❖ Libro di famiglia ❖

Вандер появляется в дверях кабинета Силко, окружённый женским смехом, а также запахами духов, алкоголя и свежей крови. Появляется и замирает, глядя на брата, уснувшего прямо за рабочим столом. В кабинете Силко темно. Освещают лишь лампы за окном да свет, падающий из коридора, ведущего в бар. И только что хохотавший во всё горло Вандер, здоровяк, покрытый свежими синяками, а также следами губной помады в пропорции один к одному, вдруг словно становится меньше. Он замолкает, перестаёт улыбаться и мгновенно выталкивает наружу пытавшихся просочиться следом за ним женщин. В дверном проёме едва успевают мелькнуть синие косы какой-то красотки. Свет из коридора, звуки музыки, весёлые голоса, запахи выпивки и выпечки — всё это он выталкивает наружу, плотно закрывая до щелчка замка дверь. — Ведёшь себя, будто мальчишка, устыдившийся своего поведения. Силко даже не поднимает голову от стола. Он сидит в обшарпанном кресле, обхватив себя руками и положив голову на столешницу, прикасаясь к ней виском и острой скулой прямо поверх кучи исписанных мелким убористым почерком бумаг. Но голос у него хриплый и сонный, а значит, Вандер действительно разбудил брата. — Это кто тут ещё мальчишка? Ответить Силко что-то умное и колкое? Нет, на такое Вандер был неспособен. Из них двоих данная прерогатива принадлежала именно младшему брату, предпочитавшему острое слово крепкому кулаку. А крепким кулаком из них двоих был как раз старший брат. Вместо ответа Силко только ещё плотнее обхватывает себя руками. Худой, жилистый, по меркам Вандера даже тощий. Неудивительно, что вечно мёрзнет. К тому же Силко мало ест, зато пьёт много кофе и… — … Ты опять искурил целую пачку за вечер. В тяжёлой металлической тарелке куча окурков от сигарет, а сам стол и одежда Силко наверняка усыпаны крупицами пепла. Просто в таком плотном полумраке не видно столь мелких деталей. — Предвосхищая твоё нудение о том, что я убью свои лёгкие: мы дышим настолько ядовитой химией здесь, в Нижнем Городе, что сигареты не добавят ровным счётом ничего к любой из патологий моих лёгких. Вполне возможно, эти сигареты даже полезнее, чем воздух вокруг. Разговор на этом вполне можно считать законченным, но Вандер продолжает стоять на пороге, несмотря на то, что за тяжёлой дубовой дверью его наверняка всё ещё ждут красотки и развлечения. Высокий, крепко сбитый, сильный, здоровый, желанный. Здесь, в Нижнем Городе, многие согласны даже просто на секс без обязательств — просто чтобы заиметь от него такого же здорового и крепкого ребёнка. Это жители Верхнего Пилтовера могут перебирать женихами, требовать заключения брака, договариваться о выкупе за невесту. Здесь же самый ценный ресурс и самая дешёвая валюта — сами люди. — Дай угадаю: я мешаю тебе всласть потрахаться на диване в кабинете? Не хочешь тащить девиц в свою убогую спальню в подвале? Что на это вообще можно ответить? Вот и Вандер молчит, но теперь не мнётся на пороге, а внимательно рассматривает Силко. Шаг. Второй. Третий. — У тебя снова шею свело? Это даже не вопрос. Это констатация факта. Вандеру не так сложно догадаться, отчего брат до сих пор продолжает сидеть, не шевелясь. Ещё бы — нашёл единственное положение, в котором небольно, и теперь не хочет двигаться. — Раньше любых сигарет и ядовитых испарений тебя убьют эти бумажки. Вандер, похоже, забыл про свои развлечения. Он снимает с пояса тяжёлые металлические перчатки, небрежно сваливая их возле дивана, а затем подходит к столу, на ходу стягивая с плеч куртку, чтобы накинуть её на узкие плечи Силко. Куртка огромная — в неё можно завернуть ещё трёх или четырёх таких же младших братьев. А ещё она тёплая — снаружи кожаная, изнутри стёганая тонким синтепоном под тканевой подкладкой, тёплая и нагретая от жара тела Вандера, — тот всегда был аномально горячим. От этой куртки пахнет по́том, пахнет мускусом, пахнет алкоголем и кровью. Силко вяло шевелится, чтобы ухватить кончиками пальцев складки куртки и завернуться в неё, как в тёплое одеяло; впрочем, не меняя своего положения. Нависающий над ним старший брат может видеть со своего ракурса тонкую жилистую шею, натянутые мышцы спины, уходящие под рубашку и коротко стриженный затылок. Вандеру даже не надо проверять, чтобы знать — этот самый затылок легко поместится в его огромной ладони. — Раньше любых ядовитых испарений и сигарет меня убьёт твоё участие в очередной потасовке, хотя нет. На первом месте, пожалуй, будет твоё участие в подпольных боях. Ты дразнишь гусей, Вандер. Миротворцы просто обожают отправлять таких, как ты, в тюрьму — просто чтобы в Линиях стало меньше крепких мужчин, умеющих сражаться. Вернёшься из тюрьмы с перебитыми руками или спиной, и что мы будем… Конец ядовитой речи Силко тонет в его же собственном глухом стоне, когда горячая и сильная ладонь старшего брата ложится на больную шею. У Вандера мозолистые, грубые пальцы, не чувствующие ровным счётом ничего… Но именно поэтому он касается Силко так осторожно, будто тот из стекла. Касается, проводит ребром ладони по напряжённым жилам в поисках «узлов», где ноет сильнее всего. Ребро ладони — это единственная часть кисти Вандера, которая ещё хоть что-то чувствует после всех его боев и тренировок в металлических рукавицах. — Да, вот тут… Силко признаёт своё поражение этими словами, особенно когда пальцы Вандера начинают разминать его гудящие от усталости мышцы. — … Хорошо. Тело Силко расслабляется, он медленно расцепляет руки, подставляясь и принимая чужую помощь, чтобы буквально спустя пару секунд почувствовать, как Вандер крепко сжимает ладони вокруг его шеи, не давая дышать. В следующий момент его настигает удар… Силко ударяется о настольную лампу, резко просыпаясь и подскакивая на месте. Он снова уснул в своём кабинете, за бронированными дверьми, запертыми на засов, за толстыми окнами из пуленепробиваемого стекла, закрытыми толстыми металлическими ставнями. Уснул, пристроив голову на скрещённые руки, а руки, соответственно, на рабочий стол. И разбудил его совсем не кошмар, а начавшая кричать и метаться по дивану Паудер. Девчонка сбросила с себя плед, спихнула на пол подушки, выворачиваясь ужом, словно на раскалённой сковороде. Точно так же, как в «Last drop» несколько недель назад, когда люди Силко принесли из подвала бара её вещи, чтобы он мог переодеть ребёнка. Видимо, что-то из тряпок принадлежало её старшей сестре. Силко велел убрать к чёртовой матери всё, когда девчонка, вырвавшись из его рук, по-прежнему накачанная Мерцанием, начала громить бар, сопровождая разруху громкими, злыми и отчаянными криками. Сейчас издаваемые ею звуки больше напоминали скулёж пополам с рыданиями. И, как на зло, Синджед всё ещё не оклемался от ожогов, хоть и шёл на поправку куда быстрее обычного человека. Взгляд промышленника, вырванного из его снов о прошлом, в котором они с Вандером всё ещё были братьями, метнулся по столу. Фиолетовые ампулы Мерцания. Нельзя — истерика только усилится. Цветные колбы с флуоресцентным содержимым. Они сделают Паудер конченой наркоманкой за считанные дни. Светло-золотистое успокоительное. Конская доза транквилизатора, которая может превратить двенадцатилетнюю девчонку в овощ. Выбор есть, но в таких ситуациях способы борьбы с демонами калечат тело и разум сильнее самих демонов. Поэтому выбора у Силко и нет. — Всё хорошо. Он затаскивает Паудер к себе на колени, легко перехватывая её руки за тонкие запястья и прижимая девчонку к себе до тех самых пор, пока она, наконец, не просыпается. Она вытащила его из кошмара, пусть и невольно. А он вытащил из кошмара её. — Всё [будет] хорошо… детка. Всё будет хорошо.