Мэри Сью, которая уже не вывозит

Говорят, что самое страшное в самоубийстве — это то, что творилось в человеческой душе за несколько секунд до него. Впрочем, это не совсем верно. Порой у того, кто стоит на краю крыши, в сердце штиль. Спокойный и решительный. Олеся не то, чтобы была очень несчастной. У нее была хорошая работа, личная квартира, два фикуса и подписка на КиноПоиск, — не самое большое богатство, однако, тем не менее, приличное. После того, как ее родители загадочным образом оказались убиты, пришлось начать с нуля и пахать круглые сутки, но она справилась. Правда, теперь кроме обширных знаний в науке и халупы на краю города у нее ничего прочего не имелось. Часы тихо отсчитывали секунды до полуночи. Оставалось всего пару минут до даты, в которую она запланировала самоубийство; всего пара минут, чтобы жизнь наконец чудесным образом свернула в правильное русло. Только вот время медленно текло, а тяжкая судьба свое настроение решительно не меняла. Когда стрелки сошлись окончательно, девушка рыбкой сиганула с крыши: надо же хоть как-то прикольнуться перед смертью. Окна высотки проносились мимо, луна падала за крыши соседних домов, а асфальт стремительно приближался. Оставалось примерно полсекунды, чтобы в мозгу отпечаталась предсмертная мысль. "Буль буль карасики". Что ж. Жила как ебанутая и умрет как ебанутая. — А ну стоять! — раздался над ухом громкий встревоженный голос, после чего падение внезапно прекратилось, а воротник рубашки резко надавил на горло: ее поймали в воздухе. — Подумаешь, на три секунды опоздал! Ты знаешь, что такое погрешность в часах?! Олеся не была сильно удивлена: дерьмо случается. Иногда странное, конечно, но вот дерьмо — это константа. Неизвестный втянул суицидницу на подоконник, и она лениво обернулась. Перед ней на фоне бабушкиного ковра и самой бабушки в кресле, сидевшей перед громко орущим телевизором, стоял то ли подросток, то ли студент. В нем не было ничего особенного, если не считать старомодный малиновый свитер и слишком чистые голубые глаза. Впрочем, к странностям ещё можно было прибавить, что он смог поймать летящую Олесю, которая, несмотря на скудную комплекцию, все ещё имела внушительный вес, если брать в расчет ускорение. — Люся! — бабка перед телевизором, не отрывая ошарашеного взгляда от молодежи, позвала кого-то. — Люся, вызывай врача, у меня глюки! И ментов вызывай! И Зинку! — Ну не надо, пожалуйста, — с виноватой улыбкой парень щёлкнул пальцами, и женщина мгновенно откинулась на спинку кресла, засопев. — Что ж, думаю, у тебя очень много вопросов! — продолжил он, как ни в чем не бывало. — Откуда такой свитер взял? — безэмоционально поинтересовалась Олеся. — Красивый. — Сам связал. — Можно я там дальше полечу? — Нельзя. — Льзя. — Может тебя ещё что-то интересует? Сломанная физика, например? — Не особо. — Понятно, — разочарованно вздохнул парень, но тут же воспрял духом и, изящно поклонившись, представился: — Бог к вашим услугам. "Горделивая поза больного шизофренией с бредовыми идеями величия," — пронеслось в голове Олеси. — Приятно познакомиться, — вместо этого ответила она. — Олеся. — О, я знаю! — с торжественной радостью воскликнул бог. — Именно потому что я знаю, кто ты, я здесь! Девушка кивнула. Ну, в принципе, сигануть с крыши она сможет всегда, а вот побеседовать с такой интересной личностью — только до приезда дурки. И приедет товарищ санитар, наверное, к ней. — Так вот, — нетерпеливо продолжил парень. — Я бы очень хотел видеть тебя как свою приемницу. Ты была бы великолепной Мэри Сью! — Да, хорошо, что угодно. А потом я смогу спрыгнуть? — Да, конечно! Могу я тогда взять твою руку? Девушка пожала плечами и протянула кисть, которую юный псих перехватил, тут же по-джентельменски целуя. Стоило его губам оторваться от кожи, как на том же месте Олеся увидела небольшую отметку в виде неумело нарисованной рыбки, словно вытатуированной без её ведома. Радужный хвостик смотрелся великолепно, учитывая контурность остальной части рыбы. Даже жалко, что такая прелесть сгинет вместе с ней. — На этом я откланяюсь! — парень действительно снова поклонился и с блаженной улыбкой подскочил к соседнему окну. Ловко взабравшись на подоконник, он вышел прочь из помещения. Олеся глянула назад. Шесть этажей, все ещё вполне прилично. Она смело откинулась и вновь полетела вниз. *** Доктор Молотов был человеком, которого в зоне тридцать точка пять безмерно уважали: его научный стаж, холодная рассудительность и огромный шрам на раненом глазу, который он прикрывал повязкой, внушали доверие. Вот уже много лет он встречал новые объекты и был, наверное, готов ко всему. И тем не менее, несмотря на выслугу лет, он все ещё понятия не имел, что нужно делать с рыдающими навзрыд девушками, сообщающими, что они хотели совершить суицид, а затем появился бог и объявил их Мэри Сью. Да что уж там, он был в откровенном ахуе, видя, как, судя по наводкам бухгалтерш, бессмертное и всесильное существо просит хотя бы вернуть ей её фикусы. Агент Олег, известный за обожаемые зоной приколы по поводу его хорошей работы, безуспешно утешал новоприбывшую аномалию. — Леся, Лесечка, ну не плачь... А то наш товарищ Молотов ахуеет от жизни и обратно уже не выхуеет. Где ж там Манн шляется... Молотов хотел что-то сказать, но Олег был совершенно прав. Наконец раздался шелест открывавшихся дверей, и в камеру допроса вошёл Манн. От него жутко несло виски и кленовым сиропом, так что для его идентификации даже оборачиваться не нужно было. Доктор молча поставил перед девушкой бутылку воды. — Пей. Через несколько секунд звуки плача действительно затихли: остались только всхлипы. Полбутылки исчезло моментально, и доктор Манн развернулся, зашагал обратно. — Слышь, стоять! — панически позвал его Олег. — Я понимаю, пять утра, но ты не мог бы помочь?! Я не знаю, как успокаивать людей в истерике! Доктор Манн застыл на месте. Пару секунд в помещении стояла тишина, а затем его плечи дернулись, и раздался тихий смех. — Истерика? Ты э́то называешь истерикой? Он повернул голову, демонстрируя безумную улыбку и жуткий взгляд. — Ты, кажется, никогда не работал с доктором Клефом, да? — Блять, вот нахуя нам прислали этого чудика, — пробормотал Олег. — В общем, это... Помоги, пожалуйста. Доктор, чье безумие на мгновение превратилось в замешательство, вздохнул, и его глаза вновь приобрели заебанный вид. — Хотя, конечно, прийти в пять утра, просто чтобы дать человеку воды, было бы глупо. Он вновь обернулся и зашагал к столу. Приблизившись к Олесе достаточно, доктор безэмоционально водрузил ей руку на голову и заговорил. — Как звать? — Олеся, — тихим сиплым голосом представилась девушка, все ещё всхлипывая. — Стёжкина Олеся Сергеевна. — Сколько лет, чем занимаешься? — Двадцать три, — постепенно успокаиваясь, продолжила девушка. — Фармацевтика. Изготовление обезболивающих. — Отлично. Хочешь рассказать, что произошло? Олеся снова зарыдала. — Ну вот, — словно демонстрируя итог эксперимента, Манн обратился к начальнику. — Не хочет она говорить. Пять утра, отъебитесь от человека хотя бы до десяти. Молотов пару секунд смотрел на сложившуюся картину, после чего решительно заявил: — Ну вот ты, Манн, и проведешь новой сотруднице экскурсию по фонду. Лицо доктора из просто заебанного превратилось в очень заебанное, а Олеся, так ничего и не понимавшая, заплакала сильнее.