Сказки не будет?

      Болезнь поселилась во мне надолго. Из простого жара я ушла в беспамятство. В краткие моменты, когда сознание принадлежало мне, я чувствовала, как меня что-то душит, хотелось разорвать эти путы на шее, но не хватало сил, чтобы поднять руку. Было так жарко, а легкие не могли глубоко вдохнуть, чтобы потушить это пекло внутри меня. Все тело ломало. Мне было так дурно, казалось изнутри меня разрывает.       В то время я не могла отличить бред от реальности, стоило голове проясниться и я видела около себя всея-крестную, которая молодела и превращалась в Лулу. Потом все темнело в комнате, Лулу исчезала, а вместо нее появлялись Гилберт и Клаудия. Они то сливались воедино, то разделялись — от этого мне становилось так страшно, что я беспомощно начинала плакать — даже слезы были кипящими.       В один раз, когда жар отступил на краткое время, оставив меня со слабыми, сдающимися легкими, я, с паникой понимая, что задыхаюсь, подумала: «умру». Я так боялась мук от неразделенной любви, так не хотела влачить существование с болью от нее, но теперь так отчаянно хваталась за жизнь. Мне казалось, что я предаю свои чувства.       Но через три дня болезнь начала сдаваться. Жар снизился, потом в груди все расширилось, тело перестало бить дрожью от пройденных пяти шагов. Я уже четко понимала, если приходила Лукулия или в тайне пробирались Гилберт и Клаудия с компанией. Я видела, как они счастливы из-за моего выздоровления, от этого я любила их всех.       Только рядом с Гилбертом мне хотелось скрыть свое лицо в подушку, потому что я помнила, как задала ему вопрос об отношениях с Шарлоттой. Я боялась, что он догадался или осуждает меня, а еще больше я боялась, что он не понял моей ревности. Кроме того, мое лицо начинало неконтролируемо краснеть, стоило мне вспомнить, как заботливо он нес меня на руках к корпусу.       Я решила отблагодарить Гилберта за спасение и помощь, связав ему шарф. Пребывать в лазарете мне предстояло долго, поэтому я попросила Лукулию принести мне пряжу и принялась за дело. Шарф выходил безукоризненный красного цвета с белыми кистями на концах. Обычно я забрасывала вязание, но в этот раз работа была доведена до конца. В длину он вышел даже больше меня.       С нетерпением дождалась выздоровления и сразу же отправилась в парк, чтобы разыскать Гилберта. Пока я болела, снег стаял, начала прорастать трава и распускались листья. Я с удивлением смотрела на все это: из моей жизни словно вырвали часть. Все было таким свежим, тревожащим слабое тело. Поиски утомляли меня, часто приходилось отдыхать на скамейках. И все же в самой глухой части парка я нашла его.       Гилберт стоял в тени молодого дерева, словно ждал кого-то. Я подошла к нему, губы у меня растянулись в улыбке сами по себе. Он так удивился, увидев меня вне лазарета. Лицо озарилось счастьем, от глаз исходила нежность и облегчение. Я так рада была видеть его в таком красивом месте. На фоне свежих салатовых крошечных листочков его глаза казались светлее и чище.       Он положил свою большую ладонь мне на голову, стараясь не испортить прическу. Мне так хотелось взять его руку или вновь прижаться к нему, как в тот страшный вечер, но я робела и смущалась. Он хотел мне что-то сказать, но я опередила его. Протянув сверток с шарфом, я, зардевшись, почти прошептала:       — Спасибо, что спасли меня. Надеюсь, что, когда холода вновь наступят, он согреет вас.       Гилберт с удивлением развернул мой подарок и взял шарф в руки. Он тихо рассмеялся и обмотал свою шею им, хотя на улице и было тепло. Мне так радостно было видеть его с моим шарфом.       — Он мягкий и теплый. Спасибо! — от этих слов все внутри меня сжалось.       Наверное, Гилберт хотел мне что-нибудь сказать, все же нормально это сделать мы не могли довольно долго, но я чувствовала, что, если не уйду сейчас, то опять начну творить глупости. Отойдя на двадцать шагов за деревья, я решила напоследок еще раз посмотреть на него, вдруг он тоже смотрит мне вслед.       Но вместо желаемого, я увидела Шарлотту. Замерев, я наблюдала за ней. Она неспешно подошла к Гилберту, что-то сказала ему. Приподняв брови, она потрогала шарф у него на шее. Некрасивая, властная улыбка скользнула по ее губам. Внезапно — даже для своего собеседника — она вцепилась в его шарф и притянула юношу к себе. Это был поцелуй. Он должен был быть моим… Она сжимала в своих когтях мой подарок и прильнула к лицу моей первой любви.       Горькие слезы закипели на глазах. Она впереди меня, она имеет на него право. А я могу только довольствоваться его дружбой. Боже! На какой шанс я надеялась, к чему бы привела меня моя пассивная борьба? Верно, ни к чему. Пока мой противник Шарлотта, пока она заинтересована в Гилберте, я ничего не смогу сделать. Не он потянулся к ней за поцелуем, но он не отпрянул от него. Он не противостоит их помолвке, так какое я имею право вмешиваться? Да и имеет ли это смысл?       Я быстро пошла прочь. Устав, запыхавшись, остановилась лишь на пути к корпусу. Хотелось разрыдаться, но клокотавшие обида и злость не позволяли. В этот момент меня издалека окликнули. Обернувшись, я поняла, что ко мне бежит Клаудия. Видимо, он тоже узнал, что я выздоровела. Наспех пришлось принять миролюбивое выражение лица. Подбежав ко мне и чуть отдышавшись, Он с волнением серьезно посмотрел на меня — меня это насторожило — и сбивчиво стал говорить:       — Вайолет, я так рад, что вы в здравии. Знаешь, когда мы узнали, насколько все серьезно, я не мог найти себе места, я никогда в жизни так не боялся. Видеть вас в муках и бреду… это так больно. Больно от бессилия, я не знал, как мог бы вам помочь. Но знаете, именно тогда я понял: каким же глупцом я был, медля и боясь, — он на секунду замолчал, посмотрел мне прямо в глаза и покраснел. — Вайолет, я люблю вас! Уже давно, несколько лет. Я был рад каждой минуте с вами, но не смел получить этого же в ответ. Поэтому, Вайолет, милая, если в вас есть хотя бы доля чувств, пожалуйста, ответьте мне взаимностью.       Его признание сковало меня. Я просто не ожидала этого. Столько лет он был рядом, но ни словом не дал повода подозревать его в чувствах. Или это я была слепа? Неужели он, как и я, все это время жил в муках неразделенной любви? Бедный и сильный юноша.       Есть ли у меня причина отказывать ему? Гилберт точно не будет моим. Но я бы не сказала, что у меня есть высокие чувства к Клаудии. Но я так уже устала любить одна, хочу понять, каково это, когда любят тебя. Кто знает, может, я смогу увидеть в нем не только друга.       — Клаудия, я принимаю ваши чувства, — тихо сказала я.       Он побледнел, потом вновь вспыхнул. На лице робко стала проявляться улыбка, глаза стали смотреть смелее. Он взял мои руки в свои, открыл рот, чтобы что-то сказать, но растерялся, вновь побледнел и просто убежал.       Догонять его мне показалось неправильным, поэтому я просто пошла к корпусу. Кто знает, вдруг мое согласие сделает нас обоих счастливыми.