Свет пробивается к Мэл толчками — девушка щурится, пытается избежать яркого белого свечения. Она хочет перевернуться на бок, но тело отказывается слушаться. Руки и ноги не двигаются и лишь тупая боль в области плечей не даёт ей снова свалиться в небытие.
Кажется, что всё закончилось. Но её борьба только начинается.
Приоткрывая глаза, Мэл видит лишь белый, незнакомый потолок. Девушка жмурится, молчит — губы иссохли, глаза нещадно слипаются. Слезы стекают по щекам. Наверное, она много плакала до своего пробуждения — Мэл не помнит. Помнит лишь боль, кровь и слезы. И чьи-то прикосновения.
Она чувствует, то как её касаются и еле выдавливая из себя звуки, говорит:
— Не трогай… — шепчет девушка. Чья-то рука зависает в воздухе на пару сантиметров от нее. И кто-то убегает, что-то кричит, явно возбуждено и радуясь.
— Вы видите и слышите меня?
— Иди нахер, — грубит Мэл. Она не может перевернуться и избавиться от этих надоедливых карих глазах и рук в перчатках, которые касаются её лица.
— Мадмуазель, не надо грубить. Мы же хотим вам помочь!
— А мне плевать, — она прерывается на кашель, что чёрной кошкой дерет горло, — Хотите или не хотите мне помочь… Просто, — снова приступ сдавливающего грудь кашля, — Отстаньте от меня.
— Кажется, способность грубить и в частности говорить вы, мадмуазель, не утеряли. Хорошо. Теперь откройте глаза полностью, — сил грубить у Мэл уже не осталось и девушка молча повиновалась. Открыв глаза, она увидела любопытное мужское лицо в маске и надоедливый карий взгляд. Позади него стояла молодая медсестра с рыжим каре.
— Мелисса, позови сюда месье Бенедикта и Джона.
— Вас поняла, — названная Мелисса быстро ретировалась, оставляя Мэл с доктором наедине.
— Сможете сесть?
Девушка постаралась привстать, но лишь рухнула на кровать пластом. Сил бороться больше не осталось. Слезы сами покатились по её щекам, стекая по шее и губам.
— Ну что же вы, мадмуазель, не стоит плакать. Может, вам стоит дать воды? — Мэл кивнула и доктор отошёл, а после вернулся со стаканом воды. Он приподнял её голову, позволяя таким способом пить. Мэл начала вспоминать.
Война, снаряды,
Вайолет Вайлтшар…
Ее вопль, оторвавшиеся руки и серое небо. И лицо Вайолет. Её пустые и потухшие зелёные глаза, спутавшиеся блондинистые волосы, кровь, стекающая рекой по её лицу. Мэл закрыла глаза и перед ними вставало лишь это мёртвое, убитое ей же, лицо.
В комнату кто-то вошёл. Сёл на стул, пододвинув его к больничной койке.
— Здравствуй, выжившая незнакомка.
Мэл застыла. Она повернула голову и увидела перед собой мужчину, что очень похож на Вайолет — такие же зелёные глаза, блондинистые волосы. На щеках была щетина.
— Вайолет…
— О, так ты была с ней знакома… Вот значит как. Ты, мадмуазель, оказалась единственной выжившей из тринадцатого разведывательного отряда армии Циммермана. Мы нашли тебя под руинами крепости Слава рядом с командиром отряда Вайолет Вайлтшар.
Мэл прикрыла глаза — ей не хотелось разговаривать, желательно ни с кем. Ни с доктором, ни с медсестрой Мелиссой и ни с этим незнакомцем. Значит, никто из её отряда не выжил. Только одна она. Девушка чувствовала то, что не достойна жизни после всех, убитых её руками, людей. И всех пыток с безразличие на её лице, всех убийств, всех допросов, всего, что она совершила.
Мэл не достойна жизни. Она ее не заслужила. Её заслужила Вайолет! Её заслужил Эйс, её заслужил тот самый улыбающийся солдат из того самого леса. Ногицунэ никчёмна.
— Скажи мне своё имя.
— Мэл. Мэл Каслана.
Мужчина замолкает.
Когда Мэл открывает глаза, поле боя больше нет.
Весны больше нет.
Вайолет больше
нет.
Это осознание бьет кувалдой по голове, рвёт органы на части и выкручивает, ломает кости. И Вайолет Вайлтшар была убита руками Ногицунэ.
— Меня зовут Джон Ландау. Моя семья вторая по значимости в Лейден Шатфлихе, ведь именно мы открыли много лет назад библиотеку и теперь восстанавливаем ее. А это Бенедикт, он мой друг и один из сотрудников библиотеки.
Мэл отвернулась, уставившись в ширму между койками. Девушка думала — как она выжила после ранения в легкое, если орган был наполнен кровью? Каслана не знала, и знать ей не хотелось. Главное, что она жива. Но жизни она вряд ли заслуживает.
— Ландау… Вайолет рассказывала, что вы поручились за армию после смерти главнокомандующего Вайлтшар. И теперь, получается, семья Вайлтшар мертва? — спрашивает Мэл, не в силах смотреть на Джона и Бенедикта, видя в их глазах лишь глубокую печаль и скорбь. Эта атмосфера давила на нее.
— Да, ты права. Но у меня есть еще один вопрос, — Мэл перевела взгляд на Джона, который в свою очередь пялился в окно, кажется, боясь заглянуть в эти глубокие синие глаза, — Как ты выжила с ранением в легком? Наверное, орган был наполнен кровью… Кто тебя перебинтовал?
— Я не помню, — отвечает Мэл, а после садится. Девушка опускает взгляд на одеяло, под которым были ее руки. Если, они конечно, были. Она помнит свой отчаянный вопль, когда она увидела вместо своих белоснежных рук лишь обрубки с кровавой сеткой на плечах. Мэл прикрывает глаза.
— Твои руки… — говорит Джон. Мэл не хочет слышать ничего про свои руки и лишь молчит. Ей больно даже думать о них, не то чтобы видеть их. Она уже ничего не хочет.
Сердце отчаянно воет. Хочется свернуться на этой жалкой больничной койке и больше никогда не просыпаться. А смысл теперь просыпаться? Мэл не знала зачем ей теперь просыпаться. Она теперь боится любого громкого звука — все это ассоциируется со взрывами снарядов, которые лишили ее рук, смяли органы в кашу и забрали у нее Вайолет.
— Как обстоят дела с войной? Кто победил? — отстраненно спрашивает девушка. Джон вздыхает и наливает себе воды из графина. Крутит в руках стакан и молчит, — Герр Ландау. Не молчите.
— Мы победили. Но огромной ценой — нам пришлось пожертвовать третьей частью личного состава армии Циммермана. Но это стоило того. Уже восстанавливают разрушенные войной здания в Новом городе. Из пепла был построена женская закрытая школа. Конечно, инфраструктура была здорова разрушена атаками противника и дорога до Лейден Шатфлиха у нас займет много времени.
— Дорога до Лейден Шатфлиха? Тогда, где я?
— Область Гамбурга, город Кельн. Это где-то день от Лейдена. Ты находишься в лечебнице. И без сознания ты провела около двухмесяцев.
Точно… Битва за крепость Слава была в мае, а сейчас, получается, июль? Кошмарно. Мэл снова отворачивается. Диалог иссяк себя. Герр Ландау, кажется, был довольно хорошим человеком на вид. Но его нутро Ногицунэ не знала. Она решила для себя, что больше никому и никогда не откроется. Почему все, кому Мэл открылась погибли? Это ее персональное наказание? Проклятье?
За окном поют птицы и цветут цветы. Слышен шум мотора машин. Прибой моря. Мэл нравятся эти звуки. После четырех лет кровопролитной войны такие, казалось, обыденные звуки и запахи были для девушки недостижимы. Ее окутал лишь запах гари, крови и снарядов. Теперь из этого было собрано ее нутро.
Что будет дальше? Смысл, ради которого она оставалась в Лейден Шатфлихе был исчерпан и дальше оставаться сакрального смысла и не оставалось. Но Мэл не могла бросить своих друзей. И в случае чего, Паудэр, наверное, вернет ее назад.
Джон поднялся со стула, пододвинув его к рядом стоящему столу.
— Удачи тебе выздороветь, Мэл. Еще свидимся.
***
Через две недели Мэл могла уже спокойно стоять на ногах и передвигаться. Бинты с рук ей снимать не разрешалось. Хотя, впрочем, Мэл уже знала то, что произошло с ее белоснежными руками. Наверняка вместо них там уродливые протезы.
Джон Ландау приехал снова, только уже с намерением выписать девушку. Мэл молча сидела на кровати, смотря в окно. Лето постепенно подходило к логическому завершению. Еще один месяц — август, и все закончится. Мэл не могла смыть и забыть весь тут ужас, что она пережила и теперь девушка не может избавиться от липкого слоя чувства вины, что окутала ее словно паутина.
— Я принес тебе одежду. Выбирай, что наденешь.
Мэл пустым взглядом смотрела на предложенные варианты. Зеленая и черная юбка, рубашки, да одни штаны с черными ботинками. Джон вышел, оставляя девушку переодеться. Завязывая немного отросшие волосы предложенной черной лентой, она молча выходит из палаты. По коридору бегают врачи и медсестры, хотя дел уже стало в разы меньше.
Девушка молча таращится в окно, рассматривая мелькающие пейзажи, едя на машине к порту Кельна.
— Вайолет была хорошим человеком, да?.. — тихо спросил Джон. Мэл перевела на него любопытный взгляд, который позже сменился на взгляд, что полон печали и скорби.
— Почему ты это сейчас спрашиваешь? Даже если и была, какой смысл в твоём вопросе, если её не вернуть, — флегматично кинула Мэл в ответ, пытаясь держать лицо. Но она не могла скрыть наворачиваются слезы.
— Я бы хотел узнать больше о ваших отношениях.
— Зачем тебе это? Я ничего не расскажу.
Мэл вспоминает руки, блуждающие по телу, горячее и томное дыхание прямо в шею, растрёпанные блондинистые волосы, смазанные поцелуи и кривится. Она вспоминает то, с какой силой девушка сжимала её горло той зимой, вспоминает ножницы в руках Вайолет.
Мэл внезапно становится противно. После того, чем они занимались в лесу, девушка не могла нормально смотреть на Вайлтшар. Но той роковой ночью все как будто пропало и аннулировалось.
Как девушка поняла, её на опекунство и похоже, работу, взяла семья Ландау, поручившись за её благополучие и протезы. Протезы, она конечно, в лицо не видела, да и не хотела, но все-таки была очень и очень благодарна семье Ландау и Джону. Возраст её они не знали, ведь документов у Мэл не было и была она в армии чисто на попечении Вайолет, ведь Вайлтшар взяла девушку на опекунство, хоть ей и было на тот момент физически двадцать три года. А сейчас все 26. Впрочем, Мэл и вправду выглядит на семнадцать-восемнадцать, поэтому проблем с этим возникнуть было не должно.
Почему Ландау взяли ее на работу и взяли за нее ответственность? Мэл не знала. Девушка вздыхает, смотря на море с борта парома. Она наблюдает за искрящейся на ярком палящем солнце водой, волны касаются дна. Мэл любит наблюдать за морем с самого детства, обожает в нем купаться или просто гулять близь прибоя. Сейчас она этого лишена — они все потеряли что-то на этой безумной войне.
***
Они прибывают в Лейден Шатфлих следующим утром. Мэл сходит с парома — ночью прошел дождь и теперь весь асфальт был в лужах. Девушка молча идет за Джоном, словно будучи виноватой, опустив глаза в пол и смотря на свои ботинки. Ее мучает фантомная боль с момента пробуждения в госпитале. Ей, конечно, давали обезболивающее, но сейчас оно закончилось, так что, сжимая губы, Мэл двигается к стоящей рядом машине с грузом на сердце и жуткой болью.
Она еще не может адекватно сжимать пальцы протеза, лишь может поднимать и опускать руки — вряд ли Мэл теперь возьмет в руки кружку кофе. Девушка смотрит в окно, наблюдая за лесным массивом, за которым скрывалось море и порт. Природа Циммермана, а в частности Лейден Шатфлиха была поразительна. Море перекликалось с борами и среднелистовыми лесами. Горы, море, леса — все было невероятно красиво. и все-таки, это был другой мир. В их вселенной такое вряд ли было бы возможно.
В окне выглянула высокая и старая башня. Она была так близко, что с хорошим зрением на ней можно было увидеть даже мох и рядом растущие белые цветы.
— Что это за место, Джон? — спросила Мэл, переведя взгляд на мужчину.
— О, это старый маяк. Он сейчас заброшен, так что… А цветы — спес дефлюкст. Растут там, где по местным легендам на землю спустилась богиня и подарила нам жизнь. В нашей истории очень много различных легенд. Когда выйдешь ко мне на работу, много чего сможешь узнать. Кстати, мы приехали.
Мэл молча вышла из машины. Они подъехали к двухэтажному милому домику. Встретила их бабушка, женщина и маленький мальчик.
— Братик! Это та девушка, про которую ты говорил? Знакомая мисс Вайлтшар?
— «Он не знает, что Вайолет умерла? Наверное, ее уже и похоронили», — думает Мэл, отведя взгляд в сторону, — «Может быть, я бы хотела присутствовать на ее похоронах?»
— «Нет, ты не хочешь», — позади девушки, в ее разуме, послышался милый, по-настоящему ангельский голосок Элизии. По виску Мэл скатился холодный пот, глаза расширились, а сердце забилось в разы сильнее, желая выпрыгнуть из грудной клетки. Ей было страшно обернуться — в каждый раз появления галлюцинаций все как в первый раз. Девушка не могла привыкнуть к ним, так и застывая в одной позе, боясь даже шелохнуться. Она не может дать отпор — их много, целых тринадцать образов, а она одна.
— Здравствуй, Мэл, проходи, не стесняйся! — девушка машинально кивнула, робко ступив вперед. На шее все еще чувствовалось холодное, гробовое дыхание эльфийки. Зайдя в дом, ее встретил золотистый ретривер. Милое, чудное создание, что при ее появлении радостно виляло хвостом.
Мэл села за стол, сжимая руки. Перед ней поставили чашку чая — девушка повела носом, ей никогда не нравился чай, но она не могла обидеть хозяев дома, так что когда все сели за стол, в том числе и Джон и когда перед ней оказалось вероятно приторно-сладкое пирожное (других в Лейден Шатфлихе, по впечатлениями, не делали), Мэл попыталась взять в руки чашку чая, но она успешно пролила его на штаны и бинты.
Хозяйка дома, коей была старая бабушка, ахнула и встала за полотенцем, но девушка решила ее остановить. Она начала осторожно снимать с рук бинты. Они упали на пол, и Мэл, как и все присутствующее в комнате, увидели черные фаланги пальцев, черные, обсидиановые, запястья. Фаланги были скреплены между собой. как настоящие кости, небольшими металлическими шариками. На внешней стороне ладони были небольшие отверстия. Мэл закатала рукав рубашки и увидела еще шар, который скреплял запястье и предплечье. На предплечье был небольшой вырез в форме круга в котором скрывалось устройство управления, как ей объясняли санитарки, скоростью движения пальцев.
— Они выглядят хрупкими, но на самом деле очень тяжелые, ведь сделаны из нержавеющей стали. Санитарки и медсестры в госпитале сказали, что они продержатся долго, если регулярно отдавать их на проф-просмотр специалиста.
— Ух ты… — мечтательно протянул мальчик, — Ты потеряла их на войне?
— К сожалению, — ответила Мэл.
— Давайте мы не будем задерживать нашу новую гостью. Я покажу тебе твою комнату…
После просмотра комнаты, которую Мэл особо и толком не разглядела, запомнив ее месторасположение и где находится кровать (вернее, куда падать лицом вниз). Девушка рухнула лицом на кровать, перед этим задвинув шторы и быстро уснула.
