ID работы: 11622085

Цукими Мацури

Bangtan Boys (BTS), Dane DeHaan (кроссовер)
Слэш
NC-17
В процессе
87
автор
LILITH.er бета
Размер:
планируется Макси, написано 335 страниц, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
87 Нравится 49 Отзывы 42 В сборник Скачать

Part 20

Настройки текста
Примечания:
Юнги плохо. Юнги хорошо. Откровенно плохо и хорошо одновременно. Это странно — чувствовать чьи-то ладони на своих бедрах сквозь грубую ткань джинсов, на своей тонкой талии сквозь тонкую футболку. Одним поцелуем Кенто не насытился, Мин тоже. Он такой неумелый, но старательный. Пытается повторять за старшим, обхватывает своими губами чужую то нижнюю, то верхнюю, пока Ямазаки проникает в его рот языком. Снова и снова. В салоне автомобиля душно, воздух, кажется, раскален, словно в пустыне. Стоило Юнги самому сделать небольшой шаг навстречу, первому оставить легкий поцелуй, так у Кенто срывает крышу. Окончательно. Он тянется навстречу, целует нежно, глубоко и страстно, вплетает длинные пальцы в рыжие локоны, сжимает их слегка и задирает голову младшего до легкой боли в шее. Мин отвечал, как умел, сжимая в руке воротник чужой рубашки. Ему слишком горячо. Голова кружится от недостатка воздуха, или от выпитого вина, он уже и не понимает. Ямазаки не может да и не хочет останавливаться. Он тянет младшего еще ближе, заставляет оседлать его бедра, и руки спускает на талию, ближе притягивает. Кицунэ повинуется, млеет от чужого напора, от нежности, с которой пальцы старшего скользят с талии на бедра, проводят почти невесомо до острых коленей, чуть сжимает их, и снова ведет горячими ладонями выше. Звуки поцелуев слишком громкие, слишком пошлые, а их отгораживает от водителя и Харуки только ширма. Может она и звукоизоляционная, но только дурак не поймет, что происходит с той стороны. Лис обнимает руками его шею, одной рукой вплетается в темные волосы, сжимает их у корней, пропускает безумно шелковистые и мягкие пряди сквозь пальцы, снова и снова. Ему нравится. Безумно. Внизу живота тянет приятно, в узлы скручивается. Там бабочки крылья распускают, щекотят невесомыми касаниями изнутри, заставляют хотеть больше. Где-то на подкорке сознания, звучит предупреждение, там здравый смысл отговаривает, просит перестать, кричит о неправильности. Зверь в груди тоже недоволен. Отворачивается от своего человека, нос воротит. Но Юнги игнорирует всех и все, прогоняет, плюет на здравый смысл, на все. Не сегодня. Он подумает обо всем завтра. А сегодня он растворяется в этих нежных и надежных руках, что держат слишком крепко, заманивают в свои сети теплотой и заботливостью. И Мин, словно мотылек, летит на свет, избегая тьмы, боится ее, умоляет отпустить нежные крылья. И тьма отпускает, на время, шепчет низким голосом: "Придет время, и ты вернешься." Они едут к Ямазаки домой, в просторную квартиру в центре города. Кицунэ замечает это только когда старший отстраняет его от себя и выбирается из остановившегося на подземной парковке автомобиля. Харука и водитель выбираются следом, и Мин, закусывая нижнюю губу тоже выходит, прикрывает за собой дверь, взгляд в бетонный пол опускает. От неловкости щеки покрываются румянцем. Водитель с непроницаемым лицом идет впереди, а Харука, следующий сзади лишь беззвучно хмыкает понимающе, приподнимая уголок губ. Но лис этого не видит. Кенто тоже улыбается, умиляясь с смущенного мальчишки, обхватывает рукой чужие пальцы, сжимая слегка. И только когда Мин слабо сжимает его руку в ответ, старший ведет его за собой. В полной тишине они следуют к лифту, в полной тишине поднимаются на предпоследний этаж. И так же в полной тишине доходят до квартиры. Кенто весь путь не отпускает чужую руку, даже когда открывает замок и проходит в квартиру, закрывая за собой дверь. Телохранители остаются в коридоре. Юнги неловко топчется на месте, стягивая с ног кеды. Пыл и страсть, с которыми он отчаянно отвечал старшему, слегка спали, и теперь он все более отчетливо слышал кричащий здравый смысл и чувствовал недовольство своего лиса. Но все же ему удается отодвинуть это на второй план. Ямазаки за руку притягивает его ближе к себе, второй обнимая за талию. Он чувствует эту перемену в омеге, поэтому и решает не спешить. Кицунэ сам льнет ближе, трется щекой о грудь старшего и голову выше поднимает, глазами чужие находит. Бакеноко наклоняется к его лицу, касается губами чужих, но не целует, носом по скуле водит, с наслаждением чужой запах вдыхает. — Ты правда этого хочешь, Юнги? — серьезно спрашивает Кенто. Ему важно это знать, важно это услышать из зацелованных губ. Мужчина поднимает взгляд и смотрит в самую душу, выискивая на дне янтарного моря ответы на свои неозвученные вопросы. — Ответь мне, прошу. — Да. Я правда этого хочу. — тихо шепчет, приподняв уголки губ. Даже сейчас бакеноко в первую очередь думает о нем. Дает право выбора, и это не может быть незамеченным. Сердце биться сильнее начинает, грозясь пробить ребра. И тепло внутри разливается, от груди и к кончикам прохладных пальцев. Ямазаки поддается вперед и снова его целует настойчиво и требовательно. Еще ближе прижимает к себе, хотя, казалось бы, уже некуда. Он обхватывает его нижнюю губу, сминает, оттягивает, слегка кусает. Языком проникая глубже, сплетаясь с чужим. Юнги рот шире раскрывает, сам навстречу толкается, руки. Кладет на плечи старшего, сжимает, приподнимаясь на носочки, чтобы было легче. Кенто на это улыбается в поцелуй и на руки младшего поднимает, одной рукой прижимая к себе за талию, а другой поддерживая под ягодицами. Кицунэ обхватывает его ногами, крепче обнимая за шею. Он отрывается от чужих губ, глотает так необходимый сейчас кислород и снова целует. Губы уже ноют, опухли и покраснели у обоих, но никто не обращает на это внимания. Они тонут в пучине страсти и желания, и не замечают ничего вокруг. Весь мир со всеми его проблемами перестает существовать. Есть только они, тяжелое дыхание, звуки поцелуев и ласковые, нежные руки. Бакеноко несет парня в сторону спальни, по дороге прижимая младшего спиной чуть ли не к каждой чертовой стене в этой квартире. Вжимается в него сильно, чтобы ни одного сантиметра между, дает почувствовать, насколько желает мальчишку, пахом прижимаясь к чужому. Сам ощущает чужое возбуждение сквозь тесную ткань джинсов, и черт, это заводит лишь сильнее. В квартире темно, хоть глаз выколи, они лишь каким-то непонятным чудом не уронили ничего и сами не покалечились. Кенто добирается до постели и осторожно укладывает младшего на спину, где-то позади, на комоде зажигается светильник, рассеивая тьму и освещая комнату теплым тусклым светом. Мужчина отрывается от желанных губ и спускается чуть ниже — к тонкой шее. Он мажет по молочной коже языком, слегка кусая и тут же зализывая укусы, он целует мягко, чуть всасывает кожу и отпускает. У Юнги мурашки по телу бегут, а в паху сладко тянет, омега пальцы в чужие роскошные волосы вплетает, сжимает у корней, прижимая к себе ближе. Ему безумно нравится, когда старший проводит руками по бедрам от коленей и до ягодиц, сжимает их в своих больших для омеги ладонях, а затем поднимается выше, цепляет пояс джинсов, расстегивая пуговицу и потянув язычок бегунка вниз. Мин отпускает чужие волосы и сам выправляет футболку. Кенто отстраняется, стягивает с плеч рубашку вместе с футболкой и бесцеремонно бросает ее на пол. Кицунэ повторяет за ним, сталкиваясь с жгучим и диким взглядом, там на дне ураган, шторм, землетрясение и цунами одновременно сносит, кидает по волнам и разрушает на атомы. Страшно. Но не до паники и желания сбежать. Страх этот сладкий, томительный. Ямазаки цепляет взглядом золотого феникса и в душе нежность просыпается. Он подцепляет его пальцами и слегка сжимает в ладонях, поднимая на младшего взгляд, полный трепета. — Не снимаешь его? Мальчишка отрицательно мотает головой, неловко приподнимая уголок губ. Мужчина целует его в лоб и отпускает кулон. Лис приподнимает бедра и стягивает с себя джинсы, отбрасывая их в сторону. Ямазаки удовлетворенно усмехается и проходится взглядом по стройному телу младшего. Выпирающие ключицы, острые лопатки, виднеющиеся ребра, тонкая талия, но широкий таз и стройные ноги. Внизу живота от пупка тянется грубый, кривой и выпуклый шрам светло-розового цвета, который скрывается под резинкой белья. Можно было бы сделать и аккуратнее, но учитывая условия, в которых мальчишка живет, Кенто даже боится представить, в каких условиях маленький Лиран появился на свет. Но этот шрам так идеально вписывается в общий вид и ауру мальчишки. Он весь идеальный. Хрупкий, маленький, но сильный духом. Неудивительно, что этот лисенок так глубоко поселился в его сердце. Кицунэ замечает, куда направлен взгляд Кенто, и поджимает губы. Он ложится на нерасправленную постель, раскидывая руки в стороны и отводя взгляд. Ему не нравится то, что мужчина так внимательно его разглядывает с каменным выражением лица. Считает его некрасивым? Правильно. Он просто... — Уродливый, правда? — тихим, поломанным тоном произносит парень, решая самому озвучить, как ему показалось, реакцию старшего. Ямазаки на это сильно нахмурил брови и в следующий миг уже оказался сверху, придавив Мина к постели и устроившись между его разведенных ног. Его взбесили слова парня. Как он может так говорить? В голове мужчины просто не укладывалось. Он строгим, холодным взглядом врезался в его испуганные глаза и тихо, но твердо процедил: — Не смей так говорить. Этот шрам принес в твою жизнь прекрасного, послушного и развитого не по годам сына. Его нельзя называть уродством. — поняв, что он пугает омегу, Кенто смягчил тон голоса и губами прижался к скуле. — Он — часть тебя, которая также красива как и ты. Юнги закусил край губы, в глазах собралась влага. Сердце готово было вырваться из груди. Этот мужчина считал красивым шрам, который Мин ненавидел. Он понимал, что, как и говорил Ямазаки, этот шрам подарил ему сына, но все равно, каждый раз, кидая на него взгляд, хотелось разбить зеркало. Потому что этот шрам стал следствием насилия над подростком, которому на вид лет тринадцать было. Омерзительно. Кенто больше ничего не говорил, он снова выцеловывал шею, только не так яростно и страстно, как до этого. Скорее более нежно и трепетно, будто успокаивал. Кицунэ опять закопался пальцами в темные пряди, с наслаждением сжимая их. Ему до звездочек нравилось так делать. Он не мог это толком объяснить, да и не собирался ломать голову, по крайней мере сейчас. Мужчина спустился поцелуями к острым ключицам, с наслаждением несильно кусая за выпирающие кости. Одной рукой он поглаживал тонкую талию, в то время как подушечкой большого пальца второй руки мягко массировал правый сосок, то сжимая чувствительную бусинкой, то отпуская. — Черт, ты даже не представляешь насколько красив. — между поцелуями, которыми он осыпает его грудь, шепчет Ямазаки. — Я за свою не слишком долгую жизнь повидал огромное количество людей, и о боже, они и рядом не стояли с твоей красотой. Ни одна модель мира не похвастается такой утонченностью и хрупкостью. — Юнги кажется умирает здесь и сейчас. Он плавится в чужих руках, рассыпается на чертовы атомы. Бакеноко касается языком левого соска, вбирая в рот затвердевшую бусинку и слегка прикусывая ее. Младший распахивает сухие губы в немом стоне и сильнее сжимает коленями чужие бока. Он кладет свободную руку на крепкое плечо и сжимает, царапает ногтями кожу, не в силах совладать с собой. Нервные импульсы разбегаются по всему телу, собираясь в области паха, и сжимают все в морские узлы. Хочется больше, сильнее, до немой боли. Кенто не останавливается, он оставляет припухший от ласки сосок и спускается ниже, покрывает поцелуями-бабочками выпирающие ребра, живот и тазовые кости. А затем спускается еще чуть ниже и целует шрам. Мягко и ласково оставляет поцелуи, двигаясь ниже. Туда, где он уходит за кромку белья. Кенто медленно подцепляет пальцем резинку трусов и стягивает их ниже, обнажает весь шрам, который идет до середины гладковыбритого лобка. Юнги дурно от подобного. Он пытается заставить мужчину отстраниться. Тянет его на себя за темные пряди волос и слабо толкает в плечо. Ямазаки стягивает белье до острых коленей, с упоением наблюдая, как твердый член небольших размеров прижимается к впалому животу прямо у него перед лицом. Блять. И как прожить эту ночь, когда в твоих руках свет всего мира, упавшая с неба звезда? Никак. Старшему надоедают попытки младшего его отстранить, и он резко поднимается возвышаясь над младшим каменной горой. Он прижимает его руки к постели за тонкие запястья. Осторожно, не причиняя боли, но ощутимо. — Не смей опускать руки. — низким, строгим голосом приказывает Кенто, сверкнув опасностью в темных глазах. Мин закусывает край губы. От подобного по телу пробегают мурашки, отзываясь покалыванием внизу живота. — Понял? Кицунэ сглатывает ком в горле и кивает. Мужчина до конца избавляется от чужого белья, и разводит стройные колени в стороны, мягко поглаживая кожу шероховатыми пальцами. Он чувствует, как мальчишка напрягается, видит, как краснеют его щеки и как он отворачивает голову в сторону, в попытке скрыть это. Бакеноко лишь усмехается по-доброму, вновь склоняясь над промежностью парня. — Расслабься, Юнги. — мягко произноси он, целуя внутреннюю кожу бедра. Кенто опускается ниже, проводит кончиком языка по всей длине розового члена, собирая вязкую смазку, смакует ее на языке, снова повторяет, целуя головку. Пальцами поглаживает колечко мышц, размазывая смазку, мягко вдавливает подушечку указательного пальца, проникая внутрь на две фаланги. Второй рукой принимается массировать яички, не прекращая сладких манипуляций языком. Юнги всхлипывает, таз приподнимает слегка, хочет еще, больше, глубже. Ямазаки проникает пальцем дальше, поглаживает влажные горячие стеночки, надавливает. Мин стонет тихо от удовольствия, сжимает пальцами покрывало на постели, не опускает руки, хотя безумно хочется зарыться пальцами в эти темные волосы. Но он терпит, не смеет ослушаться. Бакеноко второй палец вводит, глубже проникает и движения ускоряет. А затем задевает комочек нервов, отчего лиса буквально подкидывает на постели, и он громче стонет, крупно вздрагивая всем телом. Кенто ухмыляется довольно, проникает под этим углом, задевая простату, ускоряет движения рукой, добавляя третий палец. Кицунэ мечется по постели, ерзает, пытается то ли отстраниться, то ли глубже насадиться, от прошибающего все органы и части тела удовольствия пальчики на ногах поджимает, под опущенными веками фейерверки собирая, когда изливается на собственный живот. Кенто выпрямляется, снимает свои брюки вместе с бельём отбрасывая в сторону. Он пристраивается между чужих разведенных ног, проводит ладонями по всей длине бедер, приставляя головку изнывающего члена к входу и плавно толкаясь. Узко. Слишком узко, слишком горячо. Юнги весь для него слишком. Мужчина входит до конца одним движением, ложится сверху на мальчишку, упираясь ладонями в матрас. Юнги веки до этого прикрытые поднимает, смотрит в темные глаза напротив, и руками ближе к себе притягивает, сам целует, зарываясь пальцами в густые пряди, стонет тихо в поцелуй от блаженства. Старший отвечает, позволяет парню себя целовать и двигаться начинает, темп наращивая. Кицунэ пробивает мелкой дрожью, он ноги на Ямазаки закидывает, лодыжки скрещивает за его поясницей, отрывается от опухших губ, голову на постель роняет и улыбается ярко. Растягивает уголки губ, обнажает ровные ряды зубов и сводит мужчину с ума этой улыбкой. В груди у бакеноко все рушится и заново строиться, взрывается и замирает, он грубо впивается в его губы, сильнее толкается. Кенто переворачивает парня на живот, заставляет таз поднять и грудью лечь на постель, в пояснице изогнувшись и вновь член вгоняет до упора, трахает размашисто, с силой вжимаясь в чужие бедра, то ускоряясь, то замедляясь. Он сжимает руками то молочные половинки, оставляя красные отпечатки, то поднимается к тонкой талии, сильнее натягивая на свой член. Он изводит парня и себя, выбивая глухие стоны мальчишки, и сам стонет сквозь сжатые зубы, глаза закатывая от удовольствия. Надолго обоих не хватает. Мужчина ускоряется, заставляет парня шептать его имя в бреду, пока он снова кончает, изливаясь на чертово покрывало. И сам до пика доходит, стонет громче, когда выходит из ослабевшего тела и изливается на молочные ягодицы с россыпью мелких родинок. Юнги валиться на постель устало, веки прикрывает, видит стихающие яркие волны, и вздрагивает всем телом. Кенто ложится рядом. Укрывает их обоих непонятно откуда взявшимся пледом, сгребая младшего в охапку и прижимая к своей груди. Вымотанный парень почти сразу засыпает, уткнувшись носом в подтянутую грудь, а старший еще долго пялиться в белоснежный потолок, пропуская сквозь пальцы рыжие, влажные пряди волос.

×××

Чимин еле продирает веки и сразу закрывает обратно, сморщив лицо, когда яркие солнечные лучи, проникающие в комнату сквозь щель между не до конца задернутыми шторами, слепят глаза. Голова ватная, в висках до жуткой боли стучит собственный пульс, а лицо чувствуется настолько отекшим, что парень не хочет даже в зеркало смотреть. Пак отворачивается от солнечных лучей в другую сторону и теперь снова пробует поднять веки. На этот раз его зрению ничто не препятствует, и омега рассматривает совсем незнакомый минималистичный интерьер в теплых бежевых тонах, который гармонично контрастирует с черным. Брови сходятся на переносице, и парень садится на постели. Он снова осмаривает чужую спальню — большую, просторную комнату с книжным шкафом, огромным телевизором на противоположной от кровати стене, в дальнем правом угла стоят два кресла и низкий столик, а также с двумя дверьми по разным сторонам постели, — и первые неутешительные мысли забираются в голову. Что он здесь делает? Как сюда попал? И что вообще было? Вервольф расширяет глаза и медленно опускает их вниз, с паникой приподнимая белую простынь, которой был укрыт. Твою мать. Он голый. Абсолютно без чертовой одежды. Даже украшения сняты. Что за... Омега пытается напрячь память, но вместо этого чувствует, как его желудок скручивает резкий спазм. Чимин подскакивает на кровати, чуть ли не падая обратно из-за головокружения. Ему каким-то чудом удается устоять на ногах. Придерживая простынь на груди и волоча два свободных края по полу, он добегает до первой попавшейся двери, надеясь, что это все-таки ванная комната. И ему неслыханно везет, что его предположение оказывается правдой. Залетев в комнату, мальчишка падает на колени прямо на холодную мраморную плитку холодного голубоватого оттенка, и склоняется над унитазом. Его рвет долго и больно одной желчью, так как вчера он мало что ел, и омега жалеет, что столько выпил, и даже клянется сам себе больше так не надираться. Когда рвотные позывы перестают терроризировать его желудок, Чимин оседает на пол, прижимаясь плечом к холодной стене и прикрывая веки. За своим не самым приятным занятием он и не заметил, что теперь не один. Поэтому, когда над головой прозвучал знакомый голос, он даже вздрогнул от неожиданности. — Сильно плохо? — Намджун стоял в дверном проеме, опкревшись плечом о косяк, и скрестив руки на груди. Его волосы, как и всегда были убраны на одну сторону и чуть зачесаны назад, чёрный брюки прекрасно сочетались с серой рубашкой, длинные рукава которой были закаты до локтей. На лице сияла издевательская ухмылка. Но она не была злой, а скорее лукавой. Этот взъерошенный мальчишка напоминал сейчас воробушка после драки с сородичем. Чимин поднимает на старшего взгляд и зависает. С души словно камень падает, когда он понимает, что находится у Намджуна, а не у кого-нибудь незнакомого. Однако, чувство неловкости и стыда это не облегчает. Наоборот, его щеки готовы покрыться румянцем, и если бы не болезненная бледность кожи во время похмелья, то непременно стали бы пунцовыми, словно вареные раки. Черт, и как же он мог так опрометчиво и безалаберно напиться? А вдруг, случилось бы что-то? Чем он только думал? Омега кивает головой медленно. Сил нет никаких чтобы подняться на ноги, поэтому он и продолжает сидеть на полу. С обидой смотря на страшного. Ему тут плохо, а он значит, смеётся над ним. — Зачем же столько пил? — с укором хмыкает Ким и присаживается на корточки перед лицом мальчишки, который опустил голову. Его рука вплетается в взъерошенные пряди, и лишь сильнее спутывает их. — Глупый ребенок. — Я не ребенок. — обиженно отвечает парень тихим, хриплым голосом. — Ребенок. Маленький, глупый мальчишка. — снова улыбается Намджун. Чимин поднимает на него хмурый, недовольный взгляд, встречаясь с глубокими чёрными глазами, в которых теплые волны слабо колышатся. Он только открывает рот чтобы возразить и привести двести сорок три доказательства, что он, давно не ребенок, как сменившееся выражения лица альфы его останавливает. Ким бегло осматривает отекшее лицо омеги и в следующую секунду хмурит брови. В глазах, улыбающихся до этого момента, моментально поднимается шторм с холодным ветром, улыбка исчезает с лица, уступая место нахмуренным бровям и каменному выражению лица. — Что это? — от властного, строгого и ледяного тона, кожа парня покрывается толстой коркой льда. Пак сначала не понимает, но замечает, что взгляд мужчины направлен на его щеку, когда пальцы осторожно касаются участка кожи на скуле, слегка надавливая, парень чувствует легкую боль. Ким от этого лишь сильнее мрачнеет, в его глазах тьма клубится, обещая похоронить кого угодно. — Откуда синяк? Кто тебя ударил? Парень поднимается на ноги и подходит к зеркалу. И правда, на скуле левой щеки красуется небольшой синяк синеватого оттенка. Черт. Это же из-за Тангу. Он его ударил. Этот Тангу и проблемы в школе и стали спусковым рычагом к желанию накидаться. Черт. Он не думал, что альфа приложил руку к его лицу настолько сильно, что остался синяк. Благо, не сильный. Вот только проблема в том, что этот небольшой кровоподтёк не похож на случайный удар. И Намджун это отлично знает и понимает, поэтому соврать не получиться. Пак закусывает нижнюю губу и на старшего смотреть боится. Сталь в голосе и языки пламени в глазах пугают, а ведь Пак Чимин практически забыл, кто такой Ким Намджун и на что способен глава клана. — Чимин! — требовательно восклицает мужчина, давит на парня своей аурой, своим тяжелым, выпытывающим взглядом. Где-то внутри зарождается новый вид злости — на самого Пака, который по непонятным причинам молчит. Какого черта? От волнения желудок омеги снова скручивает приступом тошноты, и парень бросается к унитазу, прошипев сквозь зубы, когда слишком резко упал на колени — кожу на них начало саднить. В этот раз его тошнило мало и только желчью. Когда рвотные позывы прошли, Пак, казалось, ещё сильнее побледнел. Его губы пересохли и потрескались в некоторых местах. Намджун усилием воли заставил себя запихать свою ярость и злость на задний план. Нет, он не отпустит эту ситуацию, и обязательно узнает у младшего, какой смельчак его ударил, а потом лично руки переломает, но позже. Сейчас мальчишке плохо и нужно хоть как-то помочь. Ким присаживается на корточки, ближе подползает к омеге, который неуверенно поднимает на него взгляд поломано улыбаясь. Горло нещадно дерет, а головная боль, кажется, скоро расколет его череп надвое. А еще руки. Они стали мелко подрагивать. Альфа осторожно коснулся его щеки кончиками пальцев, и мягко погладил. — Знаешь, Намджун. А ведь главной причиной почему я вчера пил был именно ты. Во-первых, я старался обдумать твое предложение и твои слова. А, во-вторых, принять решение. — хриплым и слабым голосом произносит вервольф, приподнимая уголок губ. — И что же ты решил? — Киму тяжело сдерживать тихий смех, потому что решение свое Пак озвучил еще вчера в машине, когда они возвращались домой. Он тогда коалой виснул на страшем, постоянно твердя то слишком тихое, то слишком громкое: «Я согласен. Теперь мы встречаемся. У нас с тобой отношения.» и все это сопровождалось мягкими пьяными поцелуями. А еще он что-то шептал про секс и что теперь ему все можно, как и самому Киму. — Я согласен. Согласен быть с тобой, потому что ты тоже мне нравишься. — Пак улыбается шире, немного смущенно, и ловит облегчение и радость в чужих глазах. — Я очень рад это слышать, Чимин. — искренне говорит альфа, рукой сильнее взъерошивая серебристые пряди. Его мягкая улыбка бальзамом на душу, и кажется, весь мир подождет. Однако в следующий момент лицо старшего снова приобретает серьезность, а в голосе проскальзывают стальные нотки. — Так кто тебя ударил? Пак вздыхает глубоко, и сдаётся. Сопротивляться нет ни сил, ни, к удивлению, желания. Тангу его знатно заебал в переносном смысле, поэтому он почти без зазрения совести отвечает: — Это Тангу. Племянник бывшего директора. — омега замолкает на пару секунд, чтобы Ким вспомнил и понял, да и чтобы самому взять передышку. Пусть такую мизерную, ну это же лучше чем ничего. — Он приставал ко мне. Я вмазал ему, он ударил меня. — Почему ты сразу не сказал? — с укором в голосе и нервным выдохом интересуется Намджун. Ему хочется свернуть шею этому альфе, и желательно прямо сейчас. Однако, не делает этого, даже пытаясь сохранить прежний тон голоса. — Честно, я об этом вчера даже не думал. Я был достаточно расстроен, вот и позвал Юнги с собой в бар. Просто не хотел ни о чем думать. — признается Пак, не опуская взгляда. — Это заметно. Мне кажется ты и сегодня не собираешься о чем-нибудь думать. — хмыкает Ким с доброй усмешкой, сразу же ловя на себе выжигающий и возмущенный взгляд. — Не сердись. Давай, прими ванну и завтракать. — Издеваешься? — Чимин вопросительно выгибает бровь, кидая многозначительный взгляд на унитаз сбоку от себя. — Тебе в любом случае нужно чего-нибудь поесть, поэтому не спорь. — мужчина поднимается и придерживая парня за руку, помогает подняться и ему. Подводит к широкой ванне и включает воду, затыкая дно пробкой. Чимин все также придерживает на груди края простыни, что волочится по полу за ним шлейфом. Намджун кидает взгляд на его руку, сжимающую ткань и приподнимает уголок губ в хищной ухмылке. Он наклоняется ближе к омеге и произносит тихим и низким голосом ему на ухо — Раз ты принял мое предложение, значит теперь принадлежишь мне и душой и телом, верно? Пак вздрагивает, когда чужое горячее дыхание обжигает нежную кожу уха, отчего по всему телу пробегают мелкие мурашки, а сердце ускоряет свой ритм. Омега положительно кивает. В голове всплывают сцены, когда Намджун помогал ему с течкой. И когда он в бреду шептал о том, что хочет нечто большее чем просто пальцы, буквально умоляя его трахнуть. Щеки предательски покраснели. — Что, неужели вспомнил свою течку, м? — с хитрой улыбкой произносит Намджун, когда замечает румянец на чужих щеках. Альфа кладет руку на тонкую талию, ближе двигает к себе парня, и снова говорит, искушает, и мучает, заставляя сгорать от смущения и нарастающего возбуждения. — Как часто ты думаешь о тех нескольких днях? Как часто представлял, как вместо пальцев в тебе окажется мой... — Перестань! — перебивает его вервольф, тянется к старшему и закрывает его рот ладонью. Кожа на лице горит, кажется, она цветом походит на помидор. Мужчина приглушенно смеется и оставляет мягкий поцелуй на тыльной стороне ладони омеги. И под тихий возмущенный возглас, выходит из ванной комнаты, оставляя мальчишку одного. — Чистые вещи найдешь в шкафу под раковиной. А я буду ждать тебя на кухне. — бросает он, плотно закрывая за собой дверь. Чимин прижимает ладони к своим щекам и судорожно выдыхает, с силой поджимает пухлые сухие губы, лишь бы не запищать от переизбытка чувств. В груди сердце бешено бьется, гоняя сладкое тепло по всему телу. Кажется, он не просто влюбился. Кажется он просто влип, и при чем надолго. — Рико? — спрашивает Ким жестким тоном, прижав телефон к уху и оглянувшись на дверь ванной комнаты, проверяя, ее слышит ли его мальчишка сейчас. Когда его словам пришло подтверждение, он хмыкнул зловеще. — Найди мне всю информацию про человека по имени Танго. Племянник директора, на которого я недавно просил нарыть все. — Я понял.— ровным тоном, с легким акцентом, отвечают по ту сторону телефона. — Все сделаю.

×××

Чонгук стоит у огромного панорамного окна в кабинете своего офиса и невидящим взглядом смотрит на раскинувшийся город, объятый яркими красками заката. Его плечи напряжены до предела, а каменное выражение лица говорит все за себя. Он ждет. Ждет звонка, об окончании операции на одной из баз клана Ли. Координаты вычислить было не трудно, его айтишники быстро с этим справились и дело оставалось за отрядом "Дельта". Нанести удар по этой базе с максимальными потерями для противника. Шел только пятый день объявленной войны, а казалось, что прошло уже больше месяца, настолько долго они тянулись. Ли быстро собрал все свои силы и раскидал по объектам, чтобы защитить их, а другую часть бросил в атаку на объекты Чона. Его ярость была ощутима, он не жалея своих людей спускал их на склады и порты принадлежащие клану Чон, даже понимая, что положительных результатов вряд ли стоит ждать. Потому что его людей ждала смерть. Все это понимали, и Чонгук лишь поджимал губы. То, что Сынхо распоряжается своими людьми так беспечно, лишь подтверждало то, что в его распоряжении достаточно людей. Это напрягало. Наконец, в тишине кабинета раздался звонок телефона. Чон достал его из кармана классических брюк, принимая вызов, и поднес к уху. — Слушаю. — сухо отозвался он. — Говорит командующий отрядом "Дельта", Ли Минджу. — представился альфа, звонким голосом. Он замолчал на пару секунд, ожидая вопросов от своего босса, но когда их не последовало, то продолжил с тем же воинским тоном, — Операция прошла успешно. База взята под наш контроль, у противника большие потери, семнадцать человек взяты в плен. — Есть потери среди вас? — спросил Чонгук. Он не сомневался в том, что отряд выполнит поставленную задачу. — Пятеро, господин Чон. — сухим и ровным тоном ответил Минджу. По голосу было слышно, как он поджал губы. — Хорошо. Выставить посты по всему периметру. Я пришлю еще людей и транспорт для пленных. Вы молодцы. — Чонгук отключает вызов и выдыхает. Напряжение частично уходит, но не исчезает, к сожалению. Вервольф сжимает гаджет в ладони и опирается локтем о стекло, прижимаясь лбом к руке. Голова пустая. Вроде там сейчас должны роиться мысли, и разрабатываться планы захвата и нападения на точки и базы противника, но этого нет. Мозг слишком вымотан недостатком сна и постоянным нервным напряжением, что ни разу не покидало его за эти несколько дней. Да что там напряжение. Чонгук не покидал своего офиса несколько дней. Хорошо, что этажом выше у него есть квартира-студия, правда, кроме душа и гардеробной, он и не задерживался в этом помещении дольше трех минут. На сегодня с него точно хватит. Альфа отлипает от стекла, и двигается на выход из кабинета. Его не было несколько дней дома, он несколько дней не видел омегу. Да, он звонил в перерывах между звонками от Хосока и командиров отрядов управляющему, получал короткий отчет о том, как себя ведет омега, ел ли он и все в таком духе, и на этом все заканчивалось. Позвонить самому омеге он не мог — когда он забирал омегу с его квартиры, то точно не думал о том, чтобы взять его сотовый. Кстати, это упущение стоит исправить. Вервольф забирает со стола выключенный и сложенный ноутбук, кладет сверху пару папок с документами и уходит, замкнув за собой двери. К дому Чонгук подъезжает буквально через полчаса. И бросает машину во дворе, кидая ключи одному из слуг. Альфа проходит в дом и его зверь начинает тихо поскуливать, переминаться с лапы на лапу от предвкушения. Пять дней без сладкого, дурманящего запаха. Пять дней без нежных рук и холодных, изумрудных глаз. Это нужно срочно исправить. Необходимо, как грёбаный кислород. Стоило только переступить порог спальни, как в легкие наполняются цветущей сакурой, нежными лилиями и нотками свежей мяты. Даже запах нежный до безумия, мягкий. Чонгук бы вечность только им и дышал. Мальчишки в спальне не оказалось, но настежь открытая дверь на балкон говорила все за себя. Омега, как и в прошлый приезд Чона, сидел в одном из удобных кресел. Правда он не просто сидел, а дремал, откинув голову на спинку и поджав под себя босые ноги. На столе стояла полупустая чашка зеленого чая.От этой картины, тепло разливается в груди, исцеляет, придает сил, и заставляет, если не горы сворачивать, то хотя бы мудаков всех на свете перебить, только бы вновь видеть улыбку на этих губах. Не поломанную и измученную, а широкую и яркую. Альфа тихо подходит ближе, и мягко, почти невесомо касается ладонью чужих белоснежных прядей. Он пальцами осторожно проводит, убирает локон, упавший на закрытые веки, в сторону и чужой красотой любуется, насмотреться не может. Омега даже носом не ведет, также тихо дышит, его расслабленные руки скрещены на коленях — скорее всего он обнимал себя за плечи, перед тем как задремать. На небе появляются первые звезды, и очевидно, скоро температура воздуха снизится градусов на пять. Вервольф приподнимает уголок губ и возвращается в спальню. Взяв с кресла сложенный вчетверо плед, он снова выходит на балкон и осторожно укрывает парня, нежно и почти невесомо целует в белоснежную макушку, вдыхая полюбившийся запах. Чонгук оставляет парня и идет в душ. Он стоит под горячими струями воды, что нещадно бьют по крепким плечам, опираясь руками о прохладную стенку, которая медленно нагревается. Тэхен раскрывает веки, когда внезапно поднявшийся ветер хлопает балконной дверью. Омега трет рукой глаз и опускает взгляд на соскользнувший с плеч плед. Он слегка хмурит брови и поднимается с насиженного места, возвращаясь в спальню. На постели лежал скинутый черный пиджак. Чонгук, наконец-то, вернулся? Парень злиться. Очень. Мало того, что после поездки он проснулся утром в пустой постели, так еще и этот грёбаный оборотень пропал на пять дней. От него не слуху, ни духу, а Тэхен все эти дни ходит из угла в угол, как неприкаянный, волнуется и накручивает себя. Да. Он волнуется. Как бы не пытался это отрицать, но зверь себе места не находит, скулит жалобно. А еще он скучал. Сильно. (Только Чонгуку об этом знать не обязательно) А теперь он вот так просто возвращается? Ким стискивает руки в кулаки и зубы сжимает. Вскипающая злость поднимается опасным цунами, зверь в груди, что все это время сердце царапал когтями без своего волка, тоже шипеть готов, к земле грудью прижимается. Омега слышит шум воды в ванной комнате и направляется туда, готовый разобрать альфе лицо. Чонгук слышит сквозь шум воды, как хлопает дверь ванной, а спустя две секунды дверца душевой сдвигается. Вервольф кидает немного удивленный взгляд на взбешенного и тяжело дышащего парня. Огонек ярости вперемешку с ледяной отстраненностью заставляет сиять изумрудные глаза изнутри. — Ты?! — зло восклицает парень, его губы кривятся от злости, а брови сильнее сводятся на переносице. Тэхен делает пару глубоких вдохов, воздух в ванной душный, насквозь пропитан запахом бергамота. — Я. — произносит Чон, непонимающим взглядом скользя по обозленному лицу парня. Что он уже сделал не так? Даже несмотря на гримасу ярости, мальчишка перед ним красивый. До безумия. Зверь в груди дёргается, тянется к парню, и альфа не хочет натягивать его поводок от слова совсем. — Да как ты смеешь бесследно исчезать на несколько дней, а потом возвращаться как ни в чем не бывало?! — вскрикивает бакеноко, впечатывая тяжелый взгляд в черноту чужих глаз. — Ты шляешься непонятно где, а я сижу и понятия не имею где ты, что ты и как ты! А если бы тебя пристрелили, а я ни слуху ни духу?! До альфы медленно доходит причина чужой ругани. И от этого сердце тает, словно лед на солнце, оставляя после себя только лужицу. Тэхен волнуется о нем. И боже, кажется вервольф не был рад свершению крупных сделок, как этому небольшому явлению. Чонгук улыбается, растягивает уголки губ, и даже не пытается это скрыть. Омега, кажется от этого сильнее злиться. — Ты издеваешься?! Тебе весело?! — буквально рычит Ким, еле сдерживаюсь, чтобы не ударить мужчину. Чон лишь на это закатывает глаза и хватает младшего за руку, дергает на себя, заставляя тоже залезть под душ, а второй рукой одним движением закрывает дверцу. Тэхен еле успевает выставить перед собой руку, предотвращая разбитый об стену нос или набитый фингал. Одежда моментально намокает, прилипшая к телу. — Ты.... Ты! — бакеноко толкает посмеивающегося вервольфа в голое, крепкое плечо, а второй рукой, сжав ее в кулак, бьет, кажется, по печени. Чонгук охает, и сжимает губы в тонкую полоску, дергая младшего за запястье на себя, заставляя стать ближе и тем, самым намочить голову. Ему нужно остыть, отвлечься. Потому что Чон не хочет сейчас выяснять отношения или что-то объяснять. Он слишком устал для этого. Тэхен от неожиданности и возмущения делает неудачный вдох, как раз в тот момент, когда вода начинает течь по волосам и лицу. Парень закашливается, когда вода попадает в нос, пытается сделать вдох, но не может. Альфа отодвигает парня от льющегося потока, убирает ладонью воду с щёк и лба, зачесывая мокрые волосы к затылку. Киму удается откашляться, и он начинает судорожно дышать. Носоглотку от воды жжет адским пламенем. — Прости. — тихо произносит Чонгук, поддаваясь вперед и прижимая к своему телу парня, заставляя упереться лбом в крепкую грудь. В его голосе скользит усталость. — Я на разговоры и объяснения не настроен. Тэхен молчит, лишь вдыхает чужой запах, смешанный с ароматом геля для душа, и успокаивается. В груди тепло разливается, когда широкая ладонь ложится на затылок, крепче прижимая к себе, а вторая рука мягко обнимает за плечи. — Это ты меня прости. — негромко произносит бакеноко хриплым голосом с нотками раскаяния, когда в приливе нежности трется щекой о кожу на груди, а затем медленно поднимает взгляд на мужчину. — Я волновался, когда ты исчез без слов и не появлялся. — Я понимаю. Прости за это. — альфа убирает руку с затылка парня, касаясь его подбородка двумя пальцами и приподнимая его, смотрит с теплом, просит прощения одними глазами, большим пальцем по подбородку проводит. Мужчина не сдерживается, когда первый целует мальчишку. Сминает его губы нежно, мягко, спускает вторую руку к талии, заставляет прильнуть ближе, чтобы не сантиметра между. Тэхен отвечает, раскрывает губы под натиском чужого языка, сплетает его со своим, руки на крепкие плечи кладет. Они целуются долго, с каждой секундой нежность уступает место страсти. Голова идет кругом от духоты и жара, что у каждого в груди разливается. Чонгук отрывается от опухших от поцелуев губ, тянется к мокрой одежде младшего, стягивает футболку, бросая ее на пол, и припадает губами к тонкой шее, заставляя младшего задрать голову. — Ты выглядишь уставшим. А еще, кажется, говорил, что ни на что не настроен. — с лукавой ухмылкой произносит Тэхен, сжимая короткие мокрые волосы на затылке старшего. Он дышит сбито, а от чужих поцелуев мурашки бегут по всему телу, заставляя закатывать глаза от удовольствия. — Когда дело касается тебя, с меня всю усталость снимает рукой. — горячо выдыхает куда-то в шею омеги и выпрямляется, скользнув голодным взглядом по стройному телу и остановившись на зеленых глазах, на дне которых озорные огоньки вспыхивают вперемешку с искрами предвкушения. Альфа дарит омеге ухмылку, приподнимая уголок губ. — И я сказал, что не настроен только на разговоры. Чон разворачивает Кима к себе спиной, заставляя поддаться корпусом чуть вперед и упереться об мокрую стену ладонями. Мужчина льнет губами к задней части шеи, оставляя россыпь поцелуев по всем плечам и лопаткам, руками цепляет резинку шорт и снимает вместе с мокрым бельем, небрежно кидая вслед за футболкой. Тэхен кусает нижнюю губу, и веки прикрывает. Внизу живота все сладко тянет от предвкушения, а между ягодиц становится мокро, и это точно не от воды. Вервольф ведет дорожку из поцелуев вдоль позвоночника к копчику, опускается на колени и целует ямочки на пояснице, ладонями сжимая аппетитные половинки и слегка разводит их в стороны. Он с удовольствием наблюдает, как из дырочки сочится природная смазка, крупной каплей стекает вниз, но Чон не дает ей упасть — он разводит ягодицы сильнее в стороны и размашисто слизывает вязкую жидкость. Бакеноко выдыхает судорожно и прижимается к стене лбом, сильнее прогибаясь в пояснице. Мужчина не останавливается, снова проводит языком по всей промежности, ласкает кончиком языка чувствительную дырочку, широкими ладонями поглаживая бедра. У самого член колом стоит, изнывает от желания, но его игнорируют, уделяя внимание омеге, что в самое сердце забрался, а Чон его на трон посадил, и корону на голову водрузил. И не жалеет. Тэхен не знает точно, сколько это продолжалось, сколько времени альфа ласкал его своим языком и пальцами, но колени начали ощутимо подрагивать от удовольствия, а них живота ощутимо ныть, умоляя о разрядке. Дыхание сбито к черту, свежего воздуха катастрофически не хватало. Казалось, что пар, собравшийся в душевой, вовсе не от горячей воды, а от его разгоряченного тела и обжигающего дыхания. — Блять, Чонгук... — стонет младший, пару раз слегка прикладывается о стену лбом, пытаясь устоять на подкашивающихся ногах, и добавляет, начиная соскальзывать по стене, словно капля воды — Я больше не могу... Чонгук вытаскивает два пальца, которыми растягивал парня, встает с онемевших коленей, довольно ухмыляясь, и все же жалеет омегу. Он разворачивает его к себе лицом, и поднимает на руки, выключает воду и выходит из душевой, сажая парня на край стола с встроенной раковиной. Ким не позволяет ему отойти ни на шаг, обхватывает чужую поясницу ногами и притягивает ближе к себе. Сам чуть откидывается назад, опираясь локтями о холодный стол. Этот контраст между температурой тела и столом слишком ощутимый, он лишь обостряет чувства, обнажая нервы. Вервольф на это лишь усмехается, проводит рукой по своему члену пару раз, размазывая вязкую жидкость, и приставляет красную головку к колечку мышц и входит одним толчком на всю длину. Омега стонет задушенной и громко. Запрокидывает голову назад и шире ноги разводит. Альфа сразу набирает темп, понимая, что оба они долго не продержаться. Он размашисто и ритмично вбивается в хрупкое тело, буквально вытрахивая из младшего громкие, несдержанные стоны и изредка всхлипы. Ким не знает куда себя деть от прошибающего от макушки до поджатых кончиков пальцев на ногах электрических разрядов, руки слабеют, и он уже ложиться всей спиной на стол, заставляя Чонгука трахать себя буквально на весу, крепко придерживая за бедра. Старший глухой стонет, рычит от удовольствия, и глаза закатывает. И пусть ноги откровенно затекают, а ягодицы начинают ныть от неудобной позы и напряжения, но он лишь глубже входит под нужным углом, попадая по заветной точке. Тэхен чувствует как внутри все собирается в один сплошной комочек, готовясь взорваться в следующие несколько секунд, поэтому шепчет хрипло между стонами: — Блять, я сейчас.... — и пусть он не договаривает, прерываясь на очередной стон, но Чон все прекрасно понимает, Поэтому придерживает младшего одной рукой, не останавливается, а второй сжимает его член, мягко проводит по нему пару раз, доводя до безумного оргазма. Омега содрогается всем телом, сжимая в себе старшего до легкой боли, выгибается в спине до хруста позвонков и изливается, пачкая свой живот. Чонгук делает пару глубоких и сильных толчков и с собственническим рыком кончает, быстро выходя из парня и изливаясь на его живот. Мужчина склоняется над парнем прижимаясь к его лбу своим и пытается хоть немного восстановить дыхание. Ким не может пошевелить и пальцем. Он так и остается в горизонтальном положении лишь благодаря старшему. Тело обмякает, превращаясь в бесформенным нечто, пока парень ловит послеоргазменную негу. Бакеноко обнимает Чонгука за широкие плечи и шею, пальцами лениво перебирает короткие пряди на затылке. Пара минут проходить в этой нежной тишине. Чон медленно отходит от оргазма, поднимает младшего на руки и несет в спальню, падая вместе с ним на нервсправленеце простыни. Он прижимает мальчишку к своей груди, оставляя мягкий поцелуй на мокрой белоснежной макушке. Тэхен сам льнет ближе, кладет голову на плечо мужчине, руками обнимает за талию, а ногу закидывает на его бедра. Они лежат на постели усталые, оба выжатые как лимон, в полной тишине. Она не напрягает, она уютная. Тэхен слушает спокойные удары сердца старшего, а Чонгук лениво водит кончиками пальцев по плечу парня, вызывая улыбку, от легкой щекотки. — Тук-тук, тук-тук. — лениво шепчет парень, корее для себя, нежели для кого-то еще. Лёгкая, немного угловатая улыбка появляется на расслабленном лице. — Бьется так спокойно и мирно. — Бьется. — соглашается Чонгук, слегка кивая в подтверждении своих слов. И добавляет со всей серьезностью и мягкостью одновременно — И только для тебя. Тэхен поворачивает голову, чуть приподнимаясь на локтях, и смотрит в черные, полюбившиеся глаза. Там нет ничего, кроме твердой, словно гранит, уверенности и чистой, словно родниковая вода, искренности. — Только для меня? — переспрашивает, уточняет, окончательно убеждается. — Только для тебя. — отвечает твердо, без намека на лукавство. — Тогда это, — бакеноко берет его руку в и подносит к своей груди, прижимая в том самом месте, где сердце с ума сходит. — Принадлежит тебе. Сохрани его, защити, чтобы никто и никогда больше не смог его достать, навредить. — Сохраню. И никому и никогда не позволю его ранить или отобрать. Клянусь. Чонгук не сдерживает счастливой улыбки, и поддается вперёд, закрепляя свою клятву сладким, нежным поцелуем.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.