❖ Libro di famiglia ❖

После смерти Вандера «Last drop» работает почти круглосуточно. По сути, многие жители Зауна куда более активны ночью, нежели днем, и основная выручка приходится на темную часть суток. Однако все же есть пара часов пересменки, в которую работники прибирают зал, на кухне сменяются повара, бармены подсчитывают выручку, а парни в подсобке моют посуду. Но это тихое и довольно спокойное время, несмотря на усталые разговоры и грубоватые смешки персонала, по совместительству так же являющегося боевиками или шестерками Силко. Кто-то счел бы унижением, что хороших бойцов заставляют прибирать в зале или мыть посуду на кухне, но не эти люди. Работать в «Last drop» — значит охранять самого промышленника, его дочь, его бумаги… и само это заведение, которое, несмотря на тотальную перестройку, все равно является для Силко слишком знаковым местом. Здесь прошли годы и годы его жизни. Здесь каждая стена и каждая пядь пола помнит их с Вандером молодость, а сам фундамент пропитан кровью, капавшей с них после очередной драки. [это та нора, куда они оба приползали зализывать раны] Теперь же, сквозь новенький паркет просачивается и кровь Паудер, смешиваясь с кровью ее отцов. Когда Силко возвращается после переговоров с Верхним Городом и его толстосумами, заинтересованными в поставках Мерцания в свои заведения, его должны встречать тишина, негромкая музыка и ленивые перебранки сменяющих друг друга работников. Однако вместо этого, стоит ему распахнуть двери, как по ушам бьют громкие басы совсем не спокойной мелодии, льющейся даже не из музыкального автомата, а из колонок, подсоединенных к инструментам. Группа уже должна была смотать провода и отправиться по домам до следующего вечера, но они все еще тут и они используют происходящее в зале как вокал к своей музыке. Вместо вокала же — свист, крики, улюлюканье и подзуживание, а так же громкие ставки на то «сколько еще девчонка продержится» Усталый мозг Силко отказывается воспринимать происходящее адекватно. Мужчина морщится, зажимая переносицу между большим и указательным пальцем. Его лицо искривляется от боли, из-за резко подскочившего давления, тут же пославшего волну неприятной пульсации в мозг через искусственный глаз. Парни, сопровождавшие Силко на встречу в качестве телохранителей, растерянно переглядываются, но остаются стоять за спиной босса, ожидая указаний. Единственное что делает один из них — закрывает дверь изнутри на засов. Однако, когда Силко разбирает во всем этом бардаке и гвалте громкий разъяренный крик Паудер, ввинтившийся в его мозг раскаленным штопором, он резко подается вперед, почти без усилий, распихивая всех стоящих на пути. В его сухом и жилистом теле слишком много сил благодаря постоянно потребляемому, пусть и в малых дозах, Мерцанию. В первые минуты разгоряченная толпа даже не понимает, что произошло и кто теперь стоит на краю ярко освещенного круга, созданного людскими телами. Мужчины продолжают галдеть, а какого-то черта затесавшиеся сюда же размалеванные девки, — проститутки и любовницы Севики, — восторженно верещать. Сам же Силко замирает в растерянности. Если бы в центре круга происходила безобразная драка или «избиение младенца» в лице Паудер, он бы даже не задумываясь вмешался. Девочка еще слишком мелкая, чтобы утверждать свой статус драками, поэтому, по неписанным законам Зауна, промышленник, — как ее отец, — имеет полное право вмешаться, при этому не роняя чести и достоинства дочери. Однако дракой происходящее можно было назвать с огромной натяжкой. — Ненавижу! — Убью! — Ненавижу!!! Севика стояла в круге, сбросив свою накидку, которой теперь почти всегда скрывала механическую руку. Эта самая рука была не финальным, но тестовым образцом, собранным Синджедом на первое время, пока он разработает что-то более подвижное. Но шевелиться протез мог, подсоединенный напрямую к нервным волокнам плеча Севики точно так же, как был подключен к глазнице искусственный глаз Силко. И сейчас, Севика вовсю пользовалась этим протезом — перехватывая им и здоровой рукой маленькие, быстрые и крепкие кулачки Паудер. — Ненавижу! Паудер отступила на миг, набрав в грудь воздух, а затем с новыми силами кинулась на помощницу Силко, явно не видя и не слыша никого и ничего кроме своей цели. Сама же Севика ей в этом ох как помогала своими язвительными комментариями. — И это, по-твоему, удар? Да еще пара минут и ты выдохнешься. А происходи дело в настоящей драке — в следующие пару минут Миротворцы отпинают тебя ногами. Сломают ребра, врежут по почкам, оттопчут каблуками руки. И все — будешь потом ползать, как жалкий слизняк. Женщина играючи перехватывала неумелые удары Паудер, но даже не пыталась бить в ответ. Боль Паудер наносили только и исключительно ее колкие слова. — Береги дыхалку, дура. Боевой воробей и то дрался бы получше тебя. О каких Миротворцах речь? Соседские мальчишки — вот твой самый серьезный противник на данный момент! Севика могла говорить и гораздо более худшие вещи. Гораздо более жесткие. Например, о том, что из-за неумения Паудер драться, погибли ее родные. Или помощница Силко могла бы в красках расписать, как развлеклись с сестрой Паудер миротворцы, прежде чем ее убить. Но Севика и близко не подходит к этим темам. И Силко стоял, не вмешиваясь, лишь внимательно наблюдая, как впервые за последние месяцы эта девочка, — его дочь, — ярко горит… как она сияет. Полыхает словно костер, из которого сыплются искры. Вспыхивает фейерверком чувств и эмоций — не истерикой или неконтролируемым буйством, а сосредоточенной и яростной попыткой добраться до противника. В эти мгновения Паудер прекрасна. В эти мгновения Силко окончательно забывает о том, что они не одной крови, потому что она ведет себя точь-в-точь, как вел себя сам химбарон, в глубокой юности, когда Вандер учил его драться весьма похожим способом. Чистюли из Верхнего Города могут позволить себе ходить к мастерам боевых искусств, медитировать, отрабатывать какие-то приемы. В реальной жизни важно только умение бить и уклоняться. Умение видеть и предвидеть атаки противника. И никаких правил — только самые грязные методы. Все, ради выживания. Поэтому Силко даже не подумал остановить бой, с неестественным, гордым блеском в глазах глядя на то, как маленькие кулаки Паудер покрываются синяками и гематомами, ударяясь о металл протеза, глядя на то, как его девочка разбивает костяшки в кровь и в мясо, не обращая ни малейшего внимания на боль. Она видит цель и не видит препятствий. Она проливает кровь точно так же, как проливали кровь ее отцы, на том же самом месте. Она взрослеет. Она излечивается, пускай и не полностью. И лишь когда в определенный момент девчонка со всей дури сбивает щиток, закрывающий механизм на протезе Севики, Силко выходит вперед — чтобы подхватить на руки тяжело дышащую, почти потерявшую сознание от усталости, Паудер. Девочка вся в поту и в крови, в разводах грязи, ее одежда отчасти разодрана. Она переводит полубезумный взгляд на Силко… а потом улыбается, обнимая его за шею. — Папочка дома! Ее восторженный хриплый вопль тонет в наступившей тишине. — Да, детка. Я дома. Силко целует промокшую, вспотевшую макушку дочери и оборачивается к залу. — Всем выпивку за мой счет. У моей дочери день рождения.