×××
В комнате царит полумрак. Плотные занавески не пропускают света, хотя на часах полдень. Дверь с грохотом открывается, в комнату залетает разъяренный Хосок. — Чонгук, мать твою, — мужчина подлетает к широкой постели и с силой толкает в плечо спящего без задних ног брата. — Какого хуя никто не может до тебя дозвониться?! В ответ прилетает невнятное мычание и жуткий запах перегара. Это странно. Чонгук никогда не напивался до такого состояния, это было больше по части Хосока, но даже если он и выпивал, то всегда мог ответить на звонок. — Чонгук! Подъем, блять! — старший зло пинает вервольфа по ноге. — Гребаный свет, Хосок, ты ебнулся? — Чонгук садится на кровати и трет руками лицо. По голове будто кувалдой бьют не переставая, горло пересохло настолько, что говорить больно, а про тошноту и говорить нечего. — Это, по-моему, ты с головой не дружишь. У нас пиздец с утра творится, а тебя нет, — уже тише ругается вервольф, жалея брата. Он знает, как ему сейчас плохо. — Что произошло? — Чонгук мгновенно забывает о своем состоянии, напрягаясь. По виду брата не скажешь, что он шутит. — По дороге объясню. Пиздуй в душ и погнали, — Чон выходит из комнаты брата, кидая напоследок: — Жду в гостиной. — Хен, принеси мой телефон. Он, кажется, в кабинете, — кричит ему в спину альфа. Чонгук поднимается с постели и идет в ванную комнату, стягивая на ходу рубашку, в которой вчера уснул. Хосок что-то ворчит в ответ. Он заходит в кабинет брата и спотыкается у порога, роняя со звоном пустые бутылки из-под виски. — Господи, он, что, весь свой бар выпил? — хмыкает альфа, выискивая взглядом телефон. Интересно, почему Чонгук так напился? В какой-то степени Хосок волнуется за брата. В последнее время он сам не свой, но пытаться лезть кому-то в душу — это не в его репертуаре, нужно будет — сам расскажет. Хосок забирает телефон, что валяется ненужным хламом под столом, и уходит в гостиную. Там уже стоит Чонгук, переодевшийся и слегка посвежее на вид. Чонгук запивает таблетку от головы минеральной водой и поднимает вымученный взгляд на Хосока. — И как ты постоянно напиваешься до полусмерти, а потом ходишь живее всех живых? — кривит лицо мужчина. Он, вроде, уже давно взрослый и влиятельный дядя, но иногда ведет себя совсем как ребенок, особенно, когда болеет. — Дело привычки, — усмехается Хосок, пожимая плечами. Оба вмиг становятся серьезными. — Так что произошло? — Чонгук скрещивает руки на груди и внимательно слушает старшего. — Сегодня утром Чанеля, правую руку Сынхо, убили. В груди торчит кинжал с гравировкой волка, — цедит сквозь зубы мужчина, снова вскипая от ярости, с которой залетел в чужую квартиру. — Сынхо поднял шум в Совете, они требуют объяснений от клана Чон и собираются пришить нам нападение на клан Ли. Сам Сынхо слетел с катушек и стал без разбирательств нападать на наши мелкие точки и склады. Наши люди сами не справляются, требуется твое вмешательство, а ты дрыхнешь. У Чонгука в груди пожар распаляется, он с силой сжимает кулаки от злости, потому что не понимает, что происходит. Кто мог их подставить? Чонгук никогда не стал бы действовать так грязно и исподтишка. Многие люди в Совете это понимают, поэтому и пытаются разобраться, но без чьих-либо объяснений это сделать невозможно. Голова начинает болеть сильнее от потока информации и мыслей. — Так, — Чонгук зачесывает пальцами влажные пряди к затылку, прикрывая глаза. — На мелкие точки пошлем наших людей из специального отряда. Пусть развлекаются. На других объектах утроить охрану, нужно связаться с нашими союзниками. Их стоит предупредить. Хосок кивает согласно и выходит из гостиной, набирая парней и раздавая приказы. Чонгук поджимает губы и смотрит в панорамное окно на раскинувшийся город. Кажется, спокойному времени пришел конец. А крысу, что его подставила, он лично найдет и заставит пожалеть о том, что решилась на это. Смартфон в кармане брюк разразился надоедливой мелодией, оповещая о звонке. Чонгук не глядя снимает трубку, потирая переносицу. — Слушаю. — Чонгук, наконец-то я дозвонился до тебя! — возмущается голос на той стороне телефона. — Минхек? — Чонгук не может скрыть удивления в голосе. Минхек год назад ушел от дел и не появлялся в их кругах, укатив на остров в маленькую деревушку вместе с сыном. — Ты как здесь? — Да. Не удивляйся так. Мне пару месяцев назад звонил друг, что в Совете стоит, и рассказывал положение дел среди кланов, — Минхек говорит торопливо, а на фоне стоит шум заполненной трассы. Очевидно, мужчина в дороге. — Сегодня утром я, как узнал новости, рванул сюда, в Сеул. Я, конечно, очень удивлен произошедшим. — Это не я. Я не нападал на клан Ли, — со сталью в голосе цедит альфа, сжимая корпус айфона сильнее. Зверь в груди бесится, когти точит, мечтает разорвать наглеца, из-за которого все это происходит. — Я знаю. Ты никогда не поступал настолько безрассудно, — Минхо вздыхает глубоко, слышится сигнал клаксона, а затем он что-то неразборчиво говорит, очевидно ругаясь на кого-то. — Я звоню вот по какому делу. Друг возглавлял обыск квартиры, кроме кинжала он нашел еще что-то странное и не вписывающееся в общую картину. Он обещал отдать эту улику нам, что-то подсказывает ему, что мы лучше разберемся с этим. Поэтому сейчас я еду на встречу с ним, а после сразу к тебе в офис. — Ты уверен? Может, это ловушка? — недоверчиво восклицает Чонгук. Ему не нравится эта идея старшего. — Уверен. Он не из тех, кто прогибается перед тем, кто больше платит. Поэтому не волнуйся. — Все равно будь осторожнее, — Чонгук смягчает голос, слегка улыбаясь. Когда-то то же самое ему говорил Минхек. — Не волнуйся, я, может, и немолод, но рука еще крепко держит ствол. Так что все будет нормально, — усмехается Минхек. Может, Чонгук с виду опасный и наводящий страх на всех вокруг, но о своих всегда готов заботиться. Хосок появляется в дверном проеме, вопросительно смотря на брата. — Жду тебя в офисе, — Чонгук сбрасывает звонок и убирает телефон в карман. Он видит немой вопрос на лице у старшего и сразу отвечает: — Звонил Минхек. У него есть для нас что-то. Поехали в офис. Ты за рулем. Чон просто кивает и выходит из квартиры, снова набирая кого-то и объясняя план действий. За специальный отряд отвечает именно он.×××
Чонгук сидит в своем кресле, откинув голову на спинку и прикрыв глаза. Хосок сидит рядом, сверля взглядом лежащий перед собой смартфон. Он постоянно вибрирует, снова и снова оповещая о входящем звонке. С ним связываются люди, докладывая обстановку. Былая ярость прошла отчасти, их парни смогли отстоять свои позиции и защитить территорию. Не то чтобы Чон сомневался в этом, эти ребята проверенные, они не отступят, но не стоит недооценивать силы людей Ли. Может, у него в отрядах одни отбитые придурки с улиц, но этих придурков много. И если они не смогут взять силой и опытом, то возьмут количеством. Пока все идет нормально и хочется верить, что так и будет. С момента звонка Минхека прошел всего час, а ощущение, будто полдня. Когда чего-то ждешь время всегда тянется слишком медленно. Наконец, спустя полтора часа со звонка, Минхек заходит в кабинет. Чонгук, дремавший в кресле, быстро оживляется. Он не знает точно, что принес им Минхек, но странное тревожное чувство в груди не дает покоя. Зверь, может, и поутих со своей яростью, но ведет себя странно. Тоже чувствует. Минхек проходит к столу и садится напротив Хосока. По его безразличному лицу нельзя ничего прочитать, и это начинает раздражать. Минхек не спешит выкладывать козыри на стол. — И? — первым не выдерживает Хосок, выгибая бровь и наклоняясь ближе к мужчине. — Минхек, что ты узнал? — Чонгук впивается взглядом в альфу, пытаясь прочитать в чужих карих глазах хоть что-то. Мужчина вздыхает и достает из кармана брюк небольшой черный пакетик, отдавая его Чонгуку. — Это нашли на ковре, за креслом, в котором убили Чанеля, — Минхек поджимает губы и в его глазах читается озадаченность и разочарование. — Честно, я не знаю, что даже думать. Скорее всего это просто вещица одного из его омег. Не думаю, что стоит заострять на этом внимание. Чонгук хмурит брови и открывает пакетик, вытряхивая содержимое на стол. С тихим стуком на дерево падает тонкое серебристое колечко. Переплетения веточек и кристаллики в виде цветов, что отражают блики в свете настольной лампы. У Чонгука, кажется, сердце замирает, перестает биться, а мозг отключается. Вещь одного из его омег? Это то самое кольцо, которое он видел на длинных, тонких пальцах омеги, чьи изумрудные глаза ему в снах мерещатся, чей запах засел так глубоко в легких, что не вытравить. Омеги, что так отчаянно отвечал на поцелуй, а следом отталкивал, выгонял. Чонгуку никак. Внутри лишь клубы тьмы расползаются, зверя, рвущего грудную клетку когтями и воющего, что есть силы, альфа на цепь сажает и помалкивать заставляет. — Чонгук, — Хосок зовет брата уже второй раз, в голосе только волнение и непонимание происходящего. — Ты чего? Младший поднимает жесткий взгляд на старшего. Хосок поджимает губы, понимая, что Чонгука сейчас лучше не трогать. В нем холодный ужас вперемешку со жгучей яростью расползаются, худшая сторона проявляется во всей красе, готовая к бою. Вот только причина все еще не ясна. — Поехали, — Чонгук достает из ящика глок и сует за пояс брюк, направляясь к выходу. Хосок переглядывается с также ничего не понимающим Минхеком, и идет вслед за братом. Что бы Чонгук не удумал, стоит быть с ним рядом.×××
Дверь квартиры с грохотом открывается, альфа заходит в коридор и проходит в гостиную. Весь воздух насквозь пропитан запахом нежного жасмина, настолько, что голова кругом идет. Черт. Слишком. Запах заставляет успокаиваться зверя внутри, а Чонгуку этого не нужно. Альфа прямо в обуви подходит к окну и открывает его настежь. Хосок с непониманием смотрит на брата, пытаясь понять, зачем они здесь и что вообще происходит. Чонгук опирается руками о раму окна и опускает голову, вдыхая свежий воздух. Его плечи и спина напряжены до предела, словно он в следующую секунду готов воевать один против двадцати, и он бы выиграл эту битву. Вот только воюет он сам с собой, со своим сердцем и скулящим зверем внутри. Потому что тот, родное почувствовав, рвется к нему, тянется. Но Чонгук снова и снова одергивает цепь, не подпускает. Не позволяет. Он все еще жутко зол и безумно хочет прояснить ситуацию. Вервольф слепо надеется на то, что это все ложь, просто совпадение, но факты, сука, говорят о другом. Чонгук открывает глаза и отталкивается от оконной рамы, направляясь на поиски омеги. То, что он здесь, не вызывает сомнений. Судя по запаху, он не выходил никуда. Хосок безмолвной тенью идет следом. Омега находится на кухне. Тэхен сидит на подоконнике, на нем домашняя футболка и свободные шорты до колена. Волосы взъерошены, лицо бледное, а под глазами жуткие темные круги, словно парень несколько дней не спит. Ким знал, что Чонгук придет. Чувствовал это. Просто не ожидал, что так быстро. Стоило двери с грохотом открыться, как сразу стало ясно, кто пожаловал. — Неважно выглядите, господин Чон, — безразлично говорит бакеноко, затягиваясь дымом из тлеющей в пальцах сигарете. Низкий голос с хрипотцой пускает мурашки по коже, но Чонгук их умело игнорирует. — Ты тоже, — зло хмыкает альфа. Он крепче сжимает ладонь, в которой лежит кольцо, грозясь смять, а то и поломать украшение. Вервольф на секунду с силой прикусывает щеку изнутри, пытаясь отрезвить себя от несдерживаемой ярости, и протягивает кольцо омеге. — Не твое? Тэхен бросает взгляд на чужую раскрытую ладонь и с сердца слетает тяжесть, а из души бесследно исчезает сожаление, процесс самоуничтожения останавливается как по щелчку. С кольцом Лиена все в порядке. Ким с ума сошел, когда понял, что потерял дорогую сердцу вещь. — Мое, — Ким забирает украшение и надевает на палец, смотрит, как серебро переливается на солнце, любуется, улыбаясь уголком губ. Теперь он спокоен. Теперь можно и уйти. Омега поднимает серьезный взгляд на Чонгука и как-то радостно говорит. — Теперь можешь пристрелить меня и бежать дальше по своим делам. Хосок устал пытаться понять, что здесь происходит и что связывает этих двоих, поэтому он просто опирается плечом о косяк двери и скрещивает руки на груди, следя за обстановкой. Слова парня его сильно напрягли. Почему-то в голове всплыл Юнги. Кажется, эти двое одного возраста или около того. Чонгук непонимающе хмурит брови, пытаясь осознать, зачем ему убивать парня. Это странно. — Только последнее желание, — Тэхен ловко достает из пачки сигарету и поджигает, снова затягиваясь дымом. Скорее всего, это последняя его сигарета. Нет, он не жалеет о совершенном. План мести успешно завершен, теперь он не видит смысла жить дальше. Еще за два дня до похода к Чанелю он уже успел смириться с тем, что дальше не будет жизни для него. — Похорони меня, как человека. Не хочу, чтобы над моим трупом глумились психованные маньяки или тело бездомные на еду растащили. У Хосока от удивления лицо вытягивается. Он, конечно, многое повидал за свою жизнь, но никогда не слышал, чтобы человек говорил такие вещи. Да, молили о пощаде, кто-то просто молча терпел и ждал своей участи, но чтобы кто-то радовался… такого не было. Кажется, даже самоубийцы не такие. — Психованные маньяки? — Чонгук усмехается вовсе не весело. В груди что-то колет не переставая. Он бросает пропитанное ядом и отвращением: — Тебе же не привыкать. Или ты не знал, что Чанель — псих, и что он кучу людей положил ради собственного удовольствия? А может, он очень хорош в постели? — А причем тут Чанель? — теперь пришла пора омеги хмурить брови в непонимании. О чем он вообще? Или… Блять. Не смешно, вообще-то. Даже обидно. Очень обидно. Тэхен смеется заливисто, вот только смех этот насквозь фальшивый, пустой, как и чужие изумрудные глаза. — Ты нашел мое кольцо у него и решил, что я с ним спал? — омега снова смеется истерически, показательно вытирая глаза от невидимых слез. — Так вот, какого ты обо мне мнения. Обидно, знаешь ли. Чонгук наблюдает за тем, как омега глубоко затягивается и выпускает дым изо рта. Как же хочется заставить его бросить, избавить от этой привычки. Просто потому что хочется. А еще хочется заставить его лечь спать. Похож на зомби. Чонгуку непонятно, почему младший выглядит так, будто уже умер. Бледный, похудевший, наверное, с холодными руками и ступнями. Потому что снова босиком. А еще больше всего хочется просто прижать его к себе и пообещать, что все будет хорошо. От пустоты в чужих глазах хочется повеситься. Чонгук остывает. Медленно, но верно. — А что еще я должен был подумать? — альфа пока не получил четкого ответа на мучавший его вопрос. Но уже он сам не верит своим мыслям. — Что еще ты мог там делать? Не убивать же его. Чонгук переводит взгляд на тлеющую сигарету в красивых пальцах омеги, дым от которой кольцами поднимается наверх, к потолку, разнося по комнате слабый запах гвоздики. И вервольф не видит, как чужие губы растягиваются в нахальной улыбке, словно у маньяка. А Хосок видит. Он даже встает ровно, напрягается всем телом, словно в следующую секунду омега кинется на них с ножом. Вот именно теперь он понимает, почему омега не был удивлен их приходу, почему он говорил о том, чтобы его застрелили поскорее. Вот только Чонгук всегда был умнее. Он никогда не допускал ошибок в своих догадках. А сейчас все лежит на поверхности, главное увидеть. Но младший не видит, и старший догадывается, почему. Он как-то прозрел сразу. Теперь понятна причина странного поведения брата. И вот она, сидит перед ними и улыбается, как сумасшедшая. Тэхен оставляет недокуренную сигарету на краю пепельницы, молча слезает с подоконника и обходит альф стороной, уходя в спальню. Там, под подушкой, завернутый в ткань, лежит последний кинжал с гравировкой. Омега быстро возвращается на кухню, всовывает в руки Чонгука сверток и садится обратно на подоконник, с интересом следя за чужой реакцией. Один из альф, помощник Чонгука, явно уже догадался обо всем. Младший Чон разворачивает ткань и с удивлением рассматривает кинжал с гравировкой собственного клана. Альфа тяжело выдыхает сквозь сжатые зубы и прикрывает глаза, сжимая в ладони острое лезвие, что в кожу впивается. Зачем? Зачем Тэхен это делал? Зачем марал руки в крови? Зачем подставлял его? Неужели… только Чонгук чувствует притяжение к парню напротив, неужели только он все это время тянулся к чужому теплу, к изумрудному холоду, мечтая разбить лед? Неужели Тэхен убивал, только чтобы насолить ему? Больно. Омега ведь этот гребанный кинжал не в других вонзал, а именно в него. В его грудь, раз за разом, встреча за встречей, а Чон, идиот влюбленный, кинжалы за чужие шипы принимал, верил, что Ким сможет их убрать, спрятать. Идиот. Да, именно. Чонгук влюбился. В холодного мальчишку, что прячется за масками, умело меняет их, заставляя теряться в догадках, какая из них лживая. Где же он настоящий? Влюбился в дерзость, в яростный взгляд, в тихий смех, когда, казалось, они заключили перемирие на один вечер. В зеленые глаза, белоснежные локоны, в низкий голос и мягкие губы, в нежный запах. Больно. Любить, оказывается, очень больно. Вот только Чонгук никому этого не расскажет, не позволит видеть себя слабым. Он прячет боль за яростью, отравляет ненавистью нежность в своих глазах. — Давай, пристрели меня и дело с концом, — Тэхен видит, что что-то не так. Не по его плану. Не по его расчетам. Чонгук не должен был найти другую причину убийств. Нет. Этого бакеноко никому никогда не расскажет. — О, нет, — ядовито тянет Чонгук, поднимая веки и пронзая взглядом омегу. Дьявольская улыбка расцветает на чужих губах, а в глазах, кажется, черти костры жгут, тьма в спирали сворачивается, окольцовывает тело парня, за собой на дно тянет. Топит в болоте, в мазуте. — Так просто ты не уйдешь от меня. Даже не мечтай. Чонгук швыряет на стол кинжал с окровавленным лезвием и поворачивается к Хосоку, впервые за все пребывание здесь, обращая на него внимание. У старшего мурашки от чужого взгляда по всему телу бегут. — Отвези его в наш дом за городом. Запри в комнате и приставь охрану. Следить за ним в оба. Чонгук выходит из кухни и идет в ванную. Ким в ужасе округляет глаза. То есть как? Что он с ним сделает? Сейчас омега очень сомневается, что Чонгук его будет там убивать. Это слишком просто. Сердце на мгновение замирает от страха. Потому что никто не знает, на что способен человек в таком состоянии. Вот только Тэхену не лучше. Никто никогда не узнает, сколько гребаных сил потребовалось, чтобы не рассыпаться по холодному кафелю пылью, чтобы удержать воющего зверя на месте, заткнуть его, чтобы сердце не так раздирали острые когти. Кажется, его маска дает трещину. Глубокую. Потому что Тэхен не уверен, что и этот спектакль доиграет до конца.×××
Чимин кланяется напоследок директору, улыбается вежливо и выходит через задний ход, сжимая лямку рюкзака. Намджун, как и обещал, уволил его из клуба и ввел запрет даже на его посещение. Теперь Пака даже выпить туда не пустят. Мало того, Ким со своими связями добился, чтобы Пака больше ни в какой клуб Сеула не взяли. Это, на взгляд омеги, было даже слишком. После случившегося, Чимин сам не особо горит желанием появляться в подобных заведениях, а тем более, снова идти работать. Стоит только вспомнить тот ужасный вечер, как хочется найти «Людей в черном» и выпросить у них стиратель памяти. Однако, Чимин понимает, что не сможет забыть никогда. Да, спустя время он будет реже вспоминать об этом, но забыть никогда не сможет. Намджун, как и обещал, устроил его на работу. Официантом. В свой же ресторан. Как и ожидалось, Чимина сотрудники и коллеги встретили не очень радушно. Особенно омеги, что не замужем. Правильно, Чимина ведь сам хозяин устроил. Косые и презрительные взгляды постоянно сопровождают вервольфа. Однако, Чимин забивает на них болт, прилежно выполняя свою работу и не создавая проблем. Зато директор ресторана, альфа лет сорока, души в мальчишке не чает. Просто у него двое сыновей-омег, близняшек, чуть младше самого Пака. Вот и видит он в парнишке их. Чимин задирает голову к небу, усыпанному тысячами звезд, устало выдыхая. День сегодня был тяжелый. Даже привыкший к физическим нагрузкам Пак вымотался и устал. Сегодня хорошая погода и ясное небо. Легкий прохладный ветерок ерошит пепельные пряди, полы расстегнутой рубашки и лижет нежную кожу, пуская табун мурашек. Омега ежится и застегивает рубашку на пару пуговиц. Зря он сегодня надел короткий топ-майку. Вроде давно уже лето, но ночами холодно. Стоит это учесть в следующий раз. Чимин отрывает взгляд от звездного неба и не спеша выходит на улицу. На часах полдвенадцатого ночи, а на улицах все еще много народу. Многие такие же, как Чимин, идут с работы помятые и уставшие, кто-то спешит на ночную смену, мысленно проклиная напарника, что так не вовремя заболел, а кто-то, одетый по последним тенденциям моды, шагает навстречу алкоголю, громкой музыке и беснующимся под ее биты людям. Обычное дело. Чимин не скучает по клубам и прочему. После случившегося хочется тишины. А сейчас он бы с удовольствием лег бы спать. Вот только до своего дома ему еще нужно трястись в автобусе двадцать минут, а потом еще пятнадцать пешком. Усталость наваливается слишком сильно. Даже ноги тяжело передвигать. Пак доходит до пустой остановки и устало опирается о ее стену, с постером какой-то яркой рекламы, плечом. Лавки здесь, к сожалению, нет. Он зашел в один из спальных районов центра города, поэтому здесь довольно тихо. Чимин от усталости прикрывает глаза, прекрасно определяя обстановку вокруг по слуху. У вервольфов он более чувствителен, чем у обычных людей. Вот, мимо остановки прошла парочка, оживленно обсуждая какой-то фильм, очевидно, они ходили в кино; на противоположной стороне улицы из небольшого кафе вышла компания подростков — они травили друг-другу шутки и посмеивались между собой. На пять долгих минут воцарилась гробовая тишина. Жутковато. Не хватает только негорящих фонарей и карканья ворон, и вот тебе полная атмосфера любого хоррора. Даже смешно немного. Мягкий, но громкий рык двигателя машины раздается в начале улицы. Судя по звуку, машина приближается. Шуршание колес и затихающий двигатель прямо около остановки подсказывают Чимину о том, что, скорее всего, это по его душу. А когда ветер доносит шлейф корицы, Пак понимает, что точно по его душу. Намджун вылезает из своего порше, негромко хлопая дверцей, и подходит к младшему. — Что ты здесь делаешь? — мягко спрашивает Ким, останавливаясь напротив мальчишки. — Что еще можно делать на автобусной остановке? — саркастично хмыкает Чимин, приоткрывая один глаз и смотря на альфу. Нет, он не хочет грубить ему или пререкаться. Сегодня на это нет никаких сил. — Сильно устал? — старший засовывает руки в карманы джинс, рассматривая такого маленького в этой огромной рубашке, сонного и милого Пак Чимина. От одного вида сердце в груди заходится быстрым ритмом, словно хочет выпрыгнуть прямо в чужие маленькие ладошки. Намджун уже смирился с тем, что выгнать образ этого мальчишки из головы уже и не получится, поэтому уже просто перестал сопротивляться сам себе и своим желаниям. Сегодня, после долгого и напряженного дня, он приехал домой, принял душ, переоделся, сел в свою машину и просто поехал за младшим. Хотел его увидеть, подвезти до дома. Кажется, у Намджуна странная мания на заботу о других. Сначала Тэхен, теперь Чимин. — Да, — просто отвечает Пак, все также не желая поднимать век. — У тебя завтра выходной, верно? — Ага. — Тогда ты не будешь против, если я тебя свожу сегодня кое-куда? — Намджун понятия не имеет, зачем это делает. Он просто хочет. Ему это нужно. — Что? — Чимин открывает глаза, впериваясь в мужчину перед собой непонимающим взглядом. У него спрашивают разрешения? — Что услышал. Я хочу отвезти тебя в одно место. Правда, до него два часа езды, — Ким просто пожимает плечами, мол, ничего такого. — Если ты против, я просто отвезу тебя домой. В центре пробки и автобус не скоро приедет. Чимин поджимает губы задумчиво. Стоит ли согласиться? Зачем это мужчине напротив? Ему что, делать нечего? Омега окидывает старшего странным взглядом. Сегодня на смену делового костюма пришли простые темно-синие узкие джинсы и серая футболка, а на смену дорогущим лакированным туфлям — кроссовки. Необычно видеть его таким. Таким простым. Словно не он глава одного из крупнейших кланов. — Ладно, — вервольф соглашается. Просто соглашается. Ему все-таки интересно, куда его повезет альфа. По его виду не скажешь, что в лес закапывать. — Пойдем, — Намджун улыбается по-доброму и осторожно касается чужой руки, обхватывая тонкое запястье. Мужчина ведет мальчишку к машине и открывает пассажирскую дверь, а затем сам садится за руль. Чимин с интересом рассматривает дорогой салон автомобиля, в котором воздух пропитан только запахом Намджуна. Это странное чувство, но мысль о том, что здесь никого, кроме альфы, не было, греет сердце. — Поспи. Я разбужу, как приедем, — Намджун заводит мотор и выруливает на дорогу, крепко держа руль одной рукой. Чимин откидывает голову на спинку сидения и прикрывает веки. Усталость, мерное гудение двигателя и успокаивающий запах быстро заставляют омегу заснуть.×××
— Эй, Чим, просыпайся, — Намджун мягко сжимает чужое плечо, слегка встряхивая парня. — Уже? — сонно бормочет Пак, потирая глаза пальцами и зевая, прикрыв рот ладонью. — Уже, — усмехается Ким от милоты парня. Чимин смотрит сквозь лобовое стекло не понимая, где они находятся. За стеклом видны только очертания веток и деревьев, сквозь открытое окно слышны громкие стрекотания сверчков и уханье филина вдалеке. Они что, в лесу? Кажется, шутка про то, что альфа не собирается его закапывать, уже не кажется шуткой. Идеальные брови сходятся на переносице, а в груди невольно просыпается тревога, хотя зверь абсолютно спокоен. Он вообще в последнее время очень тих. — Где мы? — омега переводит взгляд на мужчину, пытаясь добиться ответа. — Узнаешь. Пойдем, — Намджун вылезает из салона и ждет парня, сжимая в руках небольшую сумку. Вервольф, не переставая хмурить брови, отстегивает ремень безопасности и вылезает из машины, сразу вздрагивая от холода. Воздух очень влажный и сырой, а прохладный ветер только усугубляет положение. Тонкая рубашка не особо спасает от холода. Чимин обнимает свои плечи руками и слегка потирает их, пытаясь согреться. Намджун залезает на заднее сидение машины и достает небольшой плед, накрывая плечи парня. Чимин благодарно кивает, улыбаясь уголком губ. Сегодня все как-то просто. Они не ругаются, не пытаются задеть друг друга, в их речи нет места сарказму. Они просто сняли все маски на сегодняшний вечер, убрали негативные эмоции. Чимин просто не хочет тратить на это силы, а Намджун решил просто быть рядом с мальчишкой. Мужчина берет младшего за руку, крепко сжимая чужую маленькую ладошку, и ведет за собой. Пак неспеша идет за альфой, прикусывая нижнюю губу от неловкости. У старшего такая большая, крепкая и горячая ладонь. Он сжимает его руку то сильнее, то ослабляет хватку, оглядывается, будто боится, что омега исчезнет, убежит подальше. На самом деле, Намджун оборачивается, чтобы убедиться, что все это реально, что все это не его фантазии. Ведь, не найдя парня в ресторане или около него, он стал сомневаться, что Чимин согласится. Они двигаются по узкой тропинке среди высокой травы, сквозь небольшие прощелины между раскидистыми кустами. Иной раз, листья на ветках касаются их лиц, плеч, рук, трава неприятно щекочет голые щиколотки младшего, оставляя влажные следы. Спустя три минуты не самой лучшей дороги, они, наконец, выходят на обширный пустырь. Чимин не может сдержать радостного выдоха, когда слышит звук океана, видит черные волны, чувствует соленый ветер кожей. Он отпускает руку мужчины и в три прыжка подбегает к самому краю небольшого обрыва. У Кима в этот момент сердце чуть не остановилось. Пак с легкостью мог не рассчитать расстояние в полутьме и упасть вниз. Там, внизу, короткая полоска песка с большими валунами. Может, он и не разбился бы, но ноги переломал точно. Альфа подходит к младшему и слегка тянет за плед на себя, заставляя парня сделать шаг назад. Пак повинуется. Он сейчас где-то не здесь. В голове мелькают моменты, когда он вот так вот смотрел на шумные волны, еще когда жил в Пусане. В сердце колет от ностальгии. И пусть чаще всего эти моменты имели грустную и серую окраску, он делился с этой манящей черной глубиной своими проблемами и переживаниями. Изливал душу, роняя на песок соленые капли. То заваленный экзамен, то неподчиняющаяся хореография, то ссоры с матерью. Пак никогда не любил нагружать других людей своими проблемами. А вот океану можно. Сколько же тайн и секретов, переживаний и счастливых моментов хранят в себе быстрые, темные воды. Омега шмыгает носом, стирая соленые дорожки с щек холодными пальцами. Намджун чувствует чужую печаль, слышит тихие всхлипы и ничего не говорит, позволяет парню сбросить камень с шеи и души. Он лишь осторожно обнимает его, окольцовывая тонкую талию и прижимаясь грудью к чужой спине, оказывая безмолвную поддержку. Знает, что ему тяжело. Поэтому и не отвлекает. Чимин лишь улыбается сквозь тихие слезы, несмело накрывая ладонью чужую, благодарит. За то, что привез, за то, что не оставил. Они стоят так еще минут пять, пока у обоих не затекают ноги от неподвижности. Намджун садится на землю, утягивая за собой младшего, все так же обнимая его со спины и располагая между своих разведенных ног. Старший достает из небольшой сумки, что все это время лежала рядом ненужной, термос и два картонных стаканчика. Он осторожно разливает горячий кофе по стаканам и протягивает один младшему. Чимин держит стакан обеими руками, грея закоченевшие пальцы. — Откуда это? — спрашивает парень, удивленно расматривая вещь в своих руках. — Купил по дороге сюда на одной из заправок, — отвечает старший, отпивая из своего стакана. — Спасибо, — бросает омега. На губах расцветает предательская нежная улыбка. Потому что сердце ускоряет свой ритм. Потому что чужую заботу, оказывается, приятно получать. Пак и не помнит, когда о нем последний раз кто-то заботился. За последние года два он привык надеяться и полагаться только на себя. Привык быть один. — Можно я задам один вопрос? — нарушает тишину мужчина как-то неуверенно. Намджун правда волнуется. С одной стороны, он хочет знать ответ на свой вопрос. А с другой, как мальчишка, боится его. — Почему спрашиваешь? — как-то сухо отзывается Пак, погрузившись в собственные мысли. — Он довольно откровенный. Поэтому и спрашиваю, — оправдывается непонятно зачем Ким, отставляя полупустой стакан и чуть отстраняясь от омеги. — Я слушаю, — Чимин все также сидит на земле между разведенных ног старшего, но уже не прижимается лопатками к чужой крепкой груди. — Ты правда меня ненавидишь? — Намджун откидывается назад, опираясь ладонями о траву и задирает голову к звездному небу с огромным серебристым полумесяцем, что освещает пространство вокруг. Он боится положительного ответа. Как бы ни храбрился, но, да. Ким Намджун боится. Чимин удивляется. Такого вопроса он не ожидал. Почему-то омега был уверен, что старший спросит об их отношениях с Оливье, и было ли что-то между ними. Но никак ни этого. Пак разворачивается и садится лицом к лицу с альфой. Ким кидает на него грустный и отчаянный взгляд. Вервольф поджимает пухлые губы, собираясь с силами, чтобы ответить честно. От всей души и своего трепещущего сердца. — Знаешь, когда в тот момент я сказал тебе это, я не думал головой. В тот момент, в твоей квартире, — Пак медленно и спокойно произносит, тщательно подбирая каждое слово. — Когда ты набросился на меня, во мне говорили страх и обида. Знаешь, после того вечера, нашего первого вечера, ты жутко раздражал меня. Меня жутко бесило то, что ты видел во мне только возможность провести ночь. Намджун внимательно слушает младшего, неловко отводя взгляд. Потому что, да, именно такие мысли и сидели в его голове. Но только вначале. — Знаешь, я настолько часто сталкивался в последнее время с тем, что все хотят меня тупо трахнуть, что просто жутко устал от этого, — омега грустно усмехается уголком губ. — Чувствовал себя какой-то резиновой куклой для извращенцев. Киму хочется пробить себе лоб от чужих слов. Потому что причинял боль парню, сам того не ведая. — Ты был точно таким же, и я стал вымещать свою злость на тебе, затеяв не самую лучшую игру. И вот, к чему она нас привела? Парень смотрит своими пустыми, грустными глазами, на дне которых мелкие окровавленные осколки. Он не скрывает своих эмоций и чувств под масками, под лукавой улыбкой. Он просто обнажается перед этим мужчиной. Он устал бороться с тягой к нему, устал врать себе и своему зверю. Контролировать ситуацию больше не получается, поэтому он просто пускает все на самотек. Мужчина осторожно берет его руки в свои и мягко прижимается губами к нежной коже, покрывает поцелуями ладони, запястья, пальцы. Ему хочется прижать к себе этого парнишку, обнять руками и ногами и не отпускать. — Прости меня, — шепчет между трепетными поцелуями альфа, не в силах оторвать губ от кожи, сладко пахнущей спелым апельсином, ромашкой и розмарином. — Прости меня, малыш, — словно в бреду шепчет Намджун. Он не может перестать извиняться. И пусть слова — это всего лишь звук, пусть даже самые искренние, но сейчас это все, что ему позволено. У Чимина щеки краснеют. Чужие прикосновения разливаются теплом по телу, доходят до самого сердца, согревая его, заставляя испытывать смущение. Потому что слишком нежно. Слишком трогательно. Ким поднимает взгляд и смотрит на омегу, в шоколадные глаза, которые в темноте кажутся совсем черными, будто тьма поглотила их. Но Намджун не боится тьмы. Он с ней под руку идет всю свою жизнь, поэтому и тянется к парню, оставляя легкий поцелуй на щеке и крепко его обнимая. Они сидят вот так просто еще какое-то время, пока Чимин не начинает клевать носом. Намджун отводит их обратно к машине и они уезжают. Когда Чимин поднимается по лестнице на третий этаж своей квартиры, когда отпирает дверь и проходит внутрь, за окном небо окрашивается ярко-алыми полосами скорого рассвета. Омега падает прямо в одежде, с тем самым пледом на плечах, на свою постель, упираясь взглядом в потолок и просто пытаясь обдумать сегодняшний вечер, хотя, вернее было бы сказать, ночь. На ладонях фантомно горят следы чужой нежности, а щеки пылают от смущения. Пак накрывает лицо маленькой подушкой и тихо, судорожно выдыхает. За окном все также восходит солнце, а в небольшой квартирке маленький омега осознает, что ушел с головой в свой личный океан. Гробовая тишина комнаты стала свидетелем признания, беззвучно слетевшего с пухлых розовых губ, на которых медленно расцветала влюбленная улыбка. — Черт, и все же я проиграл, Ким Намджун. Но не радуйся, потому что ты - тоже.