ID работы: 11623568

Когда киты выброшены на берег

Гет
NC-17
Завершён
1067
автор
lwtd бета
Размер:
172 страницы, 14 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1067 Нравится 188 Отзывы 293 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Примечания:
— Вы ужасно выглядите, — раздалось старческое ворчание. — Благодарю, Итадори-сан. Зато вы бодрячком, — сказала Сакура. — Оставьте лесть молоденьким кавалерам. Они ведутся на враньё, как дышат, — старик взглянул на доктора из-под густых бровей. Он напоминал Сакуре демона Тенгу. И не только внешним видом, но и характером. Ворчливый, суровый, вечно всем недовольный. Бубнил себе под крючковатый нос и сверкал сурово тёмными глазами из-под бровей цвета смеси перца с солью. — Я приму ваш совет на вооружение, Итадори-сан, — Сакура раскрыла папку, ещё раз глянула на анализы. — Плохое воспитание, — раздражённо фыркнул Итадори-старший. Сакура улыбнулась, приподняв уголок губ. — Все почтенные господа в возрасте звучат одинаково, — вздохнула она, краем глаза заметив на подоконнике свежий букет. — Юджи-кун приходил? — Ещё один разгильдяй! Нет бы, чтобы время в своём дурацком кружке с друзьями проводить, а он ко мне прётся глаза мозолить, — проворчал Итадори-сан. — Вы не теряете бодрости духа. В вашем возрасте крайне полезная черта, — сказала Сакура. — А вы, сенсей, сегодня не так остры на язык, — хмыкнул Итадори-сан. — Что, посмотрели мои анализы и счастливы? Либо я скоро помру, либо вы меня выпишите. Но скорее первое, чем второе, да, сенсей? — Вы хотите от меня правду-матку? — спросила Сакура. — Разумеется, — заявил старик. — Что за манера у молодёжи мучить старших ненужными вопросами? — Хорошо, Итадори-сан, — сказала Сакура, посмотрела в папку, а потом на пожилого господина. — Мне не нравятся ваши анализы. Совсем не нравятся. С прошлого раза наблюдаются ухудшения. На ваши почки больше не действуют лекарства. А увеличение дозы чревато осложнениями на всю мочевыделительную систему. Я назначила повторные анализы. И если они будут такими же и улучшений не наступит, боюсь, придётся перейти на гемодиализ. — А улучшения не наступят, да? — спросил Итадори-сан. — Боюсь, что так и есть, — ответила Сакура, прекрасно зная, что с этим пациентом лучше быть максимально честной. Итадори Васукэ чуял ложь, как акула кровь в воде — хватало капли. — Что ж, — спокойно произнёс Итадори-сан. — Я ненавижу гемодиализ, сенсей. Даже не рассчитывайте помучить меня подольше. — Хотите сказать, что готовы отказаться от процедуры? — приподняла бровь Сакура. — Вы ведь понимаете, что это чревато… — Смертью, — закончил за неё старик Васукэ. — Более чем, Куран-сенсей. И я к ней готов. Сакура закивала, но скорее машинально. — Что, начнёте читать мне лекцию про необходимость продолжать игру? — хмыкнул старик. — Нет, — сказала Сакура. — Я не из тех докторов, кто пытается навязать собственную волю пациентам. — Но ведь у меня внук, — зло усмехнулся Итадори-сан. Он всегда проверял лечащих его докторов и медсестёр, что за ним ухаживали, на вшивость. Из-за абсолютно невыносимого характера многие бежали от него, передавали историю болезни из рук в руки. И только у Сакуры даже при всех стараниях Итадори-сана эта папка задержалась на долгие полтора года — именно столько она наблюдала пациента. — Вот видите, вы сами прекрасно понимаете, какая ответственность лежит на ваших плечах, — сказала Сакура. — Не мне вас жизни учить, Итадори-сан. Конечно, как ваш лечащий врач, я огорчена таким решением. Надеюсь, не окончательным. А как человек, я вас прекрасно понимаю. Хотя, немного в ужасе. — Вам не доплачивают за вашу честность? — спросил Итадори-сан. — Нет, к счастью, — ответила Сакура. — Иначе бы всем говорили правду и только правду? — хмыкнул старик. Сакура рассмеялась, покачав головой. — Вы действительно не собираетесь уговаривать меня на гемодиализ? — Итадори-сан был спокоен и серьёзен. — Я бы очень хотела, чтобы вы не уступали костлявой карге хотя бы из вредности, продолжая жить. Если, конечно, видите в этом смысл, — сказала Сакура. — Вы ужасный доктор, — сказал Итадори-сан. — Я отвратительный доктор, — кивнула Сакура. — Предыдущий был ещё хуже, — Итадори-сан скрестил руки на груди. — По его прогнозам я должен был умереть ещё полтора года назад. — Рада, что не возглавляю ваш антирейтинг докторов, Итадори-сан, — сказала Сакура. — Подумайте про гемодиализ, очень вас прошу. И поговорите с Юджи. Потому, что если вы этого не сделаете, то сделаю я. — Он же из меня тогда всю душу вымотает с требованиями согласиться, — всполошился пожилой господин. — Именно, — улыбнулась Сакура. — Какая же вы лисица, сенсей, — хмыкнул Васукэ. — Даёте мне выбор без выбора. — Я надеюсь на ваше благоразумие. — А вы уверены, что у меня оно есть? — Если приглядеться повнимательнее, то можно его увидеть. — И послал же мне Бог лечащего врача, — проворчал Итадори-сан. Сакура тихо рассмеялась и направилась к выходу. У самого порога пациент её окликнул. — Да? — Сакура повернулась к нему. Он долго смотрел на неё пристальным взглядом. Таким, какой бывает обычно у прожжённых жизнью людей. Смотрел. Сканировал. Пытался соскрести что-то не снаружи — с нутра, с души. А потом спросил: — Что случилось, сенсей? — по-отечески так, будто не он самый ворчливый и невыносимый старик из всех. Среди медперсонала даже шутка гуляла, мол, завели себе персонального огнедышащего дракона. Лёгкая тень улыбки коснулась губ Сакуры. — Всё хорошо, Итадори-сан. «Я просто умираю», — закончила она у себя в голове. Старик ей, разумеется, не поверил. Жила-была девочка, сама виновата. Так часто любил приговаривать знакомый старик, державший раменную недалеко от дедушкиного дома. Сакура смутно представляла, какой именно смысл он вкладывал в эту фразу и как понимал её сам, но сейчас она приобретала другие краски. Да, жила-была девочка — сама виновата. Сакуре теперь не шестнадцать. Она чётко осознавала последствия своего выбора и полностью брала ответственность. Нет, Сакура не до конца отказалась от лечения. Завтракать и ужинать таблетками ей теперь придётся ежедневно. Чтобы головные боли не были такими навязчивыми, а тошнота, не приносящая облегчения, переносилась легче. В какой-то степени Сакура даже благодарна своей болезни: та исхитрилась и устроилась пусть и в труднодоступном месте, но проблем с речью, памятью, да просто с тем, чтобы черепушка варила как надо, не устроила. У других больных всё складывалось в разы хуже. Утром выходного дня у Сакуры потекла кровь из носа. Алые капли перепачкали кухонный стол, стали новым ингредиентом в каше, так и не съеденной за завтраком. Вечером того же выходного к ней через открытое окно пришёл нежданный гость — чёрный кот. Лоснящаяся шуба переливалась в искусственном свете ламп. Жёлтые глаза сверкали на хозяйку квартиры внимательно и почти по-человечески. Только колокольчика на красной ленте, обвивающей изящную шею ошейником, не хватало. — Я не туберкулёзом больна*, ты ошибся, бродяга, — сказала Сакура. — Но рыбы я тебе всё-таки дам, если хочешь. Только на частую кормёжку не рассчитывай. У этой квартиры через месяца четыре будут другие хозяева. Сакура достала из холодильника свежее рыбное филе, которое так и не нашла в себе сил приготовить. И, поступив совершенно негигиенично и не совсем практично, положила его в белое блюдце за неимением кошачьей миски дома. Кот принял лакомство с присущим достоинством бродячего благородного хозяина улиц, то есть как должное, а потом, наевшись, благополучно устроился у Сакуры на диване. В далёкие времена, вплоть до конца девятнадцатого века с поползновением и в век двадцатый, считалось, что чёрные коты приходили за больными чахоточной болезнью, за поражёнными туберкулёзом. Мол, высматривали, чтобы сопроводить в мир мёртвых. Сакура была не суеверной. Совсем. Но с возрастом начала всё больше находить в себе качества дедушки. У того чистый, циничный, рациональный ум уживался бок о бок с тягой к глупым суевериям. По сути пережиткам прошлого. Сгусткам инородной здравому смыслу субстанции из догадок и домыслов, попыток объяснить непонятное вне научного или хотя бы адекватного контекста. Но кота прогонять Сакура не стала. Утром же, во время сборов на работу, она внезапного гостя нигде не обнаружила. — Ты очень бледная. Хорошо спишь? — спросила медсестра Такахаси, когда Сакура покупала бутылку воды в торговом автомате. Куран-сенсей посмотрела сначала на большую пальму в кадке, что ютилась в углу на стыке между стеной и прямоугольником автомата, а потом на Такахаси-сан. Они были добрыми подругами с момента, когда Сакура пришла работать в клинику интерном, то есть очень давно. Хорошо ладили, несмотря на то, что Такахаси было уже прилично за сорок. — Нормально, — кивнула Сакура. Такахаси-сан прищурилась. — Или кто-нибудь не даёт? — спросила она лукаво. — Кто? — рассмеялась Сакура. — Ночные дежурства? — Тот красавчик, которого ты латала на днях, — пояснила Такахаси-сан. — М, ты про него, — Сакура, как неопытная школьница, не смогла сдержать улыбки. Точнее попыталась. И не знающий её человек ничего бы не заметил. Но не соколиный глаз Такахаси-сан. — Ясно, — протянула она. — Подробности вытягивать из тебя не буду. Невежливо. Но намекнуть, чтобы утолить любопытство моей грешной извращённой душонки, ты можешь. — Чего улыбаешься, Такахаси-сан? С ним одни убытки, — хохотнула Сакура. — Так плох? — приподняла тонкие брови медсестра. — Нет, он мне дорогущие трусы порвал, — сказала Сакура. — И возвращаться без них было холодновато. Благо, ничего не отвалилось. Такахаси-сан рассмеялась. Сакура знала, что дальше неё ничего не пойдёт, но в подробности вдаваться действительно не хотела. — Да уж, это точно никуда не годится, — серьёзно сказала она. — Наш чат девочек за тридцать такое проявление страсти уже не любит. Но ведь они того стоили? — спросила Такахаси. — Трусы мои, чтобы их порвать? — вопросом на вопрос ответила Сакура. — Стоили. — Ну, хоть это радует, — улыбнулась Такахаси-сан. И обе женщины рассмеялись. Обманчиво спокойный, приятный момент простого общения прервал грозный крик и вылетевшая пулей из палаты медсестричка, вдогонку которой кинули поднос. На таком обычно носили медицинские принадлежности и препараты. — Вот тебе на, — Такахаси-сан мгновенно помрачнела. — Опять этот чёртов бандюган за своё. Поскорей бы его уже отсюда забрали. — Босса Мацумото без бумажки прокурора не прижмёшь. Даже полицейских не приставишь к палате, — пояснила Сакура. На днях к ним с ножевым ранением и сломанными рёбрами поступил босс Мацумото по кличке Бешеный Пёс из Эдо. Все знали, что он бандит. Все. Да вот только припереть его к стенке никто не мог. Словно бы в Бюро общественной безопасности все беззубые сидели. Все без яиц и мозгов. — Тебе на нём вечерний обход заканчивать? — спросила Такахаси-сан. — Да, — кивнула Сакура. — С тобой пойти? — Я все эти дни с ним как-то одна справлялась, не беспокойся. — Ох, девочка, — невесело протянула Такахаси-сан, покачав головой. — И везёт же тебе на пациентов. Хотя, то, что нас не убивает — делает сильнее. — Нет, Такахаси-сан, если бы это что-то хотело — оно бы убило. Значит, просто пока не хочет, — улыбнулась Сакура, подхватив папку со скамьи у торгового автомата. Такахаси-сан усмехнулась и подняла кулак, желая Сакуре удачи. Та подняла кулак в ответ и вошла в палату к Бешеному псу.

***

У него были гости, хотя часы посещения уже давно закончились. Сакура встретилась взглядом с раскосыми зелёными глазами. Светлый хризолит, пронизанный пыльным лучом солнца. Молодой человек был очень хорош собой и, без сомнений, прогнивший до самой сердцевины. Похож на помесь лисы со змеёй — унаследовал все самые хищные и опасные черты, превращая себя в смертоносную химеру. Его звали Зенин Наоя. Да, правой рукой босса Мацумото был по умолчанию самый смазливый, капризный, но с мозгами в голове мальчишка, который терпеть не мог доктора Куран. Впрочем, ей было до лампочки, что он думал и кем её считал. Надо было делать свою работу, а Сакура умела это очень хорошо. Она зашла в палату, демонстративно подняв несчастный поднос и кинув его на столик у входа. Смотрела прямо в глаза босса Мацумото бесцветно. Они не обменялись и словом, но взглядами сказали друг другу даже больше, чем нужно. Сакура посмотрела анализы. Проверила капельницу. — Поднимите верх пижамы, — потребовала она. — Тон попроще, — подал голос Наоя. — А на лице улыбка. — Скажите своему… помощнику, — Сакура едва не сказала «подстилке». — Чтобы он держал рот закрытым. Ему так идёт больше. Наоя раздражённо фыркнул. Босс Мацумото усмехнулся. — Вы сегодня в дурном настроении, сенсей? — он поднял больничную робу, открывая своё крепко сбитое, покрытое шрамами и татуировками тело. Живот был перебинтован. — Да, — отозвалась Сакура. — Почему вы не дали медсестре перевязать себя, как надо? — Она баба, — вмешался Наоя. — Бабы здесь не работают, — повернулась к нему Сакура. — Здесь работают медсёстры и врачи. Мужчины и женщины. И работают хорошо. — Не грубите мальчику, сенсей. У него норов суровый, — хохотнул Мацумото. — А мозгов нет, — сказала Сакура. — У кого из нас двоих их нет, так это у тебя, — сказал Наоя. — Женщинам доверять нельзя. — Судя по дырке в пузе твоего начальника, мужчинам можно. — Не боишься дерзить моим людям? — спросил Мацумото, жестом руки приказав Наое замолчать. — А вы хотите меня припугнуть? — спросила Сакура. — Вам нужно сделать перевязку. Я позову медсестру. — Сделайте вы, Куран-сенсей, — потребовал босс Мацумото спокойным тоном. — Да, думаю так будет правильно. К вам людей подпускать нельзя, — протянула Сакура, взяв с перевязочного стола материалы. — А то покусаю? — усмехнулся босс Мацумото. Наоя глянул на наручные часы. Потом перевёл взгляд на Мацумото. Тот кивнул. Сакура насторожилась, но вида не подала. Витало в воздухе какое-то напряжение, к их перепалкам и обмену любезностями не относящееся. Через какое-то время на телефон Наои пришло сообщение. Сакура слышала, как звякнуло у него в кармане. Слышала шелест его одежды. И резко развернулась с ножницами в руках, которыми разрезала бинты, сжав их покрепче. Как раз в тот момент, когда Наоя приставил нож к её животу. Хотел к шее, сзади, но Сакура скорректировала его планы своей проницательностью и резким выпадом. Благо, скорость реакции позволяла быстро сменить позицию танто. — Не рыпайся, — сказал он ей с противной улыбкой на губах. — Это как понимать? — спросила Сакура холодно, не опуская занесённые для удара ножницы. — Видите ли, милая барышня, — начал говорить за её спиной Мацумото. — Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше шансов у прокурора выписать ордер на мой арест. Да и кое-какие делишки уладить надо. А отсюда я этого сделать не могу. Выпишите меня. — Как придёт время… — Оно пришло, — сказал Мацумото. — Я не могу, — Сакура не сводила глаз с Наои. Он с неё. Если вдруг в его крашеную, белобрысую голову стукнет моча, горячие потроха Сакуры вывалятся из живота на пол палаты. В разнице их сил она не сомневалась. — Тогда проведите нас спокойно до подземной парковки, — Мацумото не желал отступать. — И не подумаю, — отозвалась Сакура. За спиной разочаровано цокнули. Наоя плотнее прижал лезвие танто к животу Сакуры. — У вас такая изумительная, прямая спина, завидная выправка, — протянул босс Мацумото, и Сакура почувствовала даже через ткань кофты и белого халата что-то острое, аккуратно, без сильного нажима плавным движением стекающее по линии позвоночника. — И восхитительные ноги. Уверен, в них ползало много мужчин. Жаль будет, если такое тело послужит кормом для рыб, а не на радость какому-нибудь приличному молодому господину. — Испугать меня хотите? — зло усмехнулась Сакура. — Мне терять нечего. Вперёд. — А тем медсёстрам на посту? — спросил Мацумото. По голосу было слышно — он улыбается. — Ублюдок, — выдохнула Сакура. — Разумеется, — протянул нараспев Мацумото. — Я клянусь, моя дорогая маленькая докторица, что если сейчас ты не выведешь нас отсюда — спокойно, без шума, пыли и легавых, — то Наоя позвонит моим людям внизу и попросит их подняться. Они виртуозы своего дела и устроят такое незабываемое шоу у тебя на глазах с этими бабами, что придётся пожалеть о своём упрямстве. Сакура медленно опустила руку с ножницами. — Хорошая девочка, — сказал Наоя. — Пошёл к чёрту, — кинула Сакура. — Мацумото-сама, собирайтесь, прошу вас, — обратился к боссу Наоя. — А ты пойдёшь со мной и предупреди тех куриц, чтобы даже не думали полицию вызвать. — Мы прихватим сенсея с собой, Наоя-кун, для гарантии их послушания, — сказал Мацумото, доставая белую рубашку и брюки из сумки, заранее привезённой его помощником. — Пошла, — приказал Зенин Сакуре. Та нехотя, но всё же послушалась. У выхода из палаты Наоя резко прижал её к себе и приставил лезвие танто к боку. Получились извращённые объятия. Едва ли не со смертью. Сакура бы рассмеялась от такого пафосного сравнения, да только металл ножа к веселью не располагал. — А он здесь что забыл? — прошипел Наоя зло. Сакура не сразу поняла такую реакцию. А когда посмотрела, кто стоит у стойки дежурных медсестёр, замерла. Высокую фигуру Годжо Сатору сложно было не узнать и не заметить сразу. Он стоял, облокотившись на чистую гладкую столешницу и разговаривал, почти ворковал с молодой медсестрой Айзавой и Такахаси-сан. — А вот и она! — последняя радостно указала на Сакуру, но как только заметила напряжённое лицо доктора и её новую сомнительную компанию, насторожилась и медленно села на место. Годжо повернул голову в сторону Куран и Зенина. Его спокойное приятное лицо тут же ожесточилось. Во взгляде заплескалось удивление. Потом непонимание. Потом мрачное осознание. — Пошли, — подтолкнул Наоя Сакуру. Та послушно двинулась к стойке приёмной, желая вправить хорошенький нос Наои в черепную коробку. — Что-то случилось, сенсей? — спросил Годжо, внимательно смотря то на Сакуру, то на стоящего рядом с ней молодого человека. — Нет, Годжо-сан, — отозвалась Сакура. — Я вижу, — улыбнулся он. Но в улыбке его не было и намёка на веселье. — Наоя-кун, как это понимать? Сакура сразу поняла, что они друг друга знают. Ещё по первой реакции Зенина это стало ясно. А тут подтвердилось окончательно. — Не твоё дело, пидор, — отозвался Наоя. — Но пидора во мне не меньше, чем в тебе, — зло хохотнул Годжо, не доставая рук из карманов пальто. Наоя в отместку дёрнул Сакуру к себе и продемонстрировал лезвие ножа, красноречиво блеснувшее в свете искусственных ламп. — Куран-сенсей, — всполошилась Айзава. — Нам вызвать полицию? — спокойно спросила Такахаси-сан. Она была на грани паники. Сакура слышала по голосу. Но всё же выдержка этой женщины поражала — Такахиси не позволила эмоциям взять вверх. — Нет, — ответила Сакура. — Мы с этими господами спокойно пройдём на подземную парковку. Позвони своему мужу, Такахаси-сан, скажи, чтобы пропустил. Иначе охране тоже несладко будет. — Да что ж такое-то, а? — возмутилась Такахаси-сан. — Не стоит делать резких телодвижений, сука старая, — сказал Наоя. — Или ваша дорогая врачиха будет кормить рыб в ближайшем заливе. А то и в нескольких. По частям. — А ты, я смотрю, высоко поднялся, малыш Наоя, — улыбнулся Годжо. — Осмелел. Яйца отрастил? — А ты что здесь забыл, Годжо? — спросил Наоя, чудом адекватно среагировав на чужой выпад. — Что, по вызову? — По вызову, — кивнул Годжо. — Отпусти девушку. Наоя усмехнулся. — Шлюха мне не указ, ясно? Не боюсь я тебя, уже давно, дерьма кусок, — сказал он. — А подумаешь вмешаться, я её при тебе вскрою. И ещё одна жизнь будет на твоём счету. На этот раз вполне невинная. Годжо помрачнел так, что Сакуре захотелось искать пятый угол. И нож у бока не казался ей таким уж страшным, а перспектива кормить своим мясцом рыб вообще ощутилась радужной. — Я готов, — из палаты вышел, чуть припадая на правый бок, босс Мацумото. — Ах, ты сукин сын, Наоя, — наигранно восхитился Годжо. — Так вот кому ты жопу теперь лижешь. — Не твоё дело, — бросил Наоя коротко. — Тоджи бы… — начал было Годжо. Но Наоя резко переместил танто от бока Сакуры к её шее. — Не пожалей об этом, Наоя-кун, — протянул Годжо. — Идём, — приказал босс Мацумото. Сакура с Сатору обменялись взглядами, а потом Наоя толкнул врача вперёд, мимо стоящего напротив молодого мужчины. — Надо что-то делать, — затараторила медсестра Айзава. — Успокойтесь, уважаемая, я верну Куран-сенсей, — сказал Годжо. В тот момент его глаза загорелись алчным предвкушением. Сердце вспыхнуло тёмной жаждой хождения по острию ножа. Наконец-то! Он сомневался, что с Сакурой может быть как-то по-другому. Чутьё не подвело.

***

Последний раз Сакура боялась очень давно. Животный страх подкатил к её груди далеко не из-за переживаний потерять собственную жизнь или здоровье. Боязнь чего-либо, кого-либо всегда неразрывно связывалась в памяти со слезами. В детстве она плакала не много, но если исходилась рёвом, то всегда по весомому, страшному, выворачивающему нутро маленькому человечку поводу. За плач можно было схлопотать от отца. Тот служил в полиции и нюни распускать не позволял никому. Постепенно, становясь старше, Сакура разучилась лить слёзы совсем. Иногда, конечно, позволяла себе и такое. Но последний раз она действительно плакала и боялась будучи тринадцатилетней девчонкой-подростком, несущейся за машиной, в которой увозили старого пса по кличке Гулдан. Тогда она не понимала, что собака была старой, больной и вполне заслуживающей уход на покой без мук. Держать её на этом свете означало пытать. Но Сакура бежала за машиной отца долго. Он видел её в зеркале заднего вида. Видел и не останавливался. Тогда Сакура боялась и плакала. Боялась, что больше не увидит пса, с которым росла. Боялась, что ему будет больно и страшно там, в ветеринарной клинике, одному. Плакала от предательства, думая, что отец делает это намеренно — назло. Либо чтобы наказать, либо чтобы закалить. Плакала от нестерпимого бессилия перед обстоятельствами. От невозможности ничего сделать. Сейчас, сидя в большой прокуренной комнате, Сакура не боялась. Точнее боялась, но не так. И плакать ей не хотелось. А ведь она, как и тогда, практически бессильна. Сакура спокойно выдержала пытливый, чуть насмешливый взгляд карих глаз Мацумото. Босс закурил и обратился к Наое: — Ты знал того молодого человека, которого мы встретили в коридоре. Откуда? Наоя, вальяжно сидевший в кожаном кресле, тут же скривился, будто его заставили съесть целый лимон за раз. Не порезанный на дольки, без соли и текилы. — Да так, знакомый из прошлого, — ответил он. — Наоя, — протянул Мацумото ласково. И Сакура в который раз задумалась: а только ли правой рукой пацан ему является. — Просто шлюха, мальчик по вызову, эскортник, — ответил Зенин. — И всё? — приподнял бровь босс Мацумото, окутанный густым дымом сигары. — Он когда-то был на побегушках у Яги Масамичи, — нехотя ответил Наоя. Его идеальный нос совсем не идеально сморщился. Про Годжо ему было неприятно разговаривать. Мацумото присвистнул почти с восхищением. — У босса Яги? Да ты шутишь, — сказал Мацумото. — Тот кого-попало себе под крыло не брал. — Брал, — отозвался Наоя. — Поэтому и сдох. — Полегче на поворотах, — предостерёг его Мацумото. Братки, что расселись по разным углам комнаты, переглянулись. Сакура сидела тихо. Думала, что делать. Её привезли в какой-то игорный клуб. Отвели в один из залов, где заставили поставить Мацумото капельницу. Их костоправ и лыка не вязал. Мацумото только брезгливо на него посмотрел, сказав, что пристрелит к чёртовой бабушке. — Как его зовут? — спросил Мацумото. — Кого? — посмотрел на него Наоя. — Шлюху твою, — пояснил босс. — Годжо. Годжо Сатору. — А это не тот, что твоего братца вынес, будучи малолеткой? — Тоджи ему поддался, — вдруг вскинулся Наоя. — Не кипятись, — хохотнул Мацумото. — Вы мне лучше скажите, что с ней делать будем? — Наоя кивнул в сторону Сакуры, решив сменить тему. — А что с ней делать? — Мацумото перевёл взгляд на молодую женщину. — Что с тобой делать, сенсей? Сакура пожала плечами. — Отпустить. Мацумото расхохотался, запрокинув голову назад. А потом осёкся и зашипел, как здоровый, толстый кот. Ранения отозвались болью в теле. — У тебя яйца больше, чем у моих ребят, — сказал он. — Это одно из самых уязвимых и чувствительных мест на теле мужчины. Боюсь, такой комплимент мне не польстит, — посмотрела на него Сакура. — А ты разбираешься? — Я врач. — И женщина. Ты знакома с этим Годжо? — спросил Мацумото. Сакура промолчала. — Вижу, что знакома, — протянул босс Мацумото. — Скажите мне, сенсей, кто живёт дольше: дураки или умные? — Дураки, — ответила Сакура. — Да, с этим спорить сложно. Хотя, раз на раз не приходится, — Мацумото перенёс вес тела на другой бок, сидя в кресле. — Почему ты так думаешь? — Потому, что дуракам везёт, — Сакура напряглась. Она видела, как кровожадно на неё смотрит Наоя. — Ты совершенно сломала мою красивую подводку к очень выгодному предложению, — рассмеялся Мацумото. — Я хотел сказать, что ты умная, поэтому можешь прожить дольше и не умереть в ближайшие несколько часов. Есть только один способ это сделать. — Работать на вас? — приподняла бровь Сакура. — Вот видишь. Я же говорю, умница, — похвалил босс Мацумото. — Умная баба — это к беде, — сказал кто-то из братков. По комнате прокатилась волна смешков. — Так что, как тебе моё предложение, госпожа Куран? — спросил босс Мацумото. Сакура раскрыла было рот, чтобы послать Мацумото куда подальше и получить нож в сердце или пулю в лоб, заботливо пущенную сидящим напротив Наоей, но снаружи, в коридоре послышался шум. Находящиеся в комнате разом напряглись. Кто-то даже на ноги встал, откидывая полы пиджака, под которыми пряталась: у кого кобура с пистолетом, у кого ножны. — Как же всё здесь низко, — послышалось ворчание. — Для гномов делалось, что ли? Шторы из деревянных звеньев, свисающих вниз безвкусными лозами, зашелестели, тихо застукали друг о друга, прежде чем из их нитей показалась белобрысая голова. У Сакуры едва челюсть не упала на пол, когда в помещение зашёл Сатору Годжо. Братки тут же выхватили оружие. — Всем добрый вечер, — поздоровался Годжо, оглядываясь. А поймав на себе шокированный взгляд Сакуры, улыбнулся и подмигнул. — Ты что здесь забыл, Годжо? — прошипел Наоя. Сатору показал раскрытой ладонью на Сакуру. — Не знал, сенсей, что ты имеешь слабость к мальчикам по вызову, — Зенин повернулся к ней и оскалился. — Теперь знаешь, — отозвалась та. — Предлагаю вам вернуть моего доктора и разойтись по домам, — сказал Годжо. — Экий ты наглый пацан, — протянул Мацумото, сделал затяжку и выпустил густой дым изо рта. — Пришёл сюда и просишь без уважения. — А вы прямо дон Корлеоне, — улыбнулся Сатору. — Я ведь с миром пришёл. — Даже так? — хохотнул босс Мацумото. — Судя по тому, что мои люди снаружи сюда ещё не прибежали, ты с ними расправился. — Они немножко без сознания, — заявил Годжо. — Очухаются через пару часиков. Я ничего страшного с ними не сделал. — Не нужно церемониться с ним, босс, — сказал Наоя. Мацуото прервал его плавным жестом руки, выставив ладонь вверх. — Твою докторицу я просто так отпустить не могу. Сакура закатила глаза. Ну вот, они дошли до той кондиции, где мужики начали мериться членами, а она превратилась в разменную монету. Хотя, если это поможет убраться отсюда, то ничего страшного в происходящем не было. Нет, было, конечно. Сакуре хотелось стать невидимкой, превратиться в жемчужную бусину и укатиться куда-нибудь в щель пола или стены. — А вы, босс, попросите его приватное шоу устроить, — улыбнулся Наоя. — Он мастер развлекать публику и работать на большой коллектив разом, да, Сатору-кун? Наоя впервые назвал Годжо по имени. Тот хохотнул. Что-то безумное мелькнуло в красивых глазах. Мгновение. И Годжо едва уловимым жестом достал из глубокого кармана пальто револьвер, направив его сначала на Наою, потом на Мацумото и обратно. — Ваш охранник любезно одолжил, — сказал он. — Ты что себе позволяешь, щенок? — прорычал босс Мацумото. — Не волнуйтесь. Я же сказал, что пришёл с миром. А Наоя совсем не оценил такой широкий жест. Мне обидно, знаете ли, — протянул Сатору нараспев. — Ты совсем из ума выжил, — зашипел Наоя. — Хотите шоу? Я любитель их устраивать, — улыбнулся Годжо, ловким резким движением выкинув барабан револьвера из гнезда и посмотрев на наличие патронов. Следующее его действие заставило испытать присутствующих палитру эмоций по нарастающей: от страха и непонимания до шока. Годжо достал один патрон, а потом встряхнул револьвером. Из зарядника с металлическим звоном на пол тут же попадали все остальные. Ловкими пальцами Сатору вставил одинокий патрон обратно в камору револьвера, защёлкнул барабан и прокрутил. Действия были настолько точными и правильным, что Сакура без труда поняла: Годжо не первый раз держал оружие в руках. Братки переглядывались между собой, не убирая пушки в кобуры. Держали Годжо на прицеле. А тому хоть бы что: будто бы они здесь собрались в шарады поиграть. — Есть такая замечательная забава. Называется «русская рулетка», — Годжо говорил с неким театральным просветительством. — Кто откажется стрелять, тот проиграл. Ты ведь не любишь проигрывать, Наоя-кун? Тот сморщил нос, будто бы почуял смрадный запах разлагающегося тела. Годжо улыбнулся, немного безумно. Делано поднял револьвер и произнёс: — Господа и дама, — Годжо посмотрел на Сакуру. — Всех слабонервных, беременных и детей я попрошу удалиться. Не волнуйтесь, я отойду подальше, чтобы не забрызгать вас мозгами и кровью. У Сакуры вязкий, болезненный ком встал в горле. Страх липкими паучьими лапами пополз по животу, вызывая тошнотворное чувство ужаса. Даже если бы захотела, она бы и слова сейчас не произнесла. Но вместе с тем в голове начало зарождаться совершенно нездоровое чувство интереса и, чёрт возьми, восхищения. Годжо поднёс дуло револьвера к виску и взвёл курок. Тот щёлкнул. Длинный палец Сатору лёг на спусковой крючок. Голубые глаза горели адским пламенем, не сводя взгляда с Мацумото. Секунда. Полное отсутствие сомнений в собственных действиях. Щелчок. Осечка. Братки с ужасом замерли. Мацумото невесело усмехнулся. В его глазах мелькнул интерес — так зарождалось уважение к мальчишке напротив. Годжо хмыкнул, убрав от головы пистолет, сделал пару шагов вперёд и положил его на столик. — Теперь твоя очередь, Наоя-кун, — сказал Годжо, глядя в глаза Зенин. Мацумото перевёл взгляд на сопляка. Наоя не выглядел испуганным. От шока, что исказил его лицо секунду назад, осталось только бешенство, сталью горящее в глазах. Но страх был. Совсем на кончике ножа — животное осознание того, что повторить за Сатору Наоя не сможет. И тут на одной чаше весов репутация, на другой — вероятность самолично пустить себе пулю в висок. И из-за чего, чёрт возьми? Из-за тупой бабы? Из-за выблядка Сатору Годжо? Из-за того, что они тихо-мирно договариваться не захотели? И надо было этой шлюхе устраивать представление? Что в нём такого ценит Тоджи, ответьте ради бога? — Из-за девки себе чуть пулю в голову не пустил. Совсем из ума выжил? Все мозги вытрахали, — Наоя улыбнулся красивой, белозубой, но откровенно шакальей улыбкой. Годжо смотрел на него, легко изогнув губы в подобии усмешки. Но ничего на выпад не ответил. Будто перед ним сейчас малолетка пляшет, пытаясь доказать, кто здесь круче, кто языкастее, кто может на лопатки уложить одним взглядом. Точно не Наоя Зенин. — Наоя-кун, сейчас от тебя требуется другое, — проговорил прокуренным голосом босс Мацумото и кивнул на револьвер. А своей свите жестом показал, чтобы они пушки убрали. Те послушались быстро. Наоя втянул воздух через нос. Было видно, как неестественно широко раздувались его ноздри. Как у быка, который увидел красную тряпку тореро и теперь месил под собой песок копытом. Сглотнул, протягивая руку, и взял револьвер со столика. Прокрутил барабан. Сакура наблюдала, как молодой человек медленно подносит револьвер к своей голове. Зачем этот фарс? Уже же понятно, что он проиграл Годжо. Хотя бы медлительностью своих действий. Опять послышался щелчок взведённого курка. Наоя посмотрел на Годжо. Тот улыбался ему во все тридцать два, не скрывая своего превосходства. И как только тонкий длинный палец Наои переместился на курок, Сакура не выдержала и вскочила на ноги. — Хватит, ради бога! Перестань! — крикнула она. — Не мешай, женщина, — сказал Мацумото. — Чему? Добровольной попытке вынести себе мозги? Ради чего? Ради того, чтобы доказать, у кого хер длиннее? Мацумото усмехнулся. — Вот видишь, Наоя, ты ещё настолько ребёнок, что даже у нашей гостьи пробудились материнские чувства. Наобито прав — ты сопляк, — сказал босс. Наоя поджал губы и тут же перевёл револьвер на Сакуру. Заметил, как Годжо дёрнулся. Но остался стоять на месте, впившись взглядом в Зенина. Сакура посмотрела на дуло револьвера. Потом в глаза Наои. Спокойно. Без страха. — Нахер тебе надо было вмешиваться, сука тупая? — прошипел он. — Потому, что раз на раз не приходится. Твой босс правильно сказал, — ответила она. — Ты совсем больная? — рассмеялся Наоя. — Я ж тебя хотел на корм рыбам пустить, а ты решила проявить благородство. — То, что вы зовёте мужеством, вышибленными мозгами не докажешь, — сказала Сакура. — Да много ты понимаешь, курва тупая, — Наоя дёрнул рукой. — Почему же не помешала своему ёбырю? За него не испугалась, значит? — Тебе бы рот с мылом помыть, — поморщилась Сакура. — Заткнись, — процедил сквозь зубы Наоя. Босс Мацумото не спешил вмешиваться, с интересом наблюдая за развернувшейся перед ним картиной. Так его от боли ещё никто не отвлекал. Годжо же двинулся к Наое, но тот метнул в него остервенелый взгляд. — Стой на месте. А ты, — он опять повернулся к Куран. — Ответь, почему вмешалась сейчас, а не раньше, а? Сакура сама объяснить не могла, почему была уверена, что нужно помешать Наое. — Что, думала раз у него не выстрелило, у меня должно? — он всё понял. — Так давай проверим. Он резко отвёл руку в сторону и нажал на спусковой крючок. Послышался громкий выстрел. Пуля на высокой скорости пробила дыру в стене. Все собравшиеся вздрогнули, как по команде. Наоя остекленевшим немигающим взглядом смотрел на дымок, лёгкой змейкой струящийся из дула револьвера. — Надо же, — тихо сказал кто-то из братков. — Она тебе жизнь спасла, Наоя-кун, — протянул Годжо, делая шаг вперёд и беря за руку Сакуру. Он притянул её ближе к себе, даже чуть за себя, как бы отделяя от остальных. Возвышаясь над Наоей на добрые полголовы, заглянул тому в глаза. Улыбался и ничего не говорил. — А если бы я в неё выстрелил? — спросил Наоя. — Я б свернул тебе шею, — пропел Сатору беззаботно. — Ты точно мальчиком по вызову работаешь, уважаемый? — спросил босс Мацумото и перетёк своей громоздкой тушей на другой бок. Перенёс вес с одного бока на другой. Потому, что не был в состоянии долго находиться в одном положении. — Точно, — отозвался Сатору. — Да уж, — протянул босс Мацумото. — Вам бы с Наоей местами поменяться. На этих словах Зенин вздрогнул, будто его с размаху ударили ссаной тряпкой. — Идите отсюда, вы, оба, — босс показал на Сатору и Сакуру. — Пока я добрый. Годжо без лишних церемоний взял Сакуру за руку и, не оборачиваясь, поспешил уйти. — Но босс… — подал голос кто-то из верной свиты. Мацумото прервал их. — Пусть идут. С такими лучше дел не иметь. Бешеная, обречённая собака загрызёт до смерти даже с отрубленной головой, — сказал он сурово. — С этим Годжо я больше никогда в жизни пересекаться бы не хотел. И, сподобят боги, не пересекусь.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.