовали его по пятам, не представляю, как он смог продержаться один так долго… – Так, на этом, пожалуй, информации пока хватит, – прерывает его Чимин, заметив состояние младшего. – Чонгук-и, ты как? Чонгук молча качает головой, наблюдая за самим собой же как будто со стороны. Тэхён делает к нему ещё один шаг. – Чонгук, – снова зовет он его, и когда омега поднимает взгляд, обещает: – все будет в порядке. Твоего папу доставят сюда уже сегодняшним вечером, и я лично встречу его с остальными на границе, чтобы он смог в безопасности добраться до тебя. Хорошо? – Хорошо, – откликается Чонгук, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы, но также он чувствует и огромную благодарность за то, что сказал ему Тэхён. Альфа же, видя слезы, стоящие у омеги в глазах, теряется, опускает взгляд в пол и лижет губы. Видимо, к проявлению слабости он не привык. Омеги-оборотни, должно быть, совсем другие… Как Чимин, например – яркие, смелые и ничего не смущающиеся, как тепличные цветочки. Но вот Чонгук сам именно такой, он – обычная серость, и в свои девятнадцать у него даже нет запаха. И волка внутри у него тоже нет. Есть только вечные слезы и страх, а ещё тоска по прошлой жизни. Такой вот он убогий... – Хей… Вдруг его лицо, уже мокрое от слез, неожиданно приподнимают, осторожно касаясь подбородка длинными пальцами. И это явно не пальцы Чимина, и пахнет от человека рядом не медом, а перечной мятой. И глаза, с которыми он встречается своими, отнюдь не золотистые. Они голубые. Холодные, но изнутри светятся странным теплом. И Чонгук, резко вдохнув, затихает, как будто попал под чьи-то чары. – Не плачь, а то Юнги-ши мне за это потом надерет хвост, – просит его Тэхён и затем улыбается так очаровательно, изогнув один всего уголок губ, что Чонгуку не остаётся ничего кроме того, чтобы слабо кивнуть, согласившись с альфой. Он снова дышит, чувствуя на языке приятную свежую горечь дикой мяты, и видит, как Тэхён тоже делает рядом глубокий вдох, но затем альфа хмурится. Чонгук знает почему – его запах невозможно почувствовать, ведь его не существует в природе, вот незадача. Похоже, Тэхёну это тоже не нравится. – Наверное, мне пора, – замечает он, одновременно с этим отстраняясь, оборачивается на Чимина, который все это время молчал, будто за поддержкой. – Ага, иди уже спи. Альфа кивает, машет обоим омегам на прощание и молча уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Чимин их недолгий обмен любезностями никак не комментирует, только устало опускается на стул рядом с Чонгуком и над чем-то усиленно думает. А затем тянется к своей кружке, где все ещё осталось немного чая, на поверхности которого плавают мелкие соцветия чабреца.

***

Пока время доходит до вечера, Чонгук успешно доходит тоже – до ручки, не прекращая волноваться за папу. Этим он изводит не только себя, но и всех, кто рядом пытается его поддержать. Чонгуку совестно, но ничего не поделаешь: внутренняя паника утихать как не собиралась, так и не собирается. От Сеула в лес по бездорожью путь неблизкий, а если взять во внимание ещё и хвост из охотников, от которых оборотням необходимо отбиться, все затягивается ещё сильнее. Часы текут каждый отдельной вечностью, а у Чонгука нервы рвутся один за другим. Юнги, от того же Тэхёна услышав новость о том, что Сокджин нашелся, поспешил к Чонгуку и теперь от него не отходит, помогая скоротать время ожидания каких-нибудь новостей. Чимин пару часов тоже крутился вокруг них беспокойным волчком, но затем всё-таки сдался – отлучился на улицу и там так и пропал. Юнги же на это лишь цыкнул и попросил Чонгука не обижаться на нового друга: оказывается, волки чувствуют эмоции близких острее обычных людей, и Чимину рядом с ними двумя, напряжёнными и нервничающими, очень некомфортно. Оттого он и ушел, чтобы, скорее всего, переждать в доме вожака рядом со своим альфой. Насколько смог понять Чонгук, Намджун, хоть и выглядел грозно, был очень хорошим. Вой поднялся с первыми сумерками. Сначала один, а затем вслед за ним десяток других, вторящих ему. Юнги, занимающийся ужином, тут же отложил нож и, подав Чонгуку знак следовать за ним, пошел ко входной двери. – Что-то не так, – омега нахмурился, уже на крыльце наблюдая за тем, как оборотни из соседних домов, тоже услышавшие вой братьев, обернувшись волками, спешно уносятся в лес. – Что случилось? – Чонгук, преодолев дрожь в собственном теле, схватил Юнги за руку. – Не знаю, – с досадой ответил старший омега, поджав губы, – я бы смог узнать, обратившись, но из-за беременности этого сделать не могу. Но вой сулит что-то нехорошее… Вдруг Чонгук заметил, что из дома, стоящего рядом и принадлежащего семье вожака, тоже выбежал волк. Перебирая тяжёлыми лапами, он стрелой понёсся в сторону лесной чащи, находу оглушительно воя. Следом в дверях дома появился растрёпаный Чимин. Омега, завидев их, кинулся навстречу. – Ты знаешь, что произошло, Чимин-а? – Знаю, – когда Чимин добрался до них, стало сразу заметно, как сильно весь он дрожит. – Это Тэхён. – Что Тэхён? – Первый вой принадлежал Тэхёну, – ответил омега, обхватывая себя неслушающимися руками и лихорадочно шаря взглядом по земле под собой. Страх никак его не отпускал. – Он просил о помощи. Тэхён кем-то ранен.