War of the Roses

Юнги, сидя у широкого древесного ствола на центральной площади, разглядывает сумеречное небо. Вечерняя прохлада оборотню нипочем, но по коже все равно бегут мурашки. Омеге неспокойно. Он смотрит на растущую луну, что зависла над поселением, и считает… считает луны, которые еще остались, чтобы… – Дядя Юнги! – зовет его вышедший из подлеска Чонгук и машет руками. – Вспомнишь солнце – вот и лучик, – бормочет Юнги себе под нос и, кряхтя, поднимается. – Привет, Гук-и, чего там у тебя? – Патруль сменился, вот я и пришел, – пожимает плечами младший омега. – Ну ясно... убежал твой волчонок? – фыркает Юнги и посмеивается с тут же засмущавшегося Чонгука, который комментарии насчет одного альфы всегда воспринимает очень чувствительно. – Да не красней так, как будто здесь кто против… – Дядя! Юнги решает сжалиться над ним и замолкает, блестя глазами. Чонгук, кажется, один здесь из-за своего смущения не понимает, что делает с главным защитником стаи. Тэхён вокруг него уже весь волчком извелся: и в прямом смысле, и в переносном; а Чонгук – святая простота, искренне о нежных чувствах к самому себе и не догадывается. Глупый, вбил в свою чудесную головушку, что без запаха он неполноценный омега и альф ни разу не способен привлечь, и живет теперь… Но разве в запахе все дело? Как бы не так… по молодости еще, может, некоторым так кажется, но на самом деле разве сможешь ты сойтись и соединить жизнь свою с кем-то, кто тебе подходит по запаху, но никак не душой? Гораздо важнее всяких внешних чувств чувства внутренние, потому что не каждый человек у тебя их способен пробудить, вытащить наружу и принять, поделившись своими взамен. Тэхёна к Чонгуку потянуло с первой их встречи, когда молодой волк, увидев омегу, сам доставил того до поселения и не отходил до тех пор, пока Чонгук не пришел в себя. Сам омега тоже тянулся к альфе, пусть даже природу этого притяжения еще не до конца понимал: постоянно ошивался где-то рядом с ним, старательно гнал от себя смущение, какое привык испытывать рядом с сильным полом, а улыбался при нем как!.. – Ты сегодня задумчивый, – протянул Чонгук, пока они оба неторопливо брели домой на ужин. – Думать полезно, Чонгук-а. Ты тоже как-нибудь попробуй, вдруг понравится. Младший фыркает, не оценив шутку, зато Юнги больше не трогает, и ладно. Все равно мыслей старших пока не поймет, в девятнадцать ему рановато. Взрослым все эти сердечные переживания всегда хорошо видны, потому что о таком страдать у них времени нет. У них есть другие дела, другие тяжбы. О том, к примеру, что охотников постоянно замечают в лесах вокруг поселения, о неочнувшемся Сокджине, о том, что время их истекает… И если ничего не предпринять, скоро станет поздно. И как будто мысли Юнги в этот раз слышит сама Луна, потому что в вечерних сумерках вдруг раздается взволнованный крик папы: – Юнги-я, Чонгук-а! Где же вы прохлаждаетесь?! Быстрее сюда! Переглянувшись, они тут же бегут на голос Ухёна, на задний двор дома, где дверь лекарской хижины распахнута настежь, а внутри о чем-то причитает старший омега, склонившись над… – Папа! Чонгук сам не понимает, как так быстро смог оказаться у папы в объятиях, крепко обхватив того за пояс. Из-за накопившегося за долгие дни ожидания груза эмоций глаза его быстро наполнились слезами, что полились по щекам в громком звонком плаче. Родной запах старшего омеги окутал его, а ласковые руки накрыли макушку и дрожащую спину. – Папа… Сокджин слабо улыбнулся бледными губами, перебирая красные локоны сына. Взгляд его, обнаружив застывшего напротив Юнги, наполнился пронзительной благодарностью. – Спасибо, – произнес он хрипящим голосом, – спасибо огромное. Юнги присел рядом с другом, протянув руку, он ладонью сжал его обнаженное плечо. – Рад, что ты пришел в себя, Джин. Теперь вы с Чонгуком дома, в безопасности. – Дома? – Сокджин, вздрогнув, посмотрел по сторонам, глубоко вдохнул воздух, чтобы распробовать окружающие запахи. И голос его дрожал при следующих словах: – Вы привели нас в деревню? – Ну а где же еще вас было прятать, – хмыкнул Ухён, до этого хранивший молчание. Он протянул Сокджину стопку вещей, чтобы тот смог одеться, и схватил за запястье, щупая пульс. – Уж больно быстро, что тебя так взволновало? Сокджин закачал головой, сводя брови в хмурой гримасе. – Мне нужно… нужно к вожаку… – Оденься сначала, – Юнги, уловив чужое волнение тоже нахмурился. – А после, не сомневайся, Джебом очень захочет с тобой побеседовать… но не думаю, что разговор выйдет приятным. – Пап, что происходит? Джин, уложив ладони на мокрые щеки сына, старательно выдавил ради него слабую улыбку. – Все в порядке, Чонгук-а, ты и так за это время, наверное, напереживался. Мне нужно поговорить кое о чем с вожаком с глазу на глаз, хорошо? – Что-то серьезное? – Что ты, нет… – Джин вновь крепко обнял его, позволяя уткнуться в свою грудь. Взгляд же вопреки спокойным словам остекленел в ледяном ужасе. Хорошо, что сын не мог этого видеть.

***

Джебом, возвышаясь над всеми, кто собрался в большой гостиной дома вожака, нервно вышагивает по комнате туда-сюда. Сильные руки со вздувшимися на предплечьях венами сжаты в кулаки за спиной, и длинные когти до крови впиваются в ладони. Внутри у вожака клокочет ярость вперемешку со страхом. Страхом за свою стаю. За тех, кто ему доверился, и теперь все они… – Ты уверен? – Они разрушили заклятие верховного мага Кореи и выследили нас. На дом были наложены свежие и очень мощные чары, – Сокджин, слабый и ещё не до конца восстановившийся, вздохнул, когда встретил на себе взгляд вожака, – так что да, я уверен. – Одно из этих отродий чуть не убило Тэхёна, – дрожащим голосом напомнил Минхо, и младший сын, почувствовав состояние папы, сжал его руку своей, как бы говоря этим, что сейчас с ним уже все в порядке. – Если темные маги впутались в дела охотников, это значит, что в них не осталось ни капли морали! Они предали своих же! – Голос денег в последнее время все чаще перевешивает те слова, что толкует кровь, – вздыхает Намгён, качая седовласой головой. – Минхо прав – поступки этих магов аморальны, и потому следует думать, что они ни на что не поскупятся: ни на то, чтобы выследить Чонгука снова, ни на то, чтобы ради его поимки вырезать всех, кто этому воспротивится. – Речь идет о выживании стаи, – отрезает Джебом, и взгляд его вновь обращается к Джину. Он смотрит на него в течение нескольких долгих секунд, будто вдвоем они ведут молчаливую и только одним им известную беседу… давнюю и не для чужих ушей. – Если их заклятие поиска завязано на Чонгуке, и если они так сильны, как ты, Сокджин, говоришь, то рано или поздно они поймут, как разрушить барьер вокруг этого места, и тогда мы уже никого не спасем. Я не могу просто сидеть здесь, как загнанный в ловушку зверь, и ждать, когда до меня и моих волков доберутся, когда с них спустят шкуры и выпотрошат, словно дичь. Я не могу жертвовать всеми. Молчание повисает в гостиной после слов вожака, пока каждый мысленно осознает смысл сказанного и внутренне содрогается от ужаса. Потому что для того, чтобы не жертвовать всеми, нужно пожертвовать одним… – И ты вот так просто предлагаешь пожертвовать Чонгуком? – голос заговорившего звенит, наполненный смесью неверия и жесткой агрессии. – Отец? – Наступи на горло этой романтической чуши, Тэхён, – устало вздыхает вожак. – Решение нелегкое, но нужно думать трезвой головой. Одна жизнь против десятков других. – Не тебе решать, кому жить, а кому умереть. – Тэхён не срывается, держит себя и голос под контролем, и лишь на миг клокочущее внутри альфы рычание пронзительной нотой рвется наружу. Глаза его яростно горят синим пламенем, и этот ледяной жар весь обращен на отца. – Чонгук полноценный член этой стаи. Я не посмею отказаться от него, буду защищать, как и всех, кто находится здесь, ценой своей жизни, какой бы приказ ты ни отдал. – Эта драма ни к чему, – рычит Джебом, подходя к сыну и давя на него своей аурой, но тот как будто и не чувствует ничего. Намджун вырастает между ними, пытаясь предотвратить семейную ссору, но пыл младшего брата и отца, которые всегда были слишком похожи, чтобы друг другу уступить, лишь разрастается. – Будешь защищать красного волчонка? Что ж, хорошо, так и быть – значит уйдешь из поселения вместе с ним. Что скажешь теперь?! Тэхён хмыкнул, поднимаясь с места. Теперь, поравнявшись с вожаком, он упрямо смотрел тому глаза в глаза. – Хорошо. Значит так тому и быть: я и Чонгук уйдем вместе.