***
Добродушно улыбающийся в ответ на обвинения в нарушении самой сути Статута Дамблдор несколько смутил представителей других стран. Если раньше Альбус растекался мыслью по древу, то сейчас его речь воспринималась бессмысленным журчанием с общим лейтмотивом «все будет хорошо». Именно поэтому уставшие от трехчасовой речи Дамблдора представители стран-участниц Международной Конфедерации единогласно проголосовали за психиатрическую экспертизу Альбуса Дамблдора. — Это у вас там вы Великий Светлый, а у нас — не самый адекватный человек, пока колдопсихиатр не скажет другое, — заметил секретарь сегодняшнего собрания. — И тот факт, что больница Св. Мунго колдопсихиатрами не располагает, вас не извиняет. Гиппократ Сметвик, насмотревшись на историю детей, несмотря на обет, всего лишь запрещающий ему называть имена и конкретных участников событий, отправился в Отдел Тайн, где молча выложил в Омут памяти воспоминания о тролле, Квирелле, василиске и Амбридж. После чего повернулся и ушел, а Отдел Тайн забурлил. Обыск в министерском кабинете мадам Амбридж обнаружил очень много незаконных артефактов, в результате, пользуясь отсутствием Фаджа, был проведен очень быстрый суд. Вот наличие духа Волдеморта взбудоражило абсолютно всех причастных, такого сюрприза они совсем не хотели. Минерва МакГонагалл переживала не самые лучшие дни своей жизни. Днем ей мстила медиведьма, а ночью… Гиппократ был хорошим целителем с большим опытом, поэтому наложил на Минерву ровно одно заклинание. Ночью Минерва становилась своими жертвами, испытывая ужас, боль и страх. Ночь за ночью она оказывалась в телах своих жертв, особенно тех, которых не просто била. Заклинание, наложенное Гиппократом, относилось к «судебным», оно приводило к раскаянию либо уничтожало магическое ядро. Именно из-за этого Альбус Дамблдор запретил эти светлые чары еще в семидесятых годах. Минерве МакГонагалл предстояло пройти через все то, что она несла невинным девочкам.***
Тот факт, что с веселой, любопытной девочкой не все в порядке, персоналом больницы был мгновенно отмечен. Привыкнув за годы работы с Грейнджером к его дочери, врачи и медсестры с недоумением смотрели на испуганную, смотрящую в пол и отчаянно цепляющуюся за мальчика Гермиону, совсем не похожую на себя прежнюю. Психиатр посмотрел на эту пару издали, но лишь покачал головой: — Она меня просто не подпустит, Марк, — вздохнул коллега. — Сейчас ее дергать — только хуже сделаем. — Да я вижу, — ответил ему доктор Грейнджер. — Ее Гарри стабилизирует, но он не специалист, хоть посоветуй чего. — Посоветовать — это я с радостью, — улыбнулся детский психиатр. — Увози ее из Британии куда-нибудь к морю. — Сами хотели, но зима же сейчас, — Марк вздохнул и почесал нос. — Ладно, пойду смотреть, что у нас там… Детей обследовали вдвоем, потому что Гермионе очень нужен был Гарри рядом, разлучать их даже и не пытались, ну а раз он все равно рядом, то почему бы не воспользоваться случаем? Вот тут-то и открылось все то, о чем Гарри не говорил — множественные переломы, нарушение строения позвоночника, недостаток всего… итоговый консилиум собрался через два часа. — Так, по мальчику, — начал докладывать кардиолог. — Дефицит электролитов, если не принять срочных мер, будет труп года через три-четыре. Неврология? — Неврология согласна, — кивнул невролог. — На редкость выносливый организм, к тому же его явно чем-то травили, есть следы психоактивных веществ. Мозги… На энцефалографии — достаточно высокая судорожная готовность, рекомендации даны. — По девочке у нас, — первым выступил психиатр. — Опасность для жизни, покушение на насилие, девочка замкнулась на спасителе, на контакт не идет, рекомендовано подождать. — Ничего ж себе, — протянул кардиолог. — Со стороны сердца патологии не вижу, но нужно больше гулять и меньше нервничать. — А вот у нас странно, — произнес невролог. — И следы психоактивов, и судорожная готовность — как у мальчика. Кроме того, есть органика, говорящая о ТИА. — Еще бы… — проговорил психиатр. — Странно, что только ТИА… Марк, к нам вопросы есть? — Утром пропадала речь, — сообщил доктор Грейнджер. — Гарри ее как-то вывел, обращаясь, как с трехлетней. — Правильный пацан, — улыбнулся невролог. — Не беспокойся, рецепты есть, лечи, доктор. Ничего неизлечимого у нее нет, просто последствия эмоционального потрясения. Две-три недели — и будет, как новенькая.