Время каждой вещи под небом

- Вы мне нравитесь, молодые люди, но я вынужден отказать вам в ипотечном кредите. Вы не были откровенны с банком. Ваша история о будущем партнёрстве и ведении совместного бизнеса плохо подготовлена. Вы сами в нее не верите. Возможно, в будущем так и будет. Ваше текущее финансовое положение, мистер и миссис Уэббер, не позволит вам покрыть текущие ипотечные платежи на выбранный вами дом. Заработная плата мистера Гутро действительно могла бы помочь, но банк может пойти на подобный договор лишь в случае наличия понимания серьезности обязательств третьей стороны. За почти сорокалетнюю мою работу в банковском деле, мы одобрили ипотечный кредит с такими сроками погашения лишь дважды. Оба раза это были близкие родственники, пришедшие на помощь молодой паре. Банк, в который обратились с просьбой об ипотеке Уэбберы, был уже третьим по счету. В этом им удалось зайти дальше всего - до заместителя директора банка, пожилого мистера Салливана, - и снова отказ! Мел молча повернулся к двери, собираясь уходить. Берни, как наиболее вежливый из трех просителей, уже приподнимался из кресла, чтобы пожать мистеру Салливану руку и поблагодарить его за уделенное им время, как беременность снова сыграла с Мириам плохую шутку. Шел уже шестой месяц, а она все никак не могла привыкнуть к вызванным гормонами скачкам настроения. Безрассудный яростный гнев заставил ее склониться над столом мистера Салливана так, что она оказалась с ним лицом к лицу, и, глядя в карие глаза под кустистыми седыми бровями, выпалить: - Хотите откровенности?! Вот она - мы женаты между собой, все трое. И собираемся жить вместе следующие двадцать лет! И растить наших детей! С вашей помощью или без вас! Мы не знаем, кто из двоих - отец моего ребенка, - и нам глубоко плевать! Это наш ребенок, и мы, все трое, будем любить его в равной степени. Мы найдем, как выкрутиться, и где раздобыть деньги и без вашего сраного банка. Нас трое. Мы справимся! В ошеломленном молчании Берни подал ей руку, коротко кивнул сотруднику банка, и супруги двинулись к выходу из кабинета. - Ну ты даешь, Мириам! - присвистнул Мел от двери, подмигнул Салливану за их спинами и с ухмылкой нашкодившего мальчишки взялся за ручку. - Стойте! Возвращайтесь! - раздался вдруг повелительный оклик за их спинами. Мириам обернулась. Салливан нажал на кнопку селекторной связи и попросил: - Джек, ты занят? Зайди ко мне, пожалуйста. Срочно! - И уже ей: - Чаю, миссис Уэббер? Еще одно нажатие на кнопку селектора и просьба принести чашку чая. Мужчинам Салливан предложил выдержанный шотландский виски, который он явно держал в кабинете для состоятельных клиентов. - Подождем, джентльмены! Угощайтесь, пожалуйста! Салливан, как ни в чем не бывало, вернулся к рассмотрению бумаг, которые лежали у него на столе. В кабинете царило неловкое молчание все время, пока они ждали прихода неведомого Джека. Мириам успела раз десять пожалеть о своей вспышке и теперь сидела в кресле тише мышки. Гас, единственный из троих, выпил предложенный ему напиток, а затем взял за руку Мириам. Почти демонстративно пожимал ей руку в жесте поддержки, как сделал бы муж, например. На Берни Мириам боялась даже посмотреть! Ну вот кто ее за язык тянул! Опять она подставила своих мужчин! Влезает в драку, даже не подумав, что удары в первую очередь придутся не по ней. Звук открывшейся двери все восприняли с облегчением. - Джон Уэнрайт - директор нашего банка, - представил вошедшего Салливан. - А теперь мы бы хотели услышать всю историю снова. На этот раз правду. Кредит они получили. На двадцать лет. С приемлемыми процентами. Банк помог им оформить не стандартный трехсторонний, а особый кредитный договор, где принимались в расчет и интересы Мела. - Вы защищены брачным кодексом гражданского права в случае развода или любого разделения имущественных прав. Ваша третья сторона такой роскоши не имеет. Надо оговаривать все права и обязанности в отдельном договоре. Уэнрайт был прав. Он вообще многое для них сделал. Впоследствии, празднуя новоселье в новом доме, они вспомнили его добрым словом. Беседу с ними проводил он. Салливан сразу уступил начальнику право ведения разговора. Несмотря на формальную вежливость общения, это был хорошо продуманный допрос. Уэнрайт после первого признания их брачной ситуации, казалось, ни капли не заинтересовался их интимными обстоятельствами. Он больше расспрашивал их о финансовых и семейных планах на будущее, интересовался историей жизни каждого, наличием родителей, братьев и сестер. Беседа продолжалась почти два часа и по ее окончании они чувствовали себя пропущенными через валики для отжима белья стиральной машинки. - Да, Генри, ты прав! Надо помочь! - таким был его вердикт по окончании двух часов беседы. - Оформляй документы на ипотеку. Мел потом сказал. - Везучая ты, Мириам! Так сорваться именно в нужном месте перед нужными людьми — это нереальное везение иметь надо! Они ж голубки. Оба. Поэтому и помогли. Что знают, как хреново, быть не таким, как все. Я боялся, что они про нас с Берни начнут расспрашивать, а наш не догадается сыграть по ситуации, честно вывалит, что-нибудь про грех, про Содом с Гоморрой, что вы, что вы, мы не такие, - и плакал наш кредит синим пламенем. Мириам показалось сначала, что слова Мела Берни не задели, потому что, услышав их, ее муж лишь слабо улыбнулся. Что это не так, ей стало понятно позже. Берни словно погас изнутри, замкнулся в себе. Ярко горевшая в нем влюбленность в Гаса, снова стала приглушенной, невидимой не только для посторонних, но и для самих действующих лиц. Он не сторонился их, но и не проявлял никакой инициативы в постельных играх. Присутствовал, не отказывался участвовать в действе, но сердцем был не с ними. Лишь упоминание о ребенке вызывало усталую улыбку на его лице. Именно Берни любил прикладываться ухом к животу Мириам и слушать, как там шебуршится детеныш. Гас тоже понимал, что что-то не так, пытался растормошить Берни, однажды даже высказал Берни в лицо претензию, что тот уже пожалел о своем решении. - Не говори глупостей, - отмахнулся Берни. - Все слишком быстро изменилось. Нам всем нужно приспособиться и принять новые обстоятельства. Когда родится ребенок, все еще больше изменится. Не всегда можно получить все. Я счастлив иметь то, что уже есть. Многие всю жизнь это ищут и никогда не находят. Дай мне время. Им достался замечательный дом. Двухэтажный, с большой мансардой, гаражом на две машины и задним двориком, где можно устраивать барбекю долгими летними вечерами. Предыдущие владельцы не стали забирать всю мебель при переезде. Дом был старым, но хорошо ухоженным. Многое, конечно, требовало мужских рук, но вот везение, у них они были. Даже на две больше, чем обычно бывает. Мириам полностью погрузилась в обустройство дома, оформление будущей детской комнаты. Мужчины в свободное время тоже были заняты работами по дому. Они и сами не заметили за ежедневными хлопотами, как подкралось к ним Рождество в преддверии нового, 1953 года. Перед Рождеством, как обычно, позвонили родители Мириам. Они знали о беременности дочери, взятой ипотеке и новом доме, но ничего пока не знали о Гасе. Из обмолвок дочери сделали вывод, что это друг ее мужа, снимающий комнату в их доме. Мириам пока не знала, как сообщить родителям об особенностях своего брака. Во время беременности хотелось не скандалов, а покоя, и потому она плыла по течению. Теперь, когда у нее был свой дом, надо было бы пригласить родителей в гости. Хотя бы к рождению внука или внучки. Но Мириам, понимая, что при проживании в одном доме все моментально станет ясным, оттягивала представление Гаса своей семье, как могла. С семьей Берни все получилось и проще, и сложней одновременно. Гаса они знали уже очень хорошо. Поэтому, когда пару месяцев назад он поехал с ними в Бостон погостить у родителей Берни, никто не удивился. Но и сказать правду ни у кого из троих язык не повернулся. Они, как по нотам, разыграли выделенные для них роли. Ждущих прибавления счастливых супругов и верного друга семьи. Гас даже беззаботно улыбался на все подтрунивания братьев Берни на тему того, когда же и он остепенится. Мел словно играл с огнем правдиво отвечая на вопросы Уэбберов. - Я и так живу у Берни. Зачем мне еще одна семья? Родится детеныш, будут у него два папочки. Здорово же! - Вот оболтус! - припечатал отец Берни. - Всегда таким был! При посторонних такого не вякни. Мы то тебя знаем! Они ничего не знали. По молчаливому уговору сторон было решено оставить все пока, как есть. Тем более, что они, все трое, чувствовали, что несмотря на обязательства, которыми они себя связали в браке, в их отношениях появилась натянутость и напряженность, которой не было в мае. Откровенный разговор, многое расставивший по своим местам между ними троими, случился в Рождество. Они сходили на мессу, от души попели с другими людьми рождественские гимны, посидели у зажженной елки впервые в собственном доме. Все было хорошо ровно до того момента, когда настало время идти в постель. Берни, как частенько случалось в последнее время, собрался в душ и попросил начать без него. Мел взорвался. Мириам и раньше видела, как выглядит мужская агрессия, но никогда еще ее не проявлял при ней дорогой ей мужчина. Это пугало. Гас практически швырнул Берни к стенке, припечатав его к ней своим телом. Белое махровое полотенце из рук Берни беспомощным комом упало на пол к их ногам. - Что с тобой не так?! Хотя бы на Рождество можно было остаться с нами и сделать вид, что тебя все устраивает. Пиздец, Берни! Большего труса, чем ты, в некоторых отношениях я в жизни не встречал! - Гас встряхнул Берни так, что затрещала ткань хлопковой майки. - Скажи уже! Что мне сделать, чтобы ты остался? Поцеловать тебя? Этого хватит? Может, сразу отсосать? Ты, главное, скажи хоть что-нибудь, а то заебало уже! Я же не идиот. Я умею видеть и замечать! После гневной тирады Гаса на Берни лица не было. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, качнул головой, сжал губы. Наклонился, подобрал с пола полотенце и, оттолкнув Мела, скрылся в ванной комнате. Закрыть дверь ему не дал Гас. Мужчины чуть не выломали легкую дверь в борьбе за нее. Один пытался закрыть ее, другой - не дать ему это сделать. Невовремя подошедшей Мириам прилетело локтем от Гаса так, что она, потеряв равновесие, плюхнулась на ковер на попу. Тут же все кончилось. Мужчины перепугались так, что в следующие полчаса ничего, кроме выяснений не повредила ли она чего себе и попыток ее поудобней устроить не было. Мириам устала повторять, что с ней все хорошо, что ребенок не пострадал и так далее. Первым извинился Мел. - Прости, Берни! И за то, что психанул, и за то, что вывалил все это на тебя так. Я знаю, что ты не хотел говорить о этом. Понимаешь, я всю голову себе сломал, пытаясь понять, что с тобой не так. Почему вместо того, чтобы накостылять мне по шее, забрать Мириам и уехать, ты поступил иначе. Если бы я был на твоем месте и Мириам была бы изначально моя, я бы так и сделал. Без обид. Забрал бы ее и уехал. Не уверен даже, что смог бы простить тебе такое предательство. А ты смог. Я говорил себе, он - святой, но я же тоже тебя знаю. Ты - хороший человек, но вот святости в тебе... Помнишь, как мы воровали булочки у миссис Тернер, пока твой папаша не поймал нас на горячем? Нет, ты - не святой. Потом я подумал, что ты настолько сильно любишь Мириам, что согласен терпеть и меня. Ну, знаешь, любишь меня, люби и мою собаку. И вот тут-то случилось самое интересное. Я начал замечать, что твоя жена тебя не заводит. Не так, как я, во всяком случае. Ты велся на меня, не на нее. Я подумал, может, он не понимает? Ни хрена! Все ты понимал, просто молчал. - Мел повернулся к Мириам. - А ты все знала изначально! Мне лишь интересно, с какого момента? Неужели даже меня выбрала поэтому? И такая обида была на лице Гаса, что Мириам пришлось рассказать все: тайна Би стала известна еще одному человеку. - Мы долго не понимали, почему не получается. Честно, Мел. Даже друг с другом боялись откровенно поговорить весь первый год брака. Что у нас с тобой начался роман, — это чистой воды везение. Видишь же, я от природы везучая. Что происходит, я начала понимать только после разговора с Би. Примерно тогда же, с моей помощью, и до Берни начало доходить. Ты не просто так с нами. Ты нам нужен. Я люблю тебя. Так же сильно, как люблю Берни. Я никогда уже не смогу выбрать между вами. Мел улыбнулся ей и мягко поцеловал в висок. Почти родительский поцелуй. - Ну а с тобой что будем делать, Берни Уэббер? - немного насмешливо спросил Гас, а потом, не дожидаясь ответа, поцеловал Берни. Легко, нежно, но совсем не так, как могли бы поцеловать родители. Потому что поцеловал его Мел в губы. Затем, пока ошеломленный Берни переваривал свалившиеся на него перемены, откинулся на кровати на спину, закинул руки за голову и мечтательно сказал: - Как же я счастлив, ребята, что все у нас так сложилось! Берни, не переживай ты так! Когда запускаешь кого-то в сердце настолько глубоко, как получилось у нас с вами, точно не противно. Я люблю тебя, Берни. Всегда любил. Просто не так, как я люблю Мириам. Я не хочу тебя. Не завожусь от одного вида твоих бицепсов, как у тебя со мной. Ой, не отрицай! А то я не видел! Но мне не противно прикасаться к тебе. Любопытно даже. А если Мириам смотрит, ну, вот, как сейчас, смотрит и возбуждается, даже заводит, наверное. Надо все проверять на опыте, а как подумаю, что у нас целая жизнь впереди, чтобы поэкспериментировать, такая радость охватывает! Мириам, тебя возбуждают целующиеся мужчины? А, Мириам? Мириам, загадочно улыбнувшись, тоже откинулась на плечо приобнявшего ее Мела. Над изголовьем кровати висел рождественский венок из омелы. Тихая радость и счастье, ассоциирующиеся обычно с Рождеством, наконец-то снизошли на нее. Уверенность, что теперь-то точно все будет хорошо. Это чувство лишь укрепилось, когда и Берни тоже прилег на кровать с другой стороны от Мела, на другом его плече. С Рождественской ночи начался их второй медовый месяц, уже в своем доме, где не нужно было никого стесняться. Период второй притирки с новыми вводными. Мириам обнаружила, что наблюдать за целующимися мужчинами - ужасно возбуждающее занятие. Глаза Берни снова горели ярким светом влюбленности. Мелу же, казалось, было все равно, кого из них доводить своими поцелуями до сумасшествия. Однажды, когда он по просьбе Мириам пытался сформулировать, что же он чувствует в постели, целуя мужчину, за него высказался Берни. - Нежность. Ты чувствуешь нежность, благодарность, желание оберегать. Ты любишь, но в этом чувстве есть все, кроме страсти. Немножко возбуждаешься от того, что это так приятно мне и так сильно возбуждает меня. Но этого было бы недостаточно, если бы не было Мириам. Сильней всего тебя волнует ощущение, что смотрит она, что рано или поздно ты либо будешь в ней, либо она будет смотреть, как ты кончишь от моей руки. Я чувствую себя так же с Мириам. Думаю, я смог бы, наверное, теперь и сам, но это было бы на фантазиях о тебе. Гораздо лучше, когда ты просто есть тут с нами, вживую. Я тебя люблю, Гас. Так, как должен был бы любить свою миссис, но тут уж вышло, как вышло. Прости, что так долго этого не говорил. Это сложно признать даже перед собой. Спасибо, что позволяешь мне все это. Все это: взаимные прикосновения, в том числе и ниже пояса, поцелуи. Беременность Мириам накладывала свои ограничения. Не всегда ей хотелось секса. Если хотелось, мужчины были к ее услугам, если нет - обходились без нее. Граница допустимого для мужчин проходила строго по оральному сексу. Берни на него не соглашался. Ни в дающей, ни в принимающей позиции. Мел обзывал его ханжой, хвастался тем, что если бы только Берни дал ему попробовать, то скоро получил бы персонального мастера минета с техникой глубокой глотки. Берни предлагал ему для начала потренироваться на огурцах. Мел не настаивал. Для него подобные разговоры были скорее способом пофлиртовать и допустить хотя бы в подсознание возможность подобного развития событий в будущем. Примерно тем же они были для Берни. Роды должны были состоятся где-то в конце февраля. Прямо на день всех Влюбленных приехали родители Мириам. Мама - на месяц, с намерением погостить и помочь сразу после родов. - Ох уж эти мужчины! Ничего они не понимают в том, что будет нужно. В самое первое время, когда так нужна помощь мужа, от них не дождешься. То пьянствуют, то сбегают. Мужчине тяжелей дается слом всей привычной жизни. Природа мудра. Она дает женщине целых девять месяцев, чтобы сформировать связь и привыкнуть к ощущению, что она теперь в ответе не только за себя. А для мужчины это происходит внезапно. Шок такой же, как у младенца при родах. Вот было тепло, темно, уютно, а вот тебя резко выталкивают в свет, оглушающие звуки и дикий холод. У мужчины так же — вот, вроде, планировали ребенка, ждали, сидели с женой вечерами и мечтали о нем, и вдруг - жена уже совсем не твоя, ты отходишь для нее не просто на второй план, тебя просто нет, в лучшем случае - ты прислуга на подай, принеси, а все ее существо сосредоточено только на малыше. Она даже тебя к нему допускает с трудом. Как тигрица, следит за каждым твоим действием и готова в глотку вцепится за него. А ребенок только орет и пачкает пеленки, и она не просит, требует от тебя, чтобы ты возился с его говном, потому что это самая неквалифицированная работа, и только ее тебе готовы доверить. Конечно, мужчины сбегают. Чтобы так не получилось, я побуду с тобой немножко. Пришлось смириться с визитом. К тому же, Мириам и сама не подозревала, как же она соскучилась по родителям, что ей, оказывается, не хватало мудрости мамы и спокойной уверенности отца. В новом доме было целых две гостевых спальни. Перед приездом родителей лихорадочно готовили обе - в одну переехал Гас, другую заняли тесть и теща. Отца Мириам не отпускала работа, поэтому было решено, что он привезет жену, переночует и уедет. Вернется за ней только через месяц. За тот неполный день, что отец гостил у них, он ни о чем не догадался. Гас подменил Берни на работе, чтобы ее муж мог взять отгул в связи с приездом родственников. Берни показывал тестю дом, те усовершенствования, что они с Мелом успели сделать. Отец даже сказал: - Как же вам с Мириам повезло, что Гас пока у вас. Одному такой объем работы было бы не вывезти. Утром отец познакомился с Гасом. Мужчины пожали друг другу руки и почти сразу распрощались. Отцу предстояло вести машину почти 600 миль до дома, лучше было выехать пораньше. Последняя неделя перед родами для Мириам прошла тревожно. Несмотря на все их попытки выглядеть нормальной семьей, мама начала о чем-то догадываться. Зажать Мириам в угол и выпытать у дочери, в чем дело, ей мешала беременность и нежелание тревожить дочь перед родами. Мамины реплики и вопросы били точно в цель, хоть она пока и не понимала сути. - Берни с Гасом, похоже, очень близки. Почти как братья. - Твой муж, как не от мира сего, видит в людях только самое лучшее. Рядом с ним, наверное, и самому хочется быть лучшим человеком. - Мириам, тебе не кажется, что было бы приличней попросить Гаса принести тебе одежду на штопку, чем пришивать пуговицу, когда рубашка прямо на нем? Финальным аккордом, после которого Мириам попросила у мамы передышки, хотя бы до после родов, с обещанием все рассказать, стала фраза матери: - Гас в тебя влюблен. Мириам, тебе нужно поговорить с Берни. Вам нужно разъехаться с его другом, иначе это плохо кончится. Если хочешь, я могу поговорить с зятем. Мама временно смирилась с ситуацией и пообещала ничего пока не предпринимать, но Мириам видела, что удерживают маму не только опасения за ребенка, но и боязнь сделать все только хуже. Проницательность матери привела ее к единственно возможному выводу: что между ее дочерью и Гасом уже что-то есть, а такое развитие событий требовало еще большей деликатности. Роды начались ночью. Мириам проснулась от боли. Пока еще не резкой, приходившей время от времени, через примерно равные интервалы. О родах она прочитала все, что только могла найти в местной библиотеке, плюс очень помогли разговоры с мамой. Она не боялась. Предполагала, что у нее еще есть время. К тому же все было готово. Чемоданчик для больницы, документы, которая она возьмет с собой. Она разбудила Берни, и дальше все завертелось своим чередом, без ее участия. Потом, уже дома, когда Мириам держала у груди свою новорожденную дочь, она от души поблагодарила своих ангелов-хранителей за везение, сказала спасибо Богу за то, что у бабушки девочки здоровое сердце и невероятно крепкие нервы. Потому что роды Мириам стали самой обсуждаемой сплетней Чатема и удерживали эту позицию несколько лет. Возможно, все и обошлось бы, если бы роды прошли быстро, но они затянулись. В какой-то момент Мириам искренне поверила, что она умирает. Акушерка допустила в родильную палату мужа, но мама и Гас ждали новостей в приемном отделении за дверью. Как Мириам позже узнала, Мелу пришлось вдвойне нелегко. Несмотря на то, что он и сам нервничал, он еще и выдерживал натиск ее мамы, которая искренне не понимала, что он тут забыл и пыталась отправить друга семьи дожидаться новостей домой. Утром акушерка их Чатемского фельшерского пункта позвонила в Барнстейбл, предупредила, что роды сложные, раскрытие небольшое и, возможно, потребуется хирург, чтобы сделать кесарево сечение. Во второй половине дня Мириам собирались на машине скорой перевезти в гинекологическое отделение окружной больницы. Полсуток непрерывной боли могут измотать кого угодно. Мириам, плача, требовала маму. Когда маму допустили, она начала звать Гаса. Ей снова повезло. Не потребовалось никуда ехать. Ради нее посадили в Чатеме военный вертолет, перевозивший после полевой операции хирурга из Бостонской Массачусетской больницы. Потому что было по пути, и она была женой того самого Бернарда Уэббера. А тут такой скандал! Когда мама попыталась вывести Гаса из родильной, Мириам, рыдая, вцепилась ей в руку. - Не надо. Он - отец моего ребенка! Или Берни! Я не знаю! Это неважно! Думая, что умирает, она требовала от матери, чтобы она хорошо относилась к Гасу, не пыталась в будущем ущемлять его право видеть ребенка. Слава Богу, что военные хирурги ничему уже не удивляются и умеют очень быстро принимать решения. Как правило, от этого зависит жизнь их пациентов. Доктор Смит, пожилой мужчина с военной выправкой, споро разогнал весь цирк. Кесарево сечение не понадобилось. Оказалось, что достаточно просто иметь рядом человека, который глядя ей прямо в глаза, пообещал: - Дорогая, что бы ни случилось, я на дам умереть ни вам, ни вашему ребенку! А теперь давайте попробуем потужиться еще раз. Раскрытие уже достаточное. Мне не хотелось бы оставить вам некрасивый шрам. Папаши, держите ее за руки. Цепляйтесь за своих мужчин, дорогая. Пусть почувствуют, что хоть чем-то сейчас полезны. Бабушка, да это вы, привыкайте, дорогая, возьмите эту салфетку, смочите холодной водой и протрите дочери лоб. Ей пот глаз ест. А вы, дорогая, сделайте паузу, вдохните, выдохните... иии... тужтесь... *** Неделю после родов Мириам провела в постели. Она никогда раньше так долго не болела. Все хлопоты, связанные с ребенком, легли на маму и мужчин. Мириам приносили чистого, сухого ребенка, чтобы покормить, и уносили обратно, несмотря на ее протесты. Слишком слабой она себя чувствовала. Родные боялись, что она может выключиться с ребенком на руках. В недолгие периоды бодрствования, обязательно в присутствии кого-то из семьи, Мириам разглядывала свою дочку и поверить не могла, что природа допустила существование такого чуда. Она была такой миниатюрной, что было страшно дотрагиваться до ее пальчиков. Ноготки были настолько маленькими, что было непонятно, как же она будет их состригать, когда придет время для этого. Кожица тела была такой тоненькой, что под ней просвечивали венки и можно было изучать кровеносную систему человека. Если прикоснуться губами к щечке, мягкость и нежность прикосновения ошеломляли. Мириам умиляло, что настолько маленькое создание может так властно вцепиться в сосок и с такой силой высасывать молоко. - Она похожа на новорожденную тебя, - сказала мать. - Даже хватательный рефлекс такой же сильный. Бабушка протянула внучке мизинец, который та решительно попыталась затянуть в рот. - Берни поговорил со мной, - не меняя интонации продолжила она. - Тебя все устраивает в твоем браке, Мириам? Мириам перевела взгляд с младенца на его бабушку. - Да, мама. Я действительно люблю их обоих. Считаю, что я замужем за обоими. Мне с ними хорошо. Так получилось. Если можете, не осуждайте меня с папой. После родов слезы все время были где-то близко и сразу потекли рекой. Малышка, проявив эмпатию к матери, тут же бросила сосок и заревела белугой. - Шшшш, дурочка. Дай сюда, ребенка! Бабушка одновременно укачивала внучку и выговаривала Мириам. - Ты - наша дочь! Главное, что меня волнует, чтобы ты сама была счастлива. Мне важно лишь понимать, не навязал ли тебе Берни то, что угодно ему. Если это так, ты всегда можешь приехать к нам, мы - на твоей стороне! И будем за тебя бороться! Если же тебя устраивает та каша, которую ты заварила, тебе придется нелегко. Будете жить под шквалом сплетен и непонимания. Но ты - наша дочь! Ты сумеешь постоять за себя, и у тебя будут твои мужчины. Передо мной-то не реви! Непродуктивно! Я подготовлю отца, насколько смогу. У тебя будет время до Дня Независимости. На праздники мы приедем. И вот тут, если совсем ничего не поможет, пускай в ход слезы. Твоего отца точно должно разжалобить. Он тяжело примет эту новость, но я сделаю все возможное, чтобы смягчить его. А если не получится у нас обеих, то это точно выйдет у нее. Женщина с нежностью понюхала макушку заснувшего у нее на руках младенца. - Три женщины против одного стареющего ловеласа. Ноль шансов. Как мама сказала, так в конечном счете и получилось. Уже через год, на День Благодарения, ее отец покачивая на колене Шелли, горячо спорил с Гасом по какому-то политическому вопросу. Мириам снова была беременна и снова не знала, от которого из своих мужчин. Шелли целиком пошла в нее. Они с мамой возились на кухне. Мириам готовила клюквенный соус. В духовке доходила до кондиции гигантская индейка. Ей было за что благодарить высшие силы. Ее родители, в конечном счете, приняли и Гаса. Тяжелей пришлось с родителями Берни. Его отец отказался видеть обоих мужчин, но Мириам с Шелли были желанными гостями в Бостоне. Мириам верила, что капля по капле она и ее будущие дети сумеют подточить непримиримость старого священника. В конце концов в брачных отношениях Ветхого Завета сам черт ногу сломит! Ветхий завет с недавних пор стал настольной книгой Мириам. Она неплохо поднаторела в ведении теологических споров. Ей было за что бороться! Уже после рождения Майка она пережила острый период асексуальности. Время после родов, когда ей вообще ничего не хотелось. Настолько, что, когда она однажды открыла дверь ванной комнаты и увидела Гаса на коленях перед Берни, она лишь покачала головой на приглашающий взгляд Берни и плотно закрыв за собой дверь, спустилась пописать в гостевой туалет первого этажа. Она не чувствовала ни возбуждения, ни ревности - одно только облегчение, что, по крайнем мере, на этот счет можно не беспокоиться. Ее мужчины не пойдут изменять ей от спермотоксикоза и безнадеги. Они ее дождутся. *** Они решали проблемы по мере поступления. Через несколько лет, когда Шелли уже было шесть, Майки четыре года, а Стиви еще ходил под стол, назрел еще один вопрос, требующий решения. - Вы хоть понимаете, насколько это ненормально? - Мириам почти шипела на мужчин. Вечер. Детей давно уже уложили спать. Вечерний час для себя был напрочь испорчен. Мириам рвала и метала, а мужчины, осознавая вину, вели себя тише воды, ниже травы. - Я посылаю Майки позвать вас из гаража на ужин, а он приходит, и, как ни в чем ни бывало, говорит мне. Они заняты, сейчас придут! Спрашиваю, чем заняты? И ребенок говорит мне - опять целуются. Опять! То есть он вас и раньше уже видел! Гас попытался было оправдаться: - Ничего подобного! Мы чинили мотоцикл. У Берни машинное масло по щеке размазалось. Я не удержался и чмокнул его разок в лоб. Вообще ничего сексуального. Мириам закатила глаза. - Так, давайте я вам объясню. Похоже, мы так долго живем с вами в размытом пространстве внутри семьи, что вы уже разучились чувствовать, что там, снаружи, считается нормой, а что нет. И объясню, почему я считаю важным придерживаться общепринятой нормы. Дети не берут правила того, как надо жить, из воздуха. Они берут их из семьи. Они нас с вами копируют. Мы - их пример. Мы формируем у них понимание того, что есть добро, а что зло. Как нужно вести себя в той или иной ситуации. Нам не обязательно это говорить. Мы делаем, а они замечают и усваивают. Вы хотите, чтобы Майки с детства думал, что можно поцеловать другого мужчину? Пусть даже и в лоб? Дети остро чувствуют, что стоит за этим. Если Майк еще не понимает, то Шелли скоро спросит, а мальчик может жениться на мальчике? И я не хочу отвечать ей “да”. Потому что это ненормально! Вы прекрасно понимаете, что для большинства жителей нашего города гораздо более приемлемым зрелищем окажется мужчина, решивший поссать средь бела дня посреди площади, чем мужчина, решивший поцеловать другого мужчину средь бела дня и в центре той же площади! И это правильно! Норма — это то, что думает и принимает статистическое большинство. Помните, мы читали с вами недавно роман Ричарда Матесона “Я - легенда”? Помните, как он заканчивается? Главный герой, который уничтожал вампиров по ночам в их гробах, понимает, перед казнью, что в сообществе вампиров он стал легендой. Как Джек-потрошитель в нашем. Потому что на тот момент времени люди вымерли. Он - один из последних людей на Земле. Вампиры стали составлять большинство. И то, что для них является нормой, стало общественной нормой. А вот он, последний человек, считавший, что пить кровь — это плохо, он уже девиация. Очень глубокий роман на самом деле. Так вот, Берни - не норма, а выверт природы. Как инвалидность. Сколько в процентном соотношении таких мужчин в мире? Явно меньше, чем тех, кого тянет к женщинам. Мы с тобой, Мел, настолько научились с этим жить, что вывихнули мозг самим себе. Но я не хочу, чтобы мы сделали это с нашими детьми. Они четко должны понимать, как ведут себя мальчики, как - девочки, они должны усвоить понятие нормы и приемлемого до того, как начнут двигаться дальше. Мы не можем сказать пятилетнему ребенку, что убивать можно. Мы говорим ему: нельзя, ни при каких обстоятельствах. Жизнь любого живого существа ценна. Когда он вырастает во взрослого человека, однажды он понимает, что иногда - можно. Когда он идет в армию, его учат тому, как убивать других людей и как защищаться от того, чтобы не убили тебя или твоих близких. Но это все происходит потом, со взрослым человеком. Который понимает, что есть норма, а что - девиация. А вы сейчас размываете для Майки норму. Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня наши дети ни при каких обстоятельствах не могли увидеть того, чего они не увидят в любой другой семье нашего города. Если вы хотите прикоснуться друг к другу интимно, то, пожалуйста, только за закрытыми дверями нашей спальни. В любых других зонах нашего дома - только то, что социально приемлемо. Мужчина может потрепать другого мужчину по плечу в знак поддержки, Мел, но не хлопнуть по заднице! Вы можете быть игривыми со мной, но не друг с другом. Я надеюсь, что у меня получилось объяснить, почему. Когда-нибудь ваш взрослый сын или дочь догадается и задаст вопрос в лоб - и вы сможете, если захотите, ответить правду. Но если вы заранее понимаете, что она вашему ребенку не нужна, что он пришел к вам не за подтверждением, а за опровержением, солгите!