❖ Libro di famiglia ❖

Самое безопасное место в Нижнем Городе, по мнению Силко, — это его база, расположенная глубоко под землёй, оплетённая лабиринтом тоннелей, имеющих выходы всюду в Зауне и уходящих в канализацию Верхнего города. Толстые пуленепробиваемые стекла отделяют половину здания от морских глубин, населённых чудовищами, а не менее толстые металлические листы в стенах и бронированные двери с крабовыми замками надежно защищают от визитов самых неожиданных гостей. Настоящая крепость. [его крепость] Даже взрыв, устроенный Паудер, снёс исключительно часть верхних этажей, построенных из досок, но почти не затронул убежище внизу. Всего-то и потребовалось — разобрать пару завалов да вынести обгоревшую мебель. И именно надёжность этого места спасла Синджеда. Впрочем, данный факт не отменяет того, что он кажется раздражённым, видя Паудер в своей лаборатории. Однако в последний месяц девчонка ведёт себя как рыбка-прилипала — её невозможно оторвать от Силко, куда бы тот не направился. — Пока ты можешь отговариваться тем, что восстанавливаешь производство, набираешь новых людей и лечишься сам, но ещё пара недель, и химбароны потребуют устроить собрание, чтобы обсудить убытки. Неужели потащишь девчонку с собой? Синджед говорит медленно и глухо из-за ткани, скрывающей нижнюю часть его лица, а также из-за того, что огонь практически полностью лишил его губ. Руки химика-доктора забинтованы от самых плеч и до кончиков пальцев, но эти самые пальцы работают с той же ловкостью, что и до травмы. Именно поэтому Силко и приходит к нему сегодня: не просто привести Паудер на осмотр или проконтролировать процесс постановки Севике нового протеза, но и наконец-то провести так называемое техобслуживание собственного глаза. — Когда баронесса Ренни ходила на собрания с огромным животом, никто ничего не говорил. Химбароны — не какая-то уличная шпана, а серьёзные бизнесмены. [понимающие, что тем, кто хочет долго править, обязательно понадобится наследник] [опора и поддержка трона] Силко лежит на кожаной кушетке с приподнятым изголовьем. Синджед не гонится за комфортом — с кожаного покрытия проще смывать кровь. А ещё кожа не вступает ни в какие реакции, если пролить на неё Мерцание или любое другое, столь же химически активное [агрессивное] вещество. [в отличие от разнообразных пластиков, чёрт знает из чего произведённых] Ремни для удержания «пациентов», вольных или невольных, сейчас свободно висят по обеим сторонам от промышленника. Сам же Силко расслабленно откинул голову назад. Это место в его ви́дении второе по безопасности в Нижнем Городе, поэтому, когда двери плотно закрыты изнутри, он может позволить себе расслабиться. Вывод, который может сделать из этого сидящая чуть в отдалении Паудер, — Силко верит химику. Нет, не так. Он ему «д о в е р я е т». Доверяет, позволяя вставить в глазницу специальный расширитель, не дающий рефлекторно сомкнуть остатки века. Доверяет, позволяя спустить с потолка огромный прибор монстрообразного вида и закрепить прямо над своим лицом. Доверяет, позволяя зафиксировать свою голову единственным ремнём на лбу. Доверяет, позволяя воткнуть в искусственный глаз длиннющую, жуткого вида иголку — ровно в середину неправильной формы зрачка. После всего случившегося с ней Паудер не разговаривает практически месяц. Она или кричит, разнося всё в дребезги, или хнычет от боли, или мычит сквозь стиснутые зубы. Но больше молчит, внешне отрешённая и безразличная ко всему: к новой одежде, к игрушкам, к тому, как Силко за ней ухаживает и лечит. … Однако сейчас девочка покрывается мурашками, хорошо видимыми на её руках, которыми она обнимает собственные колени. В данный момент Силко не стоит трогать или отвлекать, так что ей приходится забраться с ногами на высокий крутящийся стул рядом с кушеткой и кое-как держать руки при себе, игнорируя острое желание вцепиться в промышленника, пока с ним проделывают разные жуткие… штуки. Прибор тем временем начинает издавать лёгкое, едва слышимое гудение. Его оси вращаются относительно друг друга, механизмы приходят в действие, и внутри черепа промышленника раздаётся серия мелких щелчков, а потом иголка сама медленно отодвигается назад вместе с насаженным на неё биомеханическим глазом Силко. С обратной стороны расположено ещё как минимум несколько маленьких иголок-штырей, но уже побольше. А в пустой глазнице, куда направлен свет от лампы химика и куда Синджед сейчас внимательно заглядывает, можно разглядеть пульсирующую ярко-красную мышцу с выступающими капельками Мерцания и с крохотными чёрными дырочками-портами, в которые те самые иглы-штырьки, видимо, и вставлялись. Паудер может их видеть и сама не понимает каким образом. Пока не осознает, что она вскочила на стул и теперь, стоя на цыпочках, чтобы балансировать на крутящейся верхушке, шокировано смотрит в глазницу Силко вместе с химиком. — Любопытство не порок, но сгубило много кошек. Раскрывшись на миг и позволив любопытству пополам с беспокойством просочиться наружу, Паудер стала уязвима — она вздрагивает от голоса Синджеда и тут же с писком валится вперед — прямо на Силко. Хорошо, что в его глазу уже нет иголки, иначе он непременно дёрнулся бы от внезапно свалившейся поперек его живота девчонки весом не меньше тридцати килограммов. Мужчина выдыхает, вздрагивает, а затем его руки по инерции крепко сжимаются вокруг талии Паудер. Это теперь почти условный рефлекс. Говорят, достаточно делать одно и то же около тридцати дней, чтобы сформировалась привычка. Значит, теперь данный жест можно назвать именно что привычным. Силко крепко обхватывает Паудер, вздёргивая её выше и переворачивая, заставляя сесть на его живот. В глазах девочки — откровенная паника и подступающая истерика. А ещё она сжалась, как будто ожидая удара. Силко часто видит галлюцинации своим искусственным глазом. В основном это Вандер. И сейчас он точно может угадать, что именно увидела Паудер — сестру, которая её ударит. В воздухе проскакивают первые искры напряжения, девочка напрягается как струна. Всё ближе и ближе к срыву. А за её головой — тяжёлый прибор, о который она легко может разбить голову. Насмерть. Силко легко представляет обмякшее тело, напоминающее сломанную куклу ещё больше, чем обычно. Даже не механическую, которую можно починить, а безвольную марионетку с оборванными нитями и поломанными конечностями. Кровь, стекающая по белой коже, склеивающая пушистые ярко-голубые волосы, затянутые белёсыми плёнками глаза. Зато больше никаких истерик, никаких ночных кошмаров, никаких укачиваний и бесполезных попыток расшевелить девчонку. Больше никакой семьи. У Силко больше никогда не будет семьи — даже её жалкого и бледного подобия. — Если тебе любопытно, можешь посмотреть ближе. Только аккуратнее. Ладонь промышленника обхватывает голову Паудер сзади ровно за секунду до того, как это ходячее недоразумение резко дёргается назад. Острые штыри, выходящие из его собственного, вынутого наружу глаза, впиваются в тыльную сторону ладони даже сквозь перчатки из тонкой кожи, прошивая мышцы. Но лицо Силко не меняется ни на йоту. Ещё когда он впервые обнял эту девочку, уже знал — с ней будет очень и очень больно.