— Ouch. I do hope that doesn’t hurt too much.
— My wounds would heal. What about yours?
Эрин пробуждается от гулких шагов. Кожу неприятно холодит камень. Кажется, она лежит на бетоне. — Эй, ты там закончил? Свяжи покрепче, чтобы не сбежала. Веки с трудом разлепляются хотя бы на миллиметр. Перед глазами — чьи-то заляпанные чёрные ботинки, безвольно подвёрнутые женские ноги в туфлях и четыре ножки стула. Эрин постепенно осознает ситуацию, вспоминает вскрик Мадлен, резкую боль и тьму, проглотившую вид пустой улицы перед глазами. Пытаясь незаметно пошевелить пальцами, 005 чувствует, как они дрожат, не желая подчиняться простым движениям. На виски давит тупая боль и слегка мутит. Чёрт бы побрал эти лошадиные дозы барбитуратов. — Готово. А с этой что делать? Ботинки замирают, поворачиваясь носками к ней. — Брось где-нибудь, где не видно. Всё равно всё здесь скоро взлетит на воздух. Эрин чувствует, как её грубо вздёргивают с пола, взваливая на плечо, и уносят. Свисая безвольной куклой, в расплывающейся картинке перед глазами она успевает заметить так же безвольно свисающую светлую макушку Мадлен, привязанной к стулу, и закрывает глаза. Пока она слишком разбита, чтобы что-то делать.***
И всё-таки, Мэллори стоит сказать спасибо: он не задает вопросов и, едва Бонд садится в салон, сразу выкручивает руль, ограничиваясь беглым взглядом. «Ягуар» послушно срывается с места, увозя их в ночь. Сзади на расстоянии едут во второй машине Таннер, Манипенни и Кью. — Как у нас дела, Кью? — решает уточнить обстановку босс. — Ещё несколько слоев непробиваемой защиты, но, кажется, есть свет в конце туннеля, — в своей ироничной манере отвечает по рации квартирмейстер. Цифры на экране показывают, что до ввода в эксплуатацию «Девяти глаз» у них есть чуть больше получаса. Бонд медленно выдыхает, настраиваясь на работу. Прямо сейчас ему некогда размышлять о женщинах — мёртвых и живых — и о том, почему некоторые из них начинают вдруг занимать внутри подозрительно много места. И всё же, 007 чувствует, как щекочет иголочками внешне толстую кожу тревога. Агентское чутьё кричит об опасности. Но откуда её ждать? Машина въезжает в туннель. До здания МИ-5, где они планируют прижать Денби, остаётся всего несколько перекрёстков. Бегло оборачиваясь, Бонд пытается найти причину своей тревоги, краем глаза отмечая пустынность дороги — и едва успевает сделать вдох, когда «ягуар» на скорости таранит вылетевшая из бокового туннеля «тойота». Удар столкновения оглушает, на миг выбрасывая из реальности. Перед глазами вспыхивает, расходясь точками, чернота, и Бонд проваливается в неё. Два амбала тем временем оперативно вытаскивают 007 из машины и, натянув ему на голову мешок, тащат в автозак. Всё происходит за считанные минуты. Манипенни хватает и пары секунд, чтобы оценить ситуацию: — Нас засекли! Назад! Противник открывает огонь, но пули отскакивают от бронированного стекла, пока Таннер сдает назад, разворачивая свой «лэнд ровер». Одна из пуль почти пробивает заднее стекло, заставляя вздрогнуть склонившегося над ноутбуком Кью. Прекрасно осознавая, что главная цель нападающих – Бонд, они успевают скрыться и, подобрав через улицу успевшего ускользнуть Мэллори, едут дальше. 007 справится. Пора переходить ко второй части плана.***
Быть на прицеле — такое себе. Это напряжное ощущение ни с чем не спутаешь. Когда автозак останавливается и его за шею выволакивают наружу, давно очнувшийся Бонд чувствует только сильное раздражение. Один из амбалов приказывает ему идти, но 007 не сдвигается ни на миллиметр, и в ответ на приставленное к виску холодное дуло лишь резким движением выбивает оружие из чужих грубых рук. Как вы учите своих наёмников вежливости, мистер Блофельд? Играючи подстрелив противников одного за другим, Бонд разрывает тонкий пластмассовый ограничитель на запястьях — они даже не додумались надеть на него наручники — и стягивает с головы мешок. Перед ним полуразрушенное старое здание МИ-6. Как иронично. Он входит внутрь. Жёлтый свет, льющийся из прогалов бывших окон, подсвечивает раскрошившуюся плитку, осколки стекла и затянутые строительной сеткой дыры. Бетонные перекрытия, которые пробил взрыв, чудом не обрушились, погребая здание под собой. Не останавливаясь, Бонд идет вперёд. — О, персональное приглашение. Его имя со стрелкой намалёвано красной краской прямо на мемориальной доске с именами погибших агентов. Хорошая шутка, он оценил. Следуя по стрелкам, 007 идёт дальше — чтобы, наконец, поставить в этой истории точку.***
Тем временем, вода на другой стороны Темзы очевидно волнуется. Новый глава внутренней разведки входит в здание не так, как и подобает ему — спокойно, уверенно — а в спешке, сжимая в руках телефон. Всё идёт не по плану. Когда уже этот вредный старикан успокоится! — Вернитесь! Найдите М, сейчас же! Нам нужны оба! — кричит он в трубку своим людям. Где Блофельд откопал этих недоумков?! Может, не стоило связываться с повёрнутым на мести брату и мировом господстве? Стараясь успокоить себя, С взлетает по лестнице, проходя в кабинет — только чтобы увидеть на мониторе красное «Доступ запрещён». — Неприятно, когда за тобой следят, правда? Кажется, эту ночь уже ничто не спасёт. — Не говорите, что это ваших рук дело, — едва сдерживая себя, цедит Денби. — Нет, моего квартирмейстера. Очень способный парень, — с издёвкой отвечает Мэллори, расслабленно устроившийся в кресле, кивая на колдующего над ноутбуком Кью. — Браво. Но если вы ещё сами не поняли, вы оба — безработные, — пытается в ответ уязвить их. — Вы здесь незаконно. Ситуация принимает настолько абсурдный поворот, что это волшебным образом успокаивает и его. — Боюсь, ты не осознаешь ситуацию, Макс. Мы не дадим твоей системе выйти в сеть. А потом я тебя арестую, — невозмутимо изрекает М. — И за что же, интересно? — За то, что дружишь не с теми. Взгляд главы МИ-5 чернеет, а губы трогает наглая ухмылка. Всё-таки докопались. Похвально. Хотя бы на что-то внешняя разведка ещё способна. — Что такое наш мир? Хаос, — взгляд Денби становится почти безумным. — Потому что люди вроде вас боятся делать то, что необходимо. Вот я и заключил союз, чтобы вся власть перешла в нужные руки. А вы хотите сорвать мои планы?.. Ради какой-то демократии?.. Кто бы знал, что это! Мэллори слушает его с вежливым вниманием на лице, внутренне пытаясь понять, насколько же новому С промыли мозги. Потому что искренность, с которой он сейчас пытается промыть мозги ему, впечатляет. — Какая предсказуемая мелочность… Но, может, как раз М и значит это, — наклоняясь, Денби резко достаёт из стола пистолет и, взведя курок, наводит на оппонента, пытаясь вложить в слова всю свою ненависть. — Мелочь. Он жмет на курок и… ничего не происходит. М с абсолютно спокойным, почти философским видом отвечает ему: — Зато теперь мы узнали, что значит «С», — раскрывает ладонь, в которой лежат заблаговременно извлечённые из магазина патроны, и оставляет последнее слово за собой. — Сосунок. Пока Мэллори купается в своём превосходстве, Кью всё ещё пытается получить доступ к системе. И мигающее красным «Доступ запрещен» этому не способствует. У них остаётся чуть меньше шести минут. Наконец, спустя ещё несколько попыток, на экране всплывает окно, оповещающее об отключении системы. — Есть! — Кью с облегчением поднимает взгляд на М, который держит на мушке сидящего в своём кресле Денби. — Идём. После вас, — кивает своему пленнику босс.***
Следуя за кровавыми стрелками, Бонд минует подвалы и коридоры, на всякий случай держа перед собой пистолет и оказываясь в их старом тире. Вокруг царит зловещая тишина, как вдруг загорается свет, и между перегородками с характерным щелчком разворачиваются мишени, на которых изображён стреляющий человек. С его фотографией вместо головы. Насколько же его брат больной ублюдок, зацикленный на кровной мести? За тиром идут раздевалки с стеклянными дверями душевых. Сканируя их взглядом, Бонд замечает развешанные на стенах из белого кафеля очередные портреты: справа — Ле Шиффр, Сильва и Уайт, слева — Веспер и Оливия Мэнсфилд. Медленно проходя дальше, 007 чувствует присутствие и, выскочив за угол, открывает огонь по покорно замершей фигуре. Пули стремительно летят к ней навстречу и разбиваются о пуленепробиваемое стекло. Он стоит неподвижно, убрав руки за спину. − Живучий ты парень, Блофельд, − подражая его позе, 007 неспешно подходит ближе. Сводный брат разворачивается к нему, демонстрируя перечёркнутый свежим шрамом и подёрнутый молочной плёнкой глаз. Что ж, одним зеркалом одной заблудшей души стало меньше. — Больно? Надеюсь, ты не очень страдал, — с издёвкой продолжает агент. Как же хочется со всем этим покончить. — Мои раны заживут, — невозмутимо смотрит ему в глаза Блофельд. — А как насчёт твоих? — завершает, почти искренне улыбаясь. — Оглянись вокруг, Джеймс. Посмотри — вот, что осталось от твоего мира. Всё, за что ты сражался, всё то, во что ты верил — в руинах, — его голос звучит также же негромко и вкрадчиво, как в пустыне. Можно подумать, что он действительно сочувствует, если бы все эти руины не были делом его рук. Их разделяет тонкая стеклянная перегородка. — Зачем мы здесь? Ты скучал по мне? — Бонду надоедает этот цирк, пора переходить к сути. — Нет, — легко улыбаясь, отвечает Блофельд и дышит на стекло, пальцем рисуя на нём сердечко. — Но вот кое-кто скучает. Взгляд 007 мгновенно становится пронизывающим, серьёзным. — Где она? — спрашивает с расстановкой. Предчувствие и на этот раз его не подвело. — Ну вот и узнаешь сам, — с этими словами Блофельд отходит от стекла, демонстрируя кнопку на стене с идущими к ней проводами. — Через три минуты это здание будет уничтожено. Я спокойно выйду отсюда, а вот у тебя есть выбор: или погибнуть в поисках, или убежать и жить с этой болью. Не может быть… Сложив два и два, 007 начинает лихорадочно думать. — Ты блефуешь, — возвращает ему усмешку, на деле пытаясь блефовать сам, чтобы выиграть время. Повисает многозначительная пауза. — Уверен? — Блофельд взрывается нездоровым смехом. — На этот раз попал в больное место? — припоминает ему эксперименты в лаборатории. — Вот, что значит родные братья: родной брат всегда знает, на что нажать. И нажимает на кнопку.***
Эрин открывает веки во второй раз. Картинка перед ними уже не так плывёт — это хорошо. Конечности, хоть и с трудом, но тоже начинают слушаться. Агентский иммунитет всё-таки делает своё дело. Приподнимаясь сначала на локтях, а затем на ладонях, Эрин оглядывает помещение, в котором лежит. Похоже, её бросили в одном из бывших кабинетов: неподалёку виднеются покрытые пылью столы и ряд окон с выбитыми стёклами. Ещё через минуту она, наконец, поднимается на ноги и, опираясь рукой на стену, медленно подходит к одному из проёмов. Напротив сияет огнями новенькая спираль МИ-5. Далеко внизу — не меньше, чем в двадцати-тридцати метрах — шумит чёрная, как и ночь, Темза. Значит, старое здание внешней разведки. Любопытно. Сколько времени прошло с тех пор, как она снова отрубилась, Эрин не знает. Но агентская чуйка требует как можно скорее убираться отсюда. И Эрин уже почти готова последовать ей, как вдруг вспоминает: Мадлен. Кто и зачем похитил её? Почему их привезли сюда? Ответом ей служит молчание. Мысли в голове Эрин лениво шевелятся, подсказывая, что между их похищением и долгожданным вводом в эксплуатацию «Девяти глаз» есть связь, но агент, встряхнув головой, решает сосредоточиться на первостепенной задаче: найти выход. Облокотившись на подоконник, 005 окидывает взглядом помещение. При детальном рассмотрении кабинет кажется не таким разрушенным, каким, по идее, должен быть, учитывая масштаб взрыва. Дверь в дальнем конце комнаты, к которой уже увереннее ковыляет агент, предсказуемо не поддаётся. Эрин устало бьёт по железке кулаком, стискивая зубы. Не хотелось бы умереть здесь — так глупо и бесславно. Вот бы кто-то хотя бы раз в жизни подал ей знак, подсказал выход. И вселенная решает сжалиться — или посмеяться — над ней, потому что за спиной вдруг раздается писк. 005 оборачивается, взмахивая рукавом тренча. Лезвие, которое, в отличие от пистолета, не нашли наёмники, мгновенно ложится в пальцы, послушное и готовое к атаке. Всматриваясь в темноту, Эрин замечает в другом конце комнаты точку, мигающую красным. Медленно подходит ближе — и с удивлением смотрит на ноутбук, примостившийся в углу на стопке каких-то досок. Он явно не новый, массивный, облепленный какими-то странными наклейками и увитый какими-то проводами. Но при всём этом явно рабочий. Эрин вдруг понимает, что беспокоило её раньше: кабинет выглядел не таким заброшенным, потому что в нём после взрыва кто-то бывал. Подойдя на расстояние метра, 005 напряжённо смотрит на глазок камеры ноутбука, который продолжает мигать красным и вновь издаёт тонкий писк. И вдруг случается то, чего она никак не могла предвидеть. На чёрном экране, покрытом слоем строительной пыли, вспыхивает картинка — красная голова с узкими глазами, явно пародирующая азиата. Отрубленная голова с подтёками крови на шее и хищным оскалом. За собранные в растрепавшийся традиционный пучок жидкие волосы голову крепко держал такой же красный кулак. Губы головы шевелились, а взгляд узких глаз будто смотрел прямо на неё — как и мигающая красным камера. Эрин вздрагивает, невольно отступая назад и сжимая нож в пальцах крепче. Финальным актом всей этой чертовщины становится металлический, искажённый, как в фильмах голос, который вспарывает воздух, вмиг ставший ледяным: — На ловца и зверь бежит. Наконец-то я тебя нашёл.***
Она семнадцать лет проработала во внешней разведке, видела и слышала и не такое. Но на этот раз её почему-то слегка потряхивает. Внезапно оживший, явно управляемый дистанционно ноутбук с аватаром, который определённо передаёт «привет» из прошлого. Эрин хмурится, продолжая держать лезвие наготове. О таком прошлом, как у неё, лучше не вспоминать. Голова тем временем, продолжала упиваться её растерянностью: — Как тебе доставка, Эрин? Должно быть, не слишком приятно. Всё это чистое совпадение, но я рад. Нам есть, о чём поговорить. В пустом здании, когда где-то рядом вот-вот должно случиться непоправимое и воздух буквально искрит напряжением, происходящее выглядело весьма жутко. Но Эрин, призывая всю свою агентскую выдержку, расправляет плечи и, стараясь не выдать свою слабость, максимально прямо смотрит в камеру. — Кто. Зачем. Где Сван. О том, каким образом в полуразрушенном здании сохранились коммуникации и почему таинственный собеседник знает её, 005 решает пока не думать. Голова не спешит отвечать: — Слишком много вопросов. Ты здесь не за этим. — Тогда зачем? — перебивает Эрин с нажимом. Происходящее начинает раздражать. Она теряет время. — Чтобы вспомнить о прошлом. Перед смертью это полезно, — Эрин хмурится. — Например, о том, как началась твоя блестящая карьера в разведке. Ты ведь помнишь об этом? О том, кто стал твоей первой жертвой? — Ближе к делу, — цедит агент, незаметно оглядываясь по сторонам. В отличие от собеседника, который явно не в себе, ей некогда болтать — нужно искать выход. — К сожалению, я пока не могу отпустить тебя, Эрин. Давай лучше посмотрим фильм. Агент не успевает ответить — вместо головы на экране появляется окно с видео. Взгляд Эрин невольно задерживается на картинке. Несмотря на плохое качество, видны несколько зелёных столов, которые обычно стоят в казино, и силуэты мужчин в костюмах. Вдруг в кадр врываются люди в форме. Слышатся звуки стрельбы. Начинается паника. — Узнаёшь? Эрин вздрагивает, когда замечает замершее в правом верхнем углу пятно — вероятно, подростка с длинными светлыми волосами. Девушку. Её фигура неожиданно резко выделяется на фоне потасовки своим бездействием. Она сидит, обнимая колени. Что-то внутри подбирается, замирает. Шестое чувство буквально кричит об опасности. Пульс ускоряется до невозможного, набатом стучит в висках. Дыхание схватывает, а и так ослабшее тело, по ощущениям, покрывается коркой льда. И виной этому не холодный осенний ветер с Темзы. Когда к девушке на экране приближается другая фигура — высокая, стройная и мужская, Эрин каким-то образом уже знает, что будет дальше. — Нет. Нет… — шепчет едва слышно, не в силах оторвать взгляд, чувствуя, как жжётся в уголках глаз, не желая, отказываясь признавать то, с чего подсознание один за другим срывает десятки тяжёлых замков. — Что-что? Говоришь, плохо видно? Металлический голос будто издевается над ней, и картинка становится ещё крупнее. 005 пытается, честно пытается закрыть глаза, не слушать, не видеть, но это оказывается физически невозможно. — Рин! — в какофонии звуков с экрана отчётливо слышится один единственный крик. В следующую секунду девушка вонзает в грудь подошедшему к ней парню нож. Сердце Эрин пропускает удар. Глупое, слабое сердце подскакивает к груди, качая кровь, выступающую по краям незажившей раны. Будучи старой, она вскрывается медленно, но неумолимо, оставляя горькое послевкусие на языке. Оказывается, Эрин про себя ничего не знает. Видео обрывается, возвращая на чёрный экран злополучную красную голову. — Прогуливаясь по архивам полиции Гонконга, можно найти много полезного. — Тебя тогда не кинули гнить в тюрьме только потому, что увидели выгоду. Инстинкт убийцы и детская травма — отличная комбинация. Удобно иметь под рукой оружие с кнопкой самоуничтожения. — В Тавистоке отличные мозгоправы, но прошлое нельзя вырвать с корнем. — Надеюсь, я освежил тебе память перед тем, как эта громадина похоронит тебя заживо. Каждая фраза режет не хуже ножа, пальцы вокруг которого сжались так сильно, что с кончиков на бетонный пол теперь капала тёмная кровь. — Хватит, — выходит хрипло и загнанно. Побочки от тонны барбитуратов не сравнятся с болью, которую могут причинить собственные воспоминания. Давно зажившее не должно болеть, но почему-то всё ещё кровоточит. Когда тебе почти сорок, ошибки прошлого требуют воспринимать постфактум. Вроде как, ты уже ничего не исправишь, смысл расстраиваться? Но в какой-то момент каждый человек устаёт быть сильным. Эрин думает, что, вот, её момент, наверное, наступил. Но ей нельзя. Только не сейчас, когда враг дышит в спину и судьба мира висит на волоске — буквально. Учитывая характер её работы, на слабость никогда нет времени. Ей некогда умирать, потому что зло в мире не переведётся. Кто же будет бороться с ним, если не агент? Поэтому Эрин Эртон кусает губу сильнее и, замахнувшись, с разбегу бьёт кулаком здоровой руки прямо в экран, заставляя картинку погаснуть и стачивая костяшки. Затем хватает железку обеими руками и, не обращая внимания на кровь, ломает напополам об колено, с силой бросает на пол, несколько раз припечатывая каблуком. И пусть сердце, кажется, готово пробить рёбра, боль слегка отрезвляет. Это как раз то, что нужно. Сейчас ей некогда ворошить прошлое. Нужно выбраться и найти Мадлен.