Сказки не будет?

      Знаете, раньше мне немного претила мысль о жизни по клише. Любовь, свадьба, дети и поддержание очага семьи — где-то во мне горела мысль, что женщина способна на большее. Но после нашей свадьбы с Дитфрихом я постепенно поняла, что и в этом клише есть много мест для великого.       Не все у нас было идеально, но это совершенно нормально. Важен был поочередный компромисс, и мы это чувствовали. Постепенно чаши семейных весов пришли в баланс, и я уже даже не могла представить себе жизнь без Дитфриха, нашего домика на побережье, вечерних верховых прогулок и тихих, но таких теплых часов у камина.       Но оказалось, что жизнь может быть еще прекраснее. Через несколько месяцев мы узнали, что наша семья станет больше. Если честно, то мы очень боялись, но каждый по своему. Мне было страшно за здоровье дитя, я боялась, что выросшая сама без матери не смогу стать ею. Дитфрих же однажды признался, что его не отпускает другая тревога — отец. Как бы он не добрался своими руками до внука, не обрек его на ту же безвольную жизнь, что и сыновей. Или что еще хуже — не отомстил бы нам через ребенка. Именно из-за этого о моей беременности вплоть до рождения ребенка не знал никто за пределами дома.       Вечером последнего майского дня на свет появилась девочка. Камелия, такое имя дал ее отец. Она была такой крошечной. Впервые я увидела ее на руках у Дитфриха. Он стоял у окна, отчего правая сторона сияла оранжевым светом. На вытянутых и поднятых перед собой напряженных руках он держал тихо-плачущую дочь. Я ни разу не видела такого выражения лица у него больше. Он смотрел на нее с таким очарование и счастьем. В его приоткрытом рте я читала легкий испуг, в широко раскрытых глазах — гордость и восхищение. Он так боялся ей навредить, что не мог осмелиться прижать к себе. Мог лишь держать на вытянутых руках, как самое хрупкое сокровище, и смотреть на ее плачущее личико, на бьющееся сердце и неловкие движения ручек.       Когда я взяла ее на руки и прижала к себе, мне показалось, что Дитфрих испугался. Но стоило Камелии успокоиться, он с новым любопытством стал смотреть на нее. Осторожно он касался ее крошечной ладони и с улыбкой смотрел, как он сжимает его указательный палец. Я засыпала и просыпалась, а он все время был рядом и наблюдал за дочерью. Мне показалось, что он осмелел, поэтому я снова аккуратно протянула ему дочь и вложила ему ее в объятия. Как широко он улыбался, когда она не заплакала.       Через месяц ко всеобщему удивлению мы разослали близким родственникам и друзьям приглашение на крестины. Крестной стала Лулу, никого другого я бы не смогла представить на столь важном месте.       Все гости с любопытством подходили в церкви к нам. Камелия была на руках у Лулу, Дитфрих не отходил от них ни на шаг. Все с умилением отмечали, что дочь была очень похожей на отца. Я и сама это заметила с первых дней. От меня ей досталась лишь больше ощутимая нежность и плавность черт.       Внезапно почти одновременно у входа мы с Дитфрихом заметили Гилберта. Он зажался в тень и издалека смотрел на нас. Разглаженное счастьем лицо моего мужа стало суровым и усталым. Он гневно взглянул на мать, с которой очевидно приехал сын. Я положила руку на плечо и тихо сказала:       — Если Гилберт не смог навредить мне, то на ребенка он тем более не поднимет руки. К тому же покажи мне изверга, который сможет причинить вред твоей очаровательной дочери?       Дитфрих с гордостью хмыкнул, взял на руки Камелию и повернулся к брату.       — Иди, посмотри на мою дочь. У тебя самая лучшая племянница, о которой ты только мог мечтать, — я тихо засмеялась. Смесь гордости и любви делали его таким непривычным, но милым и забавным.       Гилберт несмело подошел и склонился над Камелией. Я видела, как скулы проступили у Дитфриха, все же это испытание было тяжелым для него, он все еще не доверял брату, боялся потерять свое сокровище. Девочка при появлении нового лица потянулась к нему ручками. Гилберт улыбнулся и медленно протянул к ней руку. Он осторожно пожал ей ладошку и отошел.       Отец с облегчением выдохнул и посмотрел на дочь. Его окликнул брат.       — Дитфрих, Вайолет, я сожалею о случившемся. Я не приду в ваше поместье. Но я буду рад видеть вас с вашей прекрасной Камелией в своем доме. Мне хочется видеть, как она взрослеет.       Я кивнула. Довольно распрей. Теперь все слишком хорошо, чтобы случиться горю, нет причин для ссор. Если же кому-нибудь настолько без войны тошно, то глупо искать ее у людей, которые от нее бегут. Я хочу, чтобы Камелия, возвращаясь на каникулы из академии, видела всю свою огромную семью, которая считает нашу дочь своей: мой отец, госпожа Бугенвиллея, мы с Дитфрихом, гилберт, Лулу. Пусть у нее будет дом, пусть любовь ей отдают все понемногу, а не как мой отец, изнуряюще отдавал себя мне. Пусть у нас будет счастливая середина.