Однако подзатыльники и нравоучения мы всё равно получили.
За последние два года такие утренние перепалки стали привычными, Мичи всё больше вливался в культуру янки, отчего старался выглядеть «круто». По крайней мере, так считал только он и его друзья, для меня же хмурый братишка с зализанными волосами так и остался мальчишкой, что прятался за моей спиной от матери после очередного проступка. Кстати о Ока-сан, с годами эта женщина перестала напоминать нежный цветок, конечно она всё ещё была красива и элегантна, как и любая другая японка, однако черты лица её стали серьёзнее, волосы теперь аккуратно убраны в пучок, открывая широкий, по европейским меркам, даже большой, круглый лоб и узкие чёрные глаза. Потирая свой затылок, я следила, как миссис Ханагаки целует спустившегося отца, который, также как и Такемичи, проспал и теперь торопился на метро, и накладывает порцию брату. Она была красива, не как модели и богатенькие молоденькие девочки, что прогуливались по торговым улицам, которые так часто прокармливали меня в прошлой жизни, а как только начинающая свою зрелость женщина. С лёгкими мимическими морщинками у глаз и рта от частых улыбок и смеха, которые вызывали её семья и работа, с едва пухлыми пальцами рук и тёплым, уже немного уставшим от наших с братом выходок, взглядом. И я действительно верила, что внешностью своей пойду в это невероятную, по-моему личному мнению, женщину, однако, что в этом мире вообще шло по моему плану? Я была выше своей семьи, отец говорил, что я пошла генами в дедушку, что был настоящим фанатом спорта, однако я предпочитаю списывать это на собственные тренировки. Однако на росте мои отличия не закончились, несмотря на приличный, по моим собственным меркам, возраст — а мне дожить до шестнадцати многого стоило — моё тело не только не выглядело женственным, со спины меня легко путали с парнем. Долговязая, с непропорционально длинными руками и ногами, так ещё и тощая, как чёрт, я никогда не морила себя голодом, однако быстрый метаболизм и тяжёлые тренировки, длящиеся по несколько часов, пусть и закалили моё тело, но не дали жиру осесть там где надо. Вместо округлых бёдер и покатых плеч, как у Ока-сан, моё тело было поджарым, с широкой спиной и небольшой грудью. Не то что бы я жаловалась, по крайней мере, мне точно завидовали мальчики — мало кто из них мог похвастаться таким прессом, какой был у меня, — однако после десятой шутки про трансгендерность и предложения сходить в Ни-хоме, начинаешь задумывать о покупке белья с пуш-апом. К сожалению, время никогда не бывало на моей стороне, поэтому подняв взгляд на часы, я поняла, что опоздать сегодня мог не только мой брат. Быстро закинув тарелки в раковину и чмокнув Ока-сан в качестве благодарности, я побежала наверх. Каждое утро было одинаковым: ванна, завтрак, ещё раз ванна, поиск нужных учебников и метро. Приблизительно со второго года средней школы я начала выпрямлять свои волосы, это упрощало расчёсывание да и образ в итоге складывался совершенно иной: за полчаса тихих мучений и не очень тихих проклятий, я из местной сумасшедшей вполне становилась похожей на… — Шиничиро, — мои глаза непроизвольно поднялись к зеркалу над раковиной. Чёрные волосы были коротко обстрижены и едва достигали моей челюсти, чёлка прикрывала раскосые тёмные глаза — было неудобно во время учёбы, однако так я не пугала одноклассников своими шрамами. Моё лицо, которое вне круга семьи и друзей казалось холодным и отчуждённым напоминало старшего из Сано во время работы, всё такая же нездорово бледная кожа — мне просто было не суждено загорать, ибо каждый выход на солнце без солнцезащитного крема оканчивался ожогами — и острые скулы, переходящие в V-образный подбородок. Если бы меня поставили напротив Шина, мы вполне могли показывать пантомиму с зеркалом, — я скучаю по тебе, мой друг. Я отложила плойку и расчёску подальше, надеясь, что летний зной не завьёт волосы раньше времени. Стало тошно смотреть на своё отражение и я отвела взгляд, цепляясь за скинутый вчера вечером чёрный галстук — часть формы моей школы. Не время хандрить, если опоздаю ещё раз можно будет попрощаться с выездными соревнованиями. Ударила себя по щекам, приводя мысли в порядок, наверное, кожа покраснела от таких радикальных решений, хотя мне это даже в плюс, учитывая мою «белоснежность». Накидываю поверх майки школьную рубашку, не то что бы я была фанаткой школьной формы, однако её миловидность и разнообразие действительно поражало. К тому же форма старшеклассницы иногда работала лучше документов. Застегнула рубашку, оставляя её незаправленной висеть на тёмной юбке из плотной ткани. К моему счастью, летняя форма предполагала короткий рукав и на улице я буду страдать только от постоянных взглядов на повреждённую руку: с годами рубцы и линии шрамов побелели, а их переплетении могло кому-то даже казаться причудливым и завораживающим, хотя первая реакция всегда была одинакова: — Тебе больно? Жесть, как ты вообще такое вытерпела? Ужасно, наверное, стыдно? А ведь такая красивая, жаль… Хмыкнула, мысленно напоминая, что в следующий раз стоит познакомить носы этих самых людей с повреждённой рукой, вышла из ванной, попутно натягивая носок на ногу и оглядывая комнату, алгебра должна лежать на столе, а учебник по японской литературе, скорее всего, под подушкой — я уснула вчера, пытаясь разобраться в заданной на дом поэме. В спешке начинаю носиться, словно ураган, по комнате, уже слыша, как мама кричит внизу. Я не была проблемной ученицей, как Такемичи, даже наоборот, исправно занимала лидирующие позиции на всех срезах и экзаменах — что не мудрено, ведь в прошлой жизни у меня даже не было возможности учиться -, однако поддержание порядка точно не был моей сильной стороной. Единственное, что оставалось нетронутым и всегда лежало на своём месте — мой синай и альбом с общими фотографиями, который подарила мне Эмма. — Харука-чан, вы уже опаздываете!Похоже наказания мне сегодня не избежать…
Как к этому всё пришло? Почему сейчас так саднит челюсть и чувствуется привкус соленого метала во рту? — Онэ-сан! Ты в порядке? — Оборачиваюсь и вижу напуганного до чёртиков Такемичи, так значит это правда сегодня? Глаза моего дорогого брата повзрослели и, будет смотреть на всё реально, были полны отчаяния и страха. Ну да, не каждый день вместо тебя в драку ввязывается твоя сестра, хотя иначе и быть не могло. А стою на коленях, пытаясь подняться, однако живот всё ещё крутит от последнего удара, такое ощущение, что из меня сейчас выйдет мой обед, которого всё равно в итоге не было. Парень надо мной самодовольно и жутко улыбается, от него несёт потом и дешёвыми сигаретами, чёрт, неужели сейчас такие парни считаются крутыми? Толпа вокруг нас ревёт и подначивает мальчишек вступить в бой, нельзя, чёрт его дери, может хоть все кости переломать, но к брату не подпущу, не сейчас, когда он и без того напуган. Пытаюсь дотянуться до сумки и синая, которые выкинула, когда влезла между Такемичи и этим амбалом. К моей удаче, на которую я видимо слишком часто уповаю, тот как раз отвернулся, стараясь спровоцировать Мичи или его одноклассников. Враскорячку доползаю до чехла и вытаскиваю меч, совершенно новенький и ещё не знавший ни одной победы, до сегодняшнего дня. С кряхтением разгибаюсь и, видимо, привлекаю внимание толпы этих обросов и их главаря. Меня тошнит смотреть на эти лица, что прикрываются именем Тосвы ради своих извращенных желаний и садистских наклонностей. Закусываю губу так сильно, что крови во рту становится больше, надо подавить ярость, она сейчас ни к чему. Сплёвываю слюну, перемешанную с кровью и тру челюсть, тупая боль ещё присутствует и изрядно раздражает. Похоже моё поведение лишь забавит ребят, но мне только на руку их самоуверенность, вместе с этим замечаю как за спиной гориллы руки Такемичи сжимаются до побелевших костяшек, боже, это мальчишка — а вправе ли я его теперь так называть? — совсем не верит в сестру. — Эй, я с тобой ещё не закончила, — отставляю ногу назад, находя удобную для равновесия позицию, после удара по животу перед глазами всё плывёт, и наставляю на противника меч. Самодовольно улыбаюсь, понимая, что выгляжу сейчас по меньшей мере жутко — растрёпанные пыльные волосы уже начали завиваться от пота и жары, лицо полностью испачкано и я чувствую как наливается синяк на щеке и кровоточит губа, шрам в уголке рта растянулся усугубляя оскал. По лицам Ак-куна и других ребят, которых Мичи прикрыл своей спиной — она всегда казалось такой широкой? — пробегает то ли страх, то ли восхищение. Ха, вряд ли братишка хвастался мною перед ними, что же тогда стоит ли мне немного покрасоваться? — у меня предложение, удвоим ставки, горилла. Победитель забирает всё. Моё дерзкое предложение он встречает гоготом, который мало похож на нормальный смех. Давай, смейся пока можешь, мне только лучше. Я оглядываю площадку, надеясь, что всё правда идёт по знакомому мне сценарию, ибо до драки мне на самом деле доводить не хотелось. Это не только опустить мою гордость мечника на самое дно, но и вряд ли приведёт к моей победе, надо лишь потянуть время. Я уже говорила, что время никогда не бывает на моей стороне? — Ну держись, сука, — его огромный кулак взлетел в воздух, перекрывая собой даже солнце, что высоко стояло на небе. Ну вот почему нельзя ещё минут пять поиздеваться надо мной словесно? В этот раз я увернулась, отвечая ударом рукоятки по его запястью, надеюсь старик никогда не узнает, что я подняла меч на безоружного. Горила взревела, а его оскал сделал его ещё более жутким ублюдком, стараясь не путаться в ногах отхожу на безопасное расстояние, всё ещё держа меч на готове. Господи, явитесь сейчас, придурки. В шумной толпе отчётливо слышу крики Такемичи и его друзей, ищу их взглядом, пока этот идиот пытается вправить костяшку. Наши взгляды с братом пересекаются, в моих плещется адреналин, я более чем уверена в этом, его же уже слезятся. Он кусает губы и его едва сдерживают руки друзей. Одними губами шепчу: — Доверься сестре хоть раз, — даже не надеюсь получить ответ, однако он кивает. Похоже, он действительно повзрослел за двенадцать лет. — Не слишком ли ты спокойна, тварь? — Он вновь ревёт, но на этот раз куда громче или же он наоборот ближе? Не успеваю даже взвесить оба варианта, как отправляюсь в полёт, рука разжимается и я слышу тихий стук дерева о землю, когда сама падаю лицом в пыль. Твою мать. Сжимаю кулаки, пытаясь встать, но он лишь придавливает меня к земле своей ногой, прикусываю щёку, подавляя болезненный стон и ругательства, чёрта с два, он что-то услышит от меня. В ушах звенит, я чувствую как вся моя кровь лихорадочно носится по телу, такого адреналина не было даже на самых важных соревнованиях, однако это мне сейчас не поможет. Думай, Харука, думай… — Что тут происходит? — В тот самый момент, как рука гориллы хватает моё лицо и приподнимает, показывая возбуждённой толпе, слышится холодный и низкий голос за спиной. По спине пробегают мурашки от знакомого невидимого присутствия этого человека, слишком знакомые ощущения, что бы перепутать. Парень отпускает меня и как и толпа, окружавшая нас до этого, низко кланяется. Чувствую чьи-то руки, что приподнимают меня и утирают кровь с носа, стряхиваю чёлку с глаз, и сталкиваюсь глазами с Такемичи. Он крепко держит меня под руки, помогая подняться, пока вокруг все ритмично кричат приветствие. Они здесь. Смотрю прямо, бегло замечая как трясутся эти идиоты, что пару минут назад радостно поддерживали избиение сначала ребят помладше, а затем девушки, и сразу же сталкиваюсь с раздражённым взглядом Доракена. Его глаза на секунду комично округляются, когда тот вглядывается в моё лицо, похоже я сильно изменилась — или меня избили до неузнаваемости -, хотя, при обычных обстоятельствах, которыми моя жизнь не выделялась, я и сама бы его не узнала. Кен вырос, возмужал и стал широк в плечах, острое лицо выделялось благодаря туго затянутой косичке на затылке, и, конечно, татуировка дракона. Доракен, два года ведь не виделись. А вот парня, который уже вышагивал к нам вперёд, я бы не видела ещё лет так сто. Знакомые безразличные глаза никак не изменились, хотя я прекрасно понимала, что Манджиро узнал меня. Блондин остановился на расстоянии вытянутой руки, пока Доракен одаривал гориллу грациознейшим пинком в лицо, всегда было интересно, откуда у него такая растяжка. Сано наклонил голову, всматриваясь в мои глаза, прикрытые длинной чёлкой. Его это забавляет? Бесит? Меня вот очень сильно бесит. Извини, старый друг, но теперь я не позволю втянуть Такемичи в банду, только не вместе с тобой. Когда всё это началось? В день, когда половина моих совместных с братьями Сано фотографий полетели в мусорной ведро, или когда я ограничила общение с Эммой? Мысленно усмехаюсь, понимая, что всё началось в тот чёртов день, когда я получила шрам на губе. В день, когда ошибка оказалась фатальной.— Шиничиро, постарайся не умирать, — я шептала, склонившись над телом своего друга. Руки сжимали его футболку так сильно, что, если бы не её тянущуюся ткань, нитки бы точно лопнули. Шея старшего Сано промокла то ли от пота, то ли от моих собственных слёз, которые всё не желали останавливаться. Прямо передо мной стояли Баджи и Казутора, на улице уже звучали сирены, однако мальчишки были неподвижны. Один из них с ужасом понимал, что совершил: он убил брата своего друга, я слышала, как он тихо шепчет, что это ошибка, что хотел как лучше. Баджи же скорее не мог отвести взгляд от меня, прижимающей к себе Шина и молящей продержаться ещё совсем немного. Это не должно было закончиться так, я ведь была осторожна, я даже позвала его сегодня в кино. Что он забыл в этом чёртовом магазине? Когда подъехала скорая, кожа Шиничиро холодела, я уже ничего не понимала, только чувствовала как его отнимают у меня, а чьи-то мозолистые ладони прижимают к себе. Мой отчаянный крик, похожий на рёв раненного животного, заглушил шум, исходящий от служебных машин.
В больнице мой взгляд неотрывно следил за стрелкой часов, прижимаясь ко мне, тихо плакала Эмма, пока Майки нервно расхаживал по коридору, игнорируя причитания своего старика. Я уже прекрасно знала чем это закончится, этот мир вновь ударил меня о жестокую реальность самым коварным и низким способом. Мы просидели в больнице до утра, хотя операция закончилась летальным исходом ещё в полночь, никто не мог пошевелиться после прозвучавших слов.
«Примите мои соболезнования»
Эмма задремала на плече дедушки Мансаку, пока я неотрывно сжимала кулаки Майки, сидящего передо мной. Его взгляд казался ещё отрешеннее чем обычно, зрачки совсем потерялись потемневших от горя радужках, а блеск исчез совсем. Его мелко потряхивало.
— Это он виноват, — я вздрогнула, услышав хриплый голос парня. Ещё ниже, чем обычно, он, будто в припадке, шептал проклятия в сторону Казуторы. Моя рука коснулась его щеки, проведя по ней и заставляя поднять голову, похоже, ладонь была тёплой, так как Майки инстинктивно прижался к ней.
— Майки, так нельзя, — мой голос был не менее осипшим и хриплым, похоже я сорвала его ещё вечером, плача над телом Шиничиро. Глаза Сано расширились, я чувствовала как он набирает полную грудь воздуха и выпускает его через плотно сжатые зубы, его челюсть напрягается, а темнота глаз захватывает меня. Меня начало мелко потряхивать.
Раньше у Майки в детстве пробуждался темный импульс?
Прежде, чем я попыталась объяснить свои слова, его руки сильно сжали мои плечи. Он встал, нависая надо мной и угрожающе продолжая вдавливать меня в спинку скамьи.
— Майки, мне больно…
— Ему тоже было больно! — Парень срывается на крик, который разбудил его дедушку и сестру, те с вопросом, как и медсёстры, что сменили ночное дежурство, следят за нашей ссорой.
— Я не предлагаю его прощать, — стараюсь говорить как можно спокойнее и тише, передавая через интонацию, что не желаю лишнего шума. Хватка на плечах только усиливается и мне приходится плотно сжать губы, чтобы подавить писк, — но ненависть тебя погубит, Манджиро. Твой брат не этого бы хотел для тебя…
Чувствую твёрдую руку на своей щеке и привкус крови во рту. На фоне что-то кричит Эмма и визжат медсёстры, слышится тревожный топот Мансаку. Пахнет кровью и болит в уголке рта.
— Да кто ты такая, чтобы лезть в мою семью и мои дела?
Да, с этих слов всё началось. Тогда нас расцепил Мансаку, а пришла в себя я уже дома, в объятиях Ока-сан. Тогда я действительно впервые за долгое время вновь задумалась о том, кто я и что забыла здесь. Зачем я вновь родилась, если не могу никого спасти, что я тут забыла, если не могу помочь дорогим мне людям справиться болью.Для чего я родилась?
— Давно не виделись, Харука, — выпрямляюсь, возвышаясь над старым другом, и заглядываю в глаза так, как делала это раньше. В ответ вижу ставшую привычной пустоту. Раздражает. Сглатываю, когда желудок скручивает, но не из-за недавнего удара, а в горле появляется ком, мешающий нормально дышать. — Действительно давно, Манджиро. Игнорирую удивленный писк Такемичи, пока Сано поворачивается к нему. Глаза расширяются, когда тот улыбается моему брату. Перед глазами появляется пелена, а кровь в ушах стучит так громко, что заглушает поспешных крик Доракена и удивленный вздох Манджиро. Мой кулак застыл в нескольких сантиметрах от лица блондина, однако тот даже не предпринял попытки защититься, будто бы зная, что мне не хватит духу его ударить. — Похоже все Ханагаки очень интересные, — игнорируя мой почти ощутимый гнев, он вновь широко улыбается Такемичи, предлагая свою дружбу. В очередной раз мой план пошёл по пизде.