Сказки не будет?

      Хотя меня и уверяли в улучшающемся состоянии Гилберта, я все равно была очень рассеянной. Учителя пусть и догадывались о причине моего состояния, но все равно часто делали замечания, грубо выдергивали в реальность. Сказалось это и на качестве моих знаний, но тогда меня это не волновало.       Каждый вечер я приходила в конюшню к Янтарю. Каждый раз по дороге к его стойлу я про себя уверяла, что делаю это, потому что жеребец, верно, соскучился по ласке своего хозяина. А еще надо было проверить, хорошо ли с ним обходятся, не застаивается ли его живой дух. Но все равно каждый раз, скормив коню кусочки яблока или моркови, я утыкалась в его жесткую гриву и тихо, поскуливая, плакала. Мне было одиноко, я боялась, что от меня скрывают что-то недоброе о здоровье друга. И ни с кем я не могла поделиться своими переживаниями, потому что, расскажи я кому-нибудь о своей любви, и слухи тут же донесут это и Гилберту, а я боюсь, что тогда он испугается или озлится на меня и отстранится. Лишь большая, фыркающая морда, склонившаяся на мое плечо, была готова и могла снять часть горестей с души.       Я догадывалась, что за этим плачем меня иногда заставали конюхи, но к их чести они тихо удалялись. Правда, после этого, когда я уже возвращалась в корпус, старый добрый старичок-конюх мог неловко сунуть мне в руки, словно любимице-лошади, несколько спелых и больших яблок. Иногда подмастерье, которому было лет семь, приносил мне охапку цветов, которые явно выращивала его матушка. Меня очень трогала их забота.       Через неделю после происшествия на выходе конюх, боязливо оглядываясь, поманил меня в сторону. Я настороженно последовала за ним. У дороги к корпусу юнош нас ждало несколько человек. При приближении я всех их узнала - друзья Гилберта, с которыми мы часто гуляли все вместе.       - Госпожа Эвергарден, - Клаудия Ходжинс - лучший друг дорогого мне человека - протянул мне глухой длинный плащ, - мы узнали, что вы очень тоскуете по нашему пройдохе Бугенвиллея. Он не скоро сможет выйти из лазарета, но мы знаем, что и ему ваше общество будет приятно, поэтому предлагаем вам пойти на маленькую шалость.       Я все поняла, они собираются тайно провести меня к Гилберту. Я увижу его! Я была благодарна каждому из них. Дрожащей рукой я приняла плащ и надела, скрыв локоны, каждую оборочку платья и лицо, которые могли бы стать преградой на пути к моему желанию и подвести этих добрых юношей.       Меня вели самыми темными тропинками, в здании мои спутники с азартными смешками заглядывали за каждый угол. Несколько раз меня почти в последний момент толкали под лестницу или прятали за широкими спинами, чтобы переждать шествие завхоза или учителя. Я дрожала от напряжения. Мне было страшно, что нашу затею раскроют, но еще страшнее мне было от того, что я могу не увидеть Гилберта.       И все же мы минули последний коридор и быстро с громкой возней протиснулись в дверь лазарета. Я подняла голову, чтобы найти его глазами, но передо мной стояла стена из красных мундиров моих сопровождающих.       -А-а, бродяги, пришли проведать своего хромого товарища? - сердце сжалось, когда я услышала этот голос. Он был как и прежде веселым и задорным, значит с ним все хорошо!       - Хоть бы бумагу и перо принесли, я бы картины писал. Скучно здесь вообще-то, еще и вы, черти, где-то пропадали сегодня, - продолжал он.       Мне хотелось растолкать мальчишек и увидеть его, но одновременно странная робость овладела мной, я забывала даже дышать.       - У нас для тебя есть кое-что получше, - один из моих спутников говорил с хитрецой, остальные посмеивались и крутились от нетерпения.       И вдруг они все внезапно расступились. От неожиданности и страха я даже сделала робкий шажок назад. Дрожащей рукой я стянула капюшон плаща и обвела помещение взглядом. На ближайшей кровати с перебинтованной ногой лежал Гилберт. Узнав меня, он от удивления сел, натянув одеяло почти до подбородка. Он был рад меня видеть. Его зеленые глаза смотрели на меня, как на рождественское чудо. А я вновь, как тогда, в чулане, не могла отвести от них взгляда. Они были такими прозрачными, что, казалось, в любой момент разобьются и исчезнут, оставив меня то ли с миражом, то ли с обрывками сна.       - Госпожа Эвергарден, как я рад вас видеть! Простите, что доставил вам тогда столько тревог. Я весь полон благодарности к вам, но не знаю, как ее выразить.       Он был в порядке. От счастья, от воспоминаний о времени, в которое я не знала ничего о его состоянии, в мои глаза встали слезы. Не имея сил сдержать их, я вновь натянула капюшон, скрывая обезобразившееся лицо.       - Госпожа Эвергарден... - Гилберт растерялся, остальные молодые люди тоже занервничали, зашептались, похоже, с такими женскими слезами им еще не приходилось сталкиваться.       - Вот же! Столько дней твоему Янтарю в гриву плакала, откуда же сейчас слезы? - я даже не поняла, кто из мальчишек был несколько бестактен, но в кого-то в следующий момент полетела подушка от больного, это я поняла по глухому звуку.       - Простите меня, я так переживала... мне так жаль, что с вами это произошло, - кое-как выговорила я.       - Милый мой друг, не стоит переживать обо мне. Вы столько сделали для моего спасения. Мы все восхищены вашим мужеством. Через несколько недель я снова смогу гулять после занятий и ходить на мероприятия клубов. Пока же, заходите ко мне иногда, если мои друзья позаботятся о вашей безопасности, - он улыбнулся мне так робко, видимо, мое поведение его действительно озадачило.       Я кивнула и чуть приподняла лицо. Время холодом стало шептать в затылок, отчего мне стало страшно. Сколько у меня еще минут, чтобы вот так просто смотреть на него, видеть его озорные глаза, пребывать в счастливом спокойствии?       Наверное, молчание вокруг было неловким, но только я попыталась его прервать, как из глубин лазарета послышались шаги. Гилберт встревожено кивнул, и меня увели из лазарета. Я не помню, как покидала корпус юношей. Очнулась лишь в парке. Клаудия снял с меня плащ. Я долго и горячо их благодарила так, что все мои спутники покраснели. От смущения они поспешили уйти. Лишь Клаудия задержался, мило и чуть застенчиво улыбнувшись, он попросил:       - Госпожа Эвергарден, пожалуйста, больше не плачьте. Нашего Гилберта не сразит такое пустяковое несчастье. Мы скоро вновь все будем вместе гулять.       Я кивнула. Теперь я могла счастливо улыбнуться. Мы распрощались и я побежала к своему корпусу, в котором уже начали зажигать огни.