Последняя игра

Утром в газетах писали об отставке Гелена. Это было потрясением. Но второе потрясение ждало его на вилле. Человек у камина повернулся к нему лицом и заговорил на русском языке с легчайшим акцентом. У Штирлица екнуло сердце — перед ним стоял генерал Гелен. И штандартенфюрер крепче прижал папку к себе. — Не пугайтесь. Я отлично говорю по-русски, Максим Максимович. Научился на Восточном фронте, — светски улыбнулся генерал и показал рукой на кресла. — Садитесь. Чай или кофе? — Кофе, — Штирлиц почувствовал, как сильно-сильно забилось сердце. — Прошу. Генерал сам взял кофейник и разлил кофе по белоснежным фарфоровым чашкам. «Вот он, как выглядит провал. Черное кофе в белых чашках. Спокойные размеренные движения врага, похожие на аккуратные движения мажордома. И он спокоен, абсолютно спокоен», отметил Штирлиц, но к чашке не притронулся. — Не беспокойтесь, Максим Максимович. Кофе не отравлено. Мне нет нужды убивать вас. Вот, ознакомьтесь. Вы за этим пришли сюда? — Гелен потянулся к портфелю и протянул ему папку. — Красная библия. Штирлиц, в отличие от Мюллера, был спокоен. Он открыл папку, пробежал глазами один лист и закрыл папку. — Скажите, ведь сами понимаете, что оно нужнее нам троим — одинаково? Вам — вернуться на Родину, мне — сбежать отсюда, Мюллеру — прикопать меня, Шелленбергу — отвести петлю от своей шеи. — Когда вы раскололи меня, генерал? — это был первый вопрос от Штирлица. — В тридцать втором. И не я, Канарис… — Гелен мягко улыбнулся. — Вы высочайший профессионал. Мы в тридцатом году внедрили в аппарат ОГПУ несколько агентов. Их почти всех потом расстреляли, но кое-кто остался. Можно сказать, что у нас в НКВД есть свой Штирлиц, — генерал усмехнулся. — Почему вы меня не нейтрализовали раньше? — Потому что человек, которого подвесили на мясницком крюке и удавили рояльной струной, верил не в фюрера, он верил в величие Германии как страны. Он понимал, какую страшную опасность несет Гитлер. И это было задолго до сорок четвертого года. Канарис прозрел одним из первых. Мы следили за вашей работой и даже иногда помогали. Но вы нас в какой-то момент переиграли. — Когда это было? — Во время войны в Испании. Мы потеряли над вами контроль, но остались сторонними наблюдателями. — И вы не сдали меня гестапо? — Мы думали об этом, Штирлиц, — Гелен усмехнулся. — Но я вам нужен. Вы же понимаете, что будет дальше? Ваши войска войдут в Берлин. Я мог бы, конечно, обменять вас на кого-то из наших генералов. Но зачем? Вы умный человек, Максим Максимович. Вы прекрасно понимаете, что вас ждет на родине. А я предлагаю вам работать на меня. Германии нужно будет восстанавливаться после войны. Вы согласны? — Нет. Повисла долгая пауза. — Вы умный человек, Штирлиц. Вы прекрасно понимаете, какие шансы у вас и наших друзей. Вам не нужна Красная библия. Если кому она и нужнее, так это Мюллеру. У нас и Шелленберга есть шансы, то, что знает разведчик, поистине бесценно. За такие сведения нас нельзя вешать, а вот гестапо… Мюллер уже едва не получил копию. И я прошу вас, Максим Максимович, уберите Мюллера. Этот человек меньше всех достоин жить, вы это сами понимаете. — А меньше всего достойны жить вы, Гелен. Вы своими руками подстроили так, чтобы Канарис, ваш учитель, пошел на виселицу. Потому что он вам стал опасен. Так? Вы вели свою комбинацию с Вольфом, когда тот вел свои переговоры с американцами. У меня есть доказательства. Вот, взгляните. Но прежде, чем вы возьмете в руки эту папку, скажите одно — нас не слушают? Ведь Рейх еще жив, а, как говорят русские, нельзя делить шкуру неубитого медведя. Вы слишком рано празднуете победу, генерал… — Не заставляйте разочаровываться в вас. Вы опытный человек и прекрасно знаете, что в разведке, как и в шахматной партии, ходы продумываются наперед. Вы же не можете навязать сейчас свои правила, Штирлиц, потому что вы в меньшинстве. Штирлиц отрицательно качнул головой: — Откройте папку, прочтите первые листы. Только знайте, это третья копия. Остальные две находятся у надежных людей. Даже я не знаю коды доступа к тем банковским ячейкам, где лежат оригиналы. Я могу не выдержать пыток, а эта информация очень драгоценна, чтобы какой-то штандартенфюрер СС мог ее выдать. И он усмехнулся. Гелен весь странно выпрямился, одними кончиками пальцев открыл папку. Читал медленно, цепко — профессиональная привычка не упускать ни единой детали. — Ну? — Штирлиц нарочно подстегнул, видя, что Гелен помедлил с ответом. — Что скажете? — Это чудовищная ложь. — Это правда, генерал. Это та правда, которую вы видите и отказываетесь поверить в нее. Что скажут ваши американцы или британцы, я не знаю, кому вы потом собираетесь сдаться, когда увидят вот это? Они увидят вашу подпись под этими списками. А потом сличат фамилии с черными скорбными строчками — списками узников. Вы будете отрицать то, что приложили руку к карательным акциями на территории Остланда? Ведь вы санкционировали разведывательные рейды, санкционировали собственноручно. А отсюда легко протянуть ниточку к вам. От Бандеры к вам… От сотен казненных стариков, женщин и детей к вам, генералу Вермахта Рейнхарду Гелену. Честь мундира… Вы такой же как палач Гиммлер. Только не дергайтесь. Конечно, вы записываете наш разговор, потом ваши люди смонтируют все это так, будто это вы выманиваете из меня чистосердечное раскаяние. Но вы палач, Гелен. Вы нежно любите детей одной арийской крови, а другую приказываете уничтожить. Не напрямую, конечно. Но вы дали Мельнику и Бандере власть. Своей же рукой дали. — Это ложь. — Читайте дальше. На лбу генерала появилась испарина. Штирлиц молча ждал, пока он дочитаете, и тихо добавил: — Это только малая часть материалов. Вы только начали знакомиться с ними. Подробности, ужасающие подробности далее. Вы почитайте, почитайте. Ведь вас тогда не спасет и Красная библия. Вас вздернут. — Что вы хотите? Штирлиц понял — Гелен сдался. Тот выглядел спокойным, только у губ обозначился ярко белый треугольник. Единственное, о чем не догадывался Гелен, так это о том, что информация о Красной библии через Стокгольм ушла в Москву. — Защиты от Мюллера. Ведь вы меня уже теоретически переиграли, так?..

***

Штирлиц вышел совершенно взмокшим. Сел в Мерседес, попросил Ганса повернуть к Берлину. Проехали метров семьсот. Дорогу преграждал студебеккер. Высокий инспектор крипо движением жезла приказал съехать на обочину. — Выйдите из машины. — Что случилось? — спросил Штирлиц и сам понял, что случилось, когда за спиной мягко зашуршали шины подъехавшего опеля, и Мюллер мягким приветливым, даже излишне приветливым голосом произнес: — Садитесь в автомобиль, Штирлиц…