❖ Libro di famiglia ❖

У девчонки с розовыми волосами хорошо поставлен удар. Очень и очень хорошо. Даже намного лучше, чем Силко мог бы представить по отчетам, получаемым от шпионов и наблюдателей. Гораздо лучше, чем рассказывала ему Севика. Не зря Вандер так возится с этой уличной шпаной. Может быть и остальные — скрытые таланты? Как их там… Майло и Клаггор. Розововолосая — Вайолетт, а еще одна, с синими волосами — Паудер. Силко обводит внимательным взглядом свою фабрику, превратившуюся в поле боя. Нет, последней девчонки тут нет. — Севика. За звуками ударов, наносимых Вай противнику не слышно, как промышленник отдает тихий приказ своей новой подчиненной, пришедшей к нему после того, как Вандер показал свою слабость всему Нижнему Городу и сходу занявшей не последнее место среди людей Силко. Увы, химия нещадно сжирала мозги и промышленнику приходилось работать в основном с грубыми, не особо умными, ребятами, на фоне которых Севика выгодно выделялась. Вот и сейчас ей хватило всего пары коротких фраз, чтобы отступить назад, теряясь в темноте коридоров. А Вай, тем временем, уже разделалась со своим противником и теперь смотрела по сторонам затравленным зверьком, готовым огрызаться до последнего. — Ну?! Кто следующий?! Девчонка сжала внутреннюю, кожаную подкладку чугунных перчаток Вандера до скрипа. В воцарившейся вокруг тишине этот звук вызвал у Силко волну мурашек — он слишком хорошо знал, насколько больно бьют кулаки, усиленные этими рукавицами. Вместо ответа, Силко протянул полную колбу Мерцания тому самому мальчишке, уже однажды проигравшему Вайолетт. Тот вцепился в стекло с жадностью, а ведь еще буквально сутки назад был в ужасе от мысли, что ему предлагают выпить новый экспериментальный состав. Что же… Мерцание воистину было одним из лучших наркотиков, давая не пустые иллюзии, а реальную силу, высвобождая чудовищ, заключенных внутри каждого человека. Вай невольно делает шаг назад, а ее голубые глаза широко и шокировано раскрываются, при виде того, как ее ровесник рывками вытягивается вверх, как вздуваются его мышцы, превращая годы взросления и лютых тренировок — в часы… в минуты и в секунды. Из чужого горла вырывается глухое рычание. Люди Силко расступаются в стороны, чтобы не попасть под раздачу, старательно сваливают из-под монстра, слушающегося только и исключительно Силко — ведь именно так было заложено в формуле Синджедом. Силко оплатил создание оружия, способного устрашить Верхний город и химик создал его. Заодно сделав так, чтобы это оружие нельзя было повернуть против самого промышленника. — Силко! Отпусти ее! Это лишь между мной и тобой! Монстр играючи перехватил кинувшуюся на него Вай, крепко стискивая хрупкое детское горло. — Ты упустил свой шанс встать рядом со мной и договариваться о чем-либо! Пальцы промышленника стиснулись на парапете моста так, что почти смяли металл. В конце концов, он сам употреблял мерцание в достаточной мере, чтобы стать сильнее обычного человека. Но он все равно делает едва заметный знак повернувшемуся в его сторону монстру и тот отбрасывает девчонку. Ручное чудовище Силко могло сломать ей шею и растереть пальцами в порошок каждый из позвонков, а вместо этого она отделалась одними лишь синяками. — Эти дети сами пришли за тобой. Разве ты не учил их, что не стоит влезать в разборки взрослых? Ну так я научу их вместо тебя, если ты не смог! Покажу, что мир совсем не безопасное и не радужное место, и что каждый тут — сам за себя! Каждое слово било по Вандеру так, что тот дергался, прикованный к креслу, как от ударов электрическим током. — Ты показывал им могильники, Вандер? Ты показывал им людей, вернувшихся из Тихого Омута* с перебитыми конечностями? — Они еще дети, Силко! Они имеют право на детство! Хотя бы на его каплю! На то, чего не было у нас с тобой! Да, этот Майло тоже хорош — вскрывает сложные замки, как орешки щелкает. Силко видит это, отмечает краем своего внимания, но что он может с этим сделать? — Они не дети, Вандер! Они уже не дети — с того самого момента, как решили высунуть носы у тебя из-за спины! И в будущем их ждет лишь грязь и предательство! А ты оказываешь им медвежью услугу! Что если бы это не я позвал тебя на «разговор по душам», а какой-то из баронов решил захватить власть в Нижнем Городе?! Силко и сам не замечает, как с каждым словом подается вперед. [шаг] [еще один] [и еще] Он отпихивает монстра в сторону, нависая над Вай, поднимая с мостика на котором та столь отчаянно держала оборону, одну из слетевших перчаток Вандера. — Что если бы этот барон приказал своим людям развлечься с твоей подопечной у тебя на глазах? Пальцы промышленника стискивают металл перчатки, и на нем оставляя вмятины, а потом он просто бросает ее вниз, как мяч. По цеху проносится оглушительный грохот, когда чугун встречается с металлом пола. А взгляд Силко теперь прикован лишь к отползающей по мостику девчонке, растерявшей весь боевой задор при виде настоящего монстра. — Девочка. Вайолетт. Тебя ведь так зовут. Силко смотрит в ее голубые глаза, не отрываясь, не позволяя уйти от этого контакта. — Ты думала о том, что твоя сила может тебе не помочь? О том, что Вандер может тебя не защитить? Ты думала, что любой озабоченный и достаточно сильный мужик, огревший тебя, например, по затылку, — потому что далеко не все сражаются лицом к лицу, — может просто спустить с тебя штаны и всунуть в тебя свой отвратительный член? Сделать тебе ребенка. И хорошо, если он сунет внутрь член, а не нож — потому что из-за химии, которой мы тут дышим, вокруг хватает психов. От гадостей, льющихся изо рта Силко, Вайолетт вздрагивает, сжимается, инстинктивно стискивая колени как можно плотнее и продолжая пытаться отползти. — А еще хуже, если бы это сделали с той малышкой. Паудер, да? Сколько ей — двенадцать? Что ты молчишь Вандер?! Мягкие, вкрадчивые интонации вдруг сменяются бешеным криком, когда Силко резко встает на ноги. — Если бы твою подопечную изувечил не какой-то псих из подворотни, которого бы ты мог превратить в кровавый фарш?! Если бы ее отымел миротворец? Или еще хуже — если бы ее пустил по кругу патруль миротворцев, на главной площади?! ЧТО БЫ ТЫ ДЕЛАЛ ТОГДА УБЛЮДОК?! Пальцы Силко, что есть сил, вплетаются в его собственные волосы и стискивают их до боли. Из его искусственного глаза вытекает Мерцание — как слеза. От его крика замирают даже мальчишки, суетившиеся вокруг Вандера. Силко трясет головой, будто все это — дурной сон от которого он должен скорее проснуться. Он трет лицо и кажется дезориентированным в пространстве. Во втором его глазу полопались капилляры — из-за подскочившего артериального давления. Во вновь воцарившейся тишине как гром небесный слышится тонкий девичий писк. Севика выходит из темноты, крепко прижимая к себе отчаянно брыкающуюся пигалицу с синими косами. — Паудер? Судя по ужасу и шоку в глазах Вайолетт она сразу и сходу представила, что с ее младшей сестрой сейчас будут происходить все ужасы, описанные недавно Силко. — Я же велела тебе оставаться дома! В голосе Вай прорезываются истеричные нотки. Она с трудом встает на подрагивающие ноги и ни о каком бегстве больше нет и речи, даже не смотря на то, что мальчишки смогли освободить Вандера, а так же пробить дыру в стене. Паудер передают с рук на руки. Силко легко удерживает тонкие ручки-тросточки в своей хватке, сжимая между большим и указательным пальцами хрупкие запястья. А другой рукой он крепко притискивает тщедушное тельце к своему боку. Девчонка теплая и живая у него под руками. Он обоняет, как от нее пахнет… Вандером. Вандером, какими-то дешевыми сладостями и особенно остро — слезами. Крохотное личико сердечко Паудер все в разводах от грязи и слез. — Сдавайся, Вандер. Ты проиграл, и ты никуда отсюда не уйдешь. Сдавайся и не вынуждай меня причинять этим детям вред. Не вынуждай меня становиться конченым ублюдком. Это действительно лишь между мной и тобой, и ты не должен был их в это вмешивать. Под пальцами у Силко заполошенно бьется пульс девочки. Он словно поймал в ладони жука-поджигателя, как в детстве, когда они с Вандером были мальчишками и добывали этих самых жуков на продажу. За несколько десятков можно было заработать на пару булок вчерашнего хлеба и на фляжку чистой воды — что еще нужно двум сорванцам из трущоб Нижнего Города? — Ты ничего ей и не сделаешь. Вандер сначала стаскивает свои кулаки до побелевших костяшек, а потом безвольно их разжимает. Он задвигает мальчишек за спину, подпихивая к дыре в стене, а сам делает несколько широких шагов навстречу Силко, легко вставая напротив того. — Ты им ничего не сделаешь. Ты не сделаешь ничего моим дочерям. Если ты — по-прежнему мой брат. — Дочерям…? Об этом информаторы тоже ничего не говорили промышленнику. — Приемным дочерям. Насколько мне известно, «о б а» их родителя погибли в последнем восстании. Силко делает единственный возможный вывод, но Вандер отрицательно мотает головой. — У их матери не могло быть детей от своего мужа. Поэтому она пришла ко мне сначала один раз, затем второй… и в третий. Пальцы Силко невольно сжимаются сильнее, оставляя на руках Паудер синяки, но та даже не пищит, растерянно глядя на Вандера… и на то, как мужчина медленно встает перед Силко на колени. Даже так — он выше [названного] брата. Но так он хотя бы может смотреть в глаза Силко. — Когда их мать изнасиловали на центральной площади Зауна, она пришла ко мне в третий и в последний раз. Да, мы отомстили за нее… но какой ценой? Пожалуйста, Силко… я умоляю тебя. Не трогай своих племянниц. Не трогай моих дочерей. Я сделаю все, что ты только захочешь… Разве не об этом Силко мечтал столько времени? Об извинениях. О покорно склонившемся перед ним брате. О… семье. Теперь Вандер на коленях, а девочка в руках Силко так сладко пахнет домом, нежностью и детством. Он столькому может ее научить. Может воспитать себе наследницу. А если эти дети будут готовы пойти за ним, то тогда и Вандер больше никогда не посмеет его предать. Кошмар превращается в самый сладкий сон, от которого не хочется просыпаться. [бамс] Тишину разрывает волна синего света, а по мостику перебирает лапками заводная обезьянка, готовая вот-вот снова сомкнуть свои металлические барабанные диски вокруг необработанного аркейн-кристалла. [бамс] Мир затапливает синий свет в котором сгорают Вайолетт и Вандер. [бамс] Магическое пламя достигает Силко, который только и успевает, что прикрыть Паудер собой. Его спину обжигает и опаляет. Он кричит… просыпаясь от собственного сдавленного стона. Но спина все еще горит. Горит — из-за маленькой девочки, втиснувшейся между спиной Силко и спинкой дивана. Паудер вся мокрая, она горит от температуры из-за простуды и жалобно жмется к отцу, обнимая того для надежности не только руками, но и ногами. Силко еще несколько секунд лежит неподвижно, соотнося себя с действительностью, а потом нашаривает пульт и включает освещение в убежище. Со стены на него скалится один из рисунков Паудер — та самая обезьяна с оскаленной, будто у демона, мордой. — Чертова мартышка.