I am the monster you created
Я тот монстр, которого ты создал
— Не знал, что ты любишь хорошую музыку, особенно Стинга. Первые аккорды и первые слова певца — о том, как чувствует себя сейчас сам Силко: разбитым, всё ещё опустошённым, сломанным и брошенным. Вандер выходит из темноты, чуть светящийся фиолетово-розовой пылью Мерцания по краям. Не такой, какой он во снах Силко, а такой, каким был перед смертью: ещё более возмужавший, чуть постаревший, с сединой в волосах… и ещё более сильный, хотя, казалось бы, пик человеческой формы — это юность. — Мы очень многое друг про друга не знали.You ripped out all my parts
Ты разорвал меня на части,
And worst of all, for me to live
И, что хуже всего, чтобы жить дальше,
I gotta kill the part of me that saw**
Я должен уничтожить все оторванные тобой части
У Вандера всегда были такие тихие шаги [?]. Будто идёт не огромный медведь, а осторожно крадётся волк. — На самом деле я не хотел тебя убивать. Ни тебя, ни твоих сопливых подопечных. На миг Вандер сбивается с шага… но только на миг. И всё же подходит к старому другу вплотную. — Чего же ты тогда хотел? В его огромной ладони плафон лампы кажется игрушечным. Вандер делает то, на что не хватило сил самому Силко, — приподнимает плафон вверх, заставляя младшего брата зажмуриться и повернуть голову в бок, пряча от невыносимого слепящего света искусственный глаз, не закрывающийся веком. — Вынудить твоих детишек принести мне аркейн-самоцветы. А потом отправить их работать на одну из своих фабрик. Про них очень быстро бы забыли. — Про меня бы не забыли. Мне тоже пришлось бы работать на фабрике вечно в кандалах? Именно так ты представлял свою месть мне? — Нет. Силко с силой стискивает зубы, скалится. Однако он по-прежнему не поднимает рук — ни чтобы закрыться от возможного удара, ни чтобы атаковать несносного позднего гостя. — Нет… ты мой… брат, несмотря ни на что, несмотря на твоё предательство. Синджед сказал, что может стереть твоё прошлое до того самого момента, когда… [когда их пути разошлись] [когда от одной искры разгорелся пожар, поглотивший их близость] [остался лишь один уголёк, тлеющий в глазнице] Силко может почувствовать чужие руки. Они ложатся на его бока, ведут вниз, к бедрам, пока Вандер не достаёт из его кармана шприц с новой, стерильной иглой в стеклянном флаконе. — А мои дети? Мои дочери? Каково было бы им? Об этом ты подумал? Голос Вандера… в нём нет претензий. Только смертная тоска, принесённая с того света, из-за Грани. — Одну мы так и не смогли найти. Наверное, до неё добрались миротворцы. Наверное, она уже давно мертва. У Силко горит лицо, глаза — и искусственный, и настоящий, — горит всё тело. [почему его прикосновения не прожигают обивку?] — Я позабочусь о младшей. Если бы знал, что они с сестрой твои, я бы забрал их у тебя! Потому что такой, как ты, не имеет права воспитывать ребёнка! Срыв Силко быстрый и яркий. Из его искусственного века выплёскивается Мерцание, ручейками стекая по щеке, словно мужчина плачет. — Ты меня предал! Ты меня бросил! Именно тогда, когда был нужнее всего! И своих детей ты тоже не научил быть верными! Ты не имеешь права зваться отцом! Поэтому теперь твоя дочь — моя дочь! — Ты хотел их убить. Силко замирает, тяжело дыша, втягивая воздух через нос и выпуская через рот, глядя прямо перед собой. Он не поднимает взгляда на Вандера. Он старается не смотреть на лампу, а ему на колени капает Мерцание пополам с кровью и с сукровицей. Высокое глазное давление становится ещё выше — от него лопаются сосуды и не выдерживает протез.And I want you to lose like I lose
Я хочу, чтобы ты проиграл, как проиграл когда-то я,
When I play «What Could Have Been»
Когда я играю в «то, что могло бы быть»
— Это бесполезный разговор, братец. От твоих укоров нет смысла, и ничего, кроме боли, они не принесут. А мне и так хватает боли. Что я должен говорить ей, когда она просыпается по ночам? Что должен говорить, когда зовёт не меня, а тебя? Я до сих пор хочу её убить время от времени! Но… я останавливаюсь, ведь когда она в сознании, когда управляет собой, она действительно смотрит на меня. Она — как маятник часов… Так пусть уже выберет, чёрт побери! Подлокотники трещат от того, с какой силой Силко их сжимает, на кожаной обивке появляются всё новые и новые бороздки от ногтей, а чёртов Стинг продолжает петь, выворачивая промышленника наизнанку. Он потерялся в жаре, в головной боли, в голосе Вандера, в бьющем по глазам свете. Он мотает головой, расплёскивая Мерцание и кровь, пачкая собственную одежду и бумаги на столе. Пока к его щеке не прикасается тёплая рука. Она кажется холодной из-за жара собственной плоти. — Пускай она уже выберет. [пускай она выберет меня] — Посмотри… я плачу, хотя так много лет этого не делал. Хотя я зарёкся это делать.Why don't you love who I am?
Почему ты не любишь меня таким, какой я есть?
What we could have been
Почему ты не любишь то, чем мы могли бы быть?
— Ты имеешь на это право. Ты сам знаешь — момент слабости не делает тебя слабым. Вандер выдыхает. Кажется, он опускается на корточки, чтобы при его исполинском росте быть на одном уровне с Силко, точно так же, как сам Силко сажает Паудер на свой стол, когда делает ей все прописанные доком уколы. — Выключи музыку, пожалуйста. Мне больно. У меня раскалывается на части голова. Он говорит и говорит, и говорит. То, о чём хотел сказать ещё тогда, на фабрике, но не мог. То, о чём и не смог бы сказать, не увидев Вандера мёртвым, поняв, что уже ничего не исправить. — Мне нужно идти и делать дела. Мне нужно бороться за этот город и за «с в о и х» людей. За «с в о ю» дочь. А я не могу уйти отсюда потому, что она держится за меня, потому, что я нужен ей сейчас так, как был нужен когда-то тебе… до того, как ты от меня отказался. В пустом, растрескавшемся кувшине, которым стал Силко, оказывается, ещё есть вода. [токсичная, отравленная вода пополам с кровью] Эта вода расплёскивается словами, оседает капельками слюны на губах сгорбленного Силко, что есть силы вжимающегося лбом в лоб Вандера. Никогда ещё его видения не были такими… осязаемыми, такими реальными. — Сильно болит? Большой палец Вандера вдруг прикасается к скуле Силко, к воспалённым тканям и к виднеющейся промеж нитей рубцов пластине. — Не так сильно, как когда ты выбил его, чёртов ублюдок. Запал закончился. Вспышка злости отцвела, как фейерверк над Пилтовером в день Прогресса. Мозолистые, но прохладные пальцы вытирают Мерцание и кровь со щеки Силко, а потом Вандер отстраняется, и Силко никак не может поймать его, пусть даже подаётся вперёд для этого. В итоге он лишь падает с кресла, съезжает по сидению на пол. На столе звенят ампулы с лекарствами для Паудер и с образцами для будущей продажи. Чужая рука ворошит их, перебирает, пока не находит обезболивающее. Шприц-пистолет в руках Вандера не создан для полноценных инъекций. Он специально для того, чтобы вводить малое количество Мерцания в глазное яблоко. Слишком большая доза превратит в чудовище даже Силко. … или в наркомана. Но сейчас в кассетный приёмник отправляется не Мерцание, а обезболивающее. — Посмотри на меня. Вандер нависает над Силко, помогая тому запрокинуть голову. — Смотри на меня. Только на меня. Пистолет упирается в скулу и в надбровную дугу Силко для опоры. Укол — как новая вспышка, в которой лицо Вандера сменяется напряжённым лицом Паудер. А потом всё гаснет, уплывая в темноту вместе с музыкой.I am your ghost, a fallen angel
Я — твой призрак, я — твой падший ангел.
You ripped out all my parts
Ты разорвал меня на части.
I couldn't care what invention you made me
И меня не заботит, с каким намерением ты создал меня,
'Cause I, I was meant to be yours
Потому что я… я должен быть твоим.
Когда температура падает и когда головная боль наконец стихает, повинуясь жёстким тискам химии, Силко резко вскидывает голову. Дверь убежища надёжно заперта, а сам промышленник сидит на полу. В помещении тихо играет музыка из проигрывателя. Пистолет для инъекций лежит на столе. Лицо промышленника искажается, вытягивается, когда он оглядывается по сторонам. Он замирает, лишь увидев стоящую чуть поодаль Паудер. У неё в руках — пальто Силко. Девочка медленно подходит к мужчине. Она по-прежнему молчит, когда осторожно кладёт это самое пальто на колени Силко. Будто соглашается отпустить его одного наконец-то. Когда Силко ловит её за ладони и заставляет разжать кулаки, то видит смесь собственной крови и Мерцания, текшего по его лицу совсем недавно.