❖ Libro di famiglia ❖

Могильники — жуткое место. Казалось бы, если судить по названию — тут должны находиться одни мертвецы… но тогда эту часть Пилтовера называли бы просто кладбищем. Слово «могильники» лучше всего подходило жуткой свалке, куда скидывали отходы со всего города, где, то и дело, шныряли падальщики, где оставляли своих мертвецов семьи, не способные оплатить человеческое погребение и где находили последнее пристанище неопознанные трупы. [и здесь же избавлялись от тел те, кто не желал, чтобы их жертв нашли] [например Синджед или Силко] — Хочешь молчать — молчи. Севика заговорила тихо и четко, когда они ступили на вонючую, бесплодную землю, пропитанную токсичными отходами и сточными водами. — Но если хочешь выбраться отсюда живой, то слушай меня. И первое что женщина сделала — достала две дыхательные маски. — Не вздумай снимать. Пускай, помощница Силко готова была рычать на глупость и избалованность своей маленькой спутницы, но раз уж она взялась о ней заботиться, то собиралась делать это до конца. [может, однажды, из этого недоразумения вырастет что-то путное] Паудер действительно ничего не ответила, но тут же прижала маску к лицу одной ладошкой, чтобы та плотно прицепилась к коже за счет клеевого слоя по краям. — Полагаю, Вандер никогда не показывал это место ни тебе, ни твоей сестре. Севика не спрашивала, а утверждала. Она шла мимо разрушенных стен некогда прекрасных домов, а ныне всего лишь склизких руин, заваленных мусором. Многие жители Зауна находили тут массу интересных штук… если конечно рисковали сунуться и если им везло выбраться отсюда. Здесь встречались и куски сломанных механизмов и самые разные вещи, и пищевые отходы. Свалка плюс кладбище, грубо говоря. Пау, наверное, тоже приметила бы себе множество полезных игрушек и запчастей, не приди она сюда с целью найти тело сестры. Сейчас эта цель занимала все ее мысли, вытесняя даже намертво въевшееся в плоть любопытство. — Выкинутое тут человеческое тело можно искать целую вечность, не зная хотя бы относительно примерного местоположения. Чаще всего, если тело не зарыто, то его в течение недели растаскивают крысы, вороны и прочая нечисть. Но это тебе и Силко говорил. Пусть Севика не смотрела назад, но она ощущала внимание сидящей у нее на спине девочки, точно так же, как всегда ощущала ее взгляды. [как прикосновение лезвия ножа] Вроде бы Паудер не собиралась истерить, хотя весьма громко хлюпала носом под маской. — Нам повезло, что мы в курсе, где искать. В поле их зрения появлялись все более огромные кучи мусора, свозимые сюда со всего Пилтовера. Некоторые из них были высотой с многоэтажный дом и свете садящегося солнца, над этими горами кружили стаи птиц — не только вороны, но и коршуны, соколы, стервятники. Свалка жила. Она копошилась, она издавала попискивающие и лающие звуки, она содрогалась, разлагалась, жрала, испражнялась, умирала, воняла и жила. Здесь даже встречались люди, замотанные в тряпки с ног до головы и одетые в куда более тяжелые версии кислородных масок, нежели имели Севика с Паудер. В маски, рассчитанные на недели, а не на часы использования. — Трупоеды. Жрут все — от крыс и птиц, до останков людей. Порой, даже перекусывают названными гостями. Совсем отбитые. Многие из них — бывшие рабы, сбежавшие из шахт. А некоторые — просто психи или преступники, которых разыскивают не только в Верхнем, но и Нижнем городе. И уж поверь — сюда миротворцы ходят лишь большим отрядом. В голосе женщины, невольно, прозвучало самодовольство. Да, Миротворцы боялись сюда ходить поодиночке или малыми патрулями. А вот сама Севика пришла одна, да еще и с маленьким ребенком на закорках. — Силко нас убьет, если узнает, где мы были. Под своими руками, Паудер ощущала, как итак горячее тело женщины нагревается еще сильнее из-за притока адреналина. Но Севика не боялась. Севика бросала вызов. Из-за этого Паудер казалось, что она сама заражается странным бешенством, незнакомой пьянящей наглостью и уверенностью в себе. — Спасибо. Тихий голос девочки прозвучал над ухом Севики так внезапно, что она чуть не сбилась с шага. Но женщина промолчала. Они не были даже подругами, демоны раздери эту девчонку… … однако не из-за этого ли Севика согласилась притащить ее сюда и вернуть обратно? Заставить соплюшку, на которую Силко чуть ли не молится, ощутить благодарность к ней, к Севике. — И не боишься, что я тебя тут брошу? А что она еще могла сказать? «Пожалуйста»? Это было слишком не в ее стиле. Это было бы слишком… мягкотело. Севика позволяла себе быть мягкой, разве что со своими любовницами и любовниками, в постели. Но об этом Паудер лучше вообще не знать. Об этом лучше никому не знать. Правая рука Силко не могла позволить себе проявить нежность или мягкость. — Ну, так что? Не боишься, что оставлю тебя тут? — Нет. Ответ мелкой засранки оказался невероятно твердым, поражая женщину и заставляя ее снова ощутить злость. За кого эта маленькая сопля ее принимала? — Папа тебе доверят. Больше чем кому-либо еще. А тебе важно его доверие. И ты не будешь его предавать. Злость тут же пошла на спад, но в животе Севики все внезапно стянуло тугим узлом. Слова Паудер до ужаса напоминали слова ее собственного внутреннего голоса. Эти слова оказались такими простыми и такими важными для сироты из Зауна, выросшей без какой-либо поддержки. Да ей бы отхожее место никто не доверил посторожить в детстве — настолько отбитой Севика была. [однако, как большинство сирот, она жаждала признания, доверия и любви, даже если не понимала значения этих слов и всеми фибрами души отказывалась признавать их правоту] — Что же, мозги у тебя временами просыпаются. Севика резко повернула голову вбок, заставляя Паудер сильнее обнять ее за шею и обожгла взглядом какого-то бродяжку, покрытого язвами и явными признаками мутаций, пытавшегося незаметно подобраться к неожиданным гостям. Это… существо, тут же зашипело, нечеловечески резво отскакивая назад и скрываясь среди груд мусора. — Нам надо к другой окраине могильников — той, что ближе к Пилтоверу. Там есть два-три кладбища. На одном хоронят трупы людей, отдавших свое тело в Академию и уже сотни раз вскрытых и зашитых заново. На втором находят последнее упокоение бывшие заключенные «Тихого омута», сдохшие в тюрьме и не нужные своим родственникам. И на третьем миротворцы раз в неделю закапывают в большие братские могилы тела, найденные в городе, но не опознанные или не востребованные родственниками. От чужих слов крохотные пальчики Паудер стиснулись на ткани плаща Севики. — Вай… тоже в общей могиле? — Если ее нашли миротворцы и если этот Маркус не соврал — скорее всего. Но я не удивлюсь, если сами миротворцы ее и грохнули, отыгрываясь за то, сколько их шавок из их своры положили. Севике точно плевать на то, что именно Силко перебил тех миротворцев, запуская цепочку событий, которая, возможно и привела к смерти Вайолетт. Змея ненависти не имеет ни начала, ни края. Виноватые есть с обеих сторон. С тем же успехом можно обвинить Вандера, что он когда-то чуть не убил Силко и заставил того выживать в одиночку. Поэтому Севика даже заморачиваться не собиралась. Женщина быстрым шагом пересекла все самые опасные места. Маски спасали от всякой дряни в воздухе, но не спасали от отвратительного запаха непрекращающегося разложения. К концу их пути, Паудер уткнулась лицом в шею Севики и натянула капюшон так, чтобы к ней просачивалось как можно меньше вони. Теперь, со стороны, помощница Силко выглядела как одно из местных чудовищ с большим горбом на спине, прикрытым тряпьем. — Пришли. Кладбище, устроенное миротворцами с их стороны, отличалось разве что отсутствием гор отходов. Но снимать маску Севика бы ни стала. Более того, она грязно выругалась, когда ее взгляду открылась отвратительная картина… Большие ямы даже не были зарыты. — Да они вконец охуели! Женщина ошарашено смотрела на горы трупов самой разной степени разложения. И, как на зло, именно сейчас Паудер решила поднять лицо, чтобы оглядеться. От шока хватка девочки разжалась. Она буквально съехала по спине помощницы Силко, будто сомнамбула проходя к краю одной из крайних ям. — Почему… почему они их не закапывают? Из-за токсичности земли вокруг, из-за химии, сочащейся сквозь почву, из-за дождей и жары — все превратилось в смердящую кашу, на которой пировали вороны. Плоть, как желе. слезала с костей, одежда гнила, смешиваясь с кашей из мяса и лопнувших внутренних органов. — Видимо, теперь они настолько боятся жителей Зауна, что не хотят тратить и лишней секунды, находясь по эту сторону канала. Слова женщины, процеженные сквозь зубы и приглушенные маской, звучали будто шипение огромной змеи. — … или, что еще хуже — это своеобразная месть. Показывают нам, что мы не лучше сбрасываемого тут мусора. Казалось, будто Севика говорит сама с собой, яростно оглядывая все эти чертовы ямы. В себя ее привел только полный ярости крик. Паудер кричала. Но она кричала не так, как делала это во время приступов и не так, как кричала, когда сестра ее бросила. Это был животный крик, полный ярости. — Кем они нас считают?! Кем. Они. Нас. Считают?! От вопля Паудер во все стороны поднялись тучи черных ворон, практически полностью закрывая обзор. — Они считают нас «никем». Пустым местом. Вот и все. Холодный голос Севики прозвучал пощечиной. Женщина схватила Паудер за руку и быстро потащила ее по аллее, отсчитывая нужную им яму. Если Вайолетт умерла два с половиной месяца назад, то ее тело уже два месяца как покоится здесь. Хотя… можно было даже не считать. Севика просто остановилась у самой первой, не закопанной ямы. Тела здесь прибывали в плачевном состоянии. Силко был прав — никого не опознать и даже часть костей уже растащили во все стороны вороны. — Это бесполезно. Паудер озвучила мысли своей спутницы. В ее голосе слышалось странное, звенящее металлом сумасшествие. Казалось, девчонка сейчас просто спрыгнет вниз, в этот омерзительный котел, в котором десятки трупов сплавлялись в единое ужасающее существо… но Пау замерла на самом краю. Ее взгляд остекленел и оказался устремлен на череп, плавающий где-то ближе к центру могильной ямы. Голый небольшой череп, принадлежащий не иначе как подростку или кому-то столь же маленькому. Однако на бело-молочных костях еще каким-то чудом можно было заметить остатки кислотно-розовых прядей. Паудер отвернулась от них спустя пару секунд наполненной вороньим карканьем тишины. На ее лице, невидимая под маской, блуждала широкая, пугающая улыбка от уха до уха. — Я их убью. Я всех их убью.