Время каждой вещи под небом

Она все вчера сделала верно, подумала Мириам, когда провожала Берни на работу утром. Муж был счастлив, как мальчишка. Насвистывал в ванной, умываясь и бреясь. Мириам по-настоящему не осознавала степень того, насколько неудачи интимного плана давили на Берни, насколько за пару лет их брака изменилось их чувство и отношение друг к другу. Она помнила, каким Берни был в период ухаживания за ней. Когда он был еще уверен в своих силах и возможностях. Он был немного робок, это да. Но в нем не было боязни прикосновений к ней, не было подспудного страха, что после подаренного поцелуя жена может захотеть большего и это приведет к очередной катастрофе. Его глаза загорались теплом, когда она его целовала. В период ухаживания они оба знали, что хорошая девушка не полезет в штаны к мужчине до брака. Флирт, непринужденность прикосновений и объятий, поцелуи без повода, чтобы подчеркнуть близость друг к другу, — все это медленно, постепенно уходило из их брака, превращаясь в дежурную формальность. Она только ночью, когда муж приходил в совместную постель и обнимал ее, чувствовала, что да, она замужем, а не живет в одной квартире с братом, например. Когда она готовила завтрак у плиты, Берни украл у нее поцелуй. Просто подошел сзади, обнял, ткнулся носом в шею, и неумело пошутил: - Не могу понять, что вкусней пахнет с утра - моя жена или бекон. Так бы и съел. Мириам повернулась к нему, поцеловала, в результате она чуть не спалила яичницу. Берни ее дружески поддразнивал по этому поводу во все время завтрака. На работе она летала окрыленной. Даже ее менеджер-супервайзер, пожилой мистер Стикс, заметил и потрепал ее по щечке. - Просто сияешь, красавица, - сказал он. - Ты не ждешь, случаем? До Мириам дошло, а ведь правда! Она настолько забыла, что от таких приятных вещей еще и дети случаются, что даже не подумала об этом. Она прикинула в уме сроки, поняла, что ее дела прошли совсем недавно. Шансов именно в этот период, честно говоря, было маловато. Видимо, огорчение настолько явно отразилось на ее лице, что мистер Стикс вздохнул. - О, все еще будет, дочка! Какие твои годы! Иди, вон, подмени Энни на второй кассе. Она уже вся извертелась показывать, что ей надо до ветру выйти. Механически обслуживая покупателей, она думала о том, что как-то совсем за последние пару лет перестала думать о детях. Как ребенок, которому родители отказались покупать велосипед, и тогда, чтобы не расстраиваться постоянно, малыш уверяет себя, что ему уже и не хочется. Конечно, когда видишь других детей на великах, что-то внутри болезненно дергается. Но можно ведь не смотреть в ту сторону. Мел всегда использовал презервативы. В отношениях с ней, - потому что понимал, что наградить Берни еще и его ребенком в придачу будет беспрецедентной подлостью. В отношениях с девушками до нее, - потому что считал, кстати верно считал, что при его неразборчивости в связях, у него совсем не маленькие шансы подцепить какую-нибудь дурную болезнь. В годы войны в войсках ходила очень активная пропаганда презервативов. Достать их было проще простого. Их было так много в американской армии, что солдаты придумали множество способов их нестандартного использования. Мириам знала, что даже на лодочной станции моряки держали несколько кондомов среди хозяйственных инструментов. Они здорово выручали, если нужно было сохранить в сухости что-то маленькое, типа коробка спичек или еще чего. Вечером Берни был все еще в приподнятом настроении, шутил. После ужина Мириам пристроилась с книжкой в кресле. Муж присел к ней на подлокотник и заглянул через плечо. Совсем уж неучем ее Берни не был, но чтение точно не входило в число его любимых занятий. Скорей ему нравилось слушать, когда она пересказывала ему захватившие ее сюжеты. Говорил, что из нее получается замечательная рассказчица. - Гас приглашал меня сегодня выпить, но я отказался. Он понял, кажется, что мы с тобой помирились. Ну, в этом смысле, - сказал Берни. - Похлопал меня по плечу, сказал, так держать! Но сейчас сижу думаю, надо было с ним пойти. Что-то он мне не нравится в последнее время. Мириам с легкостью представила эту сцену. Утро. Кухонный уголок лодочной станции. Моряки пьют кофе. Те, что жили в общежитии при станции, еще и завтракают. Старшина Бэнгс, как обычно, читает свою утреннюю газету и добродушно подкалывает Берни насчет нее, Мириам... Два года прошло, а старшина все не мог забыть, как с легкой руки Гаса среди моряков разошлась сплетня, что это она, Мириам, сделала Берни предложение. Вдобавок к этому, она еще здорово подставила Берни однажды в штормовую ночь, когда он ушел на опасную миссию, не такую опасную, как последняя, но все равно в шторм. Она тогда еще не привыкла быть женой спасателя береговой охраны и устроила начальнику Берни настоящую истерику, требуя, чтобы он отозвал Берни. Этот случай Берни припоминали при каждом удобном и неудобном случае все, кому не лень. Берни лишь добродушно отмахивался, говоря, завидуйте про себя и молча, неудачники. Этим утром, наверное, все было, как обычно, за одним исключением: Берни так сиял незамутненной радостью, что каждому мужчине на их лодочной станции было понятно - мужику хорошо перепало этой ночью. Наверное, Берни подкалывали особенно остро и солено. Он в ответ беззлобно огрызался. И за всем этим молчаливой тенью наблюдал Мел. Как же паршиво ему, наверное, было на душе! - Ну, теперь уже ничего не поделаешь. Не поедешь же ты его сейчас по барам разыскивать! Когда настало время ложиться спать, Берни спросил ее. - Милая, а ты хочешь сегодня...? - Берни так смешно поднял пару раз брови вверх и подмигнул ей, что Мириам хихикнула. Если честно, она побаивалась повторять вчерашний опыт. Не факт, что у нее снова получится. А если не выйдет, это будет новым ударом по самооценке Берни. Поэтому она закатила глаза и в тон мужу ответила: - Милый, но не каждый же день! И вообще, у меня что-то ужасно разболелась голова... Ее лукавая улыбка и поцелуй сказали мужу, что все в порядке. Берни не настаивал. Мириам даже поклясться могла, что в душе ее муж наверняка ощутил облегчение. Их разбудил среди ночи телефонный звонок. Мириам глянула на часы. Половина первого ночи. Кто мог звонить в такое время? Только с работы Берни разве что. Его уже вызывали таким образом среди ночи несколько раз. - Алло, Мириам ты? - на том конце трубки была Кэтрин. Они с ней не разговаривали уже почти год. С момента, как Мел стал любовником Мириам. - Слушай, ты можешь прислать ко мне Берни, чтобы он забрал Гаса? Гас приперся ко мне, пьяный в жопу. Я ни выгнать его не могу, ни оставить у себя. Я видеть его не хочу после того, как он со мной поступил! Но и выгнать его — это наверняка убить. Он никуда в таком состоянии не доедет, убьется по дороге. Удивительно, как до меня доехал. Сидит, вот, у меня на коврике у двери, лыка не вяжет. Короче, я жду! В трубке раздались короткие гудки. Берни собрался очень быстро. Сколько раз Мириам видела, как он это делает, но все никак не могла привыкнуть. Берни говорил, что их специально тренировали быстро одеваться и приходить в полную боевую готовность. Меньше минуты, а он уже полностью одет и тянется к ключам от машины. Мириам сидела как на иголках, пока Берни отсутствовал. Понятно, что он заберет Гаса, увезет его к нему домой, уложит, и только потом вернется и расскажет ей, в каком Мел состоянии. Она прикинула, сколько времени это должно занять. Выходило, что раньше трех-четырех утра Берни не вернется и стоило бы лечь вздремнуть, но сна не было ни в одном глазу. Муж позвонил в дверь уже через час. Когда она открыла, мужчины ввалились в квартиру, и один из них немедленно осел прямо в прихожей. - Давай, Гас, поднимайся! Мириам отойди и принеси тазик какой-нибудь. Его сейчас опять полоскать будет. Куртку мне он уже испортил. Не мог его такого домой везти. Захлебнется еще в своей рвоте. - Ты все правильно сделал, - сказала Мириам. Осторожно, двумя пальчиками, взяла из рук мужа облеванную куртку, отнесла в ванную. Потом отчистит. Берни тем временем туда же уволок самого Гаса. Мириам вышла, слыша за спиной рвотные позывы. Открыла форточку, чтобы проветрить немного, поставила чайник. Берни сам возился с Гасом, она слышала из ванной комнаты приглушенное бормотание мужа, пару раз что-то промычал пьяным голосом Мел. - Куда мы его положим? - спросил Берни, вернувшись из ванной. - Ты не думай, я снял с него грязную одежду. Вопрос был интересным. Потому что спальных принадлежностей на третьего человека в их маленьком хозяйстве не было. Можно было бы, конечно, придумать что-то, но класть Мела все равно пришлось бы на пол. - С собой, куда еще, - проворчала Мириам. - Наше дитятко беспутное. Берни посмотрел на нее сначала недоуменно, а потом они одновременно прыснули смехом. А что еще оставалось? Мириам заварила чай, Берни уложил Гаса. “Да, осторожней будь в желаниях, говорят”, - подумала Мириам, - “а то еще и сбыться могут”. Не так давно она думала, каково бы это было просыпаться с двумя любимыми мужчинами в одной постели. Получите и распишитесь. Никто только не говорил ей, что над постелью будет витать такой сивушный дух, что спать им сегодня придется с приоткрытым окном. - Давай чаю попьем, - предложила она мужу. Достала джем, сделала тосты. Берни беспокойно вертел в руках кружку, но к чаю не притрагивался. - Думаешь, это он из-за вашего разрыва? - спросил он ее, наконец, прямо. - Точно, да, - ответила Мириам. - Ты не совсем понимаешь, каково ему. Он потерял не только меня, но и тебя тоже. Раньше, случись у него что с девчонкой, он бы прибежал плакаться к тебе. А тут... Сам понимаешь. Ему, наверное, даже хуже, чем было бы тебе, расстанься мы с тобой. У тебя живы родители, трое братьев в Бостоне, их жены, племянники. Родни немеряно. Есть куда удалиться зализывать раны. А у него никого вообще нет, кроме нас. А мы его из нашей жизни, получается, выкинули. Увидев по выражению лица мужа, что до этого момента он не сознавал этого в полной мере, Мириам наклонилась к нему поближе и положила свои ладони поверх больших, обветренных, но таких ласковых в обращении с ней, рук ее мужа. - Ты - это что-то невероятное, Берни Веббер! Ты такой хороший, что остальным рядом с тобой за себя стыдно становится. Только тебя в такой ситуации может еще и совесть мучить! Ничего с Мелом не сделается. Переживет! Только нужно действительно совсем все рвать и срочно переводиться отсюда, либо нам, либо ему. Лучше ему, потому что на новом месте легче начинать с нуля, а здесь без нас ему будет плохо. Поговори с ним. Берни тоскливо посмотрел на нее и сказал: - Я тоже не знаю, как я буду без него. Мы выросли рядом. Когда он был совсем мелкий еще, я за него заступался. Он говнистый был не по рангу, вечно задирался, а сам хлюпик хлюпиком. Били его часто. Его отца убили в 1943 -м. Он был из тех, что пошли добровольцами. Гасу было 13, мне 15. Он у меня на плече рыдал, и я тоже вместе с ним, потому что уже ничего не сделать! Ничем не помочь! Я понимал, что я не виноват, что и мой отец, и Пол и остальные братья - все пока живы, а у него только отец и был, но мне все равно было стыдно. Муж поежился, словно ему было холодно, посмотрел на кружку с дымящимся чаем в руках, но пить не стал. - Я тебе раньше не рассказывал, как мы познакомились с Гасом. Его отец, перед тем как идти на фронт, заплатил за обучение Гаса в Маунт-Херман, есть такая частная школа в Массачуссетсе, где изучают богословие и право. Дьякон нашей Тремонт-Темпл тоже заплатил за меня. Если бы я закончил обучение там, ты бы была сейчас, наверное, замужем за священником. Дурацкое это было место, и предметы все скучнее некуда. Гас еще ничего, соображал что-то, хоть и младше меня был. А до меня с трудом доходило, чему там учат. В мире шла война. Это тоже накладывало отпечаток на все. Гас умудрялся объяснять мне то, что было по программе у меня. Учился сам хорошо на своем курсе и меня еще тянул, хотя я учился по программе на год старше него. Мы подружились не только из-за учебы, конечно. Представь себе такую привилегированную школу для мальчиков, с полным пансионом, проживанием, преподавателями, которые называют тебя “мистер”. Мы там с ним самые бедные были. Как церковные мыши. Я в потрепанной одежде, которую за братьями донашивал. Гас - тоже не принц. Как моим предкам было не по карману, если бы церковь не заплатила, так и когда его отца не стало, им тоже стало нечем платить за эту школу. А потом пришла весть, что миссис Гутро тоже умерла. Ходили слухи, что она повесилась. Гас сдернул из школы, я, конечно, с ним. Мы неделю добирались до его родных мест, где-то нас подвозили, где-то шли пешком, ночевали в сараях у фермеров, жрали кукурузу с полей, иногда прямо сырой, обпоносились несколько раз, но добрались. Похороны уже прошли без него, только на могилке и побывали. А потом мой отец разрешил Гасу пожить с нами. Из школы нас обоих выперли. Папа не знал, что с нами делать, два оболтуса, учиться мы не хотели, да и не взяли бы нас, наверное, уже в школу. Гаса, может, и да - он всегда умней меня был, да и помладше, но меня учить только время терять. Отец тоже так решил и когда узнал, что Морская служба США ищет молодых людей для обучения в Нью-Йорке, он подписал вербовочные документы за нас обоих, прибавив Гасу два года. Он тогда выглядел постарше своего возраста. Это потом я его перерос. Так мы оказались в тренировочном лагере на учебной базе в Шипсхед-Бей под Нью-Йорком. Мне было 16, Гасу почти 15. Вот где нас обломали. Там не только изучают основы морского дела, там из таких, как мы, оболтусов, делали будущих морпехов. Натуральная военная служба с последующей специализацией: кто-то шел служить для нужд фронта в торговый флот, кто-то реально шел дальше в морпехи. База знаменитая. Достаточно сказать, что нашим спортивным инструктором, который нам боевую подготовку ставил был сам Джек Демпси. Видя, что Мириам это ни о чем не говорит, Берни уточнил: - Эх ты, женщина! Он бывший чемпион мира по боксу в тяжелом весе. Берни никогда раньше не рассказывал ей в подробностях о том периоде, когда он был еще ершистым подростком. Он всегда больше отмалчивался или переводил разговор на саму Мириам. Поэтому сейчас она слушала Берни буквально с открытым ртом. - Когда мы покинули, наконец, базу, мы были другими людьми, поверь. И оба сразу же получили назначения. Я на Т2, “Синклер Рубилайн”, по типу такой же нефтеналивной танкер как те два, что затонули месяц назад. Наш танкер перевозил бензин с Арубы и Кюрасао на военные суда Третьего флота ВМС, которые базировались по всей южной части Тихого океана. То есть мы постоянно мотались вокруг континента Южной Америки от Карибов через Панамский канал или огибали по Атлантике мимо мыса Горн. Именно тогда я понял, что море — это мое. Навсегда мое. Любимое. Гас получил назначение на другой танкер, который ходил в основном по северной части Тихого океана от Гавайев до базы в Сан-Диего. Мы с Гасом тогда переписывались. Не представляешь, как радостно было, когда приходишь в порт, а там письмо от друга. Мы встретились снова уже в учебке в Кертис Бэе в Мэриленде в 1947 году. У обоих вышел срок военной службы, и мы поступили в Береговую Охрану США, просили отправить нас в одну учебку и нам пошли навстречу, как отслужившим ребятам. Ну а потом, оба попросились сюда. Это я Гаса притащил в Чатем. Он умней меня. Он не хотел идти служить на “кладбище Атлантики”. Больше нигде в США нет места, где такие маленькие приливы и отливы сопровождаются такими бешеными морскими течениями. Здесь у Кейп-Кода лежит уже более трех тысяч затонувших кораблей, о которых сохранились сведения. Сколько их на самом деле, один Бог знает. Гас меня отговаривал. Мы могли бы с ним уехать служить куда-нибудь на Гавайи, попивать ром вечерами. У него были связи, чтобы все организовать. Это мне было больше всех надо! Если уж ты идешь спасать человеческие жизни, сказал я ему, надо делать это там, где это действительно нужно, а не для галочки! Я его уговорил. Берни взял кружку и отошел к окну. Отвернулся от нее и отпил, наконец, из кружки. Когда он через мгновение спросил, Мириам поняла по его голосу, что он расчувствовался и не хочет, чтобы она это видела. - Боже, Мириам, почему человеческие отношения такая сложная штука? Мириам и до этого понимала, что Берни и Мела связывают по-настоящему прочные узы. Дружба того разряда, которая воспевается поэтами. В памяти всплыло сказанное кем-то из классиков: “ Как ни редка настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже”. Здесь она была настоящей. Ее мужчины поддерживали друг друга, жили друг для друга еще тогда, когда ее и в помине в их жизни не было. А теперь именно она служит тем камнем преткновения, о который все разваливается. Она подошла и тихонечко обняла Берни со спины. - Не настолько, как можно подумать, если смотреть без страха и ложных ожиданий. Не оглядываться на то, как принято. Ты на своей шкуре понял, Берни, что Устав пишется людьми. Однажды, когда ты это понял, тебе уже хватило мужества наплевать на приказ своего командира и сделать так, как было правильно. Подумай, что могло бы сделать счастливыми всех нас троих. Так, как было раньше, уже не будет. Ты не можешь войти дважды в одну реку. Пойдем-ка спать, утро вечера по-любому мудренее. *** Пару дней после ночного разговора не происходило ничего значимого. Утром следующего дня Берни распихал все еще пьяного Гаса и перед тем, как идти на службу, отвез того домой. В последующие дни ее муж про секс не заикался, ее общества не искал и вообще в нем настолько явно шла какая-то большая и серьёзная внутренняя работа, что Мириам предпочла ни во что не вмешиваться. Она знала, что Берни ходил поговорить со своим священником, отцом Фрэнком из методистской церкви Чатема. Что он мог обсуждать со своим духовником, Мириам не знала. Вряд ли, конечно, он выложил престарелому святому отцу все, как на духу. Скорее, наверное, советовался по более общим вопросам - что есть любовь и милосердие в христианском понимании, что такое таинство брака, например. Это было бы вполне в духе Берни. Мириам хотела бы сказать, что она знала, какое решение Берни примет заранее, но это было не так. Берни Веббер был не только хорошим человеком в общепринятом понимании этого слова, он был еще и хорошим христианином, а это могло повлиять на очень многое. Что что-то началось, она поняла, когда ей позвонил взбешенный Мел. Берни был на работе. У нее был выходной день. Она как-раз подумывала пойти прогуляться. Стоял чудный апрельский день. В городок уже начали приезжать первые туристы выходного дня. На улицах будет оживленно. Можно доехать до берега и пройтись по песку, посмотреть на море. - Женщина, через полчаса! На нашем месте! - сказал Мел и повесил трубку. Мириам поняла, что Мел звонил с телефона, который стоял у них на станции в коридоре. И что Гас не хотел, чтобы другие сотрудники станции догадались, кому он звонит. Их местом они называли мотель на окраине Чатема, который держал старый рыбак. Это было любовное гнездышко всего Чатема. У старика был свой крытый сарай-гараж, он молча выдавал парочке ключ от номера, который сдавался почасово, и сам отгонял машину в свой сарай, чтобы она снаружи не маячила. Старик был неразговорчив, имен постояльцев не требовал, а то, что твоя машина не торчала перед мотелем, выдавая твое местонахождение, делало это место Меккой для поклонения всех неверных. Когда она открыла дверь гостиничного номера, Мел уже ждал ее там. Она не особо рассматривала его в прошлый раз, когда он был пьян, и выглядел не лучшим образом. Увидела только сейчас. Последние полтора месяца тяжело ему дались. Он похудел, осунулся. В лице проявилось что-то жесткое, чего не было раньше. Беззаботный юноша-ловелас ушел в прошлое. На нее смотрел мужчина. Очень злой мужчина. - Я не знаю, что ты сделала, как ты обработала Берни, но нести такой бред сам он не может. Ты, блин, - ведьма! Знал это с первого момента, как тебя увидел. Его погибель и моя! Если мужчина злится, нужно всегда, в противоположность, сохранять абсолютное спокойствие. Этому ее учила мать еще много лет назад. “Если бензин и искра встретятся”, - говорила она, - “пожара не избежать. Но если разольется только бензин, может, все еще и обойдется”. - Погибель в христианском смысле? - со спокойным интересом спросила она. - Типа, блудницы вавилонской на багряном звере? Не думаю. До таких масштабов мне еще пары десятков царей в копилку не хватает. - И добавила другим тоном, интуитивно чувствуя, как погасить зарождающийся конфликт в зародыше. - Я так скучала по тебе, Мел. Гас почти ощутимо сдулся. Сел на постель, которая видела множество их любовных баталий месяцы назад, и сгорбился. - Что тебе сказал Берни? - спросила Мириам, пристроившись рядом. - Если честно, я не совсем понял. Он перескакивал с темы на тему, цитировал Ветхий Завет, кажется. Вспоминал лекции одного священника, который читал нам основы богословия в школе, какие-то законы гостеприимства алеутов Аляски, в общем, это был такой поток сознания и бред, что я понял только две вещи. Он хочет, чтобы я остался в Чатеме. И он хочет, чтобы я тебя время от времени поёбывал, ему не жалко, он поделится! Гас снова завелся. По-видимому, его действительно серьезно задело то, что Берни, прости ему Господи, его косноязычие, пытался до него донести как мог и умел. - Мириам, какого черта! Как ты вообще умудрилась ему яйца до такой степени выкрутить, чтобы он смог это не то, что подумать, а еще и сказать?! У тебя вообще с головой все хорошо? Я промолчал, когда ты выставила его на посмешище, сама сделав ему предложение о браке... “Но растрепал об этом на станции именно ты”, - подумала Мириам, но поскольку задача сейчас стояла не поссориться, но умиротворять, а также выяснить, на какие компромиссы с собой и Богом отважился Берни, она продолжила молча слушать гневную филиппику Мела. - Ты давишь и давишь на него, не понимая, что есть некоторые вещи, на которые он просто не может пойти. Ты не знаешь его так, как я. Ты вообще в Бога не веришь, по-моему. А он - верит. Я в меньшей степени, но в нас обоих эти догмы вбивали. Я по крайней мере в них разбираюсь и могу понять, что творится у Берни в башке. Рано или поздно, он к этим догмам закона божьего всегда возвращается. Если он не сможет найти компромисса между тем, что по закону божьему и тем, что творит он сам, ему будет очень плохо. Хуже, чем нам с тобой. Я - грешник. Я знаю, что мне прямая дорога туда, куда я и качусь, но он - нет. Он - хороший человек. - А я - блудница, совратившая хорошего человека с пути божьего. Я тебя поняла, - медленно сказала Мириам, закипая. Все-таки, Мел - идиот. Нисколько он не умней Берни. Ее муж был, может быть, не настолько образованным, как Гас, но он однозначно был мудрее его: терпимей, терпеливей, добрей. - Я - Саломея, нечестивым танцем выпросившая у бедного невинного царя Ирода голову Иоанна Крестителя. Я - Юдифь, совратившая, обманувшая и убившая бедного Олоферна. Я - Далила, обманом усыпившая несчастного Самсона и отрезавшая ему волосы и забравшая его силу... Что ты так на меня смотришь?! Я тоже училась. Я знаю легенды Ветхого завета. Никогда не думал, почему там вместо того, чтобы просто сказать, что, блин, надо бы по политическим причинам замочить Иоанна Крестителя, мешается он мне сильно, пойду-ка я убью его, царь Ирод целую историю вокруг танца Саломеи замутил? Потому что всегда легче переложить всю вину на женщину, ведьму, которая околдовала, заморочила, и так далее. Очень здорово позволяет снять с себя ответственность за свои поступки. Рекомендую! Берни хотя бы этим не мается. Он мужчина, он сам принимает решения за свои поступки. Я понятия не имела, как он решит, пока ты мне не позвонил. И ты совсем не понял, что тебе предложил Берни. Не то, что ты сказал. И уж наверняка он сделал это не такими словами. Я думаю, Берни сделал тебе предложение. Гордись, тебе повезло больше, чем мне! Мне самой пришлось. Ты знаешь Берни, знаешь, насколько для него все серьезно. Я думаю, вопрос, который он тебе задал можно сформулировать так: выйдешь ли ты, Мел Гутро, за него замуж! И этот же вопрос задаю тебе я, так же и в той же формулировке, как спросила у Берни пару лет назад: “Ты женишься на мне?” Что ты нам ответишь? Мы идем в комплекте, знаешь, двое по цене одного. Гас смотрел на нее с видом настолько пришибленного удивления на лице, что в других обстоятельствах Мириам, наверное, рассмеялась бы. Сейчас не могла. Слишком серьезным ощущалось то, о чем они говорили. Слишком сильно это повлияет, Мириам нутром это чувствовала, на всю их дальнейшую жизнь. - Никогда не спрашивала тебя, Мел. Боялась услышать ответ, после которого надо что-то решать. Но сейчас спрашиваю. Ты меня любишь, Мел? Возможно, конечно, что мы с Берни неправы и строим неверные допущения из того, что видим. Ты... - Господи, женщина, помолчи минутку, а? У меня сейчас голова взорвется! Как Берни тебя терпит! - Гас рявкнул на нее. Он никогда не повышал на нее голос раньше. У нее вылетело из головы все, что она готовилась еще ему сказать. Как-то резко стало пусто в голове. Ни одной мысли. Она поняла, что плачет, только когда ее неловко привлек к себе Гас. Она хотела сказать ему, что она не специально. Она не планировала использовать слезы, как оружие. Что она презирает женщин, которые так делают. Что это подло. Она вообще никогда не плачет. Она не специально. Но горло пережало так, что сложно было выдавить хотя бы слово. Ш-ш-шш..., - сказал ей Гас. - Люблю я тебя, конечно, спаси меня, Господи! Из тебя вышла бы замечательная Жанна д,Арк. Наверное, так же чувствовали себя мужчины, идя умирать за нее. Никогда в жизни никого так не любил. Даже не знал, что так бывает. Мириам разрыдалась в голос. От облегчения, от любви к Мелу, от того, что все если не разрешилось, то скоро разрешится. Ведь не может же быть так, что люди любят друг друга и все равно расстаются! Они же обязательно придумают что-то, чтобы всем было хорошо. Ведь правда? Мел держал ее у себя на коленях и поглаживал по спине, пока она не отрыдалась в свое удовольствие. - Думаешь, Берни это все понимает и поэтому так? - спросил ее Гас, когда Мириам немного успокоилась. - Как он себе это вообще представляет? - Конечно, Берни понимает. Он любит тебя и беспокоится за тебя. А главное, он понимает, что я тоже люблю тебя. - Гас неверяще посмотрел на ее наверняка зареванное, с поплывшей косметикой лицо. - Наверное, нам надо поговорить всем втроем, - сказала Мириам, - как это будет. По выражению лица Гаса было видно, что до него, наконец, начинает доходить весь объем предложения, которое ему было сделано. Выражение смущенной растерянности было чем-то новеньким в ее копилке воспоминаний “Гас и секс”: - Так он не имел в виду, что мы по отдельности? Он хотел предложить вместе?! - Это я хотела предложить вместе, а до чего додумался Берни, нам лучше было бы у него самого спросить. Со мной он еще не говорил. - В смысле, ты хотела вместе?! - Ну, а как ты себе это представляешь? Мы с тобой ныкаемся по мотелям, только Берни теперь обо всем знает и закрывает на это глаза? Может даже благословит нас? По лицу Гаса Мириам видела, что последний вариант казался ему наиболее подходящим ситуации. - Это называется блуд, Мел. И в твоей жизни его было достаточно. Это неправильно. Брак — это другое. Брак — это не только секс. В принципе, в отношениях, которые мы тебе предлагаем, ты будешь самым свободным из нас. Я не знаю, как долго может существовать та конструкция, что у нас будет. Никто из нас не знает. Просто потому, что мы ничего не знаем, о тех, кто так делал до нас. Таким не хвалятся, не оставляют благодарных мемуаров потомкам, о том, как жили в браке втроем. Ты не давал клятв перед Алтарем, поэтому если однажды ты найдешь хорошую женщину, захочешь на ней жениться, не думаю, что мы будем за тебя цепляться. Но пока ты с нами, ты будешь нам верен. Насчет секса как-нибудь разберемся, чтобы никто не был обижен. Но точно не так, как раньше. Гас с задумчивым видом поглаживал ее по спине и Мириам продолжила: - Что тебя пугает при мысли, что Берни будет рядом, когда мы с тобой будем заниматься сексом? Знаешь, даже я слышала, что в армии солдаты часто покупали себе одну проститутку на двоих, чтобы сэкономить. Тут, скорее, мне впору пугаться - а не подумаете ли вы обо мне плохо, а будете ли вы меня уважать после этого и так далее. Но я люблю вас обоих, доверяю вам. Знаю, что вы не подумаете обо мне плохо. Ты же прекрасно понимаешь разницу между блудом и любовью. Блуд - это когда ты готов впустить женщину в свою жизнь только на то время, пока в ней твой член. Член опал, и она тебе не интересна. Хочется уйти. Никакого желания терпеть ее в других аспектах твоей жизни нет. Когда любишь, это по-другому. Ты беспокоишься о другом, постоянно хочешь поделиться с этим другим чем-то, что составляет твою жизнь - от еды до впечатлений. Ты хочешь разговаривать с человеком, просто тихонько сидеть обнявшись, как мы сидим. Ты хочешь иметь детей от этого человека, наконец. Мы оба хотим, чтобы ты вошел во все это с нами, понимаешь? Уверена, мы что-нибудь сообразим. Берни тоже боится неизведанного, и тоже доверяет тебе, что ты не подумаешь о нем плохо. Не решишь, что он слабак, который жену удержать не может. Он любит тебя и беспокоится о тебе. Понимает, что тебе сейчас очень плохо. Ты же это понимаешь? - Знаешь, получше твоего, наверное! Я в жизни не встречал таких сильных людей, как Берни. Обычно все пыжатся, ну, чтобы казаться сильней. Берни не такой. Никогда ни с кем не задирался. Это я был задирой, а он мог даже позволить другому себя ударить и уйти, настолько был уверен, что сильней. Понимаешь? Ричи мне на днях признался, что ни у кого на станции духу бы не хватило попереться в мясорубку. Ни у Бэнгса, который у нас прямо весь наиопытнейший и наимудрейший, ни у Клаффа, который только приказы отдавать горазд, ни у него самого. Сказал, что, если бы ему пришлось встать за штурвал, он бы просто повернул назад, как только услышал рев, который стоял за барами. Им всем троим было стыдно спасовать перед Берни. Было четкое ощущение, что Берни знает, что делает, что с ним Бог, понимаешь. Что они просто себя уважать перестанут, если его подведут. Они шли за ним, как за полководцем в сражении. Он сказал, что уговаривал Берни повернуть назад, когда они в темноте шарахались и не могли найти танкер. Сказал, что в первый раз видел, чтобы Берни взорвался и наорал в ответ. Сказал, ему стало стыдно, потому что он-то Берни уговаривал от страха за свою жизнь, а Берни на него наорал из-за страха за жизнь других, тех, кого они могли не успеть спасти. И с переполненной шлюпкой так же. Это Берни сказал ему - или все выживем, или никто. И забрал всех моряков с тонущего судна, потому что так было правильно. - Поужинаешь с нами сегодня? - спросила Мириам. - Поговорим втроем. Она ушла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. С сомнением посмотрела в зеркало на свое опухшее от слез лицо с красными глазами и сказала. - Но сначала давай прогуляемся вдоль берега. А то Берни подумает, что ты меня бил.