Сказки не будет?

      С того момента прошел месяц. Дитфрих давно уехал из академии: его присутствия требовал флот. Этот месяц для меня был полон спокойствия и тихого тепла. Оказалось, что я так себя измотала своей любовью к Гилберту, что, почувствовав наконец уверенность в будущем и дарованном мне судьбой человеке, я с неделю чувствовала в себе какую-то смеющуюся легкость.       Дитфрих оставил мне адрес небольшого портового трактирчика в далеком городе, куда я могла писать ему письма. Не знаю, как часто он сходил на сушу, дошло ли хоть одно письмо до него, но я писала ему. Я отправила ему четыре послания. Составляя их, я чувствовала, как первое увлечение юности в груди вымещает что-то более спокойное и обширное. Я представляла старшего Бугенвиллея, выводя строки, я словно говорила с ним. Я придумывала, как он мог бы отреагировать на мои слова. Я еще плохо знала его, но успела понять, что под хмурой и суровой личиной скрывается очень нежный и неравнодушный человек. Наверное, я ему тоже понравилась, раз он так быстро раскрыл эту ранимую сторону своей личности. А может, это его обещание не лгать мне распространилось и на поведение.       Конечно, я не рассталась с чувствами к Гилберту в один момент. Заметив его, во мне до сих пор что-то поднимается, но теперь это не приносит мне боли, потому что я знаю, что у меня есть свое счастье. Я не жадная, мне нужен лишь один человек, которого я буду любить, это я поняла еще в ситуации с Клаудией.       Сам же Гилберт выглядел с каждым днем все хуже. Он увядал, выглядел так, словно его мучила тошнота ежедневно. Он пытался несколько раз отговорить меня от брака с Дитфрихом, один раз я с возмущением даже заметила, что он прочит себя на его место, при этом не отрекаясь и от Шарлотты. Но раз за разом я отказывала ему, я понимала, что это сейчас Гилберт так уверен и решителен, но, если возникнет ситуация, в которой он сможет пострадать социально, я останусь тут же одна. Гилберт не трус, он готов пожертвовать своей жизнью, но он слаб духом — стоит пригрозить ему, надавить на него, и он сдается.       С каждым днем он становился все безвольнее. Однажды я увидела его, когда Шарлотта и ее свита обряжали его в женские одежды, а он лишь слабо улыбался. В другой раз она ехала на своем коне, а Гилберт, подобно собаке, бежал следом. Клаудия также рассказывал, что Шарлотта испортила его художественную работу, которой он посвятил несколько месяцев, якобы из ревности. И даже здесь Гилберт смолчал. Его покорность не вызывала даже жалости.       Но все это минувший месяц. Мне важнее, что сегодняшний день оставляет до выпуска из академии всего четыре недели. Кроме того, сегодня мой день рождения. Сегодня я надеялась увидеть отца, ведь он не пропустил еще ни одних моих именин.       Я старалась не уходить далеко от корпуса, чтобы не пропустить известия об его приезде. Прогуливаясь во дворе корпуса, я вздрагивала каждый раз, когда хлопала дверь. Сегодня был чудесный весенний денек, но я едва ли обращала на это внимание. Мне хотелось оказаться как можно скорее в объятиях дорого отца. Обида на него уже давно прошла, но он до сих пор каждое письмо мне оканчивал извинениями. Мне хотелось, чтобы он наконец почувствовал мою благодарность.       Меня окликнули ближе к вечеру, когда все уже собирались на вечерний чай. Всея-крестная нетерпеливо махнула мне. Я с волнением поспешила к ней. Она критично оглядела меня, а потом, схватив за руку, потащила на второй этаж в свой кабинет.       — Вот же! — гневно шипела она. — Господин Бугенвиллея ожидает ее, а она прогуливаться вздумала!       Сердце встрепенулось. Неужели Дитфрих смог и захотел приехать ко мне в этот важный день! Теперь мне уже казалось, что всея-крестная очень медленная. Мне не терпелось распахнуть дверь и увидеть его. Хочется верить, что он приехал не из долга. Не снял ли он часов Эвергарден? Я не снимала ни на минуту его кольца. Что я скажу ему? Нет, мне важнее, чтобы он говорил, я хочу еще больше понять его. Может, предложить ему прогуляться? Может, даже отправиться на конную прогулку?       Дверь распахнулась. Всея-крестная покорно осталась снаружи, а я влетела в комнату. Однако у окна я увидела не Дитфриха. Высокий, грузный и чуть распухший телом господин пожилых лет стоял и смотрел на парк. Я оробела. От одного его сурового взора все во мне похолодело. Таким взглядом не одаривал меня даже Дитфрих.       Кивком головы он велел мне подойти. Я приблизилась, переминаясь руками. Мне было страшно и душно. Я не могла отвести глаз от шрама, рассекающего все лицо главы рода Бугенвиллея. Его сыновья явно пошли не в него ни повадками, ни внешностью. Вся его грудь была отягчена орденами, края которых были очень острыми, пусть и красивыми.       Он смерил меня взглядом и скрипнул зубами. Я мелко задрожала. Что-то мне подсказывало, что этот господин не намерен вести дружелюбный разговор. Надо быть смелой и твердой. Я не должна расплакаться, ведь сейчас я защищаю и выбор своего будущего супруга.       — И вот на это этот глупец променял связи и силы, которые ему сулил предыдущий брак? На низшую среди элиты девчонку, способную лишь любовные письма черкать, — его голос был таким громогласным, что мне хотелось сжаться.       — Позвольте не согласиться. Искусно составленным письмом семья Эвергарден не раз сберегала ваших солдат от проливания лишней крови.       Он цыкнул и скрестил руки на груди. Надеюсь, мой голос не сильно дрожал.       — Словом нельзя держать в страхе. Лишь храбрость моих солдат принесла величие нашей стране, — видя, что я собираюсь парировать его, он перебил меня заведомо. — Я пришел сюда не ради вашего мнения. Мне кажется, что вы не глупая леди, поэтому откажитесь от этого брака добровольно.       Ну уж нет, в данной ситуации я буду бороться за свое счастье до конца. Я сделала крошечный шаг вперед, расправила плечи и приподняла подбородок.       — Господин Бугенвиллея, я не имею ничего против нашего союза с вашим старшим сыном, поэтому отказываться от него не намерена.       — Глупая девчонка, знай свое место! Кто ты, и кто он! — на меня кричали, я почувствовала, как слезы начали копиться в глазах. — Не можешь сама сказать ему об этом — прими яд, утопись, но не вставай между браком моего сына и дочерью королевского советника.       — Нет! — голос сорвался, но я тоже повысила тон. — Я не откажусь от чувств к дорогому человеку! Ради вашей жадности я не поступлю так и не расстанусь с жизнью.       Я намерено взмахнула рукой с кольцом перед лицом мужчины, это был аргумент, а сейчас в страхе, одиночестве и отчаянии я цеплялась за все. Драгоценность подействовала на главу Бугенвиллея, как красная тряпка на быка. Он замахнулся на меня.       — Ах ты ж дрянь! — зарычал он.       Я сжалась, ожидая удара. И через мгновение, сметя меня с ног, в скулу мне влетела крепкая рука с печатью-кольцом на одном из пальцев. Его я почувствовала особо остро, словно меня заклеймили им. Приходя в себя, умоляя комнату перестать вертеться, я лежала на полу, а надо мной возвышался тиран. Что он сделает дальше? Забьет до смерти? Или будет ждать, что после такого я откажусь от брака?       Я почувствовала дрожь пола, через мгновение дверь в комнату распахнулась. Я подняла голову и увидела Дитфриха. Бледный, со стиснутыми зубами он тяжело дышал после бега. Взглянув на меня, на отца, он все понял в одно мгновение.       Как я была счастлива, когда в следующее миг, он встал передо мной, загораживая от этого ужасного человека. Я села. В голове до сих пор гудело, поэтому я не могла разобрать слов, но точно понимала, что они спорят. Оба раскраснелись, напирали друг на друга. В один момент Дитфрих резко указал на дверь. Они оба замолкли, через минуту, в которую они грозно смотрели друг на друга, глава Бугенвиллея покинул комнату, громко хлопнув дверью.       Дитфрих тяжело и гневно дышал. Откинув волосы со лба, он повернулся ко мне и присел подле. Злость все еще искажала его лицо, поэтому я смотрела на него с робостью. Из нагрудного кармана он достал платок и приложил его к моей щеке.       — Вайолет, вам следует пройти в лазарет. Вставайте, я сопровожу вас. Простите за произошедшее. Я и помыслить не мог, что этот человек способен на такое.       И в этот момент я поняла, что больше сдерживаться не способна. Храбрость исчерпала себя, освободив место рыданиям и страху, который теперь просто сковал меня. Я прислонилась к груди Дитфриха и зарыдала. Какой ужас только что случился. Молодой человек сначала просто сидел, я слышала, как тревожно стучит его сердце после пережитого, но потом он робко положил мне руки на голову и плечо.       — Вайолет, через месяц я заберу вас в свое поместье, я буду защищать вас. Этот изверг больше не посмеет подойти к вам, — тихо сказал он. Как хорошо было слышать негромкий голос.