War of the Roses

Портал, через который Чонгук успевает проскочить в последнюю секунду, схлопнувшись, оглушает его. Волк ничего не слышит, кроме белого шума, но перед глазами его картинка четкая… перед глазами – другие глаза, голубые, которые ни с чьими не спутаешь. Тэхён смотрит на него сначала в замешательстве, но затем осознание поступка омеги начинает доходить до него, и голубые радужки затапливает отчаянная ярость. И первый звук, который улавливает омега, вернув наконец-то способность что-либо слышать – чужое утробное рычание своего альфы, который до ужаса им недоволен сейчас. До ужаса – потому что именно он и разверзается у Тэхёна в груди. Чонгук… он же здесь пострадает, не справится, к тому же, станет главной мишенью – беззащитный красный волчонок. О Луна, зачем ты только его на это надоумила?! Вся белая стая, повернувшись, устремляет взор на омегу, не понимая, что он здесь делает, почему не остался в поселении и решил подвергнуть себя такой страшной опасности? Совсем умом что ли тронулся? Но Намджун, строго зарычав, пресекает постороннее любопытство. Вожак устремляется прочь и велит стае следовать за ним вдоль песчаного берега к предполагаемому месту боя, и волки не смеют его ослушаться. Уходят. Рядом с Чонгуком же остаются двое: Тэхён и Кихён. Старший, в отличие от Тэхёна, сохраняет молчание. Он будто совсем не удивлен поступком своего сына, но смотрит на того все равно с грустью и плохо скрываемым страхом. Он понимает Чонгука, чувствует, как тот своей душой, своим внутренним волком похож на него самого, потому не осуждает поступок омеги. Кихён сам бы поступил точно так же, будь он даже в десять раз слабее, не умей драться и дрожи он от страха. Он бы пошел за своей парой куда угодно, чтобы быть рядом, использовал бы любую возможность защитить, будь она доступна. Но Тэхён не разделяет этих мыслей, он зол и не понимает этого глупого самопожертвования. Он привык, что его приказам подчиняются, что его слушают и действуют, думая головой… а не сердцем. Он знает, что Чонгук его любит, он это чувствует, любит Чонгука сам не меньше ни на жалкую йоту, но мыслит сейчас как воин, защитник, а не как половина одного целого, где принято разделять все напасти, а не водружать их на себя одного. Тэхён ещё в этом неопытен, он не умеет иначе, чем делал всю жизнь, а Чонгук… Чонгук просто слушает инстинкты, что в нем пробудились буквально вчера и теперь кричат оглушительно, диктуют правила, по которым теперь предстоит жить всю жизнь и не могут позволить не брать себя во внимание. Чонгук изменился. Теперь уж точно раз и навсегда. И потому, царапнув землю когтями на лапах, он вскидывает вверх голову, скаля зубы и рыча на Тэхёна в ответ. В его глазах загорается яркая зелень, и внутренняя сила разливается в теле. Он не уступит. Он – не тот омега, которому уготовано судьбой подчиняться, он будет с Тэхёном на равных. Вместе. Бок о бок, и точка. Они скалятся друг на друга, стоя чуть ли не нос к носу, смешанный запах истинной пары как будто прячет их в свой кокон, и ауры начинают давить друг на друга, но ни одна не поддается. Кихён, находясь рядом, лишь вздыхает, наблюдая за перебранкой. Время поджимает, и он с минуты на минуту готов вмешаться, хоть ему это не очень и хочется. Альфа с удовольствием бы надрал белому щенку хвост, но что бы он ни говорил, сколько бы недовольства ни чувствовал – Чонгук с Тэхёном отныне и навсегда женаты. И в их отношения никто не имеет право совать свой нос, даже родители. Тэхён уступать не собирается, он кивает омеге за спину, приказывая уходить, убегать, пока есть время, пока его не увидели. Готов уже сам побежать вместе с ним, только бы уберечь самое драгоценное, что имеет. Но Чонгук ни сам не сдвигается назад ни на шаг, не позволяет этого сделать и альфе, преграждая дорогу. Он подрывается к нему, ныряет мордой под голову, прижимается носом к шее и протяжно скулит. Буквально забирается весь под него, опирается своим весом, льнет так близко, как позволяют им это волчьи обличья. Он просит довериться и поверить в него. Просит не злиться, не бояться, не паниковать. Просит, чтобы вместе. Потому что теперь никак по-другому не выйдет – они оба повязаны метками, они оба теперь не смогут сидеть спокойно, пока кто-то из них себя подвергает смертельной опасности. "Представь, смог бы ты сам оставаться безучастным, если мне грозила бы смерть?" – мысленно просит Чонгук и жмурится. – "Смог бы забиться в угол и просто ждать от неизвестности ее исхода?" И Тэхён… расслабляется. Позволяет сдвинуть себя с места, отступает. Сдается. "Нет. Не смог бы". Чонгук переводит дыхание, чувствуя, как его с заботой лижут по холке. Он дрожит от эмоционального перевозбуждения, но старательно собирается с духом. Ловит на себе взгляд отца и скулит снова, уже совсем тихо. Альфа же качает головой, делает пару шагов, подходя к нему, бодает мордой в плечо, а как отстраняется, коротко рычит на Тэхёна и фыркает. Старший альфа первым устремляется в путь вслед отделившейся стае. Он оборачивается на двух молодых волков и кивает им, веля держаться за его спиной. Кому, как не Кихёну, теперь их защищать? Их обоих… будь неладен этот наглый белый комок. И, привалившись боками друг к другу, альфа и омега послушно шагают вдоль морского берега, чувствуя, как все ближе к ним подкрадывается опасность. Но теперь хотя бы они могли противостоять ей вместе. Берег становился шире, расходился песчаным пустырем между стальным океаном и грубым каменным хребтом, в котором зияют черные разломы. То тут, то там открывались новые и новые порталы, вспыхивали белым ослепительно-ярким светом и затем, исполнив свою задачу, растворялись в воздухе. Сквозь порталы берег заполняли всевозможные магические создания. Солнце пряталось за горизонтом, погружаясь в морскую неизвестность, небо темнело, становясь из серого насыщенно-синим. И в сумерках нечисть блестела недобрыми глазами, готовая вступить в бой с затаившимся врагом. Кровь за кровь, жизнь за жизнь. В этом мире остаться должен был кто-то один, раз в покое им ужиться всё-таки не случилось. Карточный дом рухнул, равновесие сгинуло. С минуты на минуту начнется война. Настигнув стаю, Тэхён коротко порыкивает на Чонгука, веля оставаться за ним, а сам идёт к вожаку, вставая рядом с братом по правую сторону. Омега на этот раз слушается, остаётся на месте позади всех альф, не желая подрывать авторитет главного защитника. Он и так уже всколыхнул дисциплину и изрядно потрепал нервы двум самым важным альфам в его жизни, теперь настал черед уступить. Все замирают. Даже волны, кажется, замедляют бег, ветер стихает, стелясь по земле, звёзды, словно любопытные наблюдатели, вспыхивают на небе. И Луна в окружении них задумчиво и холодно следит… Они появляются сквозь разломы, чернотой, будто глубокие раны, зияющие тут и там вдаль каменистых утесов. Облаченные в темную экипировку, вооруженные до зубов магическим смертоносным оружием, несущие фанатичную веру в свое страшное дело, они заполняют собою пустое пространство напротив армии детей Луны. Охотники. Они здесь, вся их армия вместе с приспешниками - темными магами. Много, сотни, а может, и больше тысячи. Они кажутся одной непомерно большой черной кляксой, нефтяным пятном – попадешь в него и сгинешь навсегда, потому что не сможешь выбраться. Тэхён оборачивается, находит взгляд Чонгука и молча смотрит. Он не пытается что-то сказать, как не пытается что-то сказать и Чонгук, это – тот момент, что вполне может стать для них последним. И он просто нужен обоим. "Я люблю тебя", произнесённое сердцем, а не словами. А затем раздается чей-то боевой клич, и Чонгук слышит, как ему вторит Намджун, яростно рыча, рычать начинают все оборотни до единого, и даже омега, чувствуя огромную потребность, выпускает своего внутреннего зверя в унисон со своей стаей, скалится, щетиня шерсть и пригибаясь к земле перед прыжком. А потом, когда все приходит в движение, срывается с места красной стрелой, пытаясь догнать ускользающее от него безумие. Несётся навстречу смерти. Перед глазами – белый хвост Тэхёна, но его все сложнее заметить, потому что оборотни то и дело меняют позиции, стремясь как можно быстрее настигнуть врага. Сражение началось, и теперь все перемешается, столкнется, накинется одно на другое, нахлынет, чтобы вариться в общем котле. И прольётся кровью. Омега уже чувствует ее тяжёлый железистый запах, от него хочется чихнуть, от него вдруг почему-то слезятся глаза. Кровь кажется кислой, зловонной, как будто яд – так пахнут темные маги. Значит, кто-то с той стороны уже умер… Вдруг перед Чонгуком вырастает Кихён, заставляя омегу затормозить, уперевшись лапами в землю, чтобы избежать столкновения. Они замирают неподалеку от сражения, со спины альфу озаряют магические вспышки, яркими разноцветными искрами поджигающие небесный свод. Отец рычит на сына, приказывая не лезть, все-таки не может допустить, чтобы тот оказался в гуще всего этого безумия, не понимая, что и как делать. Ни разу не ощутившему кровь на своих клыках не место посреди бойни. Но Чонгук, будто безумный, выглядывает из-за спины отца, силится разыскать силуэт своего альфы, убедиться, что тот все ещё в порядке, живой и невредимый. Ему нужно туда, к нему – так диктуют инстинкты, так они ему велят! Неужели отец его не понимает?! Вдруг кто-то скулит, скулит громко и совсем рядом с ними. И из дерущейся кучи-малы выползает раненый белый волк. Его шерсть с левого бока обуглена, сквозь черноту блестит яркая кровь, сочится и тяжело падает на песок. Волк от боли высовывает язык, ползет по земле, жалко скребя лапами, но сдвинуться ему удается не намного – боль не даёт шевелить доброй половиной тела. Он умирает. Чонгук встречается с волком глазами. И омега понимает, что чувствует его сердцебиение так отчётливо, будто то принадлежит ему самому. Бум… бум… слабо, все медленнее… кровь покидает тело оборотня, а вместе с кровью иссякает и жизнь… Кихён отступает в сторону, давая сыну добраться до волка, и Чонгук не смеет медлить, он кидается, охваченный необъяснимым порывом, внутри него разгорается что-то отдаленно знакомое, что-то, что не позволяет стоять на месте, толкает вперёд, туда, где он нужен, туда, где только он один и может сейчас помочь… спасти чужую жизнь… Явить свой дар. Его красная шерсть вся блестит и искрится ярким серебряным мерцанием, то будто вплетается в длинный мех, поджигает его всего, и темнота вокруг омеги в страхе отшатывается. Волк оказывается рядом с умирающим собратом, скуля, ложится рядом с ним, тычется носом в раненый бок, и магический свет перекидывается на второго, наполняет чужое тело, излечивает. Не проходит и минуты, как белый волк встаёт на ноги, отряхивается от прилипшего к шерсти песка и пронзительно воет, давая стае понять, что с ним все в порядке. Чонгук, вторя, воет вместе с ним. Весь он, охваченный новым чувством, понимает теперь, осознает – его цель в этой войне не убийство, она противоположна и в том, чтобы не позволить никому умереть. Когда белый оборотень вновь бежит к месту сражения, Чонгук оборачивается на отца, спрашивая у того разрешения. И альфа, видевший все, что смог сделать сын, своими глазами, кивает. Даёт добро. Отпускает на этот раз. Они оба бегут вперёд, вместе туда, где собрался враг и где их собратья борются за безопасное будущее. Будущее, где отцам не придется покидать родную семью, чтобы защитить их от преследований, где от детей не придется скрывать правду о том, кем они родились на свет, где за цвет шерсти не изгоняют из стаи, где все могут просто жить спокойно и не расставаться… Кихён защищает сына, не позволяя охотникам подступиться слишком близко к омеге, и то же самое, заметив их, начинают делать другие волки, заключая Чонгука в кольцо. Видимо, почуяв его магию, рядом внезапно оказывается Ханыль. Он, забрызганный чьей-то темной кровью, выглядит жутко, но восторженно улыбается, оглядывая Чонгука в его новой ипостаси. – Вот это красота, – вздыхает он, протягивая руку, которую тут же обволакивает исходящее от волка свечение. – Вот и она – твоя истинная сила, Чонгук-и. А теперь – используй ее правильно. Мы поможем тебе. Омега кивает белому магу. Он как никогда сосредоточен, хоть в нос и глотку продолжает забиваться кислое зловоние. Лапы пачкаются чужой пролитой кровью, и вокруг – полнейшая вакханалия. Все бьются насмерть, дерут врага когтями, клыками, вспарывают глотки, отрывают конечности наживую. Кричат, рычат, скулят, воют… Но Чонгук пытается дышать глубоко и не отвлекаться на страх, он ищет своих. Любых магических созданий, кому нужна его помощь. Их много, и он пробирается к ним сквозь клубок дерущихся тел. Его пытаются ранить, замечая красную шерсть, чувствуя истинную силу оборотня, стремятся добраться, пронзить стрелой, проткнуть кинжалом, опалить заклинанием, но волки и светлые маги стоят надежной стеной. Чонгук исцеляет своих собратьев одного за другим, каждого, кого выходит найти и кто ещё способен к этому моменту дышать. Но встречает и смерть – тела тех, к кому опоздал. Это больно, это пронзает не хуже охотничьей стрелы, и слезы катятся из зелёных глаз по волчьей морде. Душа омеги рыдает, разрывается, но вместе с тем наполняется силой возмездия, стремится ещё яростней защитить то, что пока возможно. Чонгук видит Тэхёна. Он рядом, но вынужден разрываться, ещё и прикрывая спину вожака. Омега то и дело ловит на себе обеспокоенный голубой взгляд и злобно рычит, веля альфе не отвлекаться – у него полно других защитников, Чонгук не пропадет. Врагов много. Больше, чем они рассчитывали. Из разломов продолжают выходить все новые черные воины, будто им нет конца. Неизвестно, сколько времени копилась вся эта мощь… Ночь тянется, меняет друг другом часы, и море бушует, пытаясь своим шумом заглушить то, что происходит у самых его границ. Готовится утренним приливом смыть с берега всю пролитую кровь… Силы иссякают… постепенно, что ощутимо. Чонгук, как никто другой, это чувствует. Он уже высунул язык из пасти, часто дыша, но старается поддерживать в себе, как может, огонек исцеляющего пламени. Он должен… обязан спасти… это его предназначение, так велела Луна. И склонившись над очередным раненным созданием, в мольбе тянущим к нему руки, омега делится своей силой с ним и в отчаянии воет… как вдруг… Слышит. К вою его присоединяются и другие волчьи голоса. Пока ещё далеко, но все ближе, они не затихают, приближаясь, и к ним примешиваются мягкие удары лап, утопающих в мокром песке… Красные волки здесь. Они пришли, чтобы тоже вступить в эту битву, чтобы закончить эту длинную войну. Их все слышат – Намджун замирает, как и Тэхён, громко рычит Кихён, где-то хохочет верховный белый маг. И все возобновляется с ещё большей силой. Красные оборотни окружают место сражения и атакуют одновременно со всех сторон, накрывая черную тень красным морем. Охотники наконец-то теряют свой перевес, они загнаны в ловушку, и им из нее никак уже не выбраться. То, с чем они пытались бороться десятилетиями, в конце концов поглотило их, чтобы растерзать. Чонгук, видя кругом себя красных оборотней, чувствует, как его потихоньку затапливает странное счастье и чувство принадлежности к своим сородичам. Он будто там, где должен быть, наконец может расслабиться и отпустить себя… или… это не облегчение, а просто слабость… у него нет больше сил, он все отдал, выплеснул из себя до последней капли, чтобы сохранить жизнь другим. Его работа здесь окончена… Омега чувствует, как слабеет с каждым мгновением, он больше не может держать свое тело – то слишком тяжёлое, тяготеет к земле. Как же хочется спать… оказаться бы снова в мягкой постели, как тогда, у Тэхёна под боком, чтобы тот целовал его в волосы, прятал вместе с собой под толстым одеялом, говорил, что они в безопасности… Он слышит, как Тэхён вдруг оказывается совсем рядом, скулит, испуганный состоянием пары, тычется носом в морду, лижет, без слов умоляя встать. – Все с ним в порядке, Тэхён-ши, не бойся. – Это уже Ханыль, тоже тут как тут. Холодная рука ложится Чонгуку на макушку, приглаживая стоящую дыбом шерсть. – Просто устал. Вот теперь я заберу его обратно в стаю, вы здесь и без него закончите. К твоему возвращению – обещаю – очнётся наш волчонок.

***

Когда Ханыль забирает Чонгука и возвращает вместе с собой в стаю через портал, Тэхён наконец-то выдыхает. Омеге не грозит опасность, больше никто не сможет до него добраться, и от этого огромный камень ухает вниз с груди, больше не тяготя. Теперь он должен быстрее закончить здесь. Должен вернуться к Чонгуку, чтобы быть рядом, когда тот очнётся. Иначе ведь разволнуется… Альфа отряхивается, оглядываясь по сторонам в поиске очередной жертвы, чью кровь ему предстоит ощутить на зубах… и вдруг находит. Его. Эти глаза он никогда не забыл бы. Эти глаза он узнает из тысячи. Без белков, черные. В них только больная цель и жестокость. Желание лишить кого-нибудь жизни. Глаза убийцы отца. И этой мысли достаточно, чтобы Тэхёну сорваться с места, сбить с ног охотника, отобравшего у него родное существо, пригвоздив того лапами к земле. Охотник силен, ему удается извернуться, замахнуться ядовитым оружием, но альфа сильнее, быстрее, его ведёт чистейшая ярость и жажда крови посильнее, чем чернеет в глазах напротив. Волк настигает снова, снова валит под себя, наученный старой ошибкой, не позволяет подняться, клацает зубами и рычит раненным зверем. Раненным, потому что все еще чувствует адскую боль от потери отца, смешанную с виной и сыновьей любовью. У него болит за себя, за брата, за папу, за всю их стаю. Болит и гноится, кровоточит и грызет не истлевшей пока еще совестью. Требует отнять жизнь за жизнь. И Тэхён не противится. Позволяет красной животной ярости затопить зрачки и целится клыками в сонную артерию. Рвет ту безжалостно на чужой шее, глотая вонючую горькую кровь, пачкая в ней свою белоснежную шерсть, упиваясь этим… Хорошо… хорошо, что Чонгука здесь нет. Это – то, что он никогда не должен видеть, знать, это только для Тэхёна, потому что бремя возмездия легло на его плечи и должно быть перенесено. Охотник обмякает под оборотнем, распластавшись на земле. Его голова покоится отдельно от тела, чернота в широко открытых глазах отныне навсегда тусклая. Тэхён замирает над ним, скалится, из его пасти на мертвое тело капает кровь вперемешку со слюной. Шерсть на холке стоит дыбом, пока волк пытается пережить момент своей мести, наконец-то ее отпустив. Он чувствует, как вместе с тем все кругом него становится на порядок тише, будто кто-то постепенно убавляет звук. Тише… тише… пока не стихает вовсе, превращаясь в несуществующий шепот. На востоке слабой седой полосой брезжит рассвет. Океан прибывает, неся утренний прилив. Альфа оглядывается, понимая, что на морском берегу не осталось больше ни одного живого охотника – они сгинули, как и темные маги… Победа. Тэхён переводит дух и жмурится. Соль океана стирает с песка кровавую горечь, омывает ноги и лапы, и следов побоища постепенно остаётся все меньше. Пляж звенит тишиной, что путается в густом холодном тумане. Победители переглядываются между собой, ищут друзей, родных и любимых… прощаются с теми, кто все же покинул их… Тэхён встречается взглядом с братом, затем чуть поодаль находит и Намгёна, Хосока в окружении своей стаи. Видит Ханыля, что вернулся под конец сражения, он, облокотившись о бок Кихёна, пытается отдышаться. Все целы. Все здесь, у них всё в порядке. Тэхён запрокидывает голову и, отыскав в небе ещё не успевшую скрыться Луну, пронзительно громко воет.