×××
Намджун проходит в кабинет и садится за стол в дорогое кожаное кресло, секретарь кладет перед ним стопку бумаг с отчетами и документами на подпись. — Господин Ким, вы уверены, что хотите работать в этом месте? — бета недоверчиво рассматривает стены кабинета, за которыми наверняка находятся вип-комнаты для индивидуальных выступлений танцовщиков. Ему непонятно, почему альфа попросил привезти все бумаги в клуб. Обычно он разбирается с ними в офисе. — Чем тебя мое заведение не устраивает? — Ким насмешливо выгибает бровь. Он прекрасно понял бету, но хочется слегка подшутить над мужчиной средних лет. — Нет, заведение отличное, просто неожиданно, что вы решили поработать здесь, а не в офисе, как обычно, — бета не боится Намджуна. Он работает с ним уже много лет и прекрасно знает, что его не за что отчитывать, даже за такие слова. Ким ценит честность. — У меня есть дела еще и здесь, поэтому и решил их совместить, чтобы не отвлекаться, — Намджун с жалостливым видом пододвигает ближе стопку папок и листов. — Ну и зачем столько бумажной волокиты? Почему нельзя просто заниматься своими делами, зачем каждое действие документировать? Мужчина по-доброму усмехается. Его хозяин, вроде как, взрослый мужчина, а иногда ведет себя, как ребенок. — Чтобы правительство нашей страны и Совет были спокойны. — Как будто они не знают, чем мы занимаемся на самом деле, — саркастично хмыкает Ким. — Конечно, они в курсе, что происходит во всех кланах. Просто так создается красивая иллюзия контроля и порядка во всем. — Ладно. На сегодня ты свободен, — Намджун откидывается на спинку кресла и крутит в пальцах ручку. — Если хочешь, можешь занять одну из комнат, — альфа ухмыляется и кидает многозначный взгляд на стену. — Любой омега подарит тебе приватный танец. — Благодарю за предложение, но я откажусь. Меня дома ждет муж и двое детей, — бета тепло улыбается при словах о своей семье. — Ты такой благоверный, — хмыкает саркастично, а сам, где-то в глубине души, завидует. Секретаря дома ждет любимая семья, а его — холодные стены обширной квартиры. Боже, что за мысли? Ким Намджун, ты что, стареешь? — Когда у вас появится своя семья, вы меня поймете, — бета кланяется и уходит, бросая напоследок. — До встречи. Стоит двери за секретарем закрыться, Намджун невольно задумывается над его словами. Почему-то он вспоминает о мальчишке. В ушах до сих пор звучит «Ненавижу тебя!», а перед глазами — чужие, полные слез, страха и жгучей ненависти. Ким жалеет о том, что сделал. Слепая ревность и злость завладели его разумом, заставляя не думать о своих действиях. Хотя кого он оправдывает? Себя? Смешно. Он сам во всем виноват. А если бы он не остановился? Что тогда? Изнасиловал бы мальчишку? С ним нужно что-то решать, он не может позволить школьнику вертеть задницей в его клубе, и дело даже не в том, что придет полиция, если это всплывет наружу, когда это Ким полиции боялся? Дело в моральных соображениях. Да, не Киму вовсе говорить о морали, но с этим омегой не хочется как со всеми. Хочется по-другому. Странно и необычно, но Ким ничего не может сделать с собой. Намджун кидает усталый взгляд на стопку бумаг и тянется к первой папке. Нужно закончить пораньше и найти Енсу, стоит узнать у него побольше о Паке.×××
У Хосока ломка. Прошла гребаная неделя с его визита к дому лиса, а зверь внутри не успокоился. Наоборот, ему нужно еще, он скулит протяжно, воет и скребется когтями по грудной клетке. Хочет увидеть омегу, вдохнуть чертову сирень и жасмин. И так Чон уже не сопротивляется ни себе, ни своему зверю. Он тоже хочет. Просто посмотреть. Одним глазком. Альфа уже хрен знает какой день подряд мотается по поручениям Чонгука, который жутко зол. Он словно озверел. Заставил приближенных ездить по объектам, поставщикам и на мелкие встречи, проверяет абсолютно все. Каждую мелочь. За малейший промах или ошибку жестко наказывает самолично. Дилеры подняли цену на товар на пару тысяч вон — побывали на заброшенном складе, отпустят — будут дома залечивать синяки и ссадины. Выгонят — ищи новую работу. Альфы уже устали мотаться по адресам и на склад. Да, это их работа, но не стоит выматывать своих людей в связи с обострившейся ситуацией с кланом Ли. Этот ублюдок все подминает под себя мелкие кланы, подтягивая в свои ряды уличные банды, среди которых одна шпана малолетняя, у которых кроме дури в голове больше ничего нет. Чонгук всегда брал в расчет все, что происходит среди других кланов, и никогда бы в такое время не стал бы устраивать рейды. Что такого могло случиться, раз он позволил ярости затопить все внутри, когда раньше к делам клана всегда подходил с холодной головой? Обычно Хосок не может управлять своими эмоциями, а сейчас они словно поменялись местами. Чон выезжает с небольшого склада в захудалом районе, где, слава богу, все в порядке, и решает выпить кофе. Чонгук пока молчит, значит, передышка до сообщения с новым адресом, который должен быть проверен, у него есть. На глаза попадается небольшое придорожное кафе. Хосок сворачивает на парковку и глушит двигатель. Выходить он не спешит. Альфа берет пачку сигарет с панели управления и вытаскивает одну, поджигая и глубоко затягиваясь. Кажется, это уже шестая пачка сигарет за пару дней. Такими темпами он от рака легких умрет быстрее, чем от пули и ножа. Обидно будет. Только никого это не останавливает, Чон затягивается глубже и выдыхает дым в приоткрытое окно, безразлично разглядывая тротуар через тонированное стекло его ламбо. Прохожие даже не удивляются дорогой тачке. Местные слишком привыкли к тому, что здесь часто разъезжают люди кланов. Двери кафе открываются и из заведения выходит омега. Хосоку кажется, что от усталости и недосыпа у него уже галлюцинации. Он видит Юнги. Такого маленького, в простой белой футболке и синих джинсах. Ветер колышет рыжие пряди, и парень все время поправляет их худыми пальцами, зачесывая назад. Боже, даже под самым чистым кайфом не было так реалистично. Если от усталости к нему будут приходить такие галлюцинации, Чон согласен не спать неделями. Только когда в приоткрытое окно ветер приносит отголоски запаха парня, Хосок понимает, что это не галлюцинация. Но что парень забыл здесь? Его дом на другом конце города, и не боится он ходить здесь? Кажется, лисы из своего района носа не суют в другие. Неужели он снова приключений на задницу ищет? Хосок лижет нижнюю губу, снова затягиваясь. И что в этом мальчишке такого, раз Чон забыть его все никак не может? Из кафе выбегает маленький мальчишка, который крепко держит в руке какую-то плюшевую игрушку, свободной он берет Юнги за руку. Омега крепко сжимает детскую ладошку и тепло улыбается ребенку. Хосок готов отдать все на свете, лишь бы еще раз увидеть эту улыбку. Ему он никогда не улыбался так искренне. Только поломано и болезненно, и причиной такой недоулыбки был именно сам Чон. Юнги поднимает малыша на руки и мягко целует в щеку, крепко обнимая. А Хосок смотрит на эту картину перед собой с дикой тоской. Где-то в груди колет, не сильно, не так, как в детстве, но все же колет. Потому что он никогда не видел теплых рук папы, не чувствовал мягких поцелуев в пухлые щеки, не слышал ни одной колыбельной. Удивительно, но Чон сожалеет. Он знает, что внутри у парня руины и сердце кровоточит. Невозможно забыть все, что было за неделю. А сейчас, наблюдая за таким счастливым парнем, даже не верится, что недавно он кричал от боли и рыдал, а потом смотрел своими пустыми янтарными глазами, сдерживая слезы. Хосок никогда не знал, насколько нужно любить свою семью, чтобы улыбаться так ярко детям, когда хочется выть. В их семье никогда не было такого. Жизнь непредсказуема. Когда у тебя есть все, что хочешь, ты вовсе не чувствуешь себя счастливым, а когда нет абсолютно ничего, ты сияешь, как рождественская елка. Счастье не в деньгах. Такая затертая до дыр фраза, но как же она очевидна. Юнги с сыном на руках скрывается за поворотом, оставляя после себя шлейф сладкого запаха. Хосок последний раз затягивается, когда телефон оповещает о новом сообщении от Чонгука. Окурок улетает в окно, мотор снова заводится с рыком, а машина съезжает с парковки. Так и не взяв того, что хотел, Чон уезжает, получив больше, чем мог ожидать. Кофе подарило бы бодрость на короткий срок. А зародившаяся надежда останется надолго. На что же он надеется? Просто на лучшее. Банально, правда? Но только не для того, кто во мраке луч света разглядел.×××
Намджун убирает в шкаф последние папки с отчетами и пишет сообщение секретарю, чтобы он их завтра забрал из клуба и отвез в архив офиса. На дворе двадцать первый век, а он все с бумажками возится, хотя многие уже давно перешли на электронные документы. Но, с другой стороны, электронный файл скопировать в несколько раз проще, чем бумажный. Так что в какой-то степени способ страховки. Намджун подходит к мини-бару и достает бутылку виски, наливая в бокал на два пальца. Сейчас он жалеет, что в его кабинете нет окон. Здесь слишком душно и глоток свежего воздуха не помешал бы. Альфа устало откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза. Голова неприятно гудит, а виски обжигает горло, разливая тепло в груди. Пиджак лежит ненужной вещью на диване, а кремовая, шелковая рубашка расстегнута на несколько пуговиц на груди. Это лето выдалось жарким и душным, хочется свежести и морского воздуха. Может, съездить к океану? Хотя сейчас совершенно не время расслабляться. Клан Ли все продолжает пополнять свои ряды, решив, видимо, взять не силой, а количеством. Подло, прямо в его духе. Действия Ли настораживают абсолютно всех. Многие хотят извлечь из этой ситуации выгоду, кто-то, как он, заботятся о сохранности нейтралитета, хотя, встав под крыло клана Чон, он уже принял его сторону, но выхода другого не было; а кто-то просто прячется или уезжает из страны, решив понаблюдать со стороны за развитием событий. Каждый ждет выпада от клана Ли. Как только он будет сделан, будет и приблизительный план действий. По крайней мере, так сказал Чонгук. Даже если он ошибается, Киму некуда деваться. Фактически, Чонгук сейчас глава обоих кланов. От размышлений мужчину отвлекает грохот за стеной, в соседней комнате. Он хмурит брови и идет на звук, посмотреть, что происходит. Что-то подсказывает ему, что ничего хорошего. Намджун толкает дверь в вип-комнату и лишь сильнее хмурится. Дверь заперта изнутри, хотя их никто никогда не запирал. Еще одно из правил. Администрация клуба всегда знает, какие комнаты заняты, а какие свободны, поэтому и не закрывают их. Это настораживает. Ким несколько раз бьет ногой возле ручки двери, замок ломается, и дверь бьется о стену. В вип-комнате лиловый полумрак. На полу разбросаны осколки и остатки еды, кофейный столик, поверхность которого покрылась мелкими трещинами, опрокинут. Рядом с диваном лежит полноватый мужчина без сознания. Волосы на его затылке собрались паклями от крови. Намджун медленно проходит глубже в комнату, пытаясь найти больше улик и понять, что произошло. Играющая композиция обрывается и в комнате на пару минут воцаряется тишина. Ким слышит тихие всхлипы и обходит кожаный диван. За ним, прижавшись к спинке, сидит омега, подтянув к себе и обняв колени. Сердце пропускает несколько ударов, когда мужчина видит серебристые пряди, уже чернеющие у корней. Мальчишка покачивается из стороны в сторону тихо плача. Намджун опускается на пол рядом с парнем и осторожно касается его плеча. — Чимин? — парень поднимает голову, и мужчина убеждается в своих догадках. От вида такого Пака сердце ноет невыносимо. В уголке губ большая ссадина, бровь разбита, маленькие ладошки в крови, а глаза полны слез и испуга. Предчувствие его не подвело — увиденное совсем не нравится. Ким внимательно осматривает раны в откровенном шоке. — Боже, Чимин, что произошло? Пак моргает несколько раз, убирая с глаз пелену слез, и чувствует, как губу печет от соленой жидкости. Перед ним мужчина, который своим приходом разрушил его жизнь. Заставил одним видом и запахом корицы снять маску, посмотреть на то, кем стал. Глаза расширяются от ужаса. В сознании запоздало срабатывает предупреждение об опасности. Чимин лихорадочно отползает от мужчины, спотыкается, цепляется за край дивана плечом, тихо шепчет разбитыми губами: «Нет, нет, уйди!». Все тело крупно трясет от страха и паники, он даже не обращает внимания, как режет кожу обнаженных ног об осколки, разбросанные на полу. Намджун не может смотреть на это. Сейчас, когда чужое тело не прикрыто коленями, он видит практически полностью разорванную рубашку, которая ненужной тряпкой свисает с плеч, обнажая грудь. На шее следы от рук, а на груди пара фиолетовых засосов. Уже в общих чертах понятно, что именно произошло. Альфа подходит к омеге, пытается взять его за руку, успокоить, иначе он может причинить себе больший вред в таком состоянии. Парень не дается, хватает то, что осталось от бутылки с виски, и направляет стеклянную «розу» на альфу, пытаясь защититься. Мужчина в одно движение приближается к мальчишке вплотную, хватая за запястье и забирая его «оружие». — Тише, перестань, — Ким притягивает к себе брыкающегося омегу, который бьет его по груди и спине свободной рукой, пока не затихает. Он просто обмякает в чужих руках, начиная громко рыдать. Мужчина притягивает к себе Чимина ближе, поглаживая по спине и растрепанным волосам. — Тише, все хорошо, я тебя не трону. Прости, малыш. Пак затихает, всхлипывая иногда, уже нет никаких сил бороться. Пусть делают, что хотят. Чимин устал. Почему именно он? Почему все это происходит с ним? Что он сделал не так? Намджун закусывает губу виновато. Потому что совесть грызет. Мало того, что сам напугал, сам чуть не сорвался, так еще и в его клубе происходит такое. Нет. Мальчишке, определенно здесь не место. До этого момента Ким не хотел его выгонять. Да, понимал, что неправильно это. Вот только, если действительно был настроен серьезно, давно бы уволил. Но в глубине души не хотел увольнять. Потому что эгоист. Боялся, что, если выгонит, не сможет его больше видеть, якобы «случайно». Потому что видеть его, пусть и со жгучей ненавистью в глазах и выслушивая его маты, стало необходимо. Словно воздух. Альфа одной рукой прижимает к себе притихшего омегу, второй достает из заднего кармана брюк смартфон и набирает Мунчоля. Просит срочно прийти и взять с собой пару человек из охраны. Чимин вовсе затихает, отключаясь в чужих сильных руках. Ким осторожно стягивает с него лохмотья рубашки, чтобы не разбудить и снова не напугать мальчишку. Невольно, всего на секунду, он засматривается на стройное, подтянутое тело. Потому что прекрасно. Даже с чужими засосами, красными следами от пальцев на плечах, с перемазанным кровью лицом, но красив. Безумно. Чужие, быстро приближающиеся шаги, отрывают от созерцания. Намджун оглядывает комнату в поиске чего-нибудь, чем можно прикрыть омегу, который остался лишь в одних коротких, черных джинсовых шортах, вот только ничего не находит. Недолго думая, он быстро расстегивает пуговицы и стягивает со своих плеч рубашку, осторожно укутывая омегу. Альфа поднимает Пака на руки и в этот самый момент в комнату вбегает Мунчоль, в шоке тормозя у входа и разглядывая погром. Двое крепких альф заходят следом и хмуро оглядывают комнату. Ничего не понимающие взгляды всех трех впиваются в Намджуна, который прижимает к себе бессознательного мальчишку. — Разберитесь здесь с этим, — Ким брезгливо кивает на лежащего мужчину, который вроде стал подавать признаки жизни. — Мунчоль, а ты, как закончишь, зайди ко мне в кабинет. Мужчина слегка подкидывает Чимина, удобнее его перехватывая, и уходит из комнаты, провожаемый вопросительными взглядами. Сейчас ему откровенно плевать на то, как выглядит все это со стороны. Плевать на то, что потом будут болтать любопытные и острые на язык омеги. Сейчас самое важное в его руках, избитое и израненное. Намджун относит омегу к себе в кабинет, осторожно кладет на диван, подкладывая под голову подушку. Альфа плотнее запахивает рубашку на груди Чимина, и уходит, накинув на собственные голые плечи пиджак. От желания врезать тому ублюдку чешутся кулаки и хочется зубами перегрызть ему горло. Намджун никогда никому не завидовал и всегда считал, что судьба сама распоряжается кем и кому родиться, а им остается это принять и спокойно жить, но прямо сейчас, впервые в жизни, он жалеет, что не родился оборотнем. Иначе обратился бы и разорвал на мелкие кусочки того, кто дорогое сердцу тронул.×××
Чимин хмурит брови и приоткрывает веки. Потолок над ним совсем незнакомый. Это не вип-комната, которую он помнит. Внезапно ноги касается что-то теплое, мягкое и влажное. Омега приподнимается на постели и видит растрепанную знакомую макушку. Чужие крепкие плечи красуются бронзовым загаром с выступающими мышцами. Чужие грубоватые пальцы касаются его голой лодыжки и Пак подскакивает, как ужаленный, с силой дергая к себе ногу и забиваясь в угол дивана. Мерзкие воспоминания мелькают перед глазами. Намджун тихо выдыхает устало и присаживается на диван, напротив сжавшегося парня. Он ожидал такой реакции, поэтому просто снова тянется к Паку, касаясь его ступни. Вервольф снова дергается, но уже не так рьяно. — Успокойся, я просто обработаю порезы, — низким и спокойным голосом произносит мужчина, снова касаясь ноги омеги. Он кладет ее к себе на колени, принимаясь салфеткой, смоченной в антисептике, протирать неглубокие порезы. — Откуда я знаю, что у тебя на уме? Может, ты снова попытаешься меня разложить, — раздраженно кидает Пак, слабо дергая конечностью, но крепкая хватка альфы не дает возможности вырваться. Намджун замирает на мгновение. Он понимает, что сам заслужил подобного обращения, но все равно неприятно слышать. Ким откладывает салфетку в сторону и клеит на порез пластырь телесного цвета. — Послушай, — мужчина поднимает голову и смотрит в глаза мальчишке. — Я очень жалею, что тогда вышел из себя и прошу меня простить. Я был слишком зол. — Это не оправдание, — зло рычит Пак. Он не хочет верить этому человеку, не хочет обелять его в своих глазах, пусть он и дальше будет таким лицемерным ублюдком. Вот только его глаза, так похожие на бездну океана, чистые, без капли лукавства. — Я правда жалею об этом, — Намджун знает, что Пак ему верит, хоть и пытается всем своим видом показать, что это не так. Выпускает свои коготки и зубки скалит, чтобы не подпускать ближе. Такой маленький, брошенный зверек, который думает, что его детского рыка будет достаточно, чтобы его не трогали. Волчонок. Вот, на кого он похож. — Тогда почему ты полуголый? — наигранно возмущается Чимин. Потому что не может не верить. Потому что знает, что альфа прекрасно все понимает. Но продолжает играть на публику, не хочет давать слабину перед старшим. — Моя рубашка на тебе, вообще-то, — хмыкает Намджун, кивая на свою вещь. Чимин сжимает полные губы от неловкости. Только сейчас он понимает, что единственные вещи на нем — это шорты и рубашка альфы. Омега сильнее запахивает вещь на груди, понимает, что ничем не удивит мужчину, даже если полностью раздетым перед ним будет, но все равно смущается от его черного взгляда, который в самую душу лезет, наизнанку ее пытается вывернуть. Намджун видит розовеющие щеки младшего и усмехается по-доброму, снова возвращаясь к обработке ранок, принимаясь за вторую ногу. Первая так и остается лежать на чужих коленях. Чимин конкретно залипает на это. На вид полуголого альфы, который сосредоточенно обрабатывает его раны. Слишком близко, слишком интимно. Интимнее секса и жарких поцелуев. Потому что тепло, комфортно и выглядит слишком правильно. Словно так и нужно. Зачем? Зачем, черт тебя подери, ты появился в его жизни, Ким Намджун?! Мужчина заканчивает с обработкой ссадин и берет новую салфетку из небольшой аптечки, лежащей на кофейном столике. Он осторожно продвигается ближе к омеге и поднимает взгляд на парня. Чимин не уводит взора, он также смотрит в чужие глаза, задумчиво и устало, даже вопросительно. Словно сам для себя что-то решает, там, в пучине мыслей. Альфа поднимает руку и прижимает салфетку к ранкам, осторожно, чтобы не причинить лишней боли. Пак не дергается, даже не отклоняется назад, лишь слегка хмурит брови от жжения на ранке. — Что все-таки произошло? — мягко спрашивает старший, переходя к обработке разбитой брови. — В принципе, ничего нового, — Чимин невесело усмехается здоровым уголком губ, тихо шипя от боли. — Этот альфа, как и многие, пытался уломать на секс. Вот только был решительнее настроен, чем другие, — омега пожимает плечами. Словно ничего такого. Обычный день обычного школьника. — Он набросился, я пытался отбиваться, но он крупнее и сильнее. Получил пару раз по лицу, чтобы не кричал, — Чимин отворачивает голову, упираясь взглядом в стену, и обнимает себя руками, защищаясь от воспоминаний. Он помнит чужие руки, что причиняли боль, помнит чужие взбешенные глаза, и от этого тошнота разливается внутри. Потому что, опять же, сам виноват. — В общем, ему почти удалось. Я в последний момент нашел бутылку и ударил его. Он вроде отключился. А дальше я не помню. Намджун жалеет. Жалеет, что не отвез в «специальную» комнату того мужчину. Да, он врезал ему пару раз. Как оказалось, он — О Джинму, главный врач центральной городской больницы. Какие же люди все-таки мрази: те, кто должен защищать людей и спасать их от смерти — своими же руками пополняют ряды пациентов в собственной больнице. Хочется рассмеяться истерически. А еще хочется сгрести в охапку мальчишку и отвезти к себе домой, запереть на несколько замков, чтобы никто до него не добрался. Правда, Чимин не поймет этого, не примет, и все, что остается мужчине — лишь осторожные касания. Ким поддается вперед и обнимает омегу. Просто обнимает, прижимая к своей груди. Легко поглаживает спутанные серебристые пряди, украдкой вдыхая чужой запах апельсина, розмарина и, кажется, ромашки. Чимин позволяет, сам осторожно прижимаясь щекой к крепкой чужой груди. Так спокойнее. В кольце чужих рук, вдыхая запах корицы, он успокаивается. Дрожь проходит и снова хочется уснуть. Потому что зверь внутри тоже спокоен. Он доверяет этому альфе своего человека. Чувствует, что не подведет. Больше нет. — Чимин, я не могу позволить тебе дальше работать в клубе, — устало вздохнув, начинает Ким. Он не хочет сегодня добавлять парню переживаний, но иначе никак. Он думает, что позже Пак точно будет взбешен. — Что? — безэмоционально вылетает от омеги. Парень слегка отодвигается от старшего, смотря ему в глаза. Он не совсем понял, что ему сказал Намджун. В смысле «не может позволить»? — Пойми, ты еще несовершеннолетний и твоя работа здесь незаконна, — Ким видит саркастичную усмешку на чужих губах и хочет выстрелить себе в висок. Раздражение и прежняя злость снова вспыхивают, разжигая в груди пожар. — Да черт с этим законом! Тебя сегодня практически изнасиловали! Так не должно быть. — Собираешься меня уволить? — Пак истерически улыбается, в груди начинает злость вскипать. Потому что какого, спрашивается, хрена?! Когда это он давал кому-то право решать за него? — Мой контракт заканчивается через полтора года. Ты не можешь меня уволить. — Любая сторона имеет право разорвать контракт до истечения срока, — победно усмехаясь, произносит Намджун. Волчонок снова зубы скалит, кусаться пытается. Вот только Ким в любом случае в выигрыше. — Придется платить неустойку, — Чимин понимает, что бессилен в этой ситуации. Да и бороться с главой клана изначально было бесполезной затеей. Кто такой Чимин? Да и альфа в любом случае сделает так, как считает нужным. И его истерики здесь не помогут. Но сдаваться так просто омега не хочет. — Да я в три раза больше заплачу, хоть в шесть раз, лишь бы ты здесь больше не вертел своим малолетним задом, — твердым тоном говорит старший, не теряя насмешки в голосе. Потому что, кажется, волчонка снова загнали в угол. — Малолетним?! — возмущается Пак и саркастично хмыкает. Вервольф приближается к чужому лицу вплотную и тихо говорит, практически в губы мужчине. — А вы лицемер, господин Ким. Сами же были готовы разложить меня на том столе в вип-комнате. Да и после глаз с малолетки не сводили. — Так я тогда и понятия не имел что ты еще школьник, — альфа принимает правила игры и кладет руку выше сбитой коленки, медленно ведет ее выше. У пака мурашки от горячей и большой ладони по телу бегут. — Не знай я об этом, то так и разложил бы прямо здесь. Вот только проблема — дети меня не интересуют. Намджун резко отодвигается от парня и убирает от него руки, принимаясь безразлично собирать средства оказания первой помощи в аптечку. Чимин проводит языком по полным губам и склоняется к чужому уху, томно протягивая: — Вы и сейчас врете. И мне, и самому себе, — омега склоняется еще ближе, слегка касаясь хряща уха губами, отчего у альфы сердце заходится и мурашки по телу. Потому что слишком интимно. Младший легко выдыхает и шепчет, — вот только не забывайте, что школьник достиг возраста согласия. Чимин слышит, как у альфы зубы скрипят. Правильно, око видит, зуб неймет. Пак точно доиграется когда-нибудь. Знает же, что альфу не стоит дразнить, но все равно снова и снова в океан ныряет, уже не испытывая страха уйти на дно.×××
Человек в черной одежде неслышно подходит сзади кресла, в котором сидит альфа, расслабленно потягивая виски из бокала и смотря какую-то ерунду по телевизору. В его ногах сидит смазливый омежка, старательно вылизывая член альфы. Человек хватает Чанеля за волосы и оттягивает назад, приставляя к горлу кинжал. Альфа хрипит, хмуря брови, а омега испуганно отскакивает от мужчины, широко раскрытыми глазами смотря на незнакомца. — Сгинь. Не дай бог позовешь кого, я тебя найду, — низким голосом говорит человек в маске и черной шапке, отчего видны только узкие глаза изумрудного цвета. Омега подбирает свои вещи и быстро покидает квартиру. Незнакомец кидает взгляд на Чанеля и вопросительно приподнимает бровь. — Ты не выглядишь удивленным. — Такой человек, как я, всегда должен быть готов к таким ситуациям, — хмыкает альфа, поднося к губам бокал и допивая виски одним залпом. — Чего в маске? Прости, забыл, как тебя звали. Знаю, зачем ты здесь. Парень хмурит брови, на секунду теряя весь свой запал. Как он узнал? Ладно, не важно. Ему главное собраться сейчас, иначе сам станет жертвой. — Ты очень вырос, омежка. Я даже удивлен, что ты так яростно мстишь за Лиена, который не был тебе родным, — продолжает Чанель. Он не знает, зачем это делает, почему не пытается защищаться. Он знал, что за ним придут. Когда убили его личного охранника и того, с кем раньше он вел дела, это показалось очень странным. Пришлось вспомнить о той грязи, что была до всего этого. Затем он решил проверить тех, с кем когда-либо совершал убийства и разбои. Как оказалось, две недели поисков и ответ, кто мстит и за что, нашелся. Неудивительно. — Похвально. — Семья — это не те люди, кто родил, а те, кто растил и поддерживал, — хмыкает омега, стягивая с головы шапку и опуская маску к подбородку. Прятаться уже нет смысла. Чанель зависает на минуту. Тот маленький мальчишка вырос безумно красивым омегой: белоснежные волосы, яркие зеленые глаза и их узкий разрез — так совершенно непривычно и несочетаемо, но выглядит прекрасно. — Ты очень красивый. Сколько тебе уже, если не секрет? Наверное, около 18-20, — спокойно говорит Пак. Он не боится смерти. В его жизни слишком много дерьма было. Может, поэтому он ни капли не сопротивляется. — И ты, кстати, перчатки забыл надеть. Тэхен хмуро кидает взгляд на руку с кинжалом. И правда, не надел. Он слишком устал за несколько дней. Последнее появление Чонгука и осознание собственных чувств и сущности выжали все силы и соки. Видимо, забыл, не придал значения. Омега аккуратно стягивает второй рукой с пальца кольцо Лиена, засовывая в задний карман. Он не позволит этой дорогой вещи искупаться в крови. — Знаешь, если идешь на дело, не забывай даже малейших деталей, — альфа задумчиво рассматривает перевернутые черты лица омеги, а затем улыбается слегка. — Да и заканчивай с этим. Не такому ангелу, как ты, крылья в грязи пачкать. Позволь демонам сделать это за тебя, для тебя. Кажется, Чанель под кайфом или слишком пьян. Несет какой-то бред. Может, пытается заговорить зубы и усыпить бдительность? Нет. Надо заканчивать быстрее. Черты лица снова приобретают жесткость, а в глазах холод и безразличие. — Ты прав. Нужно заканчивать, — Тэхен с силой давит на кинжал перерезая горло. Кровь хлещет из раны, заливая белую рубашку альфы и окрашивая ее в алый. Альфа хрипит предсмертно и закрывает глаза, чувствуя, что это конец. Конец всему и одновременно начало. Потому что омега вонзает кинжал в грудь мужчины, старательно трет его платком, стирая свои отпечатки, и уходит, оставляя остывающее тело и кинжал, на рукоятке которого выгравирован герб клана Чон. В груди совершенно пусто. Нет ни чувства удовлетворения, ни боли. Ничего. Вечная мерзлота, такая же темная и холодная, как его дорога. Потому что сейчас ему некуда идти. Да и зачем? Все, что он хотел совершить, уже сделано. Жирная точка поставлена на конце страницы. Вот и его книга закончена. А дальше — просто пустота и холод. Так нужно. И как бы зверь ни метался в груди, не скулил бы ранено, жалобно, лишь бы его услышали, но его человек игнорирует. Потому что зверь не даст уйти. Он рвется туда, куда Тэхен идти запретил себе, наматывая на шею зверя цепь за цепью, чтобы тоже не смел. Он лучше истечет кровью сейчас, чем потом. Снова собирать осколки сердца сил не хватит.