Хотя о каникулах объявили буквально вечером, Гарри все-таки исхитрился послать сову родителям Гермионы. Девочка его не отпускала практически никуда, даже у двери туалета сторожила и просила посторожить, когда ходила сама. Гермиона боялась оставаться одна, без Гарри. Для нее теперь «без Гарри» и означало остаться одной, а мальчик просто боялся за нее. Кушала она сама, но только после тщательной проверки еды, а глядя на них, начали проверять еду и другие, сразу же обнаружив сюрпризы, что добавило нервозности. Ночь они провели на диване в гостиной, причем Гарри почти не спал, сторожа свою девочку, которой удалось поспать без кошмаров.
Утро отъезда домой было достаточно мрачным. Все дети младших курсов были подавлены, потому что слухи, разнесшиеся по факультетам, пугали так, что было страшно оставаться в спальне. Почему-то в самые страшные предположения дети верили сразу и без оглядки. И страшно боялись, накрутив себя до максимума. Все-таки специфика закрытой школы…
За завтраком Гермиона не могла поесть — кусок не лез в горло. Девочка была уверена, что родители попытаются ее разлучить с Гарри, отчего находилась почти в перманентной панике. Мальчик ее уговаривал, просил и наконец просто начал кормить почти принудительно. Гермиона послушно открывала рот, спрятав дрожащие руки. Ей было страшно в этой школе, просто очень страшно. Минерва МакГонагалл сделала что-то, что почти уничтожило девочку. Гарри очень хорошо понимал это, помня себя после пятого курса, поэтому ухаживал за Гермионой, как будто она просто очень маленькая.
Держащиеся друг за друга дети могли бы вызвать интерес у работников станции, но сегодня их было очень много. Испуганные, жмущиеся друг к другу, пугающиеся буквально всего. Смотревший на это машинист не мог понять, почему детей не успокоили, не помогли, есть же Мунго? Эти вопросы так и остались без ответа.
В купе Гермиона прижалась к Гарри, обнимая его двумя руками, как плюшевого мишку, а мальчик просто очень устал. Он прижал к себе девочку и задремал, проснувшись, только когда поезд втягивался под крышу лондонского вокзала. Погладив Гермиону и обнаружив полные слез глаза, Гарри почувствовал, что хотел бы заавадить весь магический мир, принесший такие страдания любимой.
Увидев, как выглядит дочь, как она цепляется за мальчика, как идет, Марк Грейнджер схватился за сердце. Дети приближались медленно, и мистер Грейнджер просто остался на месте, жестом остановив жену, чтобы не напугать дочь. Эти симптомы он знал, слишком хорошо он знал, когда люди так смотрят, так держатся и так идут. Сейчас было главным — не напугать ребенка, а то и обоих, хотя мальчик… Мальчик закрывал Гермиону от всего и от всех. Эмма всхлипнула, глядя на то, как изменилась доченька за два месяца. Женщина медленно подошла к бредущей паре, обняв обоих.
— Миона, доченька, что случилось? — тихо спросила она.
— Ма… Гар-ри… ска… ска… — попыталась сказать девочка и снова заплакала.
— Она не говорит почти, только плачет, — объяснил прижимающий Гермиону к себе мальчик. — Заикается она, поэтому и плачет, но мы успокоимся. — Эмма поразилась теплу и нежности, с которыми говорил с ее дочкой этот мальчик. — Мы успокоимся и пропоем, да?
— Да, — шепнула Гермиона, держась за него изо всех сил.
— Тебя как зовут? — поинтересовалась Эмма, пока Марк пытался сдержать обуявшее его бешенство. Мистер Грейнджер хотел уничтожить всех, кто сделал такое с его ребенком.
— Гарри Поттер, мэм, — представился мальчик и что-то зашептал на ухо Гермионе, отчего девочка начала успокаиваться.
— Надо сообщить твоим родителям? — женщина понимала, что этих двоих разлучать нельзя. — Позвонить?
— Нет… Гарри… Нет… — заговорила Гермиона, обняв мальчика, как плюшевого мишку.
— Нет у меня родителей, а опекуны только рады будут, если меня не увидят, желательно, никогда, — как-то очень горько произнес одиннадцатилетний мальчишка. — У меня есть только Гермиона.
Слышать такие слова от мальчишки — это страшно. Страшно даже представить, что ребенок может такое сказать. Эмма всхлипнула еще раз.
— Миона, успокойся, никто твоего Гарри не заберет, — твердо сказала она, пытаясь унять набегающие слезы, напоминая себе, что при ребенке плакать нельзя.
— Честно? — пропела, растягивая звуки девочка. Она смотрела на Эмму с такой надеждой, что женщина схватилась за сердце. Что же произошло в этой школе?
— Честно, — Марк подошел совсем неслышно. — Твоего мальчика никто не заберет, и вас никто не разлучит. Мы не звери, доченька.
— Спа… Спа-сибо, — медленно, только раз заикнувшись, произнесла не отпускающая Гарри девочка.
Усаживаясь в машину, Грейнджеры переглядывались. Когда и как любимая доченька, их маленькая принцесса, получила такой эмоциональный стресс, что буквально слилась с этим мальчиком? Она же в школе была! Разве может с ребенком такое произойти в школе?
***
Сегодня в Мунго был аншлаг. Десятки испуганных детей, жмущихся к родителям, боящихся всего — резкого движения, громких звуков и особенно женщин, заполонили приемное отделение. Детей, отпущенных на внеплановые каникулы, доставляли в больницу, чтобы вылечить, успокоить, хоть как-то помочь. Целители сбивались с ног, не понимая, почему это не было сделано в школе. Почему детей в таком состоянии отправили домой?
— Что у нас, Барбара? — целитель Сметвик уже валился с ног от усталости.
— Все то же самое, — грустно ответила медсестра. — Не знаю, что с ними сделали в школе, но симптомы одни и те же у всех.
— И помочь может только менталист? — поинтересовался данными диагностики усталый целитель.
— Да, сэр, — всхлипнула совсем молодая девушка, весь день утешавшая детей.
В Хогвартсе работали невыразимцы. Почему-то замок допустил к себе не всех, кто желал пройти, причем логика, по которой кого-то выплевывало назад, была пока непонятной. К счастью, достаточное количество взрослых профессионалов смогли пройти сквозь ставшую какой-то избирательной защиту, чтобы попытаться разобраться в происходящем.
Принцип работы новой защиты был непонятен, но работа только началась, поэтому невыразимцы были полны надежд на успешное разрешение проблемы, кроме того, необходимо было выяснить, что произошло с детьми… Правда, на этот вопрос ответ был получен, как только невыразимцу пришло в голову его задать при домовом эльфе.
— Это защита Убежища, — пропищал эльф.
— Какая защита убежища? — удивился невыразимец.
— Детям был нанесен вред профессором, — объяснило существо. — Поэтому активировалась защита. Только не желающие зла детям могут пройти сюда.
Это заявление вызвало массовые проверки среди невыразимцев и аврората. Все, кого замок не пустил, были тщательно проверены, и результаты не понравились ни главе Отдела Тайн, ни Амелии Боунс, ни Верховному Судье, начавшему вдруг работать честно, что было событием из разряда почти невозможных.
***
Дома Гермиона оставалась все в том же состоянии, что и в школе. Видимо, нужно было время. Она долго оглядывалась и осматривалась в своей комнате, лишь убедившись, что вокруг никого нет, кроме Гарри у дверей, молниеносно переоделась, стараясь держаться спиной к стене. Девочке было страшно, этот страх отпускал ее, только когда Гермиону держал в руках Гарри. Спустившись вниз, девочка села на свое обычное место, почти принудив мальчика занять место рядом.
Родителям было заметно, что доченьке страшно, а мальчик, видимо, опасался их реакции и не делал то, к чему они привыкли в школе. Марк Грейнджер тяжело вздохнул и сказал:
— Гарри, представь, что нас здесь нет, делай так, как привык.
— Хорошо, — заторможено кивнул Гарри, обнимая Гермиону, отчего та сразу же перестала дрожать. Действуя больше по наитию, он наложил своей девочке салатов и картошки, на что та кивнула, а потом как-то очень жалобно посмотрела на мальчика.
Видя это взаимопонимание детей без слов, одними жестами, наблюдая мимику доченьки, Марк понимал, что все очень плохо. Мир доченьки — этот мальчик, а то, что с его стороны прослеживается то же самое, делает ситуацию вдвойне странной, потому что так не бывает. Почему Миона не кушает? В этот момент Гарри несмело улыбнулся, взял вилку и принялся кормить девочку. Грейнджеры почувствовали себя лишними, захотелось встать, уйти и дать этим двоим детям побыть наедине.
— Гарри, Миона сама не может? — тихо спросила Эмма.
— Может, но у нас сейчас лапки дрожат, мы перенервничали, — это было сказано с такой лаской и теплотой, что Эмма чуть не расплакалась. — Мы покушаем, а потом поспим, да, моя хорошая?
Гермиона кивнула, глядя на Гарри повлажневшими глазами. А потом вдруг всполошилась и начала что-то показывать на пальцах. Гарри отложил вилку и прижал девочку к себе, Гермиона спрятала лицо у него на груди. Посидев так несколько минут, Гарри вновь заговорил:
— Можно ее уложить где-то поблизости? А то если меня нет, ей очень страшно. Я вам расскажу, только моему солнышку надо поспать, — последняя фраза была наполнена любовью, такой любовью, которая кажется совершенно невероятной.
— Я посплю, а Гарри расскажет, — пропела Гермиона, не заикаясь, когда наконец покушала.
— Ваши врачи научили? — поинтересовался Марк и удивился, увидев, как скривилось лицо девочки.
— Это он, — Гермиона показала пальцем на Гарри, а потом легла прямо там, на небольшой диванчик. Мальчик сразу же пересел к ней, принявшись гладить.
— Так что же случилось? — посерьезнел мистер Грейнджер, стоило девочке уснуть.
