—
Хосок не останавливается, целует нежно ребро ладони, слегка касается языком кожи, снова пробует ее на вкус, хотя давно его выучил. Все равно, с этим омегой каждый раз как первый. У него все внутри плавится, как раскаленный металл, растекается горячей лавой от этой нежной улыбки, такой мягкой. Это чувство. Он так безумно влюблен в эти лисьи глаза, в эти рыжие пряди. До абсурда.—
Юнги лишь шире улыбается, смотря в глубокие омуты, чернота в которых больше не пугает, а наоборот, притягивает. Альфа снова тянется губами к тонкому запястью, вот только он улыбается шире, показывая омеге длинные острые клыки. Лицо вмиг меняется и омегу охватывает дикий ужас. Сейчас у Хосока лицо не того, кто его трепетно целовал секундой ранее — это лицо монстра, дьявола. Острые зубы впиваются в тонкое запястье на пару секунд, резкая боль разносится по всему телу, но парень и звука из себя выдавить не может, только рот застывает в немом крике. Монстр вытаскивает клыки из чужой плоти, слизывает густые капли крови с губ, смакует сладкую жидкость и прикрывает глаза в удовольствии. Когда он снова их открывает, смотрит на парня под собой — он хочет сожрать его целиком. Юнги видит все мысли и желания монстра, они отражаются в его звериных глазах. Он видит свою смерть — долгую и мучительную. Монстр ухмыляется ядовито и кидается на него. В пустой комнате застывает истошный вопль.—
Хосок снова целует нежную кожу запястья, проводит по ней языком, от чего омега под ним издает тихий смешок. Парень тянет альфу на себя, не спеша переворачивает его на спину, усаживаясь сверху. Хосок сжимает в руках чужие бедра, ведет ладонями от паха к острым коленям, любуется произведением искусства. Юнги покрывает поцелуями крепкую шею и грудь, оставляя багровое пятнышко прямо посередине груди, там, где сердце отчаянно бьется, стараясь подстроиться под такт чужого-родного. Хосок не может сдержать тихого смешка, он тянет на себя парня, целует его впалые щеки и аккуратный нос. Юнги тянется руками выше чужой головы, разглаживая складки на шелковых простынях, снова выпрямляется, задирает голову, когда альфа приподнимает бедра, имитируя толчки. Кицунэ тихо смеется и снова смотрит на мужчину. Вот только нет больше в янтарных глазах той ласки и тепла. В них только холод могильный и нездоровый блеск. Хосок хмурится, не понимая, что происходит, а омега руки с острым кинжалом вверх заносит и, не медля, вонзает в самую середину груди, где багровое пятнышко начинало синеть. В тишине комнаты разносится только болезненный хрип.—
Юнги резко садится на постели, уже привычно зажимая рот руками, чтобы его крика никто не услышал. Только судорожное дыхание выдает его состояние. Уже неделю он просыпается в холодном поту. После возвращения домой ни одна ночь не была спокойной. В каждом кошмаре, день за днем, ночь за ночью, везде он. Везде Чон Хосок. Он приходит каждую ночь, поначалу всегда мягкий и нежный, а затем остывает по щелчку пальцев. Каждый кошмар заканчивается криком и кровавым оскалом в памяти. Постоянно. Мин мог бы понять, если бы альфа только и причинял боль во снах, но нет, он всегда целует его руки, они гуляют или втроем с Лираном проводят время, а затем наступает тьма, которую омега так боится. Кицунэ глубоко вздыхает пару раз, восстанавливая дыхание. В комнате темно и тихо, слышно только мерное сопение Лирана. Мин поднимается с постели и осторожно подходит к кроватке сына. Маленький альфа спит спокойно, обнимая любимую игрушку. Сдержать улыбки парень не может. Он поднимает с пола одеяло и укрывает свое маленькое сокровище, проводит невесомо рукой по густым прядям и оставляет нежный поцелуй на лбу. Юнги выходит из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь. Папа тоже спокойно спит. Он слишком долго не мог уснуть ночами, замерев в ожидании единственного сына. Родительское сердце и сейчас беспокоится. Юнги ничего не стал рассказывать папе, даже тогда, когда долгое время плакал у него на коленях. Омегу совесть гложет за чужие потраченные нервы, но это не его вина. Он в любой момент бы сбежал. Вот только не пускали. Однако Шихеку это знать не обязательно. Кицунэ спускается на кухню и заваривает себе чая с ромашкой. Может, хоть так он чуть успокоится и сможет уснуть. Он понимает, что так продолжаться не может, что так не должно быть, но из головы никак не хочет выходить их последний разговор с Хосоком. Альфа был слишком настоящим, слишком открытым, и видеть его таким было до жути странно. Юнги устал. Омега хочет стереть запах хвои из своей памяти, черные глаза и голос. Но не может. Каждый день он приходит и мучает его во снах. Неужели, Чон специально? Он не хочет оставлять его в покое. Поток абсурдных мыслей прерывается тихим, но настойчивым стуком в дверь. Зверь, дремавший до этого, внутри вскакивает на лапы по щелчку пальцев. Омега вздрагивает, кидая взгляд на настенные часы. Полвторого ночи. Кого могло принести в это время? Парень хмурит идеальные брови. В душу лезут прежние страхи и опасения, разбавленные новыми. Лис только подливает масло в огонь — пригибает морду к земле и скалится. Чувствует опасность. Неужели его пришли добить? И его семью? А вдруг, это за Лираном? Скорее на инстинктах, а не обдумав решение, Юнги хватает первый попавшийся большой нож. Он беззвучно подходит к двери, судорожно сжимая рукоятку в ладони. Стук повторяется, и Мин закусывает губу. Он смотрит в глазок и страх только сильнее топит в ледяном море. На пороге стоят двое альф в черных костюмах. Телохранители, хотя это не те, что вечно ходят с Хосоком и Чонгуком. Хотя, мало у них, что ли, телохранителей? Мин уверен — целая армия. В дверь третий раз стучат, уже более настойчиво. А у лиса с каждым ударом нервы лопаются. Парень отходит на три шага назад, когда ручку с силой дергают и дверь тихо скрипит, открываясь. Двое альф заходят в коридор, но Юнги, подгоняемый разбушевавшимся адреналином, делает шаг вперед, направляя лезвие ножа в сторону незнакомцев. — Стоять! — зло шипит Мин, бегая взглядом по замершим мужчинам. — Вы кто такие? Альфы не теряются и достают пистолеты, направляя на парня. Юнги замирает, понимая, насколько безрассудно было кидаться на них с ножом. Он ведь даже приблизиться к ним не сможет. Его убьют раньше. А потом и всех его родных. Один из мужчин усмехается сардонически, насмешливо выгибая бровь. — Серьезно? Действительно надеялся защищаться этим? — на чистом японском выговаривает альфа. Юнги терпеть не может, когда над ним насмехаются. — Нужно будет, я и голыми руками тебе глотку разорву, — угрожающе рычит он на японском, готовый в любой момент отпустить зверя с цепи и позволить ему защитить своих родных, омыв когти чужой кровью. — Тише, малец, знаешь же, что, обратившись, только хуже себе сделаешь, — предупреждающим тоном говорит второй. Ему не нравятся горькие нотки в чужом запахе. — Не волнуйся, вы этого уже не узнаете, если сейчас же не ответите! — цедит сквозь зубы парень, крепче сжимая рукоятку ножа. Впивающийся в кожу металл приводит в чувства и добавляет немного уверенности. Юнги и сам знает, что будет плохо, если он обратится, но позволить незнакомцам пройти дальше в его дом не может. — Тише, ребята, тише, — раздается мягкий тембр за спинами мужчин. Альфы расступаются в стороны, пропуская высокого омегу, но не сводят прицелов с мальчишки. Мужчина, лет двадцати пяти, в дорогом костюме, останавливается напротив кицунэ. — Опустите оружие. Телохранители послушно убирают пистолеты назад, в кобуру, и опускают руки по швам, не сводя настороженного взгляда с мальчишки. — Тебя это тоже касается, малыш, — омега мягко улыбается и проводит рукой по своим длинным прядям, небрежно зачесывая черные локоны, лезущие в лицо к затылку. Юнги только не перестает хмуриться, но отступает на шаг назад. Этот мужчина кажется знакомым, но вспомнить Мин не может, где его видел. Омега подходит к нему вплотную и обхватывает ладонью лезвие, не боясь порезаться. — Юнги, отдайте нож, пожалуйста, — твердым тоном просит мужчина. Мин в смятении отпускает рукоятку и неприлично долго рассматривает человека перед собой, пытаясь вспомнить, где его видел. На удивление, зверь в груди не выказывает своей враждебности к нему. Он, наоборот, заинтересован? — Простите, я не представился сразу. Кенто Ямазаки. Мы с вами виделись на открытии выставки. Кенто забирает из чужих рук нож и передает его одному из своих парней. Мин вспомнил. Кенто — глава одного из сильнейших кланов в Японии. Вот это попадание. А омега на него нож наставлял. Однако, появление такого человека в его доме — весьма странное явление. — Допустим, — Юнги скрещивает руки на груди и сужает глаза, недоверчиво рассматривая омегу. — Что же тогда вы здесь делаете? Кенто понимает, чем вызвана реакция парнишки, и пытается вести себя максимально мягко и непринужденно. Видит чужие шипы и рвение защитить свое. У этого мальчишки есть стальной стержень. Так рьяно защищать родных, прекрасно понимая, что не выйдешь победителем. Достойно похвалы. Кенто видит страх в чужих глазах, но держится он неплохо. Черт, в этом парне есть абсолютно все, что так любит в людях омега. Он хочет забрать этого дикого лисенка себе. Чего скрывать, еще на том приеме он был сражен необычной красотой парня. Ямазаки прекрасно знает, через что прошел Мин за последний месяц, и очень жалеет о том, что не связался с ним раньше. Плена у братьев Чон можно было бы и избежать. Понимая, что молчит и неприлично долго рассматривает парня, Ямазаки отталкивается и делает шаг навстречу. — Я пришел, чтобы обсудить кое-что с вами. — Не слишком ли много усилий для простого разговора? — сардонически кидает Мин, демонстративно окидывая высокомерным взглядом телохранителей. Ему не нравится присутствие этих двух мужчин в его доме. Они не вызывают ни капли доверия, раз с такой легкостью вытащили пистолеты из кобуры. — В моем доме не стоит размахивать оружием. — Простите, за это, — Кенто склоняет голову в знак извинения. Он поворачивается к своим людям и кивает головой в сторону входной двери. — Подождите за дверью. — Но, господин… — пытается возразить один из мужчин, хмуря брови. — Подождите снаружи, — ледяным тоном перебивает Кенто. У Юнги мурашки бегут по телу от чужой резкости. Он прекрасно понимает, что глава клана должен быть жестким и требовательным, но его дружелюбность в разговоре с ним заставила расслабиться. Кенто выглядит таким… властным, когда разговаривает с подчиненными. Непривычно, учитывая, что Ямазаки — омега. Зависть сжимает легкие в тиски. Оказывается, даже омеги могут стоять во главе чего-либо. Жаль, что кицунэ это никогда не светит. Ямазаки поворачивается лицом к парню, когда альфы выходят. Он видит отпечаток серой печали на чужом лице и поджимает губы. Он не знает, чем это вызвано, но сильно действует на омегу. Даже его плечи сникли. — Юнги, все хорошо? — осторожно задает вопрос старший омега, пытаясь поймать чужой блуждающий взгляд. — Вы хотели о чем-то поговорить, — напоминает Мин. Не стоит больше показывать свою слабость перед другими. Особенно перед такими. Мин собирает крупицы былой уверенности в кулак и смотрит тверже, пытается показать всем своим видом, что явно не рад чужому присутствию. — Так давайте поговорим. Кицунэ проходит на кухню и присаживается за стол, отодвигая чашку с остывшим чаем в сторону. Кенто следует за парнем и садится напротив, сцепляя пальцы в замок на столе перед собой. — Юнги, на том приеме я был сильно впечатлен вашими умениями и познаниями, поэтому хочу предложить вам работу, — Ямазаки внимательно следит за чужой реакцией, смотрит своими серыми глазами, словно пытается залезть в самую душу. Это неприятно, заставляет чувствовать себя букашкой. Мин откидывается на спинку стула, вопросительно вздергивая бровь. Бакеноко продолжает. — Я в этой стране задержусь еще на месяц, у меня много дел и много встреч, и я хотел бы, чтобы вы сопровождали меня на эти встречи в качестве моего переводчика. Мин не может сдержать нервного смешка. Переводчиком? Кажется, он это уже проходил. Закончилось только вовсе не так, как предполагалось. Совсем не так. — Вы сейчас серьезно? — Мин поднимает взгляд, полный неверия. В этом явно есть подвох. В стране куча других переводчиков, которые владеют языками так же, как и Мин, а предложение о работе делают ему? Лису, которых все терпеть не могут, и только потому, что старший был впечатлен? Не бывает все так просто. Не с ним. — Я никогда в это не поверю. Поэтому говорите, что вам действительно от меня нужно, или уходите. — Послушайте, я понимаю, что после случившегося вам сложно кому-либо доверять, но я не лгу, — Юнги поднимает вопросительный и удивленный взгляд на Кенто. Откуда? Как он мог узнать? — Не удивляйтесь так, я прекрасно знаю методы Чонгука и понимаю, что вряд ли вас это обошло стороной. — Тогда вы должны понимать, почему я не дам согласия, — отрезает Мин. Он не собирается проходить через этот ад еще раз. От прошлого визита отойти не может. — В любом случае, я прошу вас подумать. При вашем согласии мы заключим договор о том, что вы официально работаете на мой клан, следовательно, получаете большую часть привилегий: защиту нашего клана и неприкосновенность. Я лично буду это контролировать, — Кенто видит, что парнишка слишком напуган. Это было весьма ожидаемо. Поэтому он достает из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и кладет на стол перед парнем. — Кроме того, я могу обещать вам защиту не только вас, но и вашей семьи, — Юнги очерчивает скулы и сжимает пальцы в кулаки под столешницей. Он не хочет верить, не хочет снова оказаться где-нибудь вроде того борделя, но глава клана звучит слишком убедительно, орудует умело, знает, за какую нитку дергать. Зверь тоже молчит. Не рычит, не скалится. Это лишь сильнее подкупает. Вот только в мозгу вертится одна и та же мысль — он не хочет снова быть чьей-то марионеткой. Ямазаки видит чужие терзания и сомнения. Сейчас ему ничего не смогут ответить, поэтому он поднимается со своего места и обходит стол, останавливаясь за чужой спиной. — Я не жду от вас решения прямо сейчас. При отказе оставлю вас в покое и больше не появлюсь у порога, но, прошу вас, подумайте хорошенько. А то кидаться на незнакомцев с кухонным ножом — так себе способ защиты. До свидания. Кенто осторожно касается чужого плеча и уходит. Мин колебался. Значит, шанс, что он согласится, все-таки есть. Юнги закусывает край губы и сверлит взглядом пластиковую карточку с выведенными японскими иероглифами.×××
Хосок садится на постели, оглядывая свою спальню. Снова темнота и пустота. Как и всегда. Это невозможно. Хосок безбожно устал. Альфа трет пальцами закрытые веки, пытаясь избавиться от неприятного жжения. Снова ему снился омега. Со своей бледной, нежной кожей, пьянящим запахом жасмина и сирени, с янтарными глазами. Снова и снова он был безумно отзывчивым и трепетным, а в следующую секунду с холодной усмешкой вонзал нож в грудь или шею. Это стало тревожить. Этот чертов лис снова спать не дает, хотя и находится за несколько десятков километров. Волк внутри скулил изредка после ухода Юнги. Потом снова перестал реагировать на других омег. Это помешательство собственного зверя на ком-то сводит с ума, заставляя тоже быть помешанным. А может, это не помешательство? Может, Мин просто мстит ему? Приходит во сне и превращает его в кошмар. Чон сидит на своей постели, уставившись в одну точку на стене, и думает. Гоняет мысли в голове, а когда ловит себя на том, что уже начинает верить тому, что Юнги умер или его убили, или он сам себя убил, и теперь мучает его в образе злого духа. Что ж, справедливо. Стоп. Умер? Да что за бред. Альфа хмурит брови и встряхивает головой. Мужчина встает с постели и берет с тумбы пачку сигарет, выходя на балкон. Ночь, на удивление, сегодня теплая и спокойная. Россыпь звезд и тонкий полукруг месяца блестят на черном небе, слабо освещая землю под собой. Хосок закуривает, сжимая фильтр сигареты тонкими пальцами. Даже не верится. Он сейчас стоит на балконе своего дома и спокойно курит, размышляя о чем-то. А раньше такие ночи всегда были полны алкоголя, разврата и дикого желания обладать всем и сразу. Почему-то после встречи с этой лисичкой все это не кажется таким нужным. Все это бесполезное и пустое. Странно, но тот факт, что Хосок что-то чувствует — уже не отвергается с яростным рычанием, а принимается. Даже без чьих-либо истерик. Он смирился? Или просто устал? Кто знает. Горький дым оседает на корне языка, выдыхается не спеша и рассеивается в ночном воздухе. Интересно, а как там, все-таки мальчишка? Отошел или все еще убивается? Вряд ли отошел бы за такое короткое время. Совесть нехило грызет мозги вместе с недовольным волком. Чон, может, и имеет хоть какое-то представление о чужом состоянии, но прекрасно понимает, что не сможет узнать. В ушах до сих пор стоит его истошный вопль. В тот момент, в лесу, он сам перепугался за парня. Никто не знает точно, к чему это могло прийти, если бы Хосок не вколол транквилизаторы. Непонятное и необъяснимое волнение слишком внезапно нападает на чужую нервную систему. Что-то тревожно на душе. Зверь внутри тоже неспокоен, вскакивает на лапы и прижимается к земле. Вервольфу нужно навестить парня, проверить, все ли в порядке. Повинуясь внезапному порыву, Хосок тушит сигарету в пепельнице и выходит в сад прямо в боксерах, уходит в самый дальний угол и обращается в волка. Огромный зверь с коричневой шерстью ловко перепрыгивает через высокий забор и мчится в Большой Лес. Оборотень знает, куда направится, знает, где дом омеги, поэтому и бежит в ту сторону. Сердце заходится от долгожданной свободы. Это чувство, когда ветер треплет густую шерсть, когда каждая мышца напряжена до предела, давно его не ощущал. Зверь его весьма доволен. Он тоже тосковал по этому. По лесу, траве и прохладному ветру. Он довольно быстро добирается до лисьего района через лес, которым окружен огромный мегаполис. Вот и дом того мальчишки, что слишком часто стал душу тревожить. Маленький, старенький, но ухоженный. Небольшой сад на заднем дворе с различными цветами и кустами выглядит красиво, хоть и видно, что семья, живущая здесь, еле сводит концы с концами. Хосок даже не знает, каково это. Он всю свою жизнь жил в богатой семье, хоть его и не считали родным, но обеспечивали полностью. Спрятавшись в кустах смородины, что растет с боковой стороны дома, волк может видеть и задний двор, и передний. Чутье улавливает нотки запаха омеги, по которому, чего скрывать, скучал, а еще три совершенно незнакомых. Чужие голоса тоже не звучат знакомыми. Это странно. На подъездной дорожке к дому стоит автомобиль премиум класса. Волк еле сдерживает злой рык внутри. Кто же это в гостях у мальчишки и что ему нужно? Неужели, у него снова проблемы? Или… наоборот, проблемы теперь у Хосока, а у омеги все прекрасно? В любом случае, стоит подождать и не делать поспешных выводов. Как оказалось, это чревато последствиями. Уже проверяли. Спустя две минуты из дома выходят двое телохранителей. Альфы негромко переговариваются между собой на иностранном языке. Кажется, это японский. Один из мужчин достает пачку сигарет и закуривает, выпуская сизый дым в воздух. Черт. Хосок ни черта не понимает, о чем они разговаривают. Досадно. Ладно, если эти альфы — телохранители, значит, из хозяин остался в доме. Через десять минут из дома выходит и сам хозяин. И Хосок узнает его. Кто бы мог подумать. И что же глава японского клана забыл в этой дыре? Для чего ему нужен Юнги? Альфы обращаются к своему господину, что-то спрашивая, судя по интонации. Кенто сухо им отвечает и идет в сторону машины, уже у калитки оборачивается и мягко улыбается, садясь в автомобиль и уезжая. Чону эта улыбка вовсе не по нраву. Когда это было видано, чтобы Ямазаки улыбался? Еще и так мягко, а не убийственно, как обычно? Хосок не раз встречался с ним то на каких-то общих приемах, то лично, когда Чонгук таскал его с собой на эти встречи в закрытом на спецобслуживание ресторане. Да и все знают, что Ямазаки слишком хитер и опасен. Он прекрасный игрок, и у их кланов часто бывают разногласия. Общих дел никогда не вели и не собираются этого делать, оба слишком упрямые и принципиальные, никогда никому не будут уступать, поэтому навсегда останутся конкурентами. Хотя, непонятно еще, чем дело с кланом Ли закончится. Входная дверь тихо приоткрывается и на улицу выходит Юнги. В объемной серой футболке, что висит на нем, как на вешалке, широкие черные штаны и старые, потрепанные кеды. В этой одежде он выглядит совсем крошечным, хрупким, беззащитным. Совесть с новой силой начинает выедать мозг десертными ложками, потому что в памяти слишком свежи алые пятна на молочной коже, следы от собственных зубов и глаза, полные ужаса. Волк сильнее прижимается животом к земле, чтобы его невозможно было заметить. Юнги вышел во двор, чтобы замкнуть калитку, пусть он и понимает, что эту дверь любой альфа сломает одним ударом ноги, но смысл этого действия не меняется — так становится спокойнее. Легкий ветер мягко шевелит волосы и пробирается под свободную футболку, разгоняя мелкие мурашки по телу. Черт. Омега, кажется, окончательно сошел с ума, раз улавливает в воздухе нотки хвои. Парень встряхивает головой, думает, что у него от недосыпа уже всякая ерунда мерещится, и возвращается в дом, замыкая дверь на замок. Волк с коричневой шерстью сидит в зарослях смородины еще минут пятнадцать, а затем в три прыжка пересекает задний двор и бежит в обратном направлении. Кажется, он снова потеряет свой сон, но уже по другой причине.×××
Тэхен устало вздыхает. Он кладет кисть на небольшой столик рядом и отходит от полотна. Оно почти готово. Остались только пара мазков и лаком покрыть. Парень снова неважно себя чувствует. Во всем теле непонятная усталость и слабость, хочется завалиться в постель и не вылезать пару дней. За всю жизнь и опыт омеги, эта работа — единственная, за которую браться совсем не хотелось. Но омега, вероятно, мазохист. Разочарование горечью оседало в груди, не давало спокойно спать. А чужие черные глаза, удивительно, так живо смотрящие с полотна среднего размера, напоминали об этом лишний раз. И Киму совершенно плевать, почему он это чувствует. Почему новость о том, что у Чонгука есть жених, так его расстроила. Он уже понял, что искать оправдания и ответы бесполезно. Вот и смирился. Не думает ни о чем. Да, обидно. И все. Единственное, чего он и правда желает — чтобы это поскорее закончилось. Ким выходит из мастерской и идет на кухню, наливая себе кофе. Кажется, это уже пятая кружка. Последние ночи его одолевает бессонница. Чувство, что конец близок, заставляет думать о том, все ли он сделал, что было в его силах? Или, может, что-то да осталось нетронутым в этой истории? В тишине квартиры раздается дверной звонок. Тэхен не глядя открывает. Знает, что Марсель должен был приехать за первой картиной. И даже ни капли не удивлен, что на пороге его квартиры стоит Чонгук. В черных брюках и серой рубашке. Рукава небрежно закатаны до локтей, а из идеальной укладки выпадают тонкие пряди. Видно, сегодня был непростой день. Тэхён ухмыляется сардонически. Иронично. Чонгук приехал за картиной для своего жениха, которую написал тот, к кому он пытался подкатывать. Прямо сценарий для дорамы. Хоть сейчас иди снимай. — Привет, — Чонгук осматривает парня с ног до головы. Он скучал. Все думал, как бы с ним встретиться так, чтобы прогнать не смог. Никак. Тэхен, кажется, и под дулом пистолета выставит его за дверь. Об этом говорит усмешка саркастичная и усталые, снова холодные глаза. — Я зайду? — Даже если я откажу, ты все равно зайдешь, — омега пожимает плечами и уходит снова на кухню, отворачиваясь к альфе спиной. — Так смысл время и нервы тратить? Чонгук разувается и заходит в квартиру, следуя за парнем. Он правда рад его видеть таким хрупким и домашним: огромная белая футболка в пятнах от краски, подол которой доходит до середины бедра. Стройные длинные ноги, обнаженные короткими шортами. Это выглядит слишком для Чонгука. Нет, не слишком пошло. Слишком по-родному, слишком просто и легко. Белоснежные пряди, слегка отросшие, завязанные в хвост на макушке, чтобы не мешались, открывают высокий лоб и идеальные брови, заостряя черты лица. Из-за бледности и темных кругов под глазами омега выглядит болезненно, вервольф готов просить у него прощения чуть ли не на коленях, лишь бы не видеть его таким… разбитым. Тэхен опирается поясницей о подоконник и сжимает в ладонях кружку с дымящимся кофе. Он не смотрит на мужчину. Сложно играть безразличие, когда в груди колет, там, где сердце, когда зверь внутри поскуливает тихо, хочет к волку, хоть и знает, что тот не пожалеет. — Первый заказ. Второй будет готов через три дня, — сухо говорит Ким, кивая на плоскую прямоугольную коробку, лежащую на столе. — Забирайте, господин Чон. Альфа невесело тянет уголок губ. Тэхен стал совсем другим. Не таким, как в начале их знакомства, не таким, как на том вечере в клубе. Он не огрызается, не язвит, но и в руки не дается. Он будто выгорел. Полностью. До тла. — Тэхен, ты хорошо себя чувствуешь? — все-таки задет вопрос Чонгук, подходя ближе. — У своего жениха так спрашивай, — все-таки не сдерживается Тэхен. Язвит, улыбаясь ядовито. — А меня оставь в покое. — Тэхен — протягивает гласные Чон, устало выдыхая и прикрывая глаза. Сейчас об этом не хочется говорить и что-либо объяснять, но придется. — Что, «Тэхен»?! — возмущается Ким, впиваясь острым взглядом в черные глаза старшего. Кружка с кофе отставляется подальше на подоконник, а то от желания кинуть ее в стену, или, еще лучше, в Чонгука, руки чешутся. — У тебя скоро свадьба с Марселем, а ты ходишь ко мне и волнуешься, как я себя чувствую. Как это называется? — У нас с Марселем брак по расчету. Фиктивный. Фальшивый, называй как хочешь, — Чонгук растерян. Он не знает, что говорить этому омеге. Альфа не видит в этой ситуации ничего плохого, но от осуждения в чужих глазах чувствует себя конченным мудаком. — От этого он не перестает быть браком, особенно, когда весь Сеул будет об этом знать. А он будет об этом знать, господин Чон, — перебивает Тэхен, поломано улыбаясь уголком губ. Омега полностью прав, но от этой правды ни капли не легче. Он не хочет отпускать этого мальчишку с нежным запахом, к которому тянет безумно. Он хочет схватить его в охапку и забрать себе. Всего без остатка, со всеми колючками и тараканами в голове. — Забирайте картину и уходите, — Ким отлипает от подоконника и хочет уйти в свою комнату, скрыться от чужого взгляда, чтобы он не пробирался под кожу, не заставлял непонятные чувства шевелиться в груди. Тэхен делает пару шагов и на миг теряет равновесие, когда кухня начинает плыть перед глазами. Чонгук испуганно хватает его за руку, прижимая к своей груди, чтобы удержать в вертикальном положении. — Тэхен, ты чего? — альфа осторожно отодвигает от себя парня, крепко сжимая чужие предплечья, пытаясь заглянуть в чужие полуприкрытые глаза. Ким приходит в себя и хватается рукой за столешницу стола, чувствует, как под ногами пол ходуном ходит, а тело резко не хочет подчиняться. — Эй, тише, — Чонгук приподнимает парня за талию, усаживая на стол, чтобы тот ненароком не грохнулся. Тэхен поднимает взгляд на мужчину, что находится слишком близко, и смотрит в ответ так озабоченно, касается ладонью его щеки, поглаживая большим пальцем нежную кожу. — Не пугай меня так. Горячая ладонь альфы кладется на лопатки, слегка поглаживая хрупкую спину, а вторая все так же исследует впалую щеку, натыкаясь на маленькую, но милую родинку на скуле. Ким не может пошевелиться. Вернее, может, но отчего-то не хочется. Чувство, будто если сейчас отодвинется, оттолкнет, то тут же упадет, разобьется. Чонгук не может сдержаться. Он резко подается вперед, касаясь чужих губ своими, обхватывает верхнюю, напористо целует, боится, что оттолкнут. Боже. Чон Чонгук и боится. Боится быть отвергнутым. Вот только в груди тепло разливается, спокойствие. Ким не думает, когда приоткрывает губы, не думает, когда отвечает на поцелуй, касаясь кончиком языка чужих губ. Он просто не думает, поддаваясь желанию. Обхватывает крепкую шею рукой, второй слабо упирается в столешницу, чтобы не упасть. Потому что все еще слабость в теле, все снова кружится голова. Только в этот раз от недостатка кислорода и трепетного чувства в груди. Зверь мурлычет тихо, он доволен, потому что знает, чувствует то, что его человек пока не в силах понять и принять. Чонгук отрывается первым. Он прислоняется своим лбом к чужому и заглядывает в изумрудное море. Оба дышат тяжело, будто марафон пробежали. Губы слабо покалывает, будто напоминание о том, что только что случилось. А случился просто конец света. Тэхен в этом уверен. — Тэхен… — тихо шепчет мужчина, касаясь губ омеги, но не успевает договорить. — Вам пора, — омега отворачивает голову к окну, не собираясь что-либо еще говорить. В груди ноет неприятно, скребет когтями по ребрам, кровавые полосы оставляет. От всего, что с ним происходит, выть хочется, потому что он устал. Чонгук молча смотрит на профиль омеги, поджимая губы. Хочется разнести всю кухню, всю квартиру, лишь бы парень не отворачивался, не отстранялся. Потому что зверь, свое почуяв, не хочет с ним расставаться. Вервольф сжимает руки в кулаки, очерчивая скулы, но понимает, что абсолютно бессилен. Даже если он цепью привяжет к себе парня — легче никому не станет. Чон отворачивается, забирает коробку с картиной и молча уходит. А что он может сказать? Им обоим нужно остыть и хорошо все обдумать. Стоит входной двери захлопнуться за альфой, Тэхен медленно сползает со стола на пол и начинает рыдать. Сдерживаемая несколько дней истерика сбивает с ног, прижимая к плитке холодного кафельного пола на кухне. Он понял. Теперь он все понял. Что ему нравится Чонгук, несмотря на его поведение и идиотские поступки. Он просто нравится ему. Вот только есть проблема — Тэхену этого не нужно. Он не хочет любить, не хочет дорожить кем-то, потому что в любой момент это можно потерять. А терять — это очень больно. Ким, к сожалению, знает, насколько.