Есть пули в нагане, И надо успеть Сразиться с врагами И песню допеть В удачу поверьте – И дела с концом. Да здравствует ветер, Который в лицо!
Вечерело. К моменту, как солнце двинулось в сторону горизонта, обыватели «Совёнка» окончательно ожили, повылезали из спасительных корпусов, в которых пережидали утомительную жару, и теперь бурным потоком шли вдоль площади, словно куча муравьёв, по направлению к спортивному полю, которое расположилось сзади обеденного корпуса. Наша троица показалась из лесных чащоб, рассматривая шагающие ровным строем отряды. - Вот дела! – протянула Оля, - Мой отряд наверняка всё еще в корпусе! Они же не построятся без меня! Мне бежать пора, увидимся на стадионе, Тоша! Девочка махнула на прощанье Сергею и кинулась в сторону своего корпуса. - Только будь осторожнее, не врежься ни в кого! – крикнул ей вслед брат, но услышала она его или же нет, остаётся загадкой. - А вот твой отряд, кажется, тебя дожидаться не стал, - заметил блондин, указав вперёд: «Данко» направлялся по вымощенной дорожке прямиком к стадиону, а Катя, шагая впереди всех, держала в руках баннер, на котором заглавными буквами были написаны слова поддержки спортсменам «Совёнка». - Ой, да, это мои, - Антон обернулся к Сафонову и оглядел его с головы до ног, словно убеждаясь, всё ли с ним хорошо и не пропал ли его собеседник за эти несколько секунд, - Тогда увидимся на стадионе? - О да. Увидимся, - на лице парня заиграла улыбка, - Я постараюсь найти тебя среди всех этих однообразных лиц. - Это было оскорбление или похвала? – усмехнулся очкарик, но в ответ не послышалось никаких язвительных комментариев или насмешки. Серёга с абсолютно серьёзным лицом и уверенной интонацией в голосе произнёс: - Вот кого-кого, а тебя я точно никогда бы не оскорбил. И не оскорблю. - Странно, сегодня утром ты, кажись, думал совершенно иначе. Юноша с ликом знаменитого поэта ступил вперёд. Заметив, что Серёга идёт прямо на него, Петров начал отступать, но чужая рука потянулась вперёд и ухватилась за чужой затылок, не давая отойти и двинуть головой. Антон немного испуганно уставился в светлые глаза противника, в которых мигом улетучился весь былой задор – Серёга бегал глазами по лицу мальчика, будто видел его в последний раз и хотел запечатлеть в памяти каждый мускул, каждую приятную черту и деталь его лица. - Я ошибался. Ты не такой, как они. Я понял это ещё тогда, когда ты вышел вперед, такой маленький и худенький, к нашему Бабурину… - Эй! Слова выбирай, пожалуйста! – кажется, эпитеты, подобранные Сергеем, не очень понравились Антону. - Да, прости, прости, - извиняющимся жестом попытался смягчить реакцию Петрова Сафонов, - Я хотел сказать, что по сравнению с этим уродом ты реально выглядел как дрыщ, без обид. Тем не менее это не помешало тебе поставить его на место так еще и врезать в самую челюсть. Знаешь, Антон, я до сих пор уверен, что наша команда победит. Антон молча стоял и слушал собеседника, глядя тому прямо в глаза, и понимал, что ему явно не нравится, в какую сторону идёт их диалог. Такие уверенные комментарии про победу, которой ещё не произошло, вынуждали Антона прямо сейчас развернуться и уйти, но он стоял, как вкопанный, ожидая, что оппонент скажет дальше. - Я рад. Но ты лучше не мне это говори, а своей команде. Им больше нужен твой настрой. - Нет! Я вовсе не эту мысль хотел донести до тебя! В общем, как бы то ни было, знаешь, над кем я точно не смогу одержать победу? Очкарик не сводил пристального взгляда из-под линз с собеседника. Он всё не мог понять, что тот ему хочет сказать. Если бы он был привязан к Серёжке так, как привязан к Роме, он обязательно бы подумал, что сейчас между ними воцарилась атмосфера романтики. Эти речи блондина, такие неоднозначные и текучие, всё не давали Антону понять, к чему клонит этот хитрый манипулятор. Между парнями повисла неловкая пауза, и, видя, что Петров либо сдаётся, либо стесняется озвучить свою точку зрения, Сергей с теплой улыбкой полушёпотом ответил: - Над тобой. К сожалению, твоё сердце не какой-то там кубок, и так просто завоевать я его не смогу. Сказать, что сказанное повергло Антона в шок, это ничего не сказать. Его глаза округлились подобно пятирублёвым монетам, зрачки заметно расширились, а на щеках вспыхнул лёгкий румянец. Площадь давно опустела, все уже давно находились на стадионе, и каждый из парней сейчас боялся пошевелиться или каким-нибудь образом нарушить данную обстановку. Наконец, Сергей разжал руку на затылке Петрова, легко взъерошив его волосы, и отступил назад: - По крайней мере, я был бы очень благодарен тебе, если бы ты хотя бы немножечко пожелал мне удачи. Я прекрасно знаю, что ты будешь смотреть, и мне не сильно хотелось бы позориться на твоих глазах. Я ж надеюсь, я не выгляжу как безжалостная скотина в твоём представлении? - Н-нет, - отрицательно покачал головой Антон, и по сути его ответ не был ложью: он действительно не считал его таким, но до просьбы Серёги он и не думал болеть за него. - Тогда я буду надеяться на твою поддержку. Даже не на крик, а хотя бы увидеть твой взгляд на мгновенье, и мне уже будет легче. - Я…, - мальчишка замялся. Слова, которые секунду назад уверенно выстроились в связную речь, внезапно смешались в кучу, спутались шерстяным клубком, и никакие спицы не помогли бы размотать этот плотный большой клубок мыслей, о нет. Антон по-прежнему смотрел в глаза подобные небу, которые смотрели на него с прежней лаской и добротой – почему-то только сейчас до него стал доходить едва слышимый голос разума, предостерегающий Антона от возможной опасности. «Задумайся», - всё твердил он, - «Ты же видел, как он обходился с утра с твоими товарищами. Неужели ты хочешь болеть за такого, как он?». - Серёж, я не могу болеть за твою команду, особенно после того, что было утром, - собрав волю в кулак, напрямую ответил блондин. Серёга с предельным вниманием слушал Петрова, и, когда тот упомянул события утра, на его лице выступило сожаление, а глаза виновато опустились в землю, - Но я не против тебя. Взгляд напротив, постепенно наполняющийся хрупкой надеждой, вновь поднялся на говорящего. - Да, ты начудил сегодня, причём конкретно начудил, но все совершают ошибки, тем более, ты сам сказал, что ничего не имеешь против моего отряда. Так что я надеюсь, что у тебя всё пройдёт гладко. Просто не нервничай сильно и беги, как всегда это делал. С губ Серёжки слетела усмешка. - Да я и не волнуюсь. После твоих слов так спокойно стало, что теперь я точно нервничать не буду. Спасибо тебе огромное, Антон. Увидимся на стадионе! Блондин широко улыбнулся и, махнув рукой на прощание, побежал в сторону стадиона, и Антон, понимая, что более чем задерживается, поспешил туда же, но по другой стороне. Трибуны кишели пионерами с мелькающими цветными плакатами со словами поддержки и различными лозунгами. Прибежав к месту назначения, Петров сперва даже растерялся, не найдя взглядом своего отряда на одной из лавочек. Вдруг справа послышались громкие голоса: - Антон! Антон! Блондин обернулся на оклик и тут же поспешил к машущей ему с третьего ряда трибун Полине. На её крик обернулись и многие другие пионеры с других отрядов. Схватив Петрова за руку, брюнетка потянула друга к себе, усаживая его между Вовой и собой. - Ты где был? Уже торжественная речь директора прозвучала! - Извини, я сестру провожал, - виновато пробубнил Антон. - Твоя сестра уже давно здесь, со своим отрядом, - Вовка указал на Олю, сидевшую в первых рядах, которая держала над головой плакат и громче всех кричала речёвку спортсменам. Понимая, что его ложь выдала его с потрохами, Антон залился краской вплоть до ушей, мысленно мечтая провалиться куда-нибудь под землю – у него с детства выработалась такая реакция, когда ему не удавалось что-то скрыть. Разумеется, все родители наказывают своих отпрысков за какие-нибудь шалости, даже за ложь, но наказание Карины было намного суровее и мучительнее. Оглядываясь на опыт из прошлого, Петров мог с уверенностью сказать, что если бы перед ним встал выбор между ремнём и маминым наказанием, он, не раздумывая, выбрал бы жёсткий отцовский ремень. А наказание матери заключалось в её поведении, реакции и поступках. Антон вспомнил случай, который произошёл, когда ему пошёл восьмой год: он тогда съел все конфеты, которые отец купил по пути из командировки, и на мамин вопрос «куда подевалось всё сладкое?» ответил, что он не знает. В тот день Антон как раз и познакомился с ледяным и отстранённым взглядом Карины. На тот момент конфликт между родителями только начал зарождаться, и, если не изменяет память, за ночь до ситуации с конфетами произошло второе биение тарелок под громогласные вопли женщины. Она с нотками жалости в голосе задавала вопросы, которые, как градация, с большей силой давили на сердце ещё маленькому, ничему не понимающему мальчишке. Он не помнил ни разговоров с ней, ни моментов, чтобы она хоть раз пыталась объяснить его ошибку, заставить признаться и раскаяться. Но Антон отчётливо помнил её остывшие глаза, которые больше не горели прежним лазурным блеском, и отчеканенный в пустоту комнаты вопрос: «Я и для тебя пустое место?». С тех пор парню с большим трудом пришлось привыкать к подобным игнорам и бычкам со стороны матери: первые разы без слёз не проходили, когда Карина запиралась в зале, включая громко телевизор, или проходила мимо, задрав подбородок и не смотря на опухшее от слёз лицо малыша Антоши. А, когда появилась Оля, стало и хуже, и лучше одновременно: хуже потому что Антон и до её появления не часто становился свидетелем приступов нежности Карины и её материнской любви, а с появлением Оли и та малейшая доля маминого внимания ушла, словно Антона и не было никогда в этой семье. Порой блондин мог долго и завистливо наблюдать за плачущим комочком в люльке и искренне не понимать, чего она так орёт, когда мама вынуждена ненадолго отойти. «Неблагодарная!» - думал тогда Петров, - «Мать с тобой дни и ночи сидит, и стоит ей отвлечься на минутку суп проверить на огне, как ты визжать начинаешь! Скажи «спасибо», что она вообще с тобой возится и играет». Но когда Оля подросла, она стала больше привязываться к брату, просить поиграть с ней или выйти погулять. «Мама, не волнуйся! Я с Тошей иду гулять! Он меня защитит!», - смеясь, кричала девчушка взволнованной Карине на кухне, пока натягивала сандалии. И очень скоро Оля буквально заполнила собой невероятно скучную и однообразную жизнь Антона, своими вниманием и заботой почти заменив ему любовь родителей. Именно к ней Антон мог прийти в любую трудную минуту и даже пустить слезу, зная, что та не прогонит, не осудит за эту слабость для парня и даже умудрится угостить конфетой или сгущёнкой. - Ладно уж, - махнул рукой Вовка, смотря на раскрасневшегося Антона, - Не нервничай ты так. Главное, что успел. Сейчас вот-вот начнётся. - Кстати, - Антон пробежался глазами по полю в поиске футболистов, - Ты разве не играешь сейчас? - Играю, - подтвердил парнишка, - Но сначала всё равно идёт забег, а уже потом начинаются игры: волейболисты идут на свою площадку, футболисты – на свою, а пловцы идут в бассейн. - Ты только не торопись, - Полина присоединилась к разговору, - Ты любишь так делать: поторопишься – не тому пасс отдашь и всё, мяч у соперника. Антон с лёгким удивлением во взгляде уставился на брюнетку, речь которой была адресована Матюхину. Он и подумать не мог, что она немного разбирается в футболе и даже изучила тактику игры их товарища. - Да не переживай ты так, - усмехнулся Вова, - Сейчас речь идёт об игре, а не о простой тренировке, так что не опозорюсь. - Ты уж постарайся, мы с Антоном будем за тебя кулачки держать, правда, Тош? – Полина ловко взяла Петрова под локоть и посмотрела на него своими милыми, полными надежды глазками, однако теперь они почему-то не трогали сердце блондина, не разжигали в нём новые эмоции, чувства, позволяя ему контролировать ситуацию и держать подругу на расстоянии. - Конечно, - кивнул Антон, но не убрал руку, - Мы кричать будем так, что ты будешь слышать только нас! - Я запомнил ваши слова, - Вова лукаво подмигнул Полине и, похлопав по плечу Антона, встал со скамьи и направился к своей команде – те уже стали разминаться. В громкоговорителе послышался громкий голос тренера: - Бегунов просим выстроиться у линии старта. Один за другим к старту потянулись пионеры разных возрастов. Все они были либо в синей, либо в красной форме, а на их груди был написан их номер, означающий, в каком порядке каждый бежит. - Итак, первыми бегут пионеры от девяти до десяти лет, - почесав пузо, продолжал мужчина, - Ребята под номером один, просим вас подойти к старту. Дальше они передают эстафету своим товарищам под номером два – ребята от одиннадцати до тринадцати лет должны перехватить эстафету и пробежать свою дистанцию от левого берега реки до старого дуба, откуда перехватят и завершат эстафету старшие представители лагерей – подростки от четырнадцати до шестнадцати лет. Мы желаем участникам сегодняшнего забега удачи и просим их пройти на исходные позиции. После этих слов Антон слегка прищурился, чтобы вглядеться в собравшуюся у старта толпу подростков. Среди ребят в красной форме заметно торчала светлая копна волос. Когда физрук сделал объявление, их обладатель обернулся в сторону трибун, и, встретившись глазами с болельщиком, заулыбался широко и беззаботно, словно дитя. От простой улыбки Сергея Антон и сам непроизвольно улыбнулся - порой одного взгляда хватает больше, чем множество бессмысленных слов. - Кому ты там улыбаешься? – Полина подвинулась к Петрову, вглядываясь вдаль, чтобы понять, что могло вызвать у него улыбку, но к этому моменту блондин со своими товарищами развернулся и пошёл в глубь леса, к старому дубу, откуда начиналась его дистанция. - А, - вздрогнул Антон, - Мне показалось, я Ромку увидел. - Вряд ли. Держу пари, он уже стоит на старте и ждёт начала. - Боже, пускай хорошо пробежит, - полушёпотом сказал Антон, но эта фраза не ускользнула от слуха брюнетки, и в ответ та лишь тепло улыбнулась. - Не переживай ты так за него, - Морозова легонько погладила друга по плечу, - Ромка ответственный парень, хоть и хулиган; он если поставит цель – в лепёшку разобьётся, но сделает. На него можно рассчитывать. - Надеюсь, твои слова сбудутся, - с ноткой неуверенности ответил Антон, накрывая ладонь девушки своей, - Очень на это надеюсь……
В лесу веяло прохладой. После дневной жары птицы начали вылезать из своих укрытий, и теперь лес наполнился звуками жизни многочисленных его обитателей. По бокам от дороги включили фонари, и они слабым приглушенным светом не резали глаза, но светили на асфальт, чтобы не дать бегунам сбиться с дороги или споткнуться. Ромка, сложив руки, сидел под огромным дубом, и подолгу глядел вперед, сосредоточившись на определенной точке. Его тело регулярно попадало под свежие струи вечернего ветерка, смешанного с запахами листвы и рыхлого, чуть влажного чернозёма, но от встречного потока оно не покрывалось мурашками, не расслаблялось и даже не впадало в дрожь, а наоборот, еще больше напрягалось, сжимая мышцы на руках и ногах. Весь уставший и замученный вид Пятифанова говорил о том, что сейчас парень был напряжён не только телом, но и разумом. Из его головы никак не выходила заключённая между ним и Сергеем сделка, и чем больше Рома думал о ней, тем больше жалел о своём поступке. Зачем он решил пойти на это? Почему не одумался и поверил этому малознакомому человеку, ставя на кон не какую-нибудь безделушку, а целую жизнь! Жизнь человека, ради которого он готов свернуть горы или пойти на край света. Вдруг он его изнасилует? Обидит, причинит вред его Антоше? Кто его, Романа Пятифанова, теперь умным назовёт? Выходит, что он ничуть не лучше, может, даже хуже этого Серёги, который начал эту опасную игру. А Пятифанов подлил масло в огонь, принял вызов. Одна ошибка – и можно попрощаться с Антоном навсегда. Всё бы ничего, но Ромка не знал, на что способен этот хитрый блондин из «Зарницы» и склонен ли он к толканию и другим нарушениям правил забега. Сейчас и именно сейчас шатен вдруг осознал, что где-то в глубине души он всё же боится. Он боится неизвестности, того, что ждёт его впереди, он хочет отказаться от всей этой авантюры, но совесть и долг истинного пацана держать своё слово не позволят отступить, он это понимал. Поэтому всё, что он сейчас мог, это оттянуть волнительный момент, ждать и молиться, что пойдёт дождь и эстафету отменят. Но впереди вскоре показалась длинная фигура, стремительная шагающая прямо дубу. Как только эта фигура вышла на свет, Ромка разглядел довольную улыбку и поймал на себе уверенный, отчасти высокомерный чужой взгляд. - Чего это ты такой довольный? – напряжение было отчетливо слышно в интонации Пятифанова, оно же и выдавало его волнение с головой. Видя результат своей работы, Серёга довольно улыбнулся и присел рядом. - Да так, ничего особенного. Сначала увидел Антона на трибунах. Кажется, он смотрел на меня и улыбался, - парень коварно усмехнулся, почувствовал хруст костяшек слева от него, - А теперь я готов закончить всё это. Не за чем тянуть кота за хвост. - Я одного понять не могу, - Ромка наполовину мутными глазами посмотрел на Сергея и встретился с его лукавыми, но прозорливыми глазами, - Чего ты добиваешься? Так хочется меня унизить? Так хочется забрать последнее ценное, что у меня осталось? Ответь же, в чем причина, что? - Не преувеличивай, - Сафонов выдохнул, но не сводил внимательных глаз, изучая моральное состояние хулигана, - Мне просто было невыносимо скучно. Я был очень наслышан о тебе, когда ехал сюда, и мне очень хотелось посоревноваться с самым сильным пионером «Совёнка» - с самим Пятифановым. Глаза шатена с каждой секундой наливались кровью. Он схватил блондина за грудки и со всей силы вжал его в ствол многолетнего дерева, яростно смотря на то, как тот жмурится от громкого хруста в спине. - Я так и знал!!! Я так и знал, что Антон тебе вовсе не нужен! Ты хотел со мной поиграть, меня испытать! Но впутал Антона в эту грязную затею! Как тебе не стыдно?! Плут, уёба!!! Неужели совесть не мучает?! - Ты, - хрипя, Серёжа ухватился за Ромины руки, так же агрессивно смотря на соперника, и сквозь зубы продолжил, - Ты не дал мне договорить… - Что договорить?! А?! Договорить, какая из Антона хорошая подстилка?! Или как его целовать классно, а?! Говори!!! – на лбу хулигана вспухла вена, Рома кричал, не парясь о том, что их могут услышать или увидеть; он вцепился пальцами в глотку копии Есенина, с каждым разом сильнее сжимая и вдавливая в дуб. Тот закашлялся, пытаясь оттолкнуть противника ногами, и, когда успевал вдохнуть воздуха, шептал, но его речь регулярно прерывалась диким кашлем: - Но потом…Я увидел Антона…Кхе! А еще…позже…Я видел вас двоих! Вместе! КХЕ! Да! Да, он мне понравился! Он милый! И что с того?! Кхе-кхе! Я решил…совместить два приятных дела…Я все продумал, кхе! И теперь, Ромка, ты лично увидишь мою победу над тобой и твоим эго! Блондин резким движением снял с себя Ромины руки и оттолкнул от себя с такой силой, что тот откатился на некоторое расстояние и, приподнявшись на локтях, стал тяжело дышать и дрожать то ли от гнева, то ли от волнения и моральной утомлённости. Речь «Есенина» окончательно выбила его из колеи, путая и смешивая все его мысли. - Вставай, - Серёга подошёл к хулигану и потянулся за ним, после чего последовал болезненный шлепок по чужой руке. - Не смей трогать меня, - дерзко выплюнул Ромка, постепенно становясь на ноги. - Ты в порыве гнева, наверное, не слышал, но уже прозвучал свисток, - терпя боль в руке, сдержанно ответил блондин, - Скоро они будут здесь. Нам надо быть на старте и быть готовыми встретить своих. - Да, ты прав. Парни направились к линии старта, начерченной на одном уровне с дубом. Оба приготовились к резкому старту, встали в удобную позу в ожидании спортсменов. Но на горизонте пока никого не было. Лампочка на одном из фонарей предательски заморгала. - Хах, прям как в ужастиках, - усмехнулся Сергей, - Надеюсь, ты не боишься темноты? - Хер тебе, - всё так же сухо ответил шатен, вглядываясь назад и надеясь на скорое появление Никиты из третьего отряда. Ждать долго не пришлось: очень скоро на горизонте показались два бегущих силуэта в формах красного и синего цветов. Никита старался бежать изо всех сил: его лицо покраснело, длинная чёлка откинулась назад, оголяя его высокий лоб, губы были раскрыты, и уже от дуба было слышно, как громко он дышит. Тем не менее, его оппонент из «Зарницы» оказался выносливее: он бежал значительно быстрее и, казалось, прикладывал меньше усилий. «Плохо дело», - цокнул Пятифан, покосившись на Серёгу, кричащего что-то своему товарищу по команде, - «Если буду кричать – собью окончательно». Не сводя взгляда с взволнованного и одновременно задыхавшегося Никиты, Рома протянул ему руку и согнул ноги в коленях, становясь в стойку и норовясь кинуться с места с секунды на секунду. Хулиган еле удержал себя, чтобы не кинуться за Серёгой, когда тот ухватил эстафетную палочку и ринулся вперед, дождавшись Никиту, мигом перехватил эстафету и со скоростью ветра кинулся вдогонку блондину. Всё тот же ветер, свистевший в ушах, всё те же картинки, проносящиеся перед глазами, но теперь Ромка никак не мог расслабиться, стараясь не потерять из виду светлую макушку, которая с каждым мгновением уносилась всё дальше. «Быстрый однако», - подумал Ромка, - «Бежит на скорость, значит. Тогда он должен скоро начать уставать. По идее, он выдохнется к концу, значит, к концу надо наоборот, ускориться». Но почему-то эти мысли всё же не успокаивали парня, не помогали вернуть ему трезвую, здраво мыслящую голову. Вдруг он все неправильно рассчитал? Вдруг этот урод вовсе не устанет и также ускорится под финиш? Тогда это будет крупным провалом. Здесь не должно быть ошибки, ведь всего один недочёт – и проигрыш обеспечен. Нет. Этого не может произойти. Он не допустит проигрыша. Пока есть силы и шанс на победу, он будет бороться, бороться за честь лагеря и любимого, которого есть огромный шанс потерять. Вскоре пропала темнота, созданная ветками вековых гигантов. Над парнями распростёрлось огромное, бесконечное звёздное небо и луна, которая в этот раз, на удивление, казалась алее обычного. Слева вновь открылся вид на сиденья для болельщиков, а справа – на футбольное поле и пьедестал с судьями. Стоило спортсменам выбежать из леса по направлению к финишу, как зрители вновь взвыли, и их зовы мощной волной прошлись по всему стадиону, возможно, даже дойдя до реки. «Ах, начал уставать!», - Рома заметил, как Серёга, расслабившись, сбавил темп и бежал теперь более размеренно, - «Ну всё, попался, уёбок». И крики с трибун стали громче, когда небольшая фигура в синей форме и цифрой три на груди внезапной молнией понеслась вперёд. Обернувшись, Сергей начал было ускоряться, но много пользы это не принесло, и теперь они с шатеном бежали наравне. «Рома! Рома! Пятифан лучше всех! Пятифана ждёт успех!» - слышалось со всех сторон. Теперь, кажется, начал нервничать Сергей. - РРР! Не позволю! – кричал он, бешено взглянув на шатена, но тот, обернувшись, показал ему средний палец правой руки и понёсся вперёд: - Соси, чмошка! Перед глазами уже мелькала заветная финишная черта. Ещё немного, ещё чуть-чуть! До неё уже рукой подать. Краем глаза Рома заприметил приближающегося Сергея, прежде чем лента была сорвана крепкой грудью в синей майке. С трибун послышались громкие аплодисменты и овации, крики и одобрительные свисты не смолкали. Судьи «Совёнка», которые, как и пионеры, были всё это время на нервах, облегчённо выдохнули и гордо поднялись со своих мест, восхищенно хлопая победителю. Рома пробежал ещё несколько метров в попытке остановиться, после чего рухнул на колени, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. У Серёги тормозной путь тоже занял несколько метров, так что тот остановился неподалёку от Ромы и, согнувшись, взялся за колени и мутными глазами уставился в землю. Пятифанов обернулся на ликующих зрителей. Сквозь нарастающую темноту он смог разглядеть родное, круглое личико, на котором смешались и переживание, и восторг, и истерика. Он, как и все другие болельщики, кричал, и, судя по открывающимся в такт пухлым губам, он кричал его имя. - Тоша…, - только и мог вымолвить Рома, после чего плюхнулся на газон, сгорая от скорости бешеного пульса внутри, тянущей боли в мышцах и чувства ликования в душе.