***
Собирался дождь. На землю капали маленькие капли, а по старым лужам они проходились рябью. Когда девушки выбрались из самой пустой части трущоб, мгновенно улица по которой они шли, наполнилась оживлёнными разговорами и громкими голосами. Наверное, сама Изабель уже давным-давно бы тут потерялась без Мари. Девушка, идущая впереди уверенным шагом по сравнению с ней самой, словно излучала свет. Изабель не смогла смириться со смертью семьи. В глазах все ещё оставался образ горящего особняка, а в ушах гулким эхо раздавался голос отца. Образы остальных членов семьи постепенно начинали забываться, оставались лишь пустые и бледные фантомы. Но Коллеи задерживалась в её памяти дольше всего. Словно на подкорке мозга остался её образ, образ маленькой и от части глупенькой девочки с длинными волосами по лопатки и с такой яркой, сверкающей улыбкой, что каждое утро грела Изабель душу. Но она нагло ей лгала, кормя малышку ложными надеждами о том, что её дорогая старшая сестра обязательно справится с болезнью и вернётся, и будет играть с ней как раньше. И Изабель врала и своим спасителям. Врала о том, что с ней в порядке. Что она смирилась. А в душе всё ещё оставался осадок, а в горле ком, не дававший рассказать правду. В голове Йорк не укладывалась концепция того что она однажды окажется в другом мире. Но, он от части был похож на уже привычный им мир, хоть и был каким-то другим. Схожие люди и язык, похожая фауна и погода. Даже дождь был схожим. Но страх и волнение накрывало их обоих с головой, пробираясь в самые глубокие уголки сознания и дергая за нужные струны, словно играя на лире. Просто Мари умело скрывала свой страх. Но ей никогда не было так омерзительно страшно, как сейчас. Идя в полную неизвестность, так ещё и ведя за собой Изабель. Искариот шумно вздыхает с каждым третьим шагом, думала лишь об этом. Тепло чужих пальцев обвивали её руку, словно горячая лоза, согревая дрожащие от могильного холода дождя ладони. Пальцы обоих девушек изредка дергались в нервной судороге. С кончиков промокших волос падали капли дождя, разбиваясь о землю, словно хрусталь, пробегались гулкой рябью и лились под ногами редких прохожих. Полу-пустую дорогу освещал слабый, жёлтый и противный свет, что сверкал на свежих лужах в ночной темноте. Мари остановилась, завидев небольшие ступени около одной из кучи закрытых дверей. Пар, бежащий по трубам сверху придавал небольшое ощущение спокойствия, а от самих труб шло слабое-слабое тепло, согревая щеки девушек. Мари села на ступени и закрыла глаза, вдохнув воздух после дождя. Изабель села рядом с ней, прижавшись затылком к дряхлой двери. Йорк ловила себя на мысли, что ещё пару секунд и дверь позади нее рухнет прямо вместе с ней самой на такой же старый пол. Мари не знала что ей дальше делать. Голова была пуста, а никаких мыслей в нее не приходило. Оказаться снова там, откуда она однажды сбежала, оставив в тех трущобах часть своей души, — вот это достижение, когда перевалило за 45 тысячный десяток. Хотя, сама она сомневалась, что ей не больше чем неделю, — Мари не жила все те 45 тысяч лет, она, как и все остальные была мертва. Искариот вспоминала то, как видела сизый дым перед глазами, вспоминала то, как увидела разрушенную жизнь перед глазами и Мари сломалась-сломалась-сломалась. В горле противно жгло. Она вспоминала пустые и серые пейзажи. Поле, струями стекающая по земле вода в никуда. Мари думала что это продлится вечно. Хотелось содрать горло и завопить во весь голос. Хотелось закричать и сорвать голос, кричать так, чтобы болели лёгкие, хотелось сжимать кулаки, чтобы от ногтей на коже оставались следы в виде полумесяцев. Иногда, в том сером поле слышался звук проезжающего поезда. И Мари срывалась с места, падала на колени и сдирала их до незаживающих царапин и ссадин, но все равно продолжала нестись вперёд. А ноги не слушались, путались, были настолько слабы, что Мари не могла стоять на них, не то чтобы бежать. Сейчас, она понимает что добежать до того поезда было и вовсе невозможно, как и сейчас снова сбежать из трущоб.***
Палящее солнце нагревало не менее горячую землю, заботливо создавая эффект парника на этом чертовом рынке. — Недавно в городе было очередное извержение хонкая, — хмыкает одна из девушек за прилавком, сдувая прядь волос со лба. Она прилипла к коже из-за стекающего ручьём пота. Блондинка шумно и театрально вздыхает. Кажется, она прочитала это в одном из модных журналов, который забрала у подруги из верхнего города? Мари не знала, но она особо не придавала значения воркованию этих девушек, которые сидели снизу за прилавком. Искариот лежала на тканевый крыше палатки, положив голову на руки. Она молчаливо крутила в зубах найденую за городом, если его конечно можно было так назвать, свежую травинку. Стелебек царапал её губы, но Мари, кажется не ела с выходных, а сейчас была уже среда. На языке стоял вкус желочи, а глаза сами собой закрывались из-за яркого солнечного света. Снизу послышалось пищание девушек: — Маришка, а ты вообще работать будешь? А то все лежишь сверху, даже коробки с твоей-то силой не таскаешь. А могла бы нам помочь, эх, лодырь, по-другому и не скажешь, — это была тетя Элизи или Элизабет. Для Мари все в этом месте — семья. Когда девушке было шесть лет, умерла мама, оставив маленькую девочку с большими зелёными глазами без каких-либо сбережений на будущее. Платить за аренду квартиры стало некому, а еда стремительно заканчивалась. Сама Искариот детство провела в заботе и любви, а когда умерла мама ей стало совсем туго. Соседи помогать особо не горели желанием, так что Мари была заперта в квартире в полном одиночестве с гниющим трупом наедине. Эти два дня были сущим кошмаром. Мари перевернулась на бок и выплюнула траву. Тетя Элизи была мамой для всех трущоб. Она заботлива, и старалась давать местным детям по-максимуму, выжимая из себя все силы на их худо-бедное содержание. А все они помогали ей в ответ, но уж точно не Мари. Девушка была больше принимающей стороной, чем отдающей. Она, конечно, понимала что является эгоисткой, но её все равно любили, и эту любовь не нужно было ни чем заслуживать, что стало для нее неким громадным открытием. Мама любила её. Но любовь нужно было заслужить. Это стало для Мари чем-то обыденным, чем-то настолько простым, словно прозрачным, подобно стеклу, что она уже успела привыкнуть жалобно пищать имя матери, когда та возвращалась с работы. Носить ей воду в постель, провожать её на работу, сдерживать эмоции. Нельзя было тревожить эту женщину, когда она болела. Вообще-то, ничего было нельзя, кроме того как помогать ей. Настоящую, искреннюю и ничем не прикрытую любовь Мари почувствовала лишь в этом месте. В месте, где не должно быть любви и вовсе, но она была даже не дома, а тут. Здесь люди были искренне, сплочение и делали друг другу выбраться отсюда как можно скорее и забыть все это как страшный сон. Кто-то выскакивал замуж, а кто-то нашел себе работу. Но тетя Элизи старалась выпустить отсюда всех, кто попал или родился тут. План, конечно, не всегда был удачным, но подавляющее большинство уходили и больше никогда не возвращались. — Я хочу пойти в MOTH, — сухо произнесла девушка, еле-еле открыв рот. — Ты, что, Мари, совсем спятила? Нас-то, сброд с улиц и взять в сильнейшую организацию? У тебя жар, или на солнце перегрелась? — одна из девушек, стоящая за прилавком, оторвалась от своей работы. Подставив под ноги стул и подозвав другую продавщицу придержать вечно качающийся табурет, руками уцепилась за тканевую «крышу» и ладонью прикоснулась ко лбу Мари. Искариот мгновенно вскочила с места и глянула на девушку, словно на сумасшедшую, — да нет, вроде бы не горячая. А тебя не тошнит случаем, голова не кружится? — Да не сошла я с ума! С моими способностями это очень вероятно. Хочу помочь миру хоть чем-то, нежели сидеть в уголке, как крыса, — рявкнула на нее Искариот, четко уверенная в своих намерениях. Девушка вернулась на место, а Мари перевернулась на другой бок. — А я верю в Маришку, — сказала тетя Элизи и улыбнулась, — наша девочка обязательно добьётся чего-то большего. Она заслуживает этого, — сама брюнетка вновь вскочила с места и посмотрела на женщину. Сердце забилось чаще, — Мари, у тебя рот приоткрылся. — посмеялась колоритным смехом Элизабет и Искариот мгновенно его закрыла, вернувшись назад в реальность.***
Мари сломалась-сломалась-сломалась. Девушка приоткрывает глаза, когда видит слабое свечение впереди. Она отрывается от плеча Изабель, на котором и заснула. Искариот устало потирает глаза и понимает, что очнулась прямо на рассвете. Яркие лучи солнца, прямо как тогда, освещали прозрачные лужи, от которых в последствии отрывались солнечные зайчики, начиная танцевать на стенах. Оранжевые лучи окрашивали блондинистые волосы Изабель то ли в рыжий, то ли в русый. Сама девушка, когда пропала её опора в виде головы Мари, тактично грохнулась на порожки дома и продолжила спать. Брюнетка поднимается на дрожащих ногах и видит старую лестницу перед собой. Девушка подходит к ней и ставит сначала одну ногу на ступень, потом вторую и примерно так, она успела забраться на крышу дома, откуда крайне хорошо было видно город. Вдалеке была огромная, высокая башня, чем-то похожая на маяк, а за этой башней искрилось море, переливаясь всеми цветами радуги. Мари хотелось радостно пропищать от увиденного, но она сама остановила себя, понимая что вряд-ли окажется рядом с этим морем вблизи. Искариот услышала звук открывающейся двери и увидела миловидного старика, стоящего на пороге. Он не обратил никого внимания на Изабель, лишь опустил мягкий взгляд на аристократку и произнёс, смотря на Мари; — Лейден Штафлих по-прежнему прекрасен. Даже во время войны. — Лейден Штафлих, значит…