×××
Чонгук не спеша, отстукивая каблуками оксфордов по гранитной плитке, идет по коридору. Там, возле малого зала переговоров стоит Минхек, нервно постукивать носком лакированных туфель по полу, а рядом с ним — Хосок. Его брат, как и ожидалось, в черных джинсах и серой рубашке. Вместо лакированных туфель — черные низкие конверсы. Этот человек наверное, даже в гроб ляжет в джинсах. Терпеть он не может все эти костюмы. Его сложно заставить надеть его хотя бы на мероприятие. Альфа на это лишь усмехается. Минхек, завидев Чона, резко отталкивается от стены, на которую до этого опирался спиной, и направляется к младшему. — Наконец-то. Я думал, ты уже и не придешь. — мужчина выдыхает облегченно. Он жутко раздражен. Они попали не в самую лучшую ситуацию. — Черт. Я даже не знаю, что теперь делать. Ли устало трет лоб пальцами, снова нервно выдыхая. Чонгук лишь слегка усмехается уголком губ. Он долго думал, что делать. О выдаче настоящего убийцы и речи не шло. Чонгук ни за что на свете так не сделает. Он даже не может пытаться доказывать то, что это не его люди убили Чанеля. Сынхо тогда сам станет искать убийцу, и Чонгук уверен, что он выйдет на Тэхена. Он умный и недооценивать его будет большой ошибкой. Остается один единственный вариант. Он не самый лучший. И неизвестно, к чему в итоге все это приведет. Потому что резня между кланами никогда не заканчивалась чем-то хорошим. Да, кто-то выходил победителем из войны между ними. Вот только какой ценой? Тем более, учитывая, что у Ли преимущество в количестве. Он слишком много собрал людей вокруг себя. Среди них много уличной школоты из бедных районов, которые ничерта не умеют и не знают что такое тактика. И только в этом у Чонгука преимущество. Количеством они никогда не добьют, даже учитывая то, что клан Ким, над которым клан Чон взял временное шефство, обязательно поможет как людьми, так и оружием, все равно останутся в меньшинстве. Их бойцы превосходят многие кланы в своем профессионализме. И только на это Чонгук вынужден сделать ставку. — Не переживай ты так. В твоем возрасте нервничать вредно. — мужчина кладет руку на плечо своему наставнику и ободряюще усмехается, когда на чужом лице появляется недовольное, сердитое выражение. К ним подходит Хосок, который крутит в руках зажигалку. — Я нашел выход из этой проблемы. — Отлично. — подает голос Хосок, подкидывая зажигалку в воздухе и ловя второй рукой. Его голос становится ворчливым и недовольным. Он терпеть не может все эти собрания Советов и прочее. Но обязан быть на них, как правая главы клана. — По быстрому все закончим и я уеду из этого бесполезного Совета. — младший Чон засунув руку в карман брюк, отвел взгляд в сторону и сжал челюсти, заиграв желваками. Быстро, к сожалению не получится. Неизвестно, на сколько это все растянется. Это не осталось незамеченным. Минхек нахмурив брови всматривался в лицо альфы. Чужая серьезность и решительность не сулили ничего хорошего, поэтому Ли заметно напрягся, но старался сохранить непроницаемое лицо. Чонгук перевел на него тяжелый, но твердый взгляд. От него в груди Минхека. закопошилось что-то темное и неприятное. Кажется, то что они услышат в зале совета никому не понравится от слова совсем. Хосок тоже заприметил эти переглядки, сильнее сжав в руке зажигалку, но продолжил говорить. — Нет, ну правда, нахрен он нужен, если любого здесь можно купить? Совет должен быть неприкосновенным и непредвзятым. А тут каждый будет защищать любого больного ублюдка, у кого есть куча бумажек. — Поосторожнее со словами. — холодно кинул Минхек, не отводя хмурого взгляда от главы клана. «Только не говори, что ты развяжешь войну. Ты правда пойдешь на это?» — читался немой вопрос в его глазах. «Да. Именно это я и хочу сделать.» — отвечал уверенный взгляд Чонгука. — Да пусть слышат. Мне плевать. Я всего лишь озвучиваю факты. — хмыкает старший Чон, резким движением колесика зажигалки заставлляя оранжевый огонек появиться и потухнуть, спустя пару секунд. — Хватит болтать. Пошлите. — Чонгук идет вперёд, несильно толкнув плечами обоих мужчин, призывая их идти за собой. Хосок хмурит брови и кидает взгляд на Минхека, который лишь поджимает губы и первым следует за вервольфом. Хосок убирает зажигалку в карман джинс. Кажется, не скоро он сможет выкурить сигарету, что в последнее время слишком часто стала появляться в его длинных, мозолистых пальцах. Чонгук открывает двери и проходит в малый зал переговоров. Он выглядит как обычный, просторный кабинет. Посередине стоял длинный стол в виде буквы "Т", светлые стены, бежевого оттенка, белоснежный потолок, дорогой паркет на полу из темного дерева. Вся немногочисленная мебель в виде кресел для участников, стульев для их помощников, два длинных дивана и кофейный столик — все было в минималистичном стиле. Стоило главе клана Чон появится в дверях, как все присутствующие перевели взгляды на него, прервав свой оживленный разговор. В зале, на удивление, сидели пятеро. Трое главных членов Совета и Сынхо с одним из своих помощников, который временно заменяет Чанеля. — А вот и вторая сторона конфликта. Опаздываете, господин Чон. — презрительно хмыкает Пак Соджун. Альфа среднего возраста, с круглым лицом, маленькими, как у свиньи глазами, крупным носом и тонкими губами. Самый омерзительный и продажный человек во всем совете. Тем не менее, пусть и официально у Совета нет главы, но неофициально именно слово этого борова является последним и главным. — Задерживаюсь. — так же презрительно кидает Чонгук Соджуну, даже не скрывая своего отвращения к нему. — Рад вас приветствовать, госпожа Мидзаки. Альфа кланяясь женщине в строгом костюме цвета бургундского вина. Приталенный пиджак и длинная юбка карандаш обтягивающая стройные длинные ноги отлично демонстрировали точеную фигуру. Пусть женщине чуть больше пятидесяти, но на вид не дашь больше тридцати. Ятоку Мидзаки — единственная женщина в совете, к чьим словам тоже прислушиваются, и чьего холодного взгляда многие опасаются. И правильно делают. Эта женщина — бывшая глава крупного японского клана. Она славилась своей жестокостью и непреклонностью. Ее клан был одним из сильнейших лет пятнадцать назад, пока несколько других кланов не разбили его в пух и прах. Им всем надоела вседозволенность Ятоку, они объединились и уничтожили всех, кого смогли. Женщина успела сбежать вместе со своим единственным сыном в Корею, где ей предоставил защиту Совет, с условием, что она станет его членом. С самого начала ее приняли к себе только из-за ее известности, чтобы укрепить свою влиятельность. Никто не собирался делать ее главой, но Кровожадная Ятоку, как ее прозвали в народе и среди других кланов, добилась этого благодаря собственным силам и упертости. Она – одна из немногих, кто действительно непредвзято относится ко всем. Но тем не менее, ее влияние, мнение по поводу различных аспектов жизни кланов умело ограничивается влиянием Соджуна, который не позволяет многим сотрудникам поддерживать ее. Ятоку Мидзаки лишь молча кивает главе клана Чон, как всегда с каменным выражением лица и холодной уверенностью в глазах. Чонгук протягивает ладонь для рукопожатия третьего, самого молодого, относительно ко всем остальным, человеку в Совете — Лу Ханю. Этот тридцатилетний альфа единственный, кого Чонгук уважает из всего этого змеиного логова. Он приехал из Китая с родителями еще в трехлетнем возрасте, отец его, Лу Юэ, был офицером полиции по борьбе среди кланов. Он старательно регулировал их конфликты между собой, и не приветствовал методов действий глав кланов. После того, как его уволили, он переехал в Корею, где его взяли в Совет, как специалиста в подобных делах. Лу Юэ славился своей неподкупностью и справедливым чувством долга, поэтому его много кто уважал, а много кто и ненавидел. После смерти Лу Юэ от сердечного приступа, его место занял Лу Хань, который полностью продолжил политику действий своего отца. И Чонгук уважал его за твёрдость характера, честность и порядочность. Лу Хань сжал его ладонь в крепком рукопожатии и кивнул головой, в знак уважения. Альфа садится за стол напротив Ли Сынхо и лишь смотрит на него тяжелым, убийственно–стальным взглядом. Если долго смотреть ему в глаза, пылающие угрозой, можно увидеть, как черные липкие лапы кромешной тьмы разрывают твое отражение на части, зловеще смеясь, и деспочтично ухмыляясь. Сынхо стало не по себе, но виду он не подал, лишь надменно хмыкнул, сохранив взгляд, полный черной ненависти и необузданной злости. Минхек и Хосок тоже поздоровались со всеми, повторив приветствия за своим главой. Минхек сел по левую сторону от Чонгука. Хосок остался стоять за их спинами, словно грозовая туча, испепеляя взглядом Сынхо и его помощника. — Итак, господин Чон, — Суджон не ходит вокруг да около, и достает из ящика стола кинжал с засохшей кровью на лезвии и гравировкой волчьей морды. Точь-в-точь, как герб их клана. — Вам знакомо оружие, которое было найдено на месте преступления или гравировка на нем? Лу Хань подносит руку к лицу и устало трет пальцами лоб, раздраженно поджав губы. И даже Ятоку Мидзаки, которая всегда сдержана в проявлении эмоций недовольно дернула уголком губ, накрашенных матовой алой помадой. Все прекрасно знают о том, что Суджон бывший следователь, которого не особо сильно ценили свои же коллеги. Тем не менее, он всегда кичился этим и очень любил устраивать такие бесполезные нудные «допросы», вместо того, чтобы нормально обговорить без всей этой фальши и игры. Потому что каждый знает, что строить из себя строгого судью, бесполезно. Каждый человек в каждом клане прекрасно знает истинное лицо этого жирного хряка, который в свои шестьдесят три года любитель брать взятки, пить до потери памяти, баловаться наркотой, вдыхая белоснежные дорожки, а потом трахать молоденьких мальчиков, которые едва достигли возраста согласия. Любой бы удивился, почему же его давно не выгнали свои же коллеги? Все очень просто. Пока это подобие человека занимает выгодное положение и будет оправдывать любого конченого ублюдка, которому неведомо слово «мораль» и куча нулей на счете в банке, он так и будет сидеть. — Знакомо. — холодно отвечает Чонгук. Он возвращает свой жесткий взгляд с не скрытой угрозой, на Сынхо. Ли сжимает челюсть, от чего на его лице напрягаются мышцы. — То есть, вы хотите сказать, что видели раньше это оружие? — продолжает Суджон, с ядовитой ухмылкой. — Давайте без всей этой ерунды. — звучит раздраженный голос со стороны. Лу Хань не выдерживает. Он просто не сможет сидеть и терпеть этих пустых разглагольствований. Ситуация и так очень напряженная. — Господин Чон, — произнес Хань ровным тоном, не обращая никакого внимания на возмущенное выражение лица Суджона и не предоставляя ему возможности вставить слова. Госпожа Миядзаки прикрыла веки на секунду от облегчения. — Ситуация сейчас очень напряженная. Произошедшее не могло быть незамеченным вышестоящими органами, и на нас теперь давит правительство, требуя полного урегулирования конфликта. Поэтому я хочу услышать о том, как действительно обстоит дело. В воздухе витало густое напряжение. Все выжидающе взглянули на главу клана Чон, и чуть ли не затаив дыхание ждал его ответа. Чонгук лишь смерил всех тяжелым взглядом. Его руки были сцеплены в замок и лежали на столе. Минхек нервно заиграл желваками и сжал кулаки под столом. Хосок тоже внимательно следил за братом, изредка кидая взгляд на Сынхо. — В мои планы не входило долго здесь находиться, — вервольф обыденно взглянул на наручные часы, проверяя время и снова поднял холодный, пронизывающий до костей взгляд на всех присутствующих. — Поэтому я скажу один единственный раз. Связано ли убийство Пак Чанеля и действия людей моего клана? Да связано. Это я отдал приказ прикончить его. Хосок свел брови на переносице, стараясь сдержать полный шока взгляд на брата. Он никак не ожидал, что Чонгук примет именно такое решение. Минхек лишь обреченно коротко вздохнул. Он так и думал. Ятоку Мидзаки, тоже была удивлена и даже не скрывала этого. Суджон готов был взорваться от злости и негодования, и только Лу Хань сохранял непроницаемое лицо. Ли Сынхо не был особо удивлён. Хотя то, что Чонгук признал открытое объявление войны, было неожиданным. Однако, Ли предусмотрел такой вариант. Уже давно было ясно, что все их мелкие стычки обязательно перейдут в нечто большее, опасное и разрушительное. Потому что война среди кланов жестока, соткана из крови, пороха и горы трупов. Иначе быть не может, и Сынхо давно был готов к этому. — Ни о каком урегулировании конфликта речи не может идти. — жестко отрезает альфа, обрубает на корню все возражения и восклицания. Чонгук встает со своего места, со скрежетом отодвигая кресло. — Я слишком долго терпел то, что Ли Сынхо творит всякое дерьмо, а вы закрываете глаза на это, когда вам на счет приходят крупные суммы. Он нарушил атмосферу, которую такие кланы Чон, Ким, Хван, Чхве, Пэк, Сон, Ри, Чан и Ан, имеющие долгую историю старательно выстраивали кирпич за кирпичом и натягивая цепи у своих псов, что постоянно рвались в бой. Вы позволили Сынхо нарушить мир, который наши отцы и деды заключили, во избежание кровавых распрей. Вы в этом виноваты. Я не намерен так просто с этим мириться и не собираюсь больше подчиняться и слушать вас. Достаточно. Если вы будете мне препятствовать, я доберусь до вас, не сомневайтесь. — его голосом можно было сталь резать, а от тона позвоночник обжигало холодом. В чужих глазах, затопленных ядовитой, кипящей тьмой можно было увидеть саму Смерть, которая шепотом обещала долгие адские муки. Альфа направился к выходу. Не обращая внимания на возмущенные крики Соджуна о том, что он не имеет права оскорблять честь и достоинство Совета. Смешно это слышать от человека, который не знает что это такое. Хосок и Минхек молча вышли за главой клана. Двери с грохотом закрылись.×××
Чимин медленно поднимает опухшие от долгого сна веки. На двухспальной кровати все простыни смяты, насквозь пропитаны его запахом — апельсин, розмарин и ромашка, к которому еле заметно примешался острый запах корицы. Намджун. Черт. Течка почти закончилась, и сейчас, когда разум омеги не затянут густым туманом желания, осознание, словно самый неожиданный ливень среди засухи обрушивается на хрупкие плечи. В голове пролетают моменты, когда Пак сам, первый потянулся к старшему, откровенно предлагая себя. Чимин сжимает губы в тонкую полоску, а ладонь с тихим шлепком приземляется на влажный лоб. Хочется с разбегу стукнуться головой о стену, лишь бы избежать этого зудящего чувства сожаления и неловкости в груди. Черт. Черт. Черт. Черт. Сейчас Паку не хватит слов выразить свою благодарность старшему за сохранение трезвости ума. Потому что если бы Ким поддался бы на его уговоры и поцелуи, было бы хуже. Намного. Чимин садится на постели, придерживая тонкую простынь, которой был укрыт на груди, и слегка морщится. Потому что кожа на промежности раздражена, не критично но все же. Особенно между двух половинок. Это не причиняет боли, скорее неприятный дискомфорт. Еще бы, учитывая то, сколько раз пальцы старшего заставляли дрожать от удовольствия, сжиматься вокруг них, и пытаться насадиться глубже, потому что мало. — Черт. — тихо выдыхает омега, кусая нижнюю губу и сводя колени вместе. Вервольф снова откидывается на подушки. Мученически простонав. Возбуждение снова нарастает. Не так, как днем раньше, но все же ощутимо. И Пак ненавидит себя за то, что вжимается носом в подушку, в которую сильнее всего впитался запах Кима, а руку спуститься ниже, под тонкую простынь, чтобы несильно сжать вновь вставший член. Пак прикрывает веки, вспоминая большие, горячие, но суховатые ладони, что нежно касались каждого сантиметра его кожи, ласкали, заставляя кусать губы до крови. Боже. Омега водит рукой по члену, сбито дыша и несильно сжимая плоть, чтобы не раздражать чувствительную кожу еще сильнее, хочется ввести в себя пальцы, желательно три, и желательно не свои, но вервольф с огромным усилием заставляет себя отбросить эту мысль куда подальше, иначе он окончательно проиграет. Если уже не проиграл. Чимин ускоряет движения рукой, тихо постанывая в подушку и сильнее впиваясь зубами в нижнюю губу. Электрический разряд прокатывается по ногам, стоит ладони сильнее сжать головку, а низ живота сводит от тяжести узелка, который с каждой минутой туже затягивается, норовя лопнуть. Омега в последний раз с силой сжимает плоть, кончая и пачкая руку своей же спермой. Напряжение сходит на нет, даря послеоргазменную слабость и легкость каждой мышце. Пак вытирает руку о простынь и снова садится на постели, позволяя ткани сползти с плеч и груди, обнажив стройный торс. Парень выдыхает устало и скользит невидящим взглядом по комнате. Как же так получилось, что он сейчас в доме человека, который неимоверно его раздражает? Как так вышло, раз он сам готов был преподнести всего себя этому альфе, который чуть его не изнасиловал, напугав до чертиков, в приступе ярости? «Ты мне не безразличен. И я готов признать это и сказать об этом тебе.» — это слова самого Намджуна. Пак помнит их очень четко и громко, даже учитывая, что его мозг совсем отказывался в тот момент работать. От воспоминаний теплеет в груди, и робкая, застенчивая улыбка просится на лицо, вот только... Сомнение не позволяет этому чувству, этой непонятной эйфории охватить все, проникнуть дальше, глубже. Он сомневался, что все это было сказано, лишь бы успокоить его. Сомневался в искренности Кима. А еще, жуткое ощущение, что все это неправильно, что не бывает так просто, огромным червем ползает где-то в груди, расковыривая дыры. Поток его мыслей прерывает Намджун, который без стука заходит в комнату. Альфа на пару секунд тормозит на пороге. Он не ожидал, что омега проснется. Его обнаженный торс и растрепанные серебристые пряди, торчащие во все стороны. Такой уютный и домашний. В памяти невольно всплывают моменты, когда он был мягким и податливым, когда млел от малейшего касания. Ким встряхивает головой, стараясь выкинуть эти мысли из головы. Не сейчас. Он запрячет эти воспоминания глубоко в памяти, и будет изредка доставать и наслаждаться. Но сейчас он проходит в комнату и подходит к кровати. — Оу, ты проснулся. — говорит очевидное Намджун, приподнимая уголки губ в спокойной улыбке и присаживаясь на край постели рядом с мальчишкой. Странно. Ким ожидал, что Чимин после того, как течка пройдет будет сторониться его, испытывая неловкость, но он спокойно сидит с обнаженным торсом и даже не пытается прикрыться или хотя бы отвернуться. Это настораживает. И пусть мужчина старается этого не показывать снаружи, но внутри он нахмурил брови и следит внимательно за парнем.— Как ты? — Намджун. — тихо и сухо, с хрипотцой. И не «господин Ким», не на «Вы». А именно «Намджун». Чимин не смотрит на старшего. Просто не хочет. Вопрос, который вертится на языке все утро, не дает покоя. Пак не понимает, он хочет задать его, но и нет. Боится ответа. Поэтому вместо «Ты был честен, когда говорил об отношении ко мне?» так и не озвучивается. Вместо этого он бросает тихое и отчаянное, — Ты разобрался с дверью в моей квартире? — С замком? — Ким недоумевает, все же сводя брови на переносице. Он ожидал чего угодно: нежности, смущения, проклятий и обвинений; но никак не безразличия. Такого сухого и холодного. Но нет, омега не делал вид, что ничего не было. Скорее наоборот — что все было, но произошедшее не вызывает никаких чувств и эмоций, проведенные вместе два дня обесцениваются, словно для Пака это ровным счетом ничего не значит. У мужчины возникает противное чувство в груди, которое нарастает и распространяется по всему телу. Словно его использовали для удовлетворения своих желаний, а сейчас, когда он стал не нужен, можно просто развернуться и уйти. Альфа поджимает недовольно губы, когда внутри все липким слоем черного мазута покрывается. Хочется схватить мальчишку за плечи и встряхнуть хорошенько, чтобы голос стал теплее, чтобы взгляд мягче. Вот только Намджун не делает этого. Он просто незаметно отодвигается от омеги и отвечает совершенно ровным тоном. — Да, разобрался, все починили. Хочешь вернуться? «Нет. Скажи нет. Скажи, что останешься. » — Да. — сразу отвечает Пак. Ему удается на пару минут унять бурю в груди, которая разносит все внутренности. Поэтому он поднимает взгляд на мужчину. Холодный, твердый взгляд. — Хорошо. — слишком резко отвечает Ким. С чужим ответом в груди что-то с хрустом и звоном треснуло. Он, как дурак думал, что теперь они хотя бы на шаг станут ближе. Но нет. Чимин одним взглядом стер все нежные прикосновения и мягкие поцелуи. Он поднимается с постели, положив рядом с парнем небольшой тюбик с заживляющей мазью от раздражения кожи. — Возьми. Эта мазь хорошо помогает от раздражения кожи. — Пак понимает, что Ким имеет в виду, даже если он хотя бы косвенно не пытается на это указать. Мужчина лишь разворачивается и, не смотря на младшего, выходит, бросая напоследок, — Как соберешься домой — сообщи. Мой водитель тебя отвезет. Дверь с тихим, но заметным раздраженным хлопком закрывается за Кимом. А Пак судорожно выдыхает. Его плечи в миг опускаются, словно на них лежит стотонная гранитная плита. Хотя, так и есть. Плита негативных мыслей, гребанных сожалений и банального, но такого осязаемого страха. Страха, который вервольф ненавидит всей своей душой и её ненавидит свою слабость перед ним. Чимин не теряет времени. Он за два часа принимает душ, обработав раздраженную кожу, собирает свои вещи, которых оказалось не так много, а еще убирает постель, стягивая простыни с наволочками и закидывая их в стиральную машину, что стоит в ванной комнате. Омега знает, что у Кима есть люди для подобного, но ему не нравится мысль о том, что кто-то будет убирать постельное белье испачканное им и пропитанное их запахами. Он не нашел нового постельного белья, поэтому просто застелил кровать покрывалом. Чимин, накинув лямку рюкзака на плечо выходит из комнаты, тихо прикрывая дверь. В коридоре женщина лет сорока протирала пыль с рамы висящей на стене картины. — Извините, не подскажите, где Нам... господин Ким? — Чимин оговаривается, прикусив губу. Ему становится неловко и хочется провалиться под землю, когда женщина поворачивается к нему лицом и с доброй хитрой улыбкой, осматривает его с головы до ног. Словно оценивает. Выражение ее лица так и говорит: «А, так вот тот, с кем господин Ким провел два дня течки». — Он у себя в кабинете, милый. — ласково отвечает женщина кивнув на лестницу, ведущую на второй этаж пентхауса. — Второй этаж, по коридору и первая дверь слева. — Спасибо. — омега кланяется и быстро уходит, чувствуя взгляд женщины лопатками. Кончики его ушей краснеют, но он дергает головой, в попытке прикрыть их отросшими серыми прядями. Чимин поднимается на второй этаж и быстро находит кабинет Кима. Он стучит пару раз в дверь костяшками пальцев, а после не сильно приоткрывает ее, заглядывая внутрь. Намджун сидел за большим столом из темного дерева над какой-то папкой, листая ее. Стоило двери приоткрыться, как он поднимает взгляд на Пака, мнущегося на пороге кабинета. На нем была свободная белая рубашка, расстегнутая до груди, простые широкие серые брюки, а также очки в толстой черной оправе, но судя по тому, что они были сдвинуты на кончик носа, зрение у альфы отличалось на пару цифр в какую-нибудь из сторон от положенной нормы. — Ты уходишь? — задаёт очевидный вопрос Намджун, бросив недовольный, хмурый взгляд на парня поверх очков. Он все же думал, что парень останется. Успокоится и останется. — Да. — просто отвечает Пак, ровным, ничего не выражающим голосом. Он смотрит в чужие глаза с расстояния в несколько метров, и, возможно, ему почудилось, привиделось, но на дне темной пучины океана мелькнула горечь. — Постой. — мужчина потянулся за мобильным телефоном, набрал короткое сообщение своему водителю и снова положил гаджет на стол, заблокировав экран. — Мой водитель отвезет тебя домой. — Ладно. — омега кивает в знак подтверждения. Он бы, конечно, мог уехать на автобусе или такси, но толком не знает этого района, да и, если быть откровенным, ему не особо хотелось трястись в автобусе или сидеть и ждать, когда приедет такси. — Спасибо. — Не за что. — отвечает Намджун. Он крутит в пальцах авторучку, исподлобья поглядывая на мальчишку. Чимин поджал губы нервозно, и судорожно сжимал лямку рюкзака на плече до побеления костяшек. Он долго думал и собирался с силами, чтобы произнести следующие слова. — Спасибо тебе за мазь и, — Пак опустил взгляд на лакированный паркет, разглядывая древесные очертания. Ему было жутко неловко говорить о таком, но он счел нужным сказать об этом. Еле пересилил себя. Понимал, что если не скажет сейчас, не сможет сделать этого позже. — И спасибо за помощь, за эти два дня. — он так тихо это произносит, что Намджуну приходится напрячь слух чтобы разобрать его слова. Хотя, он уже понял их смысл еще до того, как слова вылетели из губ парня. Он видел смущение и неловкость, что клубились дымом вокруг омеги. Пак разворачивается и спешит покинуть кабинет, как альфа его окликает, резко поднявшись с кресла и обогнув рабочий стол. — Постой! Киму грудь сдавливает стальными обручами, когда он видит опущенные плечи парня. Он не хочет отпускать его так просто, он готов на коленях умолять его остаться, но понимает, что Чимин не согласится. Даже если он прикует его к батарее, даже если запрет в комнате и поставить решетки на окна. Да, он будет находиться рядом. Но только телом, а не сердцем. Он должен сам захотеть остаться, по своей воле. А для этого ему нужно обдумать, разобраться с собой и своими тараканами в голове. Мужчина в пару шагов сокращает расстояние между ними. Вервольф останавливается, но не оборачивается к старшему, боится. И туту нужно еще разобраться кого больше. Его или себя. Альфа осторожно берет его за плечи, не поворачивает к себе, решая не заставлять парня чувствовать себя более неловко, чем сейчас. Хотя, казалось бы, куда еще больше. Чимин чувствует чужие горячие руки на своих плечах и лишь закусывает нижнюю губу, надавливая зубами. Чтобы хоть как-то унять волнение, отвлечься от этого. Сердце безумно громко стучит в ушах, отбивая понятный только ему ритм, и Чимину кажется, что стоящие в паре сантиметрах от него альфа тоже его слышит. Он чувствует себя маленькой букашкой на чужой большой ладони, подобно тем насекомым, которых пристально рассматривают сквозь увеличительное стекло, чтобы после или отпустить, или оставить для своей коллекции. — Чимин, послушай, пожалуйста, — Ким понижает голос, склоняя голову ниже. Он невесомо касается пушистых волос парня на затылке носом, украдкой набирая в легкие этот запах, позволяя ему забиться в альвеолы и стать его кислородом. — Я говорил это уже, но скажу еще раз. Ты мне не безразличен. — у Пака, кажется, сердце останавливается на пару секунд, а затем снова начинает отбивать ритм быстрее прежнего. — Я признаю это перед собой, я признаюсь в этом тебе, и пожалуйста, поверь в мою искренность. — мужчина не может сдержаться и осторожно скользит руками чуть ниже, на предплечья, ласково оглаживая кожу сквозь тонкую ткань футболки с длинными рукавами. А затем оставляет легкий поцелуй на пепельной макушке. — Я не прошу у тебя ответа прямо сейчас, понимаю, тебе нужно хорошо все обдумать. Но знай, я буду ждать. Я приму любое твое решение. — Хорошо. — тихо шепчет Пак, прикрывая веки. Голос отказывается звучать громче, противный ком встает в горле, мешая нормально вздохнуть. — Я подумаю. Чимин отстраняется от Намджуна и уходит. Быстро сворачивает к лестнице, спускаясь по ступенькам и преодолевая первый этаж. Он выходит из квартиры, хлопнув дверью, и прислоняется к ней спиной и затылком, выдыхая. Противный комок спускается куда-то вниз, к середине груди. Там боятся друг с другом здравый смысл и сердце. Его глупое, влюбленное сердце.×××
— Чонгук, мать твою, ты что творишь?! — Хосок хлопает дверью кабинета младшего брата, когда заходит последним. Минхек с непроницаемым лицом кладет свой портфель на стол и опирается руками о спинку кресла, прикрыв глаза. Он очерчивает скулы, сжав зубы. В отличие от Хосока, он держит себя в руках, понимая, что если младший Чон что-то задумал, то его решения уже ничто не поменяет. Хосок же наоборот, источает ярость вокруг себя, заставляя задыхаться от нее. Он становится у края стола, напротив Чонгука, который отвернулся к панорамному окну, скрестив руки на груди. — Чонгук?! Они вернулись в офис клана Чон сразу после совета. Все это время дикая злость и ярость плескались в крови Хосока, обжигая сосуды своим ядом. Он действительно не понимал, что произошло, и почему Чон принял такое решение. Нет, его бесило вовсе не то, что Чонгук объявил клану Ли войну, давно пора была поставить на место этого заносчивого ублюдка. Его бесило то, что младший ни с кем не обсудил этого, принял решение в одиночку, хотя раньше всегда обсуждал подобное с ним. — Я тебя слышал, Хосок. — с холодным спокойствием и твердостью сказал Чонгук. Он поворачивается к нему боком, поворачивая голову к мужчине, прожигая брата взглядом своих черных глаз. Он понимал, причину чужой ярости, но ненавидел, когда на него повышали голос, потому что предполагал, какие выводы сделает старший Чон. — Зачем ты сознался в убийстве Чанеля? — Хосок снижает тон голоса, и пытается взять свои эмоции под контроль. Криком ничего не решишь, он это знает. Однако, в его голове настойчиво вертится одна мысль, которая не дает ему покоя. Чонгук не отвечает, лишь кидая многозначительный взгляд на брата. — Из-за того мальчишки? — озвучивает свою догадку альфа, с презрением в голосе. Ему не нравится увлечение его брата этим мальчишкой. Он видит, как Чонгук носится с ним, и это пугает. — Тебя это не должно касаться! — грубо бросает Чонгук, снова отводя взгляд на картину города за панорамным окном. Да, Хосок никогда не заставлял усомниться в его догадливости. И иногда Чонгуку хочется, чтобы это было не так. Хосок издевательски усмехается, мол, понятно. Его глаза падают на бумаги различные письменные принадлежности на столе брата. — Что за мальчишка? — подает голос Минхек, который до этого молча наблюдал за их перепалкой с нахмуренными бровями. Еще не хватало, чтобы братья разругались на этой почве. — Кольцо которого ты принес. Он убил Чанеля. — ровным голосом произносит Чонгук, мысленно возвращаясь к омеге в его постели. К белоснежным локонам и острым плечам, обтянутыми песочной кожей. Хосок только открыл рот, хотел съязвить, но Минхек одарил его строгим взглядом, и мужчина сжал губы в тонкую полоску. — Ясно. И зачем ты его покрываешь? — Ли переключает свое внимание снова на Чонгука. Не может быть все так просто. Здесь есть что-то глубже и серьезнее. Чон прикрывает веки на пару секунд, а затем снова поднимает их, твердым взглядом одаривая своего наставника. — Он мой истинный. — отвечает. Хосок удивленно смотрит на младшего, опуская руки. Кажется, именно этого он и боялся. Что все слишком серьезно, чем кажется на самом деле. А Минхек лишь понимающе приподнимает уголок губ. Он так и думал. Чонгук между тем продолжает, — Не мог же я его сдать. Мало того, даже если бы я сказал, что это не мы, то Сынхо не успокоился бы. Он умный, и рано или поздно вышел бы на Тэхена. Поэтому единственным выходом было признать убийство, объявив войну. Минхек подходит к Чонгуку и кладет руку на его плечо, выражая свою молчаливую поддержку. А Хосок лишь понимающе поджимает губы. Потому что сам знает, какого это, когда тянет невозможно сильно. Отличие лишь в том, что у Чонгука есть возможность находится рядом со своим магнитом, и их связь легко объясняется редкой в их времена истинностью. А вот старший альфа мучается от невозможности быть рядом, и от непонимания, почему его зверь готов на копья грудью прыгнуть, последовав за запахом сирени и жасмина. — Извини, Чонгук. — извиняется старший Чон, потухшим голосом, за то что вспылил ранее. Теперь его совесть грызет. — Дела сердечные и истинный, это все хорошо, но у нас есть сейчас задачи посерьезнее. — произносит Минхек, возвращаясь к своему месту и отодвигая кресло. Он видит то, что напряжение в воздухе растет. Чонгук явно не намерен это обсуждать, а Хосок тоже по непонятной причине сникает. Вся его ярость сходит на нет. — Киму кто-нибудь сообщил, о произошедшем? — Да. Он скоро будет здесь. — отвечает Чонгук, присаживаясь в свое кресло и отвлекаясь от мыслей о Тэхене. — В какой-то степени, это даже хорошо, что войну объявили сейчас мы. Сынхо потратил достаточно ресурсов и своих сил на набеги по нашим точкам, следовательно, сейчас он слабее. — задумчиво произносит Хосок, переключая свое внимание от тянущей боли в груди на дела клана. Это всегда было отличным способом отвлечься. Он садится в кресло и откидывается на спинку, поджимая губы. — Сделай мы это позже, Ли успел бы собрать новых сил и людей. — Тем не менее, у него количество людей больше нашего. — замечает Минсок, соглашаясь с Хосоком, но в то же время пытаясь сказать, что им не стоит недооценивать врага. — И кто у него в этом колличестве? Уличная шпана, которые оружие толком держать не умеют. — язвительно усмехается Хосок. Он нередко принимал личное участие во время стычек с людьми Ли, знает их повадки и манеру борьбы. Дверь в кабинет без стука раскрывается, впуская Намджуна. Он хмурый, словно туча, а в его глазах океан разбушевался. Проходит быстрым шагом к столу и садится в кресло рядом с Хосоком. — А теперь я жду разъяснений. Почему я узнаю о твоем решении только после того, как ты объявил войну Сынхо? — даже не здороваясь ни с кем, раздраженно произносит Ким, впиваясь взглядом в главу клана Чон. Сразу после уезда Чимина ему Чонгук написал сообщение, в котором было всего две строчки: «Клан Чон объявил клану Ли войну.» а следом «Срочно приезжай в офис». И Ким, поспешил сразу в офис, наспех переодевшись и зачесав волосы к затылку с помощью тонны средства для укладки. Хорошо, что он хотя бы запаха не имеет. — Что вообще происходит? Хосок хмурит брови и наклоняется ближе к Киму, принюхиваясь. Минхек на это вопросительно приподнимает бровь, но молчит. — Ну может, если бы ты не с омегой проводил время, а появлялся бы здесь, то знал бы. — усмехается хитро Хосок, возвращая тело в прежнее положение. Губы дрогают в ухмылке, а в груди зверь мечется, воет протяжно, скулит от одиночества. Однако, он лишь отводит взгляд в сторону, чтобы никто не мог прочитать пустоту на дне чужих глаз. — Моя личная жизнь тебя не касается! — резко бросает Намджун грубым тоном, предостерегающе взглянув на старшего Чона. Уж что, а это он точно ни с кем не собирается обсуждать, и никому не позволит лезть в это. — Воу, полегче. — Чон поднимает руки в воздух, мол, я безоружен, и лишь снова усмехается, только не так уж и радостно. Он ловит хмурый взгляд Минхека и решает на сегодня закрыть свой рот, чтобы не нарваться на что-то неприятное. Хосок бросает тихое, — Да ладно тебе, апельсин с корицей неплохо сочетается. Это так, к слову. — Так, мы кажется о делах пришли разговаривать, а не о своих пассиях. — напоминает всем Минхек, одарив каждого хмурым взглядом, задержав его чуть дольше на Хосоке, чем на остальных. Минхек долгое время был связан с этой семьей, чтобы не знать повадок и привычек каждого из братьев. Он видит, на глубине глаз старшего Чона осколки чего-то. И это заставляет волноваться. Он знает этих парней с детства, и был вторым человеком, который хорошо относился к Хосоку. Да, они достаточно редко виделись, но все же. — Минхек прав. — Чонгук придвигается ближе к столу, чуть наклоняясь и поднимая взгляд на Кима.ю, с серьезностью и присущей ему холодностью отвечает. — Я скажу одно — мы сегодня на заседании Совета по убийству Чанеля, взяли вину на наш клан, тем самым объявив войну клану Ли. Понимаю, что вы удивлены этим, но это нужно было сделать. — альфа делает небольшую паузу и смотрит в глаза каждому, словно проверяет, насколько его поняли, показывает твердость своего решения. Хосок с Минхеком лишь молча соглашаются с ним. Намджун слегка хмурит темные брови, поджав губы, в его взгляде читается недовольство, но вслух он его не высказывает. Чонгук расценивает молчание за согласие и продолжает, — Ли стал переходить все границы, не считается с принципами, которыми мы руководствуемся, взаимодействуя с другими кланами и рушит тот мир, которые мы старательно выстроили. Поэтому я принял такое решение. Осуждать его и упрекать меня, уже нет времени. Сейчас нам нужно сосредоточиться на борьбе с Сынхо. — Какой план? — сразу переходит к делу Хосок, выпрямляясь и ближе двигаясь к столу. В его глазах загорается интерес, и он старательно гонит лишние мысли прочь, сосредотачиваясь на работе. — Я еще вчера приказал усилить охрану и увеличить количество человек на каждом нашем объекте. — Чонгук тянется за смартфоном, что лежит рядом и снимает блокировку, нажимая на иконку "Сообщения". Там в первых двух строчках короткий доклад от главы его охраны и командира их отрядов. Хосок задумывается над тем, когда это его братец успел? — Они должны присылать мне отчеты каждый час. Плюсом, приказал всем нашим людям быть в полной боевой готовности, чтобы могли по зову прибыть в любую точку города в кратчайшее время. — Что на объектах в других городах? — Минхек согласно кивает на слова Чонгука, мысленно усмехаясь. Потому что Чонгук все продумал заранее и быстро привел все их отряды в полную боевую готовность. И он уверен, что это было сделано за пару часов. В такие моменты он испытывал гордость за этого мужчину. Было время, когда он помнил его совсем ребенком, которому пришлось быстро отложить видеоигры и учебу в школе, чтобы заняться делами клана, в то время, как его отец умотал с каким-то омегой на Бали или Мальдивы. Ли старательно учил парнишку, потому что понимал, что представлять клан он долго не сможет. Честно говоря, Минхек и не знает где сейчас Чон Богом. Хотя уверен, что Чонгук поддерживает с ним связь. — С ними все не совсем просто, да, охрана там усиленная, но не могу послать туда ни один наш отряд. Я не знаю, сколько человек потребуется для защиты крупных объектов, здесь в столице и в пригородах. — мужчина поджимает губы. У него было не так много времени чтобы обдумать все и грамотно выставить оборону. Снова речь о том, что людей у них меньше. — Я подтяну всех своих людей. Можем послать часть на ваши объекты, часть на мои. — задумчиво произносит Намджун. Он внимательно следил за разговором, параллельно стараясь предугадать ход дальнейших событий. — Хорошая идея. — соглашается Чонгук, кивнув головой. Он рад, что в его команде такой человек, как Ким. Несмотря на то, что он всеми силами пытался не вмешиваться в поставки и реализацию наркотиков, торговлю оружием, что, в основном, входило в бизнес многих кланов в Корее, занимаясь игорными домами, сетью элитных ресторанов и дорогими клубами, а также разными выставками и прочим, связанным с искусством, он из-за Сынхо был вынужден вмешаться во все это дерьмо. Но Чонгук знает точно — раз Ким пришел именно к нему, значит не предаст и не уйдет так просто. А будет биться с ним плечо к плечу до конца. — Знаете, я сейчас размышлял о том, что будет делать Сынхо. Я имею в виду, куда он нападёт в первую очередь. Вряд ли он будет сидеть и дожидаться, когда мы вложимся к нему в дом, и постарается сделать это первым. — Хосок обводит взглядом всех мужчин, а затем останавливает свой взгляд на Чонгуке. — Зная подлость этого человека, можно предположить, что скорее всего он нападет в первую очередь именно на склады в других городах. Это логично, что в первую очередь будут защищать самое крупное. — старший Чон достает с кармана пачку сигарет с зажигалкой, но заметив недовольный и возражающий взгляд младшего, убирает их назад, закатив глаза. — Я это к тому, что судя по тому, что Ли собирал к себе в клан всякий уличный сброд, скорее всего в других городах людей у него больше. Поэтому, я уверен процентов на девяносто, что он нападет на них. В кабинете повисает тишина. Каждый обдумывает слова Хосока, соглашаясь с ним. Это было логично, учитывая, что прошлые набеги на их мелкие точки были совершены по большей части в других городах. — Но мы не можем бросить туда все силы. — хмуро замечает Минхек. Логика логикой, но войну–то начали они, а не Сынхо. И сидеть и ждать когда он на них нападет глупо и странно. — Мы не должны сидеть и ждать, когда Ли первый сделает шаг. А учитывая его злость из-за убийства Чанеля, он сделает это как можно скорее. Чонгук откидывается на спинку кресла и задумчиво разглядывает противоположную стену. Где же взять столько людей? Чтобы и на охрану объектов хватило, и на нападение на Ли. — У меня есть некоторые заведения в других странах. Япония, Китай. — произносит Намджун. — Я могу всех людей снять, и приказать лететь сюда. Основной мой бизнес здесь, в Корее, поэтому если мои объекты заберут другие кланы, то не думаю, что многое потеряю. Это еще примерно половина тех, кто здесь находится. — Ты уверен? — Чонгук приподнимает бровь. Он знает, что иметь частички своего бизнеса в других странах очень сложно. Там местные кланы все время пытаются подмять их под себя, или вовсе отнять. Никто не любит, когда на его территорию вторгаются иностранцы. Поэтому объекты и заведения в других странах требуют большей охраны, чем на родине. У Чонгука нет в других странах своих объектов. Ему и своей страны хватало. — Все равно, в последнее время меня сильнее пытаются выгнать с их территорий. — Ким пожимает плечами. Мол, ничего страшного. Подумаешь. Хотя на самом деле предложить такой вариант было сложно. Он лишится и некоторого влияния в соседних странах, а также удачных контрактов о сотрудничестве. — Спасибо. — искренне благодарит его Чонгук, слабо приподнимая уголки губ. Затем он вызывает по телефону к себе секретаря, и просит его принести с офиса на нижних этажах доску и проектор. Когда все оказывается у него в кабинете, Чонгук быстро выводит на доску с помощью проектора, подключённого к ноутбуку, карту страны с отмеченными точками в разных городах. Их было много, и они были разных цветов. — Каждая точка — это объекты кланов по всей нашей стране. У каждого клана свой цвет, но нам, в первую очередь нужны мы и Сынхо. — альфа склоняется над компьютером и что-то быстро нажимает, и на карте множество разноцветных точек испаряются. Остаются лишь точки красного и черного цвета. — Наш черный цвет. У Сынхо красный. — Как я и предполагал, у него больше объектов в других городах. — хмыкает Хосок, внимательно разглядывая карту. — Он еще толком не добрался до столицы Здесь его пока успешно удерживают другие кланы. — добавляет Минхек, объясняя ситуацию, тоже внимательно изучая карту. — Итак, у нас есть пара часов на то, чтобы разработать план действий. Мы должны поторопиться, но тщательно все продумать. — Чонгук кидает взгляд на настенные часы. Уже два часа дня. И у него есть не так много времени на обсуждение дел. В его доме, в его постели сидит сейчас беловолосый мальчишка, закутавшись в одеяло и забившись в угол. И он обещал, что вернется к вечеру, и они поговорят. Поэтому он максимально концентрируется на задачи, что сейчас стоит перед ними, намереваясь решить ее. И все подбираются, сосредотачиваясь, чтобы как следует все изучить и обдумать. — Какие предложения?×××
Черный мерседес мягко шуршит колесами по выстланной природным серым камнем площадки перед особняком. Свет его фар разгоняет сумерки. На ясном небе зажглись первые звезды, а серебристый месяц показался из-за горизонта. Чонгук бросает машину во дворе, выбираясь из салона и отдавая ключи смотрителю его гаража. После долгих переговоров и обсуждений дальнейших планов действий, хочется просто позволить усталости взять верх над собой, принять расслабляющую ванну, и завалиться в постель, зарывшись носом в белоснежные пряди. Вот только ему предстоят еще одни переговоры. И они будут важнее всего, в этом сраном мире. Альфа вылезает из салона автомобиля и не спеша поднимается по ступеням широкого крыльца. Одну створку дверей открывает бета средних лет. После побега Тэхена, Чонгук, вернувшийся домой в более спокойном состоянии, оставил управляющего дома, лишив за проступок месячной зарплаты. Остальных. Же, он уволил без зазрения совести. Бета уже долгое время работает у него, и ошибок и проступков не допускал, внимательно следя за своими подчиненными, поэтому было бы глупо выгнать этого человека. — Добрый вечер, господин Чон. — бета низко кланяется, приветствуя. Невооруженным взглядом видно, насколько он скован. От чужого тяжелого взгляда мурашки по телу бегут. — Добрый. — бесцветным тоном отвечает вервольф, проходя мимо. Остановившись у подножия лестницы, он оборачивается через плечо к мужчине. — Как Тэхен? — такое нежное имя, ставшее родным и дорогим сердцу за столь короткий срок, доставляет настоящее удовольствие произносить его. — Господин Ким не выходит из комнаты, но я отправлял повара, отнести ему обед. От ужина он отказался. — отвечает бета. Ему страшно смотреть в глаза главе клана Чон. Особенно после случившегося. Но он благодарен ему. Искренне. Потому что его мало того, что оставили в живых, так еще и позволили и дальше выполнять свою работу. — Хорошо. Свободен. — Чонгук отворачивается, поднимаясь по лестнице. Кажется, он даже слышит, как мужчина выдыхает облегченно. Уголок губ тянется в усмешке. Все считают его каким-то монстром. И все это из-за отца. Нет, он конечно, тоже бывает жесток, но он справедлив. Не пускает пулю в лоб повару, который пересолил еду. Да, был такой случай. Чонгук, будучи ребенком, отчетливо это запомнил. И слова отца о том, что: «За все ошибки нужно платить». Да, он согласен с этим, но плата должна быть равноценной поступку. Альфа останавливается у дверей своей спальни. Даже непривычно, что там, кто-то находится прямо сейчас. Никто никогда не задерживался в этой комнате дольше, чем на ночь. Очень необычное, щекотливое чувство. Но именно оно заставляет сердце биться чаще, зверя рваться из груди от радости. Мужчина нажимает на ручку и заходит в комнату. В нос сразу бросается сладкий, дурманящий запах сакуры и лилии, что пропитал воздух. Альфа заходит в комнату, осматривая ее на наличие парня. Пусто. Чонгук заглядывает в гардеробную и ванную, однако, и там нет никого. Альфа находит омегу на широком балконе. Он забрался на плетеное кресло с босыми ногами, щекой прижался к спинке, а руками обнимал плечи. На нем был надет простой костюм из бежевой футболки свободного кроя и точно таких же шорт. Белоснежные пряди в беспорядке мягко колыхались от легкого прохладного ветра. Веки омеги были прикрыты, но стоило Чону подойти ближе, как парень поднял их, взглянув на альфу. — Привет. — тихим голосом здоровается альфа, приподняв уголки губ и присев на соседнее кресло. Их разделял только невысокий плетеный столик. Хотелось бы поднять его на руки, прижать к себе сильно, но не сейчас. У них предстоит сложный разговор, вот только желания его начинать нет от слова совсем. — Привет. — негромко отзывается Тэхен, проводя языком по пересохшим губам. Его низкий голос слегка хрипит. И знаете, он соврет, если скажет, что не рад. Рад. Рад чужому приходу. Зверь в груди приподнимается на лапах, тянется к своему, ласки просит. Потому что здесь, в доме полном незнакомых людей он лишь отчетливее чувствует собственное одиночество. Ноги затекают от одного положения, в котором бакеноко провел около часа. Он опускает их вниз, вздрагивая незаметно, когда босые стопы касаются прохладного пола. — Я тебя разбудил? — спрашивает мужчина, бесцельно рассматривая освещенный фонарями задний двор с большим садом. Он откидывает голову на спинку кресла и вытягивает ноги, принимая расслабленную позу. Парень выглядит так подавленно. Словно по нему бульдозер проехал. Хотя, это и неудивительно. Альфа уверен в глубине души, что яркую улыбку этого мальчишки не скоро увидит. — Нет. Я не спал. — отвечает Ким, также невидяще блуждая взглядом по темно-синему небу, с маленькими серебристыми звездами, которых с каждой минутой становится больше. — Ты весь день просидел здесь, в этой комнате? — с легким укором спрашивает Чонгук. Он понимает, что парню нелегко, но пытается ненавязчиво сказать о том, что омега отныне не пленник, что он волен делать то, что по душе. — Здесь мне спокойнее. — короткий, но твердый ответ. Ким легко пожимает плечами, стараясь придать вид абсолютной нормальности, мол, все хорошо. Однако, на Чоне это никак не работает. Мужчина поднимается с кресла и подходит ближе к омеге, усаживаясь прямо на пол балкона, выложенный плиткой, у его ног, опираясь спиной о кресло. Голову альфа кладет на острые колени, прикрывая глаза. А омега напрягается, и удивленно приподнимает брови, не сводя взгляда с темной макушки. Это так непривычно, странно и неловко. — Что у тебя на душе, Тэ? — на выдохе произносит вервольф затравленно и тоскливо, что сердце омеги невольно колет от чувства вины. — Прошу тебя, расскажи, поговори со мной. — Чонгук касается кончиком носа нежной кожи на бедре мальчишки, вдыхает полюбившийся аромат, и оставляет пару легких поцелуев на коже, словно прощения вымаливает, словно своему богу поклоняется. — Мне больно видеть тебя таким. Тэхен молчит. Он все также смотрит на звездное небо, а уголок губ приподнимается в поломанной усмешке. У него нет ни капли желания отвечать или что-то объяснять. Но это нужно сделать. Иначе он доведет себя до психиатрической больницы. Потому что сидеть наедине со своими мыслями невыносимо. — Мне тоже больно. — дрогнувшим голосом отвечает бакеноко, кусая нижнюю губу. На глаза слезы наворачиваются, но это не приближающаяся истерика, нет. Он не собирается кричать, срывая горло. На это нет никаких сил. А Чон готов побитой собакой скулить, невыносимо ноет, скребется в груди. Там зверь с ума сходит, хочет к своему прорваться, защитить, спрятать за своей спиной, чтобы никто не добрался. Тэхен судорожно втягивает носом воздух и продолжает — Знаешь, после того, как Лиена не стало, я жил одной мыслью и целью — месть. Я хотел отомстить тем, кто издевался над ним, я хотел отомстить тем, кто убил его, лишив меня единственного родного человека. Я каждый день жил только этой мыслью. И вот, когда спустя двенадцать лет я убил первого из пятерых, знаешь что я почувствовал? — Тэхен усмехается саркастично, презрительно, с ненавистью. Потому что не было ничего хорошего в том что он сделал. — Нет не удовлетворение или облегчение, не радость от первого шага к достижению своей цели. Я почувствовал разочарование, отвращение к себе. Я, убил человека. Своими руками. — Тэхен снова замолкает, сглатывая мерзкий ком в горле, затем продолжает, с кучей желчи, с ядом, отравляя не только себя, но и Чона, который внимательно слушает его, не переставая ласково поглаживать большим пальцем кожу чуть выше колена. — И с каждым разом было все хуже. Словно с каждым разом кусок меня умирал вместе с этими людьми. Я так часто задумывался о том, что ничем не лучше, чем они. Но остановиться не мог. Что-то толкало меня вперед. — омега качает головой, неверяще, снова усмехаясь. По щеке скользит слеза, стекая с подбородка ниже, по шее и к воротнику футболки. — Знаешь, в детском доме было ужасно. Просто невыносимо. Там каждый ребенок обиженный жизнью, родными и чужими людьми, либо окончательно ломается, превращаясь в тряпку, о которую вытирают ноги все, кому не лень, либо наоборот, становится якобы сильным, измываясь над слабыми, и вымещая всю злость на них. И они в этом виноваты частично. Лишь самую малость. Я был немногим из тех, кто был средним. Не трогал никого и себя не позволял трогать. Я столько лет старательно выстраивал стены, укреплял их, чтобы никто больше не смог причинить боли. — парень моргает, снова заставляя несколько соленых капель сорваться с длинных ресниц. Подрагивающие пальцы необдуманно тянуться к чужой макушке, зарываясь пальцами в темные, шелковистые локоны. Чонгук замирает, словно статуя, не позволяет себе шелохнуться, чтобы не спугнуть омегу. — А ты так легко их разрушил, снес, когда появился в моей жизни, когда вместо того, чтобы пройти мимо изломанного, жалкого ребенка, остался. — Ким несдержанно всхлипывает, замечает, что поглаживает кожу головы старшего, но не хочет прекращать. Это успокаивает, помогает не теряться в собственных мыслях. Да и альфа не против, судя по его молчанию. — А теперь, достигнув своей цели я не знаю что мне делать дальше. Я не вижу больше смысла в жизни. Тэхен затихает, лишь изредка тихо всхлипывая и шмыгая носом. Чонгук сидит пару минут, сохраняя тишину, позволяя парню чуть успокоиться. А затем поднимается, склоняясь над парнем, упираясь руками в подлокотники кресла. Омега поднимает изумрудный взгляд на мужчину, попадая в плен темных глаз. — Тэ, послушай. Ты не жалкий. Не смей даже думать так. Веришь или нет, но ты сильнее чем думаешь. Знаешь, не каждый способен дойти до конца. Не каждый может идти к цели, не жалея себя. Уверен, многие бы на твоем месте давно бы бросили это дело. — Чонгук хмурит брови, смотрит так пронзительно, твердым голосом произносит, пропитанным стальной уверенностью, чтобы Ким видел, и не сомневался в его честности. — Да, совершая убийства, ты поступал не правильно. Но не смей жалеть о своих действиях. Поверь, эти люди заслужили. Как бы противоречиво не звучали мои слова, но прошу, поверь им, в них. — Чон тянет руку к лицу парня, мягко стирая большим пальцем влагу с чужих скул и впалых щек. — Ты сделал это за брата, за того, кто был твоей семьей. И совершенное то не должно тебя мучить. Не вини себя, это лишь разрушает тебя изнутри, заставляя мучиться. Просто поверь в мои слова. — который раз он уже просит его об этом? Чонгук отстраняется, выпрямляясь и протягивает омеге руку, приподнимая уголки губ. — Пойдем со мной, я кое-что покажу тебе. Тэхен слегка сводит брови на переносице, сканируя взглядом вервольфа, но все же нерешительно протягивает дрожащую руку в ответ. Мужчина сразу нежно сжимает его руку в своей, и помогает подняться. Он ведет его назад в комнату, пересекает ее, направляясь к выходу. — Подожди, я же босиком... — на грани слышимости произносит Ким, затормозив у самого порога, тем самым заставив Чона тоже остановится. Чонгук лишь закатывает глаза на такое заявление и подходит ближе, подхватив парня на руки, по тихой удивлённое оханье младшего. Альфа выходит из комнаты, и идет с парнем на руках к лестнице, спускаясь на первый этаж. Домработники кидают на них разномастные взгляды. Кто-то с легкой, доброй усмешкой, кто-то с презрением и завистью, а кто-то с удивлением. Бледные щеки бакеноко покрывает легкий румянец от неловкости, неприятные мелкие мурашки пробегают по коже, заставляя парня невольно вздрогнуть. Чонгук замечает это, и просит провожающего их управляющего бету вынести плед во двор. Одного из домработников он посылает за смотрителем гаража, с поручением выгнать его Рендж Ровер. Спустя десять минут Тэхен уже сидит в салоне дорогого внедорожника, что несется по трассе с бешеной скоростью. Его ноги укрыты тонким пледом. Чонгук мягко управляет автомобилем, обгоняя и объезжая машины. Фонари освещают дорогу, играя бликами на блестящих автомобилях различных марок и моделей, что тоже куда-то едут с определенной целью, или же просто катаются, наслаждаясь прохладным летним вечером. Обр всем этом Ким думает вплоть до того момента, пока спустя двадцать минут машина не сворачивает на пустую узкую дорогу, ведущую на какой-то подъем. Только сейчас он замечает, насколько они далеко от города. В салоне стоит приятная тишина, а интерес и любопытство, куда они все-таки направляются, витает в воздухе. Спустя десять минут автомобиль снова сворачивает на гравийную дорогу, а после выезжает на широкую площадку на самом верху подъема. Чонгук глушит двигатель, и вылезает из салона, огибает автомобиль, открывая дверь со стороны омеги. Мужчина берет парня на руки, и сажает на капот машины, сам становится рядом, опираясь поясницей о бампер. — Ты говоришь, что не видишь смысла в жизни.Но, посмотри, — альфа обводит рукой огни ночного города, который видео с этой точки как на ладони. Красиво и очень завораживающе. — Красиво, верно? Вроде бы мелочь, но уже дышать легче и проще. — Тэхен внимательно слушает старшего, неотрывая взгляда от великолепия картины, пейзажа. — Зачем преследовать какие-то четкие цели? Почему бы не жить ради собственного удовольствия? Знаешь, как говорят, «Счастье в мелочах». Нужно лишь научиться видеть эти мелочи, и наполнять ими копилку воспоминаний. Ярких и теплых, как солнце. — Чон поворачивается к бакеноко боком, а Ким отрывается от мерцающих ночных огней, поворачиваясь к нему в ответ. — Малыш, перестань грузить себя мыслями, сожалениями, что ни делается, то к лучшему. Прошлого не исправишь, как бы банально это не звучало бы. Нужно жить дальше. Ради таких мелочей, научиться улыбаться хорошей погоде или вкусному кофе с утра. Нужно идти дальше по своему пути. А я буду рядом, стану для тебя стеной, крепостью, только если ты правда этого хочешь. Тэхен не моргает, закусив край губы. Сердце предательски быстро бьется, норовя пробить грудину, зверь готов мурчать от от радости и тепла, что растекаются по всему телу, согревая каждую частичку души. — Я не стану говорить, что не смогу жить без тебя. Я смогу, без всяких сомнений. — продолжает Чонгук с полной серьёзностью в своих темных глазах. — Но суть в том, что я не хочу этого. Не хочу жить без тебя. Омега приподнимает уголок губ, совсем чуть-чуть, и осторожно наклоняется к альфе, берет его лицо в свои руки и целует. Сам. Мягко, и почти невесомо касается своими губами чужих. Чон в первую секунду замер от удивления и неожиданности, но после взял себя в руки, углубив поцелуй. Ким сдается. Окончательно и без боя, доверяет свое сердце, отдает безвозвратно. Позволяет себе рискнуть. А Чонгук принимает его, бережно сжимает в руках и клянется сохранить в его целым. Чтобы билось не прекращая с его сердцем в унисон.