Снова по бедрам Взбегаю губами Стан твой лаская В трепете быстрых крыл Ласточка промелькнет
x x x
Развязывает пояс Снимает длинный шнур Еще хранящий тонкий аромат Вот зыбкий мост Между двумя мирами
© Рубоко Шо. Эротические танки.
Иногда судьба забрасывает в самые неожиданные места, чтобы продемонстрировать самые неожиданные вещи. Не всегда приятные. Как-то раз Сакура гостила на Аляске у своего лучшего друга. Окита давно звал её к себе. И во время отпуска — такого редкого явления в её жизни за последние годы — Сакура не нашла лучшего варианта, кроме как отправиться на холодный север на другой континент, в другую страну, а не понежиться где-нибудь у моря или в горячих источниках. Что ж, никто и никогда в их семье лёгких путей не искал — наследственные привычки не выветриваются с годами, а только усиливаются, хотя запашок имеют весьма специфический. Они с Окитой гуляли по скалистому берегу, когда Сакура впервые увидела косатку вживую, своими глазами, а не на картинках или по мерцающему экрану телевизора. Но лучше бы никогда не имела такого удовольствия. Исполина выбросила на берег стихия. Вокруг, будто маленькие муравьишки, суетились люди, поливая животное водой и отгоняя птиц, норовивших пристроиться на шведский стол из огромной туши хищного кита. — Зря стараются, — печально протянул Окита, поправляя ворот тёплой куртки. Ветер трепал его порядком отросшие каштановые волосы, небрежно собранные в самурайский пучок. — Почему? — удивилась Сакура. — А место здесь паршивое. Даже при всех стараниях, косатка до прилива не доживёт, — ответил Окита. — Прямо уж. Разве здесь не привыкли к таким форс-мажорам? — хмыкнула Сакура. — А ты приглядись повнимательнее, нэ. Здешние места не просто так китовьим кладбищем зовутся. Раз-два в год сюда выбрасываются киты или море их выплёвывает. Транспорт не подгонишь, прилива ждать долго, вот животные и умирают в муках, — рассказал Окита. Сакура окинула скалистый берег взглядом. Над поросшими мхом, с редкими оазисами пожухшей травы камнями в сером небе кружили чайки, а под их крыльями, если повнимательнее приглядеться, можно было увидеть большой китовий скелет. Точнее, его часть. — Получается, они просто продлевают её агонию? — спросила Сакура, кивнув на косатку. — Нет, облегчают её, — ответил ей Окита, красноречиво улыбнувшись краешком губ. Вспоминать тот день Сакура не любила, но он периодически всплывал в голове яркими образами. Особенно, когда она думала про друга и начинала тосковать. Говорить про свою болезнь Оките Сакура пока не будет. Немного повременит. Это, возможно, не очень справедливо. Но Сакура не простит себя, если заставит Соджи изводиться и беспокоиться за неё-непутёвую. Они оба непутёвые, если вдуматься. Только одна ушла с головой в работу, а второй сбежал чуть ли не на другой конец света. На языке всякий раз оставался неприятный привкус, когда самым кончиком проводишь по шершавому пергаменту, обильно смачивая вязкой слюной. Сакура скрутила пару самокруток. Да, навряд ли сворачивание мелко нарезанного табака в тонкую сигаретную бумагу с едва уловимым кофейным запахом — достойное занятие перед свиданием с одним из самых привлекательных мужчин, которых Сакура встречала за свою жизнь. Совсем нет. Она открыла окно в комнате, впуская прохладный воздух. Сумерки медленно ползли по небу, заполняя пространство молочно-синим светом. На улице было свежо и прозрачно. Сакура зажала зубами кончик самокрутки и прикурила от горящей большой свечи. Свет, как назло, выключили не вовремя. Редко, но метко, как говорится. Сделала пару затяжек, а потом, прихватив большим и указательным пальцем папироску, выдохнула сизый дым. Окинула взглядом висящее на вешалке пальто. Оно бы идеально подошло к её кашемировому черному платью, в котором она собралась идти на встречу с Годжо. Но изменять себе не хочется. И ладно, что по неписанным правилам приличия — кто их только придумал? — принято одеваться прилично и сдержанно. Сакура вновь выпустила дым кольцами и посмотрела на косуху, которую таскала на своих натруженных плечах уже не первый год. Кожаная куртка была не имитацией, не умело воссозданной копией, а самая настоящая: потёртая, старая, грубая, будто снятая с плеча какого-нибудь уступчивого байкера. Косуха принадлежала ещё покойной матушке. Та выменяла кожаную куртку у одного из служивших на американской военной базе недалеко от Токио. Ещё тогда, когда Сакуры даже в перспективе не было. Парень тот оказался не крупный, поэтому на высокую японку курточка пришлась в самый раз, пусть и смотрелась чуть великовато. Но такая неряшливость лишь придавала шарма. Всё это делало Сакуру похожей на босса группировки сукебан, которая вместо блеска для губ таскала в кармане нож-складник. Делало какой-то далёкой и немного не из этого времени. Спасибо матушке за такой подарок. И за длинные стройные ноги, которые в свои почти тридцать три Сакура не прикрывала длиной юбки ниже колена. Подростком она не знала, хороши ли они в эстетическом плане — они были великолепны с точки зрения выносливости и силы. Только когда повзрослела, Сакура поняла, что они действительно сексуальны. Способны сводить мужчин с ума. Но пользовалась этим госпожа Куран редко. Почти никогда. Она посмотрела на себя в зеркало. Всё нормально. Не девушка с обложки, но вполне себе приятной наружности дама. Захотела снять кулон, что на тонкой прозрачной леске удерживал небольшой камушек лазурита в сходе между ключиц, но передумала. Последний, решающий взгляд в сторону кожаной куртки, а потом на пальто и сняла с вешалки его. Так будет лучше.***
— Ты отлично выглядишь, — сказал Годжо. Перешёл на «ты» без предупреждения. Непринуждённо. Без резкого замаха от плеча. Будто они сто лет знакомы. — Ты тоже ничего, — Сакура решила принять правила игры. Место, куда Годжо её пригласил, было не из дешёвых. Сакуре как-то раз приходилось его посещать по рабочим моментам со старшими в клинике. Приятное, сдержанное, ничего лишнего из себя не выпячивающее. Много дерева и строгой классики в интерьере. Годжо сидел напротив, изучал меню. — Что будем пить? — спросил он. — Доверяю выбор тебе. Я, кроме пива, ни в чём не разбираюсь, — призналась Сакура. — А я не пью. Вообще. — И по праздникам? — Особенно по праздникам. Даже конфеты с ликером не ем. — Бедный, как ты живёшь с таким недостатком? — Он у меня единственный, — подмигнул ей Годжо. — Не сомневаюсь, — хмыкнула Сакура. — А ты и правда только пиво пьёшь? Может, тогда, его и закажем? Здесь вроде хорошее, чешское. — Признаться честно, я и его давно не пью, — сказала Сакура. — Со студенческих времён. — Моя причина очень проста. Я плохо переношу алкоголь, — сказал Годжо. — А твоя? Перепила в студенческие годы? Или просто здоровый образ жизни помноженный на суровый врачебный быт? Я бы поверил, если бы не видел, как ты смолишь на крыше. — Я просто в один прекрасный момент перестала пить. Без особой на то причины или желания, — ответила Сакура. Годжо облокотился лопатками на спинку удобного стула. Его хорошо вытканный кем-то свыше торс и широкие плечи прятал красивый белый свитер. — Даже на рабочих корпоративных? — спросил он с прищуром. — Тем более на них. — Среди всего того старичья-начальства это весьма сложно, да? — протянул Годжо. — Всё-таки для таких мест надо быть человеком, умеющим прятаться под маской доброжелательности и вежливости. — Часто такое наблюдал? — спросила Сакура. — Или просто предвзятое отношение ко всему вокруг? — Всего понемногу, — рассмеялся он. — Среди таких людей по-другому просто не бывает. И плевать, что большинство из них спасают жизни. — Идеалистом перестаёт быть каждый второй ещё во время обучения в университете, каждый третий во время практики, каждый четвёртый уже работая. А желание перегрызть друг другу глотки почти стайное, обоюдное, — сказала Сакура. Годжо будто бы из неё это вытянул. — Чтобы выжить среди них, надо быть не просто матёрой, прожжённой, обросшей бронёй из металлических шипов, а при этом уметь фальшиво улыбаться. Ты не умеешь, — Годжо наклонился вперёд и заглянул ей прямо в глаза. — Почему же тебя до сих пор никто живьём не съел? Сакура приподняла брови, снисходительно улыбнувшись. Неужели он думает, что видит её насквозь? Да, самоуверенности этому лису не занимать. — Потому что подавятся и сдохнут, — улыбнулась Сакура, отклоняясь на спинку стула. Годжо рассмеялся. Им принесли заказ. Разговор потёк сам собой. Он был одновременно и ни о чём, и обо всём сразу. Сатору специально обходил темы, которые для большинства людей попадают под категорию «личное». Хотя ходил на грани, как гимнаст на канате без страховки. Задал вопрос о причине выбора профессии. — Это призвание? — спросил он. — Ой, как пафосно, — поморщилась Сакура. — Нет, просто способ заработать на хлеб и… думаю, один из самых простых способов помочь людям. — Ты такая правильная, — улыбнулся Сатору. — Меньше яда, Годжо-сан, — улыбнулась в ответ Сакура. — Ты ведь не знаешь. Может я не из-за альтруистичных побуждений, а наоборот, чтобы удовлетворить свой нарциссизм и постоянно быть в центре внимания? Или, скажем, у меня просто комплекс Бога. У врачей такое явление не редкость. — Признаться, о таком я не подумал, — хмыкнул Годжо. — А это правда? Сакура отрицательно покачала головой, не отводя взгляда от глаз Сатору напротив. Они у него языческие, нездешние. Сакура бы сказала, что он носит линзы. Спросить почему-то не решилась. Но другой вопрос задала: — А кем работаешь ты? — Угадай, — игриво бросил он. Сакура рассмеялась и закатила глаза. — Я бы сказала, моделью или кем-то из этой сферы, — она прищурила глаза. — Но промажу. — Почему же. Близко, — протянул Годжо. Он не сводил с неё глаз. Внимательно наблюдал, не скрывая своего интереса. Сакура почувствовала, как его колено касается её. — Ты не хочешь говорить на эту тему, — чуть поразмыслив, сказала она. — Давай поговорим на другую. Какие планы на ночь? Второе колено уже между её ног. Сакура почувствовала через ткань его брюк и капрон своих чулок жар чужого тела. — Хочешь предложить что-то конкретное? — спросила она. — Более чем, — кивнул Годжо. Так непринуждённо, будто погоду обсуждает, а не намекает на секс. — Я дамочка приличная, на первом свидании в койку к кавалеру не прыгаю, — сказала Сакура, подавшись вперёд. — И не надоело тебе быть приличной девочкой? — Годжо будто бы специально заменил «дамочку» на «девочку». — Так же от скуки помереть можно. — А ты знаток? — усмехнулась Сакура. — Не представляешь, какой, — сказал он. — Сакура, подумай, ну разве тебе не интересно отпустить тормоза и вспомнить молодость? — Откуда ты знаешь, какой я была по молодости? — приподняла бровь Сакура. — По тебе видно, — ответил Годжо. Сакура рассмеялась, покачав головой. Отвернулась к окну. Вот же наглый, самоуверенный мальчишка. Но Куран соврала бы себе, что соблазн провести с ним время не будоражит её кровь. Не оплетает прочными стеблями давно изголодавшееся по страсти и теплу сердце. — Тебе никогда не отказывали? — спросила Сакура. — Сама знаешь, — будто бы прочитал её мысли Годжо. — Мне так хочется осадить тебя чисто из вредности, — сказала Сакура, сморщив красивый нос. — И лишиться отличного секса, — вынес вердикт Годжо. — Прямо уж и отличного? — хмыкнула Сакура. — Предлагаю тебе проверить, — Годжо закинул ногу на ногу. Сакура решила, что терять ей уже нечего.***
Всё началось в такси. Или даже чуть раньше? Когда Годжо сказал, что они едут не в отель, а к нему. На скептический взгляд Сакуры он только рассмеялся и пошутил, а, может, и не пошутил вовсе, чтобы она позвонила подруге, родителям, брату, свату, кому захочет, и сообщила его адрес с именем. — Чтобы они точно знали, где искать мой остывший труп? — спросила Сакура. Годжо усмехнулся, подойдя ближе. — Так им и скажи, — пропел он. — Может, всё-таки… — Сакура хотела сказать «в отель», но Сатору наклонился вперёд и прижался губами к губам, будто бы отбирая у неё слова. Да, всё началось тогда. Или всё-таки в такси? Когда широкая ладонь Годжо, какое-то время покоившаяся рядом на искусственной коже сиденья, не легла Сакуре на коленку, жарким свинцом не стекла по бедру, забираясь под юбку. Он пальцами коснулся полоски молочной кожи между вязью чулка и кромкой нижнего белья. Сакура разрывалась между желанием шлёпнуть Годжо по руке и порывом положить свою на его бедро. Ощутить под тканью брюк, спускаясь пальцами на внутривенную сторону, насколько оно крепкое. Будь Сакуре лет двадцать, она бы не погнушалась ладонь выше поднять и накрыть ширинку, чуть сжать, дразня. Но Сакуре не двадцать. Она давно забыла, что значит отпускать тормоза. И даже при острой необходимости — а ведь сейчас именно она — не способна этого сделать. Всё началось раньше? Или в такси? Может, в лифте? Там Сакура заметила, как у Годжо подрагивают пальцы. Его возбуждение оказалось заразным. Сакура сама чувствовала, как оно стекает по телу, туго обхватывая низ живота горячими широкими ладонями. Сатору открыл дверь, любезно пропуская Сакуру внутрь, и зашёл следом. Обычно Сакура благодарна. Кому, пока не очень понятно, но благодарна за наличие мозгов в голове. И за то, что они варят, работают, вращают шестерёнками. Но стоило только Годжо прижать её к себе, несдержанно впиваясь поцелуем в приоткрытые мягкие губы, как тумблер внутри черепной коробки щёлкнул. Поцелуй вышел вовсе не таким целомудренным, как раньше. Нет. Он даже близко не стоял с понятием «приличный». Сакура знала, что Сатору захочет вести, и всё-таки из упрямства не желала уступать напору, с которым её целовали, ласкали язык, вылизывали рот. Она отвечала, ненадолго забывшись, где и с кем. Прихватила нижнюю губу, когда рукам позволила скинуть с мужских плеч его пальто. Спина у Сатору широкая. Руки сильные. Он, не церемонясь, забрался ими под платье, задирая ткань чуть ли не до талии. Ладони смяли ягодицы, утонули в их упругости. Сакура промычала в поцелуй от неожиданности. Сатору весь из себя похоть и жажда. Горячее сейчас не придумаешь. Сакуре бы полностью отдаться ощущению его рук на своём теле, жадно впитывать восхищённый, полный страсти взгляд. Льнуть. Целовать. Забываться. Но что-то ей помешало. Она будто бы нуждалась ещё кое в чём убедиться. Узкие ладони упёрлись в крепкую мужскую грудь, всё равно что в камень, но горячий, будто от печи. Сакура мягко, но настойчиво надавила, отстраняя разгорячённого Сатору от себя. Тот послушно, пусть и не без усилия, целовать прекратил. Но не отстранился. Зашептал на ухо сладко: — В чём дело? — Где у тебя ванная? — выпалила Сакура. Сатору молчал какое-то время, а потом ответил: — Дальше по коридору. Не ошибёшься, когда увидишь. Сакура не ошиблась. Скинула пальто прямо на кафельный пол. Включила воду, руками упираясь по обе стороны от раковины. Посмотрела на себя в зеркало. Всё тело дрожью от желания исходилось, а она ещё сомневается. Но потребность перевести дух была слишком острой. Сакура немного огляделась. Внутри оказалось красиво — синее, отделанное перламутром, с золотыми, змеящимися прожилками. Они какое-то время отливались мерцанием за закрытыми веками, когда Сакура зажмурила глаза. Она скорее почувствовала, чем услышала — двигался Сатору, как кот на мягких лапах, абсолютно бесшумно — что Годжо здесь. Открыла глаза и повернулась в сторону двери. Он стоял там, весь до невозможности красивый, вальяжно подпирал косяк плечом. — Тебя напугал мой напор? — спросил Годжо. — А ты думал, я не из пугливых? — усмехнулась Сакура. — Я и сейчас так думаю. Просто кое-кто не хочет отпускать контроль. Отвыкла, да? — Я не люблю, когда надо мной доминируют. — Ну, стоит попробовать. Неужели Куран Сакура не может побыть хорошей девочкой хотя бы один вечер? — Только при условии, что ты не будешь плохим мальчиком. — Я не сделаю тебе больно. Напрасно ты боишься. Он подошел ближе. Протянул руку, кончиками пальцев подцепив лазурит на леске. — Красиво, — сказал тихо. — Его тебе мужчина подарил? — Да, из прошлой жизни, — ответила Сакура, наблюдая, как Сатору в один плавный шаг оказался у неё за спиной. — Ты его любила? — его руки обхватили талию, нежно обнимая. Годжо положил острый подбородок на макушку Сакуры, заглядывая в глаза через отражение в зеркале. Он задал не дежурный вопрос и ждал на него не дежурного ответа. — Любила, — сказала Сакура. Годжо мягко улыбнулся. Одна его рука скользнула вниз, под платье. Вторая вверх, нежно обхватила шею. Сам он наклонился к уху, прошептал: — Ты с ним спала? — Спала, — Сакура прижалась спиной к груди Сатору, стараясь отвлечься на жар его тела. Не надо было спрашивать. Не надо было будить давно свернувшиеся чешуйчатым клубком ядовитых змей воспоминания из лучшей жизни. — Не хотелось бы, чтобы ты представляла себя под другим со мной. Но если так тебе станет… — зашептал Сатору. — Не станет, — чётко ответила Сакура. — Раз я с тобой, значит, я с тобой. Сатору усмехнулся, как показалось Сакуре, самодовольно. Стянул с неё платье прямо там. Швырнул к пальто на синий кафель. Повернул к себе лицом, подхватил под ягодицы и настойчиво дёрнул вверх, заставляя Сакуру обхватить его торс ногами. До спальни Годжо донёс её, не прекращая целовать, измываться и дразнить. Усадил на край кровати. Сам отстранился ненадолго. Стянул с себя свитер, откинув в сторону. Мотнул головой, чтобы хоть как-то привести в порядок растрёпанные белёсые пряди. Опустился на колени перед Сакурой, мягко раздвигая её ноги. Подхватил одну, осторожно положив себе на плечо. Сакуру повело назад. Она выставила руки за спину, упираясь в покрывало. Сатору поцеловал её колено, проведя широким жестом ладони от бедра до стопы. Потом вернулся обратно. Ловкие пальцы отцепили пряжку и стянули чулок с ноги. Сакура смотрела на руки Сатору. Смотрела, как под белой кожей перекатываются мышцы, виднеются вены. Как двигаются его длинные пальцы. Смотрела на широкое, идеальное запястье с красиво выпирающей косточкой. Годжо снял с неё второй чулок, прижимаясь губами к тёплой изнанке бедра. Весь из себя молоко, мёд и миндаль. Сакура взяла его за подбородок и притянула для очередного поцелуя. Сама подалась назад, падая спиной в мягкие объятья постели. Годжо навис сверху. Сакура плавно переместила губы вниз по подбородку, провела языком по линии скулы, ощущая сбившееся тяжёлое дыхание Годжо. Она целовала его, наслаждаясь таящейся в этом теле силой. Та просвечивала сквозь кожу, касалась её невидимыми пальцами. — Не стесняйтесь, госпожа доктор, — прошептал на ухо Сатору. Сакура гладила его по спине, перебирала пальцами по позвонкам, с нажимом касалась лопаток, ощущая крепкие мышцы. Сложно было признаться самой себе, что ловишь кайф от того, какой мужчина над тобой сильный и знающий, что делать. Сакура сжала его ягодицы, одновременно с тем прикусив мочку уха. Годжо взял её под колени, шире раздвинул ноги и плотнее прижался пахом в пах. Припал к груди, что так красиво лежала под кружевной тканью лифа. Годжо сжал их обеими руками, забираясь под кружево. Ладони приятно наполнило горячее, упругое, нежное. Припасть бы губами к коже. Прикусить. Изучить языком. Только бельё жутко мешало. — Не рви, — предостерегла Сакура, прочитав намерение Сатору по глазам. Он раздражённо цыкнул, будто мальчишка, которому мама не позволила прыгнуть в лужу с разбега. Но просьбу выполнил. Избавлялся от преграды аккуратно. Обхватил губами сосок, ощутив языком нежную, тонкую кожу. Сакура тихонько простонала, зарываясь пальцами в белые пряди. Сатору изучал её тело жадно, то целовал грудь, переходя языком на рёбра и живот, то возвращался обратно, добавляя в игру зубы. Длинные, грубоватые пальцы, которые в теории не могут быть нежными, мягко легли между ног Сакуры, поглаживая через ткань белья, меняя силу нажима. Потом указательный легко забрался под кружево, в жар влажных складок. Сатору отстранился, выпрямился на одной руке, упирался ладонью в покрывало у самого уха Сакуры. Наклонил голову вбок, впитывая каждую реакцию на его ласки. Изучал, подмечал, выуживал, запоминал. Подушечка большого пальца с нажимом прошлась по клитору, когда указательный и средний скользнули в Сакуру. Она изящно прогнулась в спине, простонав. — Громче, Сакура, — облизнул губы Сатору. Ему нравилось видеть, как она плавится. Как сжимается вокруг него. Как выгибается, выставляя напоказ всю себя. Сатору не выдержал вида вздымающейся обнаженной груди, наклонился вперёд и накрыл один нежный, твёрдый сосок ртом. Сакура простонала, под конец переходя на жалобный всхлип. Первый оргазм ощущался внезапным, рваным потоком. Он не был оглушительным, но таким приятным, что терпеть просто не оставалось сил. Сакура потянулась к Сатору за новым поцелуем, на этот раз более плавным и тягучим, как вересковый мёд. Ладонью жадно провела по его груди, животу. Накрыла ширинку, осторожно сдавила, массируя. Годжо тихо простонал. Сакура медленно расстегнула пряжку ремня, неимоверными усилиями вспоминая, как это делается, и тут же забралась за пояс штанов под ткань белья. Сдавила пальцами головку, сделала несколько круговых движений. На этот раз Сатору застонал в голос. И ещё раз, когда рука Сакуры опустилась на ствол, очерчивая сильно вздувшиеся вены и горячую кожу. — Я хотела бы, чтобы ты стонал подо мной, а не наоборот, Сатору Годжо, — сказала Сакура, глядя ему прямо в глаза. По невозможно голубым радужкам Годжо разлилось что-то тёмное, ликующее, алчное. Предостережение «не рвать» с трусами не сработало. Сакура с каким-то истерическим смешком подумала, что домой будет возвращаться холодновато. Сатору резко перевернул Сакуру на живот и притянул к себе за талию, ставя на колени. Положил горячую ладонь между лопаток и мягко надавил, вынуждая прогнуться в спине. Сакура сразу же сообразила, что её беззащитная, ничем не прикрытая задница теперь развратно задрана вверх на обозрение самым бесстыдным образом. Вопреки ожиданиям, терпения и сдержанности, чтобы надеть презерватив, у Годжо хватило порядком. В голове уже шумело от возбуждения. Сакура почувствовала прикосновение головки сначала между ягодицами, а потом и ниже. Дразнящее движение по клитору. С губ сорвался рваный, требовательный стон. Годжо плавно повёл бёдрами и вошёл медленно. Сакура застонала. Охнула, когда Годжо задал быстрый темп, не собираясь сбавлять или делать передышку. Накрыл Сакуру собой. Она повернула голову, тут же натыкаясь на чужие губы. — Сильнее, — попросила в поцелуй. Годжо оказался на редкость послушным мальчиком, чётко понимающим, что нужно делать. Вышел резко, а потом так же резко вошёл сразу во всю длину, меняя темп с быстрого, на ритмичный, глубокий и сильный. Грязно, пошло, не лишено смысла, только если здравого. Сатору громко простонал. Потянул Сакуру на себя. Резко прижал спиной к груди. Рукой скользнул вверх по животу, между грудями, обхватил рукой шею, вынуждая Сакуру задрать голову и положить затылок на его плечо. Жадно целовал, дурея от податливости тела в руках. Не безвольности, нет. Открытости и готовности. Ладонь с шеи переместилась на щёку. Сакура обхватила губами его большой палец. Язык влажно и широко прошёлся по подушечке, зубы чуть прихватили над суставом. Движения Сатору стали резче. Он сжал грудь Сакуры грубее, чем следовало бы, а потом рука переместилась вниз по животу и коснулась влажного клитора. Несколько движений, и Сакура сжалась вокруг него, накрытая плотным, душным, сладким покрывалом второго оргазма за ночь. Сатору кончил следом. Заглушил стон, зарывшись носом в волосы Сакуры. — Мало, — прошептал он ей в макушку, силясь отдышаться. — Мне этого мало, Сакура. — Ты меня так в гроб раньше времени загонишь, — тяжело дышала Сакура. — Я уже не так молода, знаешь ли. Сатору тихо засмеялся, а потом повернул Сакуру лицом к себе, укладывая спиной на подушки. — Ты себя недооцениваешь, госпожа доктор. Но отдышаться я тебе, так уж и быть, дам.***
Сакура выскользнула из-под его руки, беззвучно оседая на пол. Сатору спал крепко, измотанный и блаженно спокойный. Свет уличных фонарей выхватил его плечо, лёг матовыми бликами, выделяя след от укуса. Их больше метками на тело легло. Сейчас просто не видно. Сакура решила уйти до утра. До первой неловкости и ненужных разговоров. Она, как кошка на мягких лапах, вышла из спальни, по дороге собирая то, что осталось в живых после бурного ночного рандеву. Давно у неё такого не было. И навряд ли будет ещё. Сакура не смогла удержаться, посмотрела последний раз на мирно спящего молодого мужчину. Проследила изгибы мощной, красивой спины. Запомнила. Зарисовала штрихами в памяти. Ни к чему ей привязанности теперь. Вообще ни к чему. Очень скоро всё закончится. Сакура не питала иллюзий. Никогда. Всё хорошо, что хорошо кончается. Да, в контексте сегодняшней ночи смысл фразы приобретал новые краски и двойной смысл. Не беспочвенный, в принципе. Сакуре было хорошо. Даже восхитительно. И на том спасибо. Она оделась быстро. Сдавленно выругалась, вспоминая, что трусы пали смертью храбрых и возвращаться домой придётся без них. Сакура накинула пальто. Проверила наличие телефона в кармане и поспешила выйти за дверь. Но стоило ей взяться за ручку, толкнуть от себя, открывая замок сверху, и переступить через порог, как взгляд антрацитового цвета глаз тут же упёрся в чужую мощную шею. Сакура бы даже сказала — бычью, в вороте неприлично обтягивающей тело футболки, поверх которой накинули кожаную куртку. Сакура только спустя пару секунд подняла голову и встретилась с насмешливым взглядом тёмно-зелёных, как омуты озёрные, глаз. — Он с девчонкой кувыркался, вот и не отвечал. Так что зря ты кипиш поднял, Нанами, — сказал мужчина кому-то на том конце телефона. Сакура опешила. Девчонкой так фамильярно её последний раз называли очень давно. Хотя, наверное, этому господину можно было простить вольность. Потому, что он сам явно старше Сакуры на добрый десяток лет, если не больше. Вертикальный шрам на губах заставлял задумываться либо об очень бурной молодости, либо об очень буйном нраве. И то, и то имело место. Как только мужчина перестал вести светские беседы по телефону, сказав, что в няньки он не нанимался, тут же переключил внимание на Сакуру. Пробежался по её фигуре оценивающим взглядом и одобрительно фыркнул. — У него всегда была губа не дура, — сказал мужчина. — Я, пожалуй, пойду, — бросила Сакура бесцветно. — Обычно малыш Сатору клиенток домой не водит. А тут, видать, исключение сделал, — хохотнул незнакомец. — Клиенток? — удивилась Сакура. — Вот так поворот, — усмехнулся мужчина, доставая из кармана пачку сигарет. — Ты не знаешь ничего, выходит. — Нет, — ответила Сакура, а когда незнакомец раскрыл было рот для пояснений, подняла ладонь и сказала: — И знать не хочу. — Одарённая на голову, что ли? — Что ли, — передразнила Сакура. — Всего хорошего, уважаемый. Она намеренно захлопнула дверь в квартиру Годжо. Из вредности, даже не зная, есть ли у мужчины ключи. А вдруг его вообще сюда пускать нельзя. Подошла к лифту и нажала на кнопку. — Стерва, — мотнул головой мужик, закуривая. — Надеюсь, ты его там не зарезала. — Надейтесь, — сказала Сакура, заходя в открывшиеся двери приехавшего лифта. — Я тебя запомню, — кивнул мужчина, нагло улыбаясь. — На всякий случай. — Не стоит, — кинула Сакура, прежде чем двери лифта закрылись.