Higher than the Big Trees

Понедельник радует ярким солнышком, сегодня у Алека весь день расписан по минутам. С утра он едет в павильон Good Morning America, чтобы отснять рекламную кампанию перед пятничным эфиром. Во второй половине дня у него две встречи: сначала фотосессия (он будет блистать на обложке в следующем месяце) и интервью для Out Magazine; после его ждет встреча с представителями лейбла, чтобы обсудить следующий этап его карьеры — альбом #7, которому он все еще не придумал названия. Алек еще ни с кем не делился своими переживаниями о том, что он дико неуверен в том, каким он хочет сделать новый альбом. Что вообще люди делают после того, как откатали три фееричных мировых тура? Алек так долго был на вершине и теперь он не знает, куда двигаться дальше. Он беспокоится, что уже достиг своего предела. Он не написал ни одной песни за несколько недель, а те крошечные наброски, что у него есть, никуда не годятся. Он в застое, в ужасном творческом кризисе. В голове нет ни одной свежей идеи. Все кажется пресным и банальным. Посредственным. Алек очень боится, что удача отвернулась от него. Последние десять лет он был в неиссякаемых лучах славы (намного дольше, чем большинство его коллег по цеху). По правде говоря, Алек разочарован всем происходящим. В его голове все еще крутится сцена из клуба, когда парень, чьего имени Алек уже и не помнит, настолько хотел переспать с ним, что позабыл, что состоит в отношениях. Люди могут быть мудаками, и Алек лучше всех это знает. Но это не помогает ему перестать чувствовать себя куском мяса. Товаром. Все хотят Алека Лайтвуда-суперзвезду. Им нужен парень, который сможет без особого труда достать билеты на игру Lakers или провести в самый фешенебельный ресторан без предварительного бронирования столика. Того Алека, с кем (и за чей счет) можно улететь первым классом выходные в Сент-Томас. Они хотят такого Алека. Никто не остается с менее роскошным мужчиной. С тем Алеком, который до смерти боится пауков, питает отвратительную любовь к своим поношенным толстовкам и чей любимый фильм — Гордость и предубеждение. Только горстка людей знает, какой Алек настоящий, какой он в глубине души. И его устраивает такое положение вещей, на самом деле устраивает. Но половина из этой «горстки» — члены его семьи, а другая половина — тоже члены его семьи, только некровные. Алек очень хочет встретить кого-то нового, кто заботился бы о нем и был бы с ним из-за него самого. А не из-за его популярности. Но сейчас Алеку нужно перестать хандрить из-за вещей, на которые он не имеет ни малейшего влияния, и начать настраиваться на рабочий лад. Он просыпается около шести утра, отправляется на пробежку под саундтрек к Черной пантере, а когда возвращается в пентхаус, видит Джейса и Иззи на кухне. Джейс просыпается каждое утро ни свет ни заря, чтобы открыть свой спортзал, но почему, черт возьми, Иззи встает так рано одному богу известно. Она ведь совсем не ранняя пташка. Иззи одета в одну из, по-видимому, алековых толстовок и ее хрупкая фигурка просто утонула в ней. Она смотрит на кофеварку с каким-то особым вниманием, которое обычно достается объективу камеры или учебнику по биологии. Она не замечает Алека, и он просто хватает яблоко из миски на стойке и направляется в свою комнату, кивая Джейсу, когда они проходят мимо друг друга. Он жует яблоко, листая ленту новостей. Он отвечает на несколько твитов и публикует фотографию, которую они сделали на выходных, когда он, Джейс и Иззи были в Uptown Java, подписывая ее «Хорошо быть дома». Алек принимает душ и начинает собираться. Он надевает оливково-зеленые брюки до щиколоток, легкий темно-синий свитер и пару светло-коричневых оксфордов. Хватает солнцезащитные очки, бумажник и выходит из квартиры. Спустившись в фойе, он несколько минут болтает со швейцаром, Чарльзом. Мужчина высокий и поджарый, ему по меньшей мере восемьдесят лет, и он работает швейцаром с тех пор, как Алек переехал в этот дом (хотя, возможно, он работал здесь, еще до того, как Алек вообще появился на свет). Он милый человек, который любит кроссворды и сладкий чай. Он всегда помнит, когда у Алека день рождения и, каждый раз, когда Лайтвуд в городе, Чарльз приносит ему пирог, который его жена печет каждое воскресенье. Поговорив с Чарльзом, он выходит на улицу. Вокруг его здания ошиваются один или два папарацци, но Алек игнорирует их. За эти годы он научился игнорировать журналистов так же, как надоедливых комаров. Машина уже стоит у входа, и его водитель, Дейв, с ухмылкой открывает заднюю дверцу. — Как прошло Ваше утро, мистер Лайтвуд? Алек улыбается в ответ и кивает ему. — У меня сегодня все просто отлично, Дейв. А как насчет тебя? Как там твои дети? — Ну, маленькая Элиза получила награду на научной ярмарке, а одержимость Дэйва-младшего в этом месяце — новый альбом Саймона. Алек тихо смеется. — Новый альбом Саймона невероятно успешен, да. Он прочно удерживается в топ-100 Billboard, и Льюис в восторге. Я мог бы достать Дэйву футболку из мерча. Как думаешь, ему это понравится? Улыбка Дэйва становится шире. — Ты чертовски хорошо знаешь, что Дэйв будет в восторге от всего, что связано с Саймоном. Я был бы тебе очень признателен, дружище. Алек садится в машину и смотрит на Дейва через открытую дверь. — Я посмотрю, что можно будет сделать. Передай Элизе мои поздравления и скажи, что, когда мы с ней встретимся, ей придется подробно объяснить мне этот ее эксперимент. Мне, Иззи, Джейсу нужно как нибудь встретиться с твоими детьми. Я уверен, что Элиза с удовольствием поболтала бы с Иззи обо всех научных вещах. Дейв смеется, — Будет сделано, мистер Лайтвуд. — и закрывает пассажирскую дверь. Поездка до телестудии занимает всего полчаса, а это сродни чуду, учитывая, какое в Нью-Йорке движение на дорогах. Алек проводит это время, отвечая на электронные письма и просматривая свежие новости. Они подъезжают к зданию, и, когда Дейв открывает перед Алеком дверь, его сразу же ослепляют вспышки камер журналистов, которые выкрикивают какие-то вопросы. Алек проходит мимо, игнорируя всех репортеров, но на тротуаре у парадных дверей его ждут несколько фанатов, и Алек подходит к каждому из них. Он тратит несколько минут на то, чтобы поговорить с ними и сфотографироваться. Несколько человек принесли для него подарки, которые он с радостью принимает. Его всегда удивляет, насколько внимательными могут быть его поклонники. Одна девушка принесла ему радужный браслет ручной работы, который он тут же надел, а несколько парней подарили ему небольшого, размером с кулак, плюшевого пингвина. Это чертовски мило, и Алек с благодарностью за то, что они пришли, обнимается со всеми. Когда он заходит внутрь, его приветствует и проводит по лабиринту коридоров один из сотрудников телеканала. Следующие несколько часов Алек разговаривает с бóльшим количеством людей, чем он может запомнить. Он проводит некоторое время, делая несколько кадров для рекламы, и получает более красочное представление о том, как будет проходить съёмка в пятницу. Алек выходит из здания ABC в полдень, и у него едва хватает времени, чтобы купить хот-дог в стоящем неподалеку фургончике, прежде чем нужно будет ехать в штаб-квартиру своей звукозаписывающей компании в Нижнем Манхэттене. Сорок пять минут они плетутся в пробке бампер к бамперу, и Алек почти на ходу выпрыгивает из машины, когда они наконец подъезжают к нужному зданию. Он никогда не опаздывает на рабочие встречи, а сегодня он кое-как успел приехать в Institute Records за три минуты до начала. Лидия уже внутри и ждет его. Она говорит по телефону, торопливо что-то печатая, и отлично выглядит в своём костюме за пять тысяч долларов. Она идеальный менеджер, и Алек благодарен ей за то, что она всегда в курсе всех дел. Не поднимая глаз, Лидия интересуется, — Что ты ел на обед? — Купил хот-дог на углу 4-й и Брэкстон. Лидия подавляет дрожь в теле. — Я не знаю, как ты в принципе ешь такое, не говоря уже о том, что ты, как подростки на бейсбольном матче, абсолютно без ума от них. Алек смеется. — Хот-доги — это классика. Вряд ли существует что-то более американское, чем съесть горячий хот-дог на бегу, пока в запаре мотаешься по всему Нью-Йорку. Лидия хмыкает, но больше ничего не говорит. Она в последний раз тыкает в экран, прежде чем положить телефон в портфель и, наконец, посмотреть на Алека. — Итак, ты знаешь план действий на эту встречу? Алек приподнимает бровь. — Искусно вводить в заблуждение и остроумно притворяться тупицей? Лидия тяжело вздыхает. — Это в крайнем случае. Или так ты хочешь сказать, что все еще нет никакого нового материала, который можно было бы представить лейблу? — Ничего нет. Лидия оценивающе смотрит на него. — Тогда ладно. Значит, будем работать по твоей схеме. Помни, основная цель этой встречи — обозначить дату сдачи первых демок и обсудить съёмки клипа на сингл из An Arrow in the Dark. Мы постараемся перенести дедлайн по демкам на… первое августа? Это даст нам еще месяц для того, чтобы ты успел подготовить больше материала. Тебе хватит этого времени? An Arrow in the Dark — его шестой альбом, который за первую неделю после релиза купили более миллиона раз. Из этого цикла альбомов, у Алека остался только один невыпущенный сингл — Empty Hearts, и он был рад начать съемки клипа. Empty Hearts — одна из его самых любимых песен в этом альбоме, и Алек с нетерпением ждет возможности пообщаться с разными продюсерами и режиссерами, чтобы узнать, какие концепции клипа каждый из них предложит. Алек задумывается на секунду, прежде чем дать Лидии ответ. — Да, этого будет достаточно. Надеюсь, к тому времени у меня будет хотя бы одна песня. Кроме того, я думаю, что они не согласятся сдвинуть сроки еще дальше. Алек обожает Institute Records. Он был под их крылом с самого начала своей карьеры, и они всегда были более чем щедры к нему. Но Алек прекрасно понимает, что он для них — машина по заработку денег. Как только он перестанет приносить прибыль, лейбл устроит ему кучу проблем. Алек просто надеется, что этот творческий кризис скоро закончится. Алек и Лидия входят в конференц-зал и сталкиваются с полудюжиной должностных лиц в строгих костюмах разных оттенков темно-синего или черного. Президент лейбла, Джиа Пенхоллоу, в хорошем настроении, и встреча длится стандартные три часа. Лидия настоящая акула, всегда защищающая интересы Алека, и Лайтвуд ценит ее профессионализм. К концу встречи Алеку перенесли дедлайны и назначили даты встреч с потенциальными режиссёрами его клипа. Они пройдут в течение первой недели июля, примерно через три недели. Он и Лидия уходят, предварительно обменявшись рукопожатиями со всеми в комнате. Алек делает глубокий вдох, как только они выходят на улицу, и Лидия делает то же самое, расстегивая верхние пуговицы своей блузки и снимая пиджак, перекидывая его через руку. — Ну, прошло даже лучше, чем я рассчитывала, — сухо говорит она. — Да, я удивлен, что они так спокойно отнеслись ко всему. Лидия слегка пожимает плечами. — Может быть, они наконец вынули головы из задницы и поняли, что тебе нужен отдых. Особенно учитывая то, что ты работал без продыху. Или, может, они поняли, что их Артист #1 на грани выгорания и решили немного ослабить хватку, помочь тебе вернуть твое моджо. — Что бы это ни было, я просто рад, что они дали мне отсрочку. Пора бы мне нужно собрать мозги в кучку и начать писать песни, которые будет не стыдно выпустить в свет. Порывшись в сумке в поисках солнцезащитных очков, Лидия, прищурившись, смотрит на него. — А как насчет встреч с Катариной Лосс? Как думаешь, они могут помочь тебе? Алек смотрит вдаль, бездумно наблюдая как какая-то женщина быстро разговаривает с кем-то по телефону, а мимо нее, едва не сбив старика, проносится ребенок на скейтборде. Его голос задумчив, когда он отвечает. — Я не знаю, Лидс. Я думаю, что возможность писать вместе с ней станет огромным благословением для моей карьеры. Определенным важным этапом. И я просто невероятно сильно надеюсь, что мы сможем что-то написать, что я смогу написать что-то, в чем будет хоть одна грёбаная капля смысла. Ты мой агент, но еще и мой друг, так что я расскажу тебе. Я написал полдюжины песен за последние несколько месяцев, но все они — мусор. Я не знаю, что я хочу и как я хочу, чтобы звучал мой следующий альбом. Я ничего не знаю. Возможно, я перегорел даже сильнее, чем думал. Мне нужно поймать волну вдохновения, но я даже не знаю, что сейчас может ее вызвать. Лидия подходит к нему ближе и обнимает за талию. Сочувствие перемешивается со сталью в ее голосе, когда она говорит. — Мне жаль, что сейчас тебе приходится проживать такое страшное, для любого творческого человека, время, Алек. Но, надеюсь, ты сможешь отдохнуть от всего и перегруппироваться. Возьми билеты и улети туда, где никто не знает твоего имени, — она игнорирует его недоверчивое фырканье, — или попробуй то, чего ты никогда раньше не делал. Может быть, тебе просто нужно сменить вектор. Ты со всем справишься. Даже не сомневайся. Возможно, тебе придется поднапрячься и проявить изобретательность. Творчество не любит застои и стабильность. И ты это прекрасно знаешь. Размышляя над тем, что только что сказала Лидия, Алек кивает в ответ. — Думаю, ты права. Может быть, мне и правда стоит на несколько дней снять хижину, где-нибудь в Теннесси. Или я мог бы пойти на кулинарные курсы. Попробовать что-нибудь новенькое. Лидия лучезарно улыбается. — Теперь я узнаю тебя! Попробуй, может это и будет именно тем толчком, которого тебе не хватало. Со вздохом Алек снимает руку с ее плеч и отступает, увеличивая расстояние между ними. — Ну, каким бы захватывающим и ободряющим не был этот разговор, мне нужно ехать. У меня интервью с Out через час. Отойдя на пару шагов, Лидия кивает. — Беги. Я умираю с голоду и нужно поскорее пообедать, иначе я могу просто упасть в обморок. Она резко поворачивается на каблуках и бросает через плечо. — Веселись! Не говори ничего такого, что может доставить мне головную боль завтра с утра. — Не могу ничего обещать, — кричит Алек, с гаденькой ухмылкой на лице, прежде чем развернуться и уйти в противоположном направлении. Его работа — постоянная карусель из концертов, встреч и интервью. Сейчас он споткнулся и это тяжелое время, но, черт возьми, Алек в восторге от своей карьеры, от постоянного движения и даже от своего напряженного графика. Он задумчиво смотрит на магазинчик с кренделями, который попадается ему по пути, но он игнорирует свой урчащий желудок и проходит мимо. Сейчас ему надо прийти и впечатлить парочку журналистов. Алек думает о том, как лучше ответить на вопросы, которые, без сомнения, будут заданы сегодня. У Алека брали интервью сотни раз, и всегда задавали одни и те же вопросы. Он знает свои стандартные ответы наизусть. Хотя повторение — мать ученья! Алек идет на автопилоте, погруженный в свои мысли, в маленькое кафе, в котором будет проходить интервью. Он не замечает человека на другой стороне улицы, быстро шагающего в противоположном направлении. Магнус тоже ничего не замечает, слишком поглощенный тем, чтобы успеть на еженедельный семейный ужин со своими четырьмя любимыми людьми во всем мире. Катарина убьет его, если он опоздает второй раз подряд, да и Магнус не хочет лишний раз разочаровывать своим опозданием Мэдзи. Они просто два занятых человека среди миллионов других в Нью-Йорке. Тем не менее, каждый из них абсолютно не думает о мужчине, которого встретил несколько ночей назад, и они оба отказываются признавать, что их мысли слишком часто крутятся вокруг красивого незнакомца. Они даже не замечают, что тяжелые вздохи становятся верными друзьями их мыслей.