— Given the choice, why does a man choose the life of an assassin?
— Well, it was that, or the priesthood…
Перед тем, как сесть в поезд и отправиться навстречу неизвестности, Бонд с мисс Сван успевают переодеться и наскоро перекусить в кафе. Город специй, мандаринов и табака остаётся позади, растворяясь в дымке пустынных сумерек под стук колёс. Пользуясь случаем — ехать им ещё долго, — агент 007 решает провести доктору курс молодого бойца. — Ты не передумала? — спрашивает на всякий случай, прикрыв жалюзи на окнах и опустив на столик в купе пистолет. Сван на оружие даже не смотрит, но смотрит на него — с уловимым пренебрежением — Это не моё. Бонд возвращает взгляд: — Я дал слово защитить тебя. Первый шаг — это научить тебя саму защищаться. — Ну, а если попаду по ошибке в тебя? Мадлен улыбается, лукаво и исподлобья, кажется, не вполне разделяя его серьёзный настрой. Но Бонду и самому уже надоело справляться с её характером. И не таких женщин он укрощал. — Ты будешь не первая. Возьми, — глазами показывает на пистолет. Мисс Сван в ответ совсем по-королевски вскидывает подбородок: — Я сказала, это не моё. Сохраняя снисходительную улыбку и не обращая внимания на протест, 007 берёт оружие в руки и начинает пояснять на пальцах — как ребёнку: — SIG-226. Передняя мушка, задняя, курок, — пальцы ловко пробегают названные части. Помолчав, он упрощает ещё. — Просто наводишь и жмёшь на крючок. Старайся не закрыть глаза, — кладёт пистолет на стол рукоятью к Сван. — Вперёд. Сама. Мадлен несколько секунд гипнотизирует оружие взглядом, будто бы собираясь с мыслями, и Бонд уже хочет повторить ещё раз, мысленно прикидывая, как объяснить проще — куда ещё проще?! — но доктор Сван не перестаёт его удивлять. Устало вздохнув и глядя прямо ему в глаза, девушка легко берёт в руки пистолет, вполне привычным движением извлекает обойму, передёргивает затвор, выбивая уже заложенный патрон, поднимает дулом вверх и жмёт на курок. Всё это занимает у неё не больше пятнадцати секунд. Бонд держит зрительный контакт с вниманием и неожиданно — с лёгким беспокойством. Если доктор так хорошо обращается с оружием, неужели ей уже приходилось использовать его в действии?.. Хотя, чему тут удивляться, когда её отец — профессиональный киллер. — Тебя ничему учить не надо, правда? Мадлен снова вскидывает подбородок: — Однажды в наш дом пришёл человек убить отца. Он не знал, что я играю наверху в своей комнате. И что папа прячет девятимиллиметровую беретту под раковиной в ванной, — повисает многозначительная пауза. — Но не моё всё это. Мадлен обрывает рассказ, видимо, не желая вдаваться в подробности непростого момента из детства, а Бонд, напротив, улыбается ей одной из лучших своих улыбок — тёплой, с долей одобрения. − Думаю, рукопашный бой мы пропустим. Доктор Сван усмехается ему в ответ.***
Многое в жизни преображается с наступлением вечера. Воздух становится чище и холоднее, небо темнеет, покрываясь россыпью мелких звёзд. В окнах поезда Танжер-Фес, одиноко рассекающего пустыню, зажигаются огни ламп. Преображаются и его пассажиры. Поправляя красную бутоньерку в петлице белоснежного смокинга, Бонд ждёт свою спутницу за столиком в вагоне-ресторане. Работа работой, но отказывать себе в удовольствии поужинать с прекрасной девушкой посреди пустыни он не намерен. Мадлен, вопреки стереотипам, появляется всего через несколько минут. Словно мираж над остывающими песками, она расслабленно и величаво плывёт по коридору, улыбаясь ему и не отрывая взгляд. Вдоль изгибов её фигуры струится голубое сатиновое платье. Бонд тоже смотрит, вставая с места и выражая своё немое восхищение. Доктор Сван — сейчас она нравится ему даже больше, чем с бокалом вина в номере «Американца» — наблюдает из-под ресниц, растягивает накрашенные бордовым губы в кокетливой улыбке: — Не смотрите так, — почти шепчет, и 007 неожиданно замечает, что её голос всегда был таким — вкрадчивым, чарующим, со скрытой усмешкой. Ему нравится. — А вы не будьте такой красивой. Мадлен улыбается шире и первой садится за стол. — Заказать вам аперитив? — вежливо интересуется 007. — Ммм, даже не знаю, — какой бы суровой ни была доктор, глубоко внутри она всё-таки оставалась женщиной, игривой и иногда физически не способной удержаться от кокетства. Особенно, когда знает, что превосходно выглядит. — От него одни проблемы. Ещё начну делать глупости. — Да, этого нам не надо, — на автомате выдаёт Бонд, сохраняя зрительный контакт и почти не замечая подошедшего официанта. Почему в глазах этой странной женщины так хочется утонуть?.. — Я закажу себе… мартини с водкой, — поворачивая голову к официанту, мисс Сван бросает. — Грязный. — Несите два, — Бонд ухмыляется оценивающе и слегка удивлённо. Она ещё и любит грязный мартини… Кажется, он только что второй раз встретил женщину своей мечты. — Всё хочу спросить… — О чём же? — после великолепного представления 007 вполне готов потешить её самолюбие. — Почему при таком богатстве возможностей человек выбирает путь наёмного убийцы? Взгляд Сван снова становится пронизывающим, а на лице застывает знакомое пренебрежительное выражение. Вылитая принцесса, дочь Белого Короля. Но Бонда, который знаком с настоящей королевой Великобритании, её тон не пугает: — Был вариант в священники… Шутка вызывает у Мадлен смущённый смешок, но не сбавляет её пыл: — Я серьёзно. Тебе и правда это нравится? — продолжает с явным сарказмом. — Живёшь в тени, за одними бегаешь, от других убегаешь. Вечно оглядываешься, вечно одинок… — Но я не одинок, — Бонд честно пытается отойти от темы, но его уловки на дипломированного психиатра не действуют. — Ответь на вопрос, — Мадлен щурит хитрые глаза. Отвечать приходится, тщательно подбирая слова: — Не знаю даже, был ли у меня выбор, — в её взгляде читается лёгкое удивление. — Мне некогда остановиться и подумать. — А если всё же попробуешь? — Остановиться? — немного растерянно переспрашивает 007. — Да. Несколько секунд тянутся в молчании на перекрестье взглядов. — Не знаю. К счастью, неловкую ситуацию разрешает официант: — Ваши напитки, сэр. Радуясь законной возможности отвлечься, Бонд снимает с подноса бокалы с сухим мартини. — Мне кажется, ты не прав, — смягчившись шепчет Мадлен. — В чём? — чуть резче, чем следовало. — У каждого есть выбор. Молчание снова затягивается, и Бонд, не желая и дальше развивать неприятную тему, поднимает бокал: — За него и выпьем. Он бы с удовольствием выпил за что-то ещё, если бы вовремя не заметил в жестяной крышке шейкера до неприязни живучего «друга». Наёмник ногой выбивает стол, вдребезги разбивая посуду, и впечатывая его в вагонную стену. Воздух и потолок вагона вспарывают первые выстрелы. Обмениваясь ударами, противники разносят барную стойку и туалет, сжигают один пиджак и отправляют в свободный полёт несколько кастрюль. Мадлен честно пытается помочь, подставкой для шампанского бьёт громилу по спине, но тому хватает одной оплеухи, чтобы вырубить её. Бонд снова оказывается в жёстком захвате, вяло отбивается и получает ленивый под дых в ответ. Наёмник бросает его на пол у раздвижной двери, явно намереваясь избавиться от единственного защитника мисс Сван самым простым путём — скинуть с поезда на полном ходу. Едва оклемавшись, агент пытается встать, цепляется за ручку, чтобы отодвинуться дальше. Бездна за спиной ревёт, свистит ветром — плотоядная тьма пустыни раскрыла пасть и готовится проглотить. И вдруг раздаётся выстрел. Вскидывая взгляд, у дверей складского вагона Бонд видит Мадлен, крепко сжимающую в пальцах SIG. Её ярость дарит несколько ценных секунд, которых хватает, чтобы набросить на шею врага верёвку и зацепить крюк на её конце за связку бочек. С коротким «Чёрт!» наёмник навсегда исчезает во тьме. Бездна пустыни насытилась, проглотила. Тяжело дыша, 007 отползает к стене, у которой так же тяжело дышит Сван. Драка была нешуточной, им действительно повезло остаться в живых. — Что будем делать дальше? — внезапно спрашивает девушка. Снимать стресс, — единственная мысль, которая приходит в голову, и доктор Сван, к счастью, оказывается не против. Раздеваясь на ходу, они вваливаются в купе, разделяют оставшийся кислород одним дыханием на двоих. Адреналин в крови всё ещё кипит, обостряя ощущения, заставляя желать быстрее, сильнее и как можно больше. С трудом оторвавшись, Бонд несколько долгих секунд смотрит на девушку, оглаживая ладонью висок, смотрит в беспокойные глаза с расширенными зрачками, наконец-то сверху вниз, и вдруг понимает: волновалась. Она волновалась за него там, в ресторане, ради него взялась за оружие, с которым так твёрдо решила не иметь дела. Она боится и не хочет его потерять. Сильная, смелая женщина, которая видит в нём защиту, но точно так же нуждается в том, кто будет её защищать — и дарить ей любовь. Свидетелями их любви остаются лишь зеркало на стене и заглядывающая в окна чернильная ночь.***
На рассвете поезд выплёвывает двух пассажиров посреди пустыни. Павильон крохотной станции кажется заброшенным лет так десять назад, не меньше, но всё, что им остаётся сейчас — ждать. И думать каждый о своём. Впрочем, долго ждать не приходится. Уже через двадцать минут за ними приезжает настоящая карета — роллс-ройс «серебряный призрак» сорок восьмого года выпуска. Машина мягко плывёт по пустыне, рассекая песчаные вихри. На горизонте рисуется полукруглый вал, окружающий мелкие пока здания базы. — Я боюсь, Джеймс, — шепчет Мадлен. 007 молча берет её дрожащие пальцы в свои. Он не боится, но прошлое хочет оставить в прошлом. У одноэтажного здания из гладкого песчаника их встречает мужчина в очках и костюме. — Добро пожаловать, мистер Бонд, доктор Сван, — вполне вежливо приветствует он гостей. — Не могу передать, как мы рады этому долгожданному знакомству. Бонд только ухмыляется неприкрытой иронии. — Н-да. Нам тоже очень приятно. Оказавшись в номере, 007 сразу подходит к окну, осматривая базу. Ничего необычного: обсерватории, что-то похожее на гелиограф, тарелки с антеннами, квадраты зелёных газонов и сферы наподобие доплеровских радаров. Больше похоже на метеостанцию, чем на убежище помешанного на мировом господстве. У камина обнаруживается фотография — та самая, где Бонд и его семья стоят вместе на склоне горы. Ещё один «привет» из прошлого. Ровно в четыре часа пополудни всё тот же мужчина в костюме сопровождает гостей к обсерватории. Отказавшись от шампанского, они заходят внутрь. Их сразу же поглощает приятный полумрак. Сферическая зала с высоким потолком освещена лишь одним светильником, свет которого падает на постамент с каким-то огромным камнем. К постаменту кругами спускаются небольшие ступеньки. Дверь за ними захлопнулась, и таинственная зала погрузилась в тишину. — Видимо, мы должны впечатлиться, — шепчет Бонд слегка обескураженной Мадлен. В воздухе царит атмосфера какой-то мрачной торжественности. Они спускаются ближе к камню и замирают в паре метров. — Прикоснитесь. Этот экспонат можно трогать. Вкрадчивый голос будто бы выплывает из темноты, становясь её материальным выражением — такой же эфемерный, спокойный, но неуловимо тонко вибрирующий. — Знаете, что это такое? — продолжает голос, имитируя любопытство. — Это метеорит, — храбро отвечает Мадлен, сцепив руки на животе. Что-то подсказывает Бонду, что бояться ещё рано. — Совершенно верно, — из противоположного конца комнаты в подсвеченную зону к ним не спеша движется мужчина в чёрном. — Картенхофф. Старейший из известных человеку. Тот самый, который оставил этот кратер. Хозяин базы, наконец, полностью выходит на свет, позволяя себя разглядеть. И пока Бонд с Мадлен всматриваются в его лицо — первый с вызовом, вторая с напряжённым ожиданием — продолжает: — Только подумайте: столько лет провести там, в тишине, в одиночестве. Бороздить космос, а потом решить оставить след на Земле, — мужчина расслабленно, но вполне беззлобно ухмыляется. — Огромная неостановимая сила. − Однако она остановилась, не так ли? Вот здесь. Бонд, кажется, понимает, к чему клонит брат, но слушать его болтовню недосуг. Слишком много пафоса. Мужчина моргает и подходит ближе, слегка хмурясь. Даже от небольшой перемены эмоций его лицо, подсвеченное снизу и облитое сбоку тенью, вдруг становится зловещим. — Наконец-то мы встретились. Семья в сборе. Очень рад, что и вы пришли, дорогая Мадлен. Они снова пересекают базу в лучах палящего пустынного солнца. Только на этот раз, кажется, идут в её самое сердце. — Что в этом здании? — негромко спрашивает Сван. Любопытству и храбрости доктора остаётся только позавидовать. — Информация, — воодушевлённо отвечает мужчина. — Информация — это всё. Разве нет? Вот, например: ты, должно быть, знаешь, что программа «два нуля» официально закрыта, — не без удовольствия говорит он. — Что, естественно, заставляет задуматься о том, зачем ты здесь? — завершает нараспев, будто удивляясь собственной догадке. — Итак, Джеймс: зачем ты здесь? − Чтобы убить тебя. 007 на провокации не ведётся. Он откровенно не понимает, зачем весь этот спектакль, если их цели по отношению друг к другу совпадают. Чутьё кричит, убеждает остерегаться и ждать подвоха, но откуда он может прийти, всё ещё не ясно. Охрана распахивает какие-то серые двери сбоку, и они попадают из застеклённого коридора в такой же серый зал. По обеим сторонам сидят люди и неотрывно смотрят в компьютеры. В полной тишине раздаются лишь звуки нажатия клавиш на клавиатуре. Выглядит всё это неожиданно и опять же — зловеще. Бонд настороженно переглядывается с идущей чуть позади него Мадлен. Блофельд вдруг останавливается у одного из компьютеров. Сидящий за ним человек мгновенно покидает своё место, освобождая обзор. — Это сейчас? — спрашивает хозяин базы. — Да, прямая трансляция. 16:20 по Гринвичу. — Какое удивительное совпадение… Последнюю ремарку брата Бонд почти не слышит, впиваясь шокированным взглядом в экран. На нём изображена штаб-квартира МИ-6, в которой в эту минуту свою последнюю речь говорит Гарретт Мэллори: — У французов есть пословица: «Стеклу суждено разбиться», — оглядывая вставших со своих мест коллег начинает М. За его спиной, спрятав руки, замерла грустная Манипенни. — Что ж, может быть, всем шпионам суждено исчезнуть… Но, хочется верить, мы оставим что-то после себя, — Бонд смотрит, не моргая, пока его теперь уже бывший босс продолжает. — Тем не менее, я уверен, С найдёт, чем вас занять. Спасибо вам, всем. Когда на экране начинают вежливо аплодировать, Бонд резко переводит взгляд на брата. — Трогательно, не находишь? — будто всерьёз сочувствуя, говорит он. — Ну, что, Джеймс? Похоже, ты остался один. — Любитель понаблюдать, я смотрю, — Бонд не позволяет брату упиться своим триумфом. — Страшно вмешиваться? Стоит попробовать вывести его из себя. Такие, как он, любят поговорить и могут случайно проговориться о своих планах — очевидно, грандиозных. — Кажется, ты не понимаешь… — пытается перебить его брат. — Да уж куда мне. Ты разрушаешь города, сжигаешь людей заживо, чтобы убедить правительства создать единую разведку на твои деньги. Не так уж всё и сложно, — нарочито небрежно бросает он. — Полагаю, наш приятель С — тоже один из твоих адептов? Они выходят в центр комнаты, где их тут же кольцом окружает охрана. — А ты не замечаешь того, что у тебя под носом, — брат усмехается в ответ. — Ты подбирался ко мне вплотную столько раз, но ни разу меня не видел. Ле Шиффр, Грин, Сильва… — Всех уже нет, — перебивает Бонд. — Да, это так, — не отрицает Блофельд. — Милая сложилась традиция: ты вторгаешься в мой мир, я уничтожаю твой, — поясняет, увлечённо нажимая что-то на экране планшета. — Или ты думаешь, так выходит случайно, что все твои женщины погибают? Удар ниже пояса. Мадлен испуганно переглядывается с ним. − Веспер Линд, например, − заткнись, закрой свой чёртов рот, не произноси её имя! — У него с ней было всерьёз. Он что, не рассказывал? — Мадлен опускает глаза. — Потом, конечно же, ваша любимая М ушла навеки, — Блофельд вздыхает, пронизывая учащённо дышащего Бонда безумным взглядом. — Я. Это сделал я, Джеймс. Это всегда был я, − добавляет с особым выражением. — Создатель. Твоей. Боли. Завершая монолог, он вновь обращается к Мадлен: — Вы храбрая женщина, моя дорогая, — он нажимает пару кнопок, и вдруг мониторы во всей комнате гаснут. Люди встают из-за них, обращая свои взгляды на гостей в центре. Осмотревшись, Мадлен горько хмыкает: — Теперь я знаю, из-за чего мой отец сошёл с ума. — Он был слабаком. Но он хотя бы осознавал, с чем борется. А они, — вероятно, имея в виду коллег Бонда, — не способны понять самого главного: иногда трагедия ведёт к чудесному преображению. Вы вспомнили отца? Я вам покажу. Мониторы вновь вспыхивают, и на них появляется то, что Мадлен категорически запрещено видеть. Последний день её отца, которому обещавший защитить Бонд лично вложил в руки пистолет — показал самый простой путь. — Нет, нет, нет, нет, останови это! — требует Бонд. — Останови это! Он бросается в сторону брата, но охранник бьёт его электрическим хлыстом по коленной чашечке, заставляя упасть и вскрикнуть от боли. — Я очень хочу, чтобы ты кое-что понял, — говорит брат, глядя сверху вниз, но Бонд не слушает его. — Мадлен, — зовёт девушку, которая, не мигая, смотрит в экран. — Мадлен, смотри на меня. Она поворачивается медленно, на негнущихся ногах. На её прекрасном лице, уже слегка опухшем от подступающих слез, читаются растерянность и боль предательства. Мисс Сван похожа на куклу, которая так обрадовалась новому хозяину и была им же безжалостно сломана. Не верь ему. Всё не так. Пожалуйста, не верь! — Бонд посылает ей немые сигналы и сожаление одним взглядом в надежде, что Мадлен его поймёт. Она же умная, она должна понимать, что Блофельд сейчас использует ситуацию против них. У него не было другого выхода. Ведь не было?.. Зрачки Мадлен темнеют, её ставшее вмиг хрупким тело вздрагивает от выстрела на экране. В её глазах появляется страх. Она больше не верит ему. Она его боится. — Что только не сводит людей вместе! — довольный голос Блофельда разбивает момент. — Ужас рождает красоту. Затылок пронзает тупая боль. Последним, что помнит 007, остаются глаза Мадлен.***
Он просыпается в другой комнате. На светлом фоне — размытые тёмные пятна фигур. В воздухе пахнет солнцем и чуть-чуть — пылью. Взгляд фокусируется на тени маленькой ящерки, которая ползёт по стене. Затем на разлёгшейся на полу белой кошке. — Пытки — это легко… — доносится откуда-то, будто из-под воды, голос брата. — Но это примитивный уровень, — взгляд выхватывает металлические фиксаторы на руках. — Человек может смотреть на то, как его потрошат, пребывать в полном ужасе из-за этого, но всё это, тем не менее, где-то там. Всё это происходит не с ним… — воодушевлённый голос в ушах дребезжит из-за судороги, которая неконтролируемо прошибает тело от груди и до кончиков пальцев. Взгляд, обогнув всё доступное ему, наконец, останавливается впереди, где на двух стульях сидят снова вещающий чушь Блофельд и Мадлен, которая слушает вполуха и неотрывно следит за ним. — Как вам хорошо известно, дорогая Мадлен, человек живёт в голове. Здесь обитель его души. Брат ведёт себя как ребёнок, обнимая ногу и раскручиваясь в кресле. Всё его поведение — нездоровый оптимизм, будто зашитые в язык и тело пружины, замашки земного бога — говорят о глубокой внутренней болезни. Перед ним — настоящий маньяк. — Мы с Джеймсом недавно наблюдали за тем, как одного человека лишили глаз, — намекает на обстоятельства их первой встречи в Палаццо Карденца. — И поразительная вещь произошла… Ты не заметил? — как ни в чём не бывало, обращается к Бонду. — Он будто исчез! Ушёл, хотя всё ещё был жив, — жестикулируя, вновь обращается к Сван. — В это краткое мгновение между жизнью и смертью в его черепе не было никого, — с деланным сочувствием. — Так странно. Закончив свою речь, Блофельд ловко пододвигает к себе лабораторный столик. — Итак, Джеймс, я собираюсь проникнуть туда, где ты есть. Мадлен продолжает напряжённо следить за ним, но причина её напряжения — ненависть или страх? — остаётся загадкой. — Первым зондом поиграем со зрением, слухом и равновесием… От сдавившего голову металлического обруча отделяется манипулятор с сверлом, которое начинает противно жужжать, опасно приближаясь к виску и намереваясь проделать в нём дырку. Мадлен напротив сжимается, сминая пальцами одной руки пальцы другой. Она делает так всегда, когда нервничает, Бонд запомнил. Когда сверло входит в мякоть виска, он не сдерживает хриплого крика. Тело вновь пробивает дрожь, перед глазами на долю секунды меркнет. Бонд чувствует себя дезориентированным в пространстве. Внутри поднимается неконтролируемая тревога, которая затмевает даже острую боль и поглощает своей липкой пучиной. Мадлен не выдерживает: — Зачем вы это делаете? — дышит загнанно, тяжело, будто сердцем чувствуя всю ту боль, которую испытывает мужчина в паре метров от неё. Блофельд отрывается от компьютера и подъезжает в своём кресле к ней, опуская ладонь на плечо. — Знаете, что бывает, когда кукушка откладывает яйцо в чужом гнезде? — Птенец выбрасывает другие яйца, — шепчет Сван, кажется, начиная понимать. — Правильно. А этот кукушонок помог мне понять, что отцу давно пора умереть, — Блофельд вновь улыбается. — Так что спасибо. Ку-ку! Фраза, с которой начался новый виток их отношений, становится триггером. — Переходишь на птичий язык, Франц? — усмехается 007. Его ремарка выводит противника из хрупкого равновесия, заставляет вскочить с кресла и подойти вплотную. — Франца Оберхаузера нет уже двадцать лет, Джеймс. Его завалило лавиной вместе с отцом. И если сверло найдёт нужную точку в веретеновидной извилине, ты больше никого не узнаешь. Ты не узнаешь её, — имеет в виду замершую за их спинами Мадлен. — Всего лишь ещё одно лицо на полпути к могиле. Когда сверло вновь пронзает шею агента, девушка не выдерживает — срывается с места. Забывая об охране и маньяке за спиной, гладит по щекам, покрытым испариной, неотрывно смотрит в прикрытые веки, считывая дрожь ресниц, и шепчет: я люблю тебя. Бонд открывает глаза. Молчит. Сердце Мадлен рвётся из груди, готовясь разбиться, когда слух улавливает охрипший, но уверенный шёпот: — Я узнаю тебя всегда и везде. Её вымученную улыбку Бонд ловит губами и вручает часы, приводя в действие механизм. — Одна минута, — с нажимом. — Одна минута. — Ты что-то сказал? — деловито интересуется Блофельд, вновь приводя свёрла в действие. — Tempus fugit, — назло ему неразборчиво шепчет Бонд. Через считанные секунды Мадлен бросает часы под стол. Гремит взрыв. Освобождаясь и крепко хватая Мадлен за ладонь, Джеймс из последних сил бежит вперёд — не оглядываясь. Прочь из этого проклятого места. Перспектива выбраться сметает все препятствия на пути. Молниеносно снимая охрану, 007 стреляет в газовую трубу, заставляя подоспевшее подкрепление захлебнуться пламенем. Точными выстрелами агент быстро прокладывает им путь к вертолётной площадке, где они с Мадлен на секунду останавливаются — чтобы сверху вниз наблюдать за тем, как базу у их ног сотрясает почти роскошным фейерверком ещё одна серия взрывов. — Пора домой. Взлетая, они берут курс на Лондон. Руины первой схватки с прошлым остаются гнить в пустыне.***
На столицу Туманного Альбиона, тем временем, опускается ночь. Открывая старомодным ключом дверь с потёртой табличкой, Гарретт Мэллори заходит внутрь. За ним следуют Билл Таннер, Кью и агент 005. — Никогда не слышал о «Гильдебранде», — любопытствует квартирмейстер. — В этом и смысл конспиративных домов. Эрин о лондонских явках не знает вообще, но благоразумно хранит молчание. Единственная мысль, которая сейчас посещает её — о том, как быстро всё изменилось. Ещё сутки назад агент 007 был «сам по себе». Но стоило ему вновь воскреснуть, как их скептически настроенный босс мгновенно развил бурную деятельность и поверил в успех операции. Харизма Бонда действительно впечатляет. Эрин бы позавидовать, но почему-то не хочется. Люди, у которых все хорошо, не скачут с континента на континент. Мрачными коридорами М ведёт их выше, на пожарную лестницу. Миновав ещё два этажа, они открывают новую дверь — за которой обнаруживается невозмутимо сидящий на стуле Бонд. — Порядок. Подождите здесь, — оставляя подчинённых на лестнице, Мэллори проходит внутрь. Минут через пятнадцать босс зовёт их внутрь — всех, кроме Эрин: — Останьтесь здесь, 005, и держите ухо остро. Я дам вам все указания перед началом операции. Эрин безразлично кивает, внутренне почти не задумываясь о причинах. То ли её действительно оставляют на стрёме во избежание проблем, то ли всё-таки не до конца доверяют. Но какая в сущности разница, если через несколько часов мир, возможно, вообще перестанет существовать? Привалившись спиной к неровной кирпичной стене, 005 достаёт из кармана пачку тонких сигарет и зажимает одну губами. Вопрос «поджигать или не поджигать?» зависает в воздухе вместе с лондонской хмарью, которая оседает в лёгких не хуже дыма. Эрин не курит — агентам запрещено курить — но иногда любит от скуки побаловаться сигареткой. В основном, это случается вот в такие моменты — когда жизнь не висит на волоске, а, наоборот, становится на паузу, и разрешить её тягость, перевесить чашу весов может даже одна маленькая порция никотина. Смерть или жизнь? Идти дальше или остановиться? 005 сканирует взглядом двор внизу и, не заметив ничего подозрительного, всё-таки прикуривает. Тень от крыши почти полностью скрывает её, а кисть с зажатым меж пальцев тлеющим огоньком, наоборот, попадает в пятно фонарного света. Идеальное укрытие. Кутаясь в тонкое облако дыма и размышлений, Эрин краем глаза замечает приоткрывшуюся дверь. Из конспиративной квартиры выходит девушка на вид её возраста в сером пальто и, заложив руки в карманы, тяжело выдыхает. Эрин наблюдает за ней с полминуты, оставаясь незамеченной, но, докурив и оставив окурок в щели между кирпичей, решает подать голос: — Тяжёлый день? Девушка резко поворачивается, обращая внимание на вышедшего из тени агента. В её усталых глазах читается непонимание, которое, впрочем, быстро сменяется равнодушием. Отворачиваясь, она смотрит на город внизу и молчит. — Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость, − спустя минуту молчания, отвечает задумчиво и слегка поворачивает голову. — А вы специально ждали, чтобы произвести эффект? Эрин улыбается уголками губ и подходит ближе. — Нет. Меня оставили здесь вместо сторожевого пса, чтобы никто не помешал 007 изложить свой план спасения мира. Плечи девушки слегка расслабляются, а её настороженный, но такой уставший взгляд скользит по профилю агента. — Вы тоже совершаете глупость, связываясь с ним, — шепчет, прикрывая веки. — Я могла бы сейчас принимать пациентов в тихой горной клинике, но стою здесь, рискуя жизнью ради… ещё одной глупости, из которой вряд ли что-то получится. Эрин щурит глаза, соединяя причину и следствие: — Не думаю, что эта глупость стала бы вас спасать, если бы не видела в этом смысла, доктор Сван, — на своё имя Мадлен рядом никак не реагирует. — Я знаю его чуть больше вашего и могу сказать, что это правда. — Вы?.. — Эртон. Эрин Эртон, — представившись, она облокачивается на перила. — А вы, Мадлен, очень храбрая женщина. Сван раздражённо опускает голову. За минувшие сутки её дважды назвали храброй, но эта храбрость… не то что бы напускная. Скорее, не вечная. И прямо сейчас её ресурс находится на нуле. — Вокруг одни лжецы и убийцы, лжецы и убийцы… — качает головой, шепчет в никуда, как тогда ночью в «Американце». Пользуясь моментом, Эрин изучает её. Несмотря на то, что женщина перед ней сейчас — скорее, уставшая и сломленная, от неё исходит ощутимая сила. Воля. Она кажется хорошей актрисой, которая внутренне готова прямо сейчас сложить мир к ногам, если потребуется. Все её существо подчинено какой-то цели, и даже то, что она сейчас здесь, говорит об этом. — Все люди лгут, многие убивают, — Эрин пожимает плечами. — Ещё больше тех, кто убивает себя без видимых причин. Вам ли не знать, доктор Сван. Мадлен поднимает взгляд — жёсткий, с готовностью защищаться. Но на лице Эрин нет ничего, что могло бы служить насмешкой, сарказмом или признанием в жалости. Она просто констатирует факт, и всё. — Даже если так, прямо сейчас я устала. И из-за глупости мне снова приходится жить жизнью, которую я регулярно вижу в кошмарах. — В жизни ничего не бывает случайно, Мадлен. Не бывает глупостей, — подумав пару секунд, снова парирует Эрин. — И если вы думаете о нём прямо сейчас, когда наши жизни висят на волоске, для вас это важно. Глупое не может быть важным по определению. 005 улыбается тепло, но как-то слегка пластмассово. Мадлен смотрит на неё с вызовом, но как-то понимающе грустно. — В следующий раз, Эрин, напомните мне с вами не спорить. Вы слишком умеете убеждать. Агент пожимает плечами: — Это моя работа. И я не люблю усложнять. Иногда сигара — это просто сигара. В этот томный вечер на острие жизни её отчего-то тянет цитировать старину Фрейда. Дверь за их спинами распахивается, и в проёме показывается 007: — Рад, что вы познакомились. А сейчас нам пора выдвигаться.***
Четверо мужчин и две женщины покидают конспиративный дом тем же путём, каким пришли. Под покровом ночи они направляются спасать мир. — Джеймс! — Мадлен вдруг, будто решившись, окликает его. — Я не могу. Устало разворачиваясь, Бонд идёт к ней. — Я вернусь за тобой, когда все закончится. Если ты захочешь. Если будет, куда возвращаться. — Я не могу, — упрямо повторяет Мадлен. — Не можешь подождать или?.. — Не могу снова жить в страхе, — глядя прямо ему в глаза шепчет девушка. — Эта жизнь твоя, Джеймс. Ты не изменишься, — говорит так, будто видит его насквозь. Напряжённо всматриваясь в усталое лицо в свете фонарей, Бонд истолковывает слова Сван по-своему: — Значит, прощай. Уверенность вдруг покидает доктора. В жизни ничего не бывает случайно, Мадлен. Не бывает глупостей, — в голове эхом проносятся слова Эрин, но она усилием воли отгоняет их. Она для себя уже всё решила. — Да, — шепчет на выдохе и дрожащими губами добавляет. — Будь осторожен. Ты хороший человек Джеймс. Ему кажется, или в глазах доктора Сван застывают слёзы? Что вообще происходит? Мадлен не ответит, опуская взгляд и уходя первой. Что ж, её можно понять. Поджав губы, Бонд тоже разворачивается и идёт к машине, навешивая на рвущееся назад сердце замок и каждым шагом поворачивая в нём ключ. Всё, о чем ему стоит беспокоиться сейчас, — судьба мира. Личная драма подождёт. Даже если весь мир не стоит её мизинца.***
— Всё-таки глупость, да? — Эрин выдыхает. Она шла последней и слышала весь разговор. — Что ж, я понимаю вас. Связываться с действующим агентом и каждый день слушать, как дышит в затылок смерть — так себе идея. Она хорошо понимает, что к ней это тоже относится. Мадлен прячет руки в карманы пальто и опускает взгляд, закрываясь. Только нотаций и жалости ей сейчас не хватает, как же. — Я провожу вас, — спустя минуту молчания говорит 005. — Нам по пути. Они идут по пустынным переулкам ночного Лондона в направлении Флит-стрит. Мадлен, по большому счёту, некуда идти, и она бесцельным взглядом провожает кирпичные стены. Возможно, стоит остановиться в каком-то кафе, перекусить и купить билет на первый рейс до Зёльдена. Эрин рядом молчит, не нарушая её смятения. Из-за глубоких мыслей Сван не сразу чувствует, как рот накрывает чья-то рука в чёрной перчатке. − Эрин!.. Вцепляясь в предплечье, Мадлен кусает руку, пытаясь оттолкнуть её от себя и позвать на помощь. Всё, что она видит, извернувшись, — как агент 005 оседает на землю в руках ещё двух фигур, одна из которых держит неопознанный шприц. Следующим кадром тупая боль утягивает её во тьму. Прошлое никого не оставит так быстро.