«Сколько можно сокрушаться?! Хватит!»
Подумала она, зарываясь лицом в одеяло. Это все начинало казаться бесконечной пыткой. Лекарства не подходят, транквилизаторы тоже. На подбор правильного препарата нужно время. Время, которого у нее нет. Она уже не выносит происходящее. По ее венам словно пустили кипяток, руки начали ужасно чесаться. От бессилия она всхлипнула и зашла в ванную. Достала из-за тумбы под раковиной упавшую туда еще в первые дни одноразовую бритву. Вскрыть пластмассовые оковы ножницами не составило особого труда. Обошлось парой царапин на пальцах. И вот, когда тонкое лезвие было в ее руках, она вышла из комнаты, села на кровать и задумалась. Настолько, насколько могла это сделать. Хотя, казалось бы, о чем здесь еще думать? Бросай это, выбрось лезвие. Но она не отпускала. Завороженно смотрела на блик в тусклом желтом свете. Микаса выпила снотворное и легла на спину, поднесла лезвие к руке. Так станет легче, и не будет больше болеть. Лезвие прижалось к пульсирующей жилке на руке, а затем болезненно вошло в кожу, прорезая вслед за собой и вены. Кровь хлынула по руке на кровать, пачкая все. Но ей уже было все равно. Мика откинула орудие самоубийства в сторону, закрыла глаза. Зуд в венах прошел, оставляя за собой сильное онемение конечностей, слабость и темноту. Шок. Он сковал Леви, зашедшего в комнату к своей сестре. Бледная, она лежала в расползающейся луже крови на своей кровати. Он не нашел ничего лучше, как позвать остальных и зажать рану. Только вот потом нужно было тоже как-то действовать. На крик первым пришел Жан. Скользнул взглядом по ней, а затем по Леви и оттолкнул его. Сейчас он только будет мешать. Аккерман пошатнулся и упал на пол, всматриваясь в кровь на своих руках. А затем поднялся и притащил из ванной аптечку. Бинт, перекись. Все, что им понадобится сейчас. Кенни уже вызвал медиков. Жан прижал смоченную в перекиси тряпку к ране и крепко замотал ее бинтом, останавливая кровотечение. Пульс был совсем слабым, едва различимым. Дыхание редким, да и сама она стремительно холодела. Подхватив ее на руки, Кирштейн спустился вниз. Как раз в этот момент приехала бригада, которая отвезет ее и сопровождающего в больницу. Аккерман старший оказался единственным, у кого была подходящая группа крови, поэтому именно он и поехал с ней.***
От дозы снотворного Эрена тянуло в сон. Соглашаться на эти совместные посиделки и игры в семью было ужасным решением. Но отказать маме он не мог, она бы отказалась вообще выходить из комнаты без него, всегда хотела видеть рядом… И ее можно было понять, Эрен не спорил. После потери ребенка Карла все свои эмоции направила на единственного сына. Только вот не учла, видимо, что за одним столом находиться с Микасой было жутко некомфортно, неловко, вина давила с новой силой, и хотелось провалиться под землю, хотелось молиться, чтобы в еде оказалась кость, которая встрянет в горле, решив все проблемы. Развалившись на широкой кровати, Йегер вскоре поджал колени к груди. С мамой был Кенни, и можно было не переживать за нее хотя бы немного. Усталость давила на грудь, стучала мерзко в висках, опускала веки. Вновь черные сны без возможности запомнить хоть что-то. Иногда это пугало, он словно падал и падал в непроглядную мглу, которая густотой забиралась в легкие и душила. Сквозь уплывающее сознание Эрен слышал какие-то ругательства, шум, но никак не получалось проснуться. Мимо него будто проносилась жизнь, утекало нечто ужасно важное. Во сне он пытался дотянуться до чего-то, поймать, но это невесомое и легкое уносилось все дальше одним дуновением ветра. Как тонкое перышко, отказывающееся опускаться на его ладонь. Состояние тревоги лишь усиливалось, сон прерывал дыхание, но… Вскочив на кровати, тяжело глотая воздух ртом, Йегер нервно потер глаза. В доме стояла непривычная тишина, будто все вымерло. Ни единого звука. Ровно как в каком-нибудь сериале, где главный герой оказывался в чертовски отвратительном положении, но еще не догадывался об этом. Говорят, так бывает, когда рядом прошла смерть, заглянула и, возможно, забрала ей положенное. Болезненно сглотнув горький ком, Эрен поднялся и пригладил влажные волосы. Распахнув окно, у него получилось вогнать в легкие кислород. Холод прошелся по мокрой футболке. Не лучшее решение — стоять на холодном воздухе в таком состоянии, но было как-то плевать. Он оказался прав — в доме никого не было. Заняться бы просмотром сериала или как-то отвлечься, но было нечто давящее, словно пропустил что-то жизненно важное… Взгляд упал на лестницу, ведущую в комнату Микасы, и внутри все сжалось. Остановилось время, перестало существовать все вокруг, а Эрен, спотыкаясь на ступенях, пытался хоть немного успокоить рвущееся сердце, чтобы подняться, он оперся ладонью на пол. Чувствуя что-то скользкое, он не сразу даже обратил на это внимание. Только когда дернул за дверную ручку, заметил оставленный красный след. Сколько именно времени прошло до момента, пока Йегер осознал причину, по которой кровавые отметины виднелись в комнате Микасы, он никогда бы не назвал. Пошатнувшись, он не мог сделать даже небольшой вдох, не мог выдохнуть, пришлось ударить себя кулаком в грудь со всей силы, чтобы выбить воздух и рвано вобрать его вновь, вынуждая организм работать. Перед глазами все плыло, и он опустился на пол, безбожно всхлипывая. Глаза щипало ужасно, плечи дрожали. Эрен оперся руками в пол, расплывающийся непонятными узорами. Ковер стремительно впитывал в себя сорвавшиеся слезы. Это ведь он. Он стал последней каплей для Микасы — не иначе. Если бы не этот чертов ужин, если бы не он… Нет, если бы не все то, что он натворил за свою никчемную жизнь! Стирая окровавленной рукой слезы, Йегер оставлял на лице следы, подходя к единственному и верному факту — он был виноват во всем. Только он один. Нужно было бежать, узнавать, в каком состоянии Микаса, где она… Но у кого? От матери было сообщение с просьбой оставаться дома. Скорее даже с болезненным требованием. Да и что бы он делал с этой информацией? Он не имел права приближаться к Микасе, не имел права считать, что его присутствие было ей необходимо или хоть как-то позитивно бы сказалось. А если… Если ее уже нет в живых? Скривившись, Эрен протяжно проскулил, не особо понимая даже и уж точно не давая оценку своему поведению. Все уплывало, исчезало, мысли ломались, как под действием сильнейшего наркотика, только вот умиротворение не приходило — наоборот. Жизнь трескалась, лишаясь смысла. Смех ударился о стены и грузом рухнул, захлебываясь раздражением и ненавистью к самому себе. Почему именно Микаса? Почему все это именно с ней? Почему именно с мамой? Что они натворили, что вдруг стали вынуждены связать свои жизни с таким, как Эрен? Входная дверь хлопнула, привлекая непроизвольно к себе внимание, и Йегер бросился прочь из комнаты, в которой совсем недавно Микаса пыталась найти хоть каплю успокоения, в которой, как казалось Эрену, она находила его в совершенно другом мужчине. Но это все расплылось, стало неважным, перекрывшись правдой, что Аккерман сейчас, возможно, умирала в какой-то больнице. Эрен ожидал увидеть кого угодно, но только не Жана. Но, с другой стороны, так даже лучше. Сумев заставить себя сделать шаг ему навстречу, Йегер сделал еще один, затем еще. Он настиг Кирштейна на кухне, крепко сжимая его куртку. Эмоции бурлили, смешивались, и даже он сам не мог разобрать, что именно сейчас чувствовал. — Где? Где она? Что с ней?! — Связать правильно слова оказалось крайне трудно, и Йегер буквально выдавливал их из себя, находясь в опасной близости. — Она жива? — Жива. В больнице. — Жан выдернул руку и сжал свои ключи в руках. — Вены себе вскрыла. Психиатр сказала, что это было лишь делом времени. Сегодня, завтра, через месяц… — Твою мать… — протянул Эрен, хмурясь, и с силой закусил губу, чтобы хоть немного держать себя под контролем. Только вот какой смысл в этом? Какой гребаный смысл, если все так произошло? Он должен был сделать это раньше, а вышел трусом, у которого нихера не получалось. — Так какого хрена ты блять здесь тогда?! Ты должен был быть рядом с ней! Каждую херову секунду! Чертов Жан! По твоей вине все это случилось! Или, может, ты хотел, чтобы она быстрее подохла, чтобы ничего не мешало и дальше работать на Кенни, Леви… Я должен был быть с ней! Эрен в очередной раз сжал куртку Кирштейна, но уже за воротник, толкая его к стене рядом со столовыми приборами. Собрать всю злость оказалось не так уж сложно, особенно направить ее на того, кого все это время ненавидел. — Ты меня не выведешь этим из себя. Я приехал за документами. — Жан оттолкнул его в сторону, хмурясь. — И не смей больше даже и думать о ее смерти, уебок. Ты спал, пока я жилы на себе рвал, чтобы руку ей перевязать. Кровь остановить. Да у тебя яиц не хватит даже зайти в ее комнату. Ты ей не нужен. Ей сейчас никто из нас не нужен. А ты опять херню какую-то несешь. — Я был бы рядом, я бы спас ее, не появись ты в ее жизни! — Голос срывался, Эрен морщился, склонив голову и озлобленно смотря на Жана. Слова начали складываться, насаживаясь на одну-единственную идею, которой придерживался Йегер. — Ты все испортил, мудак! И нужен ей именно я! Она всегда будет моей, только моей! Я ее единственная любовь, на всю жизнь! Скажи, каково это — быть на втором месте? Каково это — трахать ту, которая будет стонать мое имя?! Где она, говори! Говори, я поеду и заберу ее! Ледяной металл блеснул в руке Эрена и прижался острием к горлу Жана. Тяжело и часто дыша, Йегер ухмылялся, его взгляд блуждал по лицу Кирштейна, не суля ничего хорошего. — Ты совсем блаженный, я смотрю. — Жан отобрал у него нож, и с силой ударил Эрена в челюсть. — Ты ее не заберешь. Никогда. Она тебя ненавидит. И видеть не хочет. Успокойся уже. Если ты пытаешься сдохнуть моими руками — хер тебе, уебок. Живи с этой виной, если ты не тряпка. Впечатавшись в стену, Йегер скалился, невольно схватившись за ноющую челюсть. От сказанного саднило где-то внутри, хоть он не особо и понимал причину. Все шло не так, но как-то заново обдумывать план времени не оставалось. Сплюнув в сторону, он успел хоть как-то задеть Кирштейна, не особо стараясь попасть куда-то определенно — лишь бы не промахнуться. Отыгрывать роль Эрен привык, сейчас ему ничего не мешало продолжить это делать. — Ты жалкий, убогий пидор, который только и может, что вызывать жалость! Она с тобой из-за жалости. И возненавидит, когда поймет, что связалась не с тем. Или что, пожалуешься на меня Леви? Опять будешь сидеть в фотошопе? Конечно, она бы никогда на тебя бы не посмотрела. Только так ты и смог заполучить ее. Какой ты мерзкий трус! Вот беда… — Эрен смахнул рукой выступившую кровь и усмехнулся. — Я жить хочу, ведь тогда я увижу, как ты страдаешь от разбитого сердца. Ты не спас ее, ты не был рядом, когда она была одна. Ты допустил это. Из-за тебя она сейчас в больнице. И это ты не спас ее, не довез до дома… Ничего бы не было этого, Жанусик. Ты недостоин ее. Поэтому я буду с ней рядом. И ты скажешь мне, где она! Подойдя ближе, Эрен приложил все силы, чтобы толкнуть Кирштейна. Просчитать его слабые точки не представлялось возможным — слишком мало они были знакомы, приходилось действовать наугад. Только вот сдерживать настоящие эмоции становилось все труднее, и уголки губ Эрена периодически дрожали, а воздух вбирался носом более резко. — Сиди здесь и ной дальше, как все плохо. Тебе уже все сказали, — сказал он после долгого молчания. Подхватил свою куртку, ключи и папку с документами, сразу же направляясь на выход. Сейчас не было времени на глупые разборки. — Вот так просто? Серьезно, Жан? Вот так просто ты… — Йегер неторопливо проследовал за ним, останавливаясь в паре шагов. Странное и противоречивое желание рассмеяться вырвалось, и Эрен зажал себе рот, опершись плечом на стену. — Я был в ее комнате. И уж точно знаю, что она меня ненавидит. Да, я не найду в себе силы поехать к ней. Мне плевать на то, кем ты меня считаешь. Но я не меньше всех вас волнуюсь об ее состоянии. Я — причина ее пиздеца в жизни, как ты не понимаешь. Ты ведь мог бы сказать, что я сам, что случайность… Нет, что уехал. Сбежал, как трус. Да, боже! Ты ведь убивал людей, знаешь, что делать! Ты ненавидишь меня, черт бы тебя побрал, не смей уходить! Дернув за плечо Кирштейна, Йегер предпринял попытку развернуть его к себе уже у самой двери. — Ты серьезно думаешь, что она вскрылась из-за тебя? — Жан медленно развернулся к Эрену, внимательно всматриваясь в его лицо. — Эрен, она вскрыла глотку своему двоюродному брату шпилькой от ее туфель. Вот настоящая причина ее самоубийства. Ее душит вина. Не каждая психика может выдержать такое. Открыв рот, Йегер не сразу сообразил закрыть его, хмурясь, перебирая подходящие реакции на услышанное. Ему никто не говорил о том, что произошло при том проклятом похищении. А сам он не рисковал спрашивать. Да и у кого? Мать — только тревожить. С Леви уж явно не лучшие отношения. Кенни… Его Эрен старался лишний раз не беспокоить. У них своих проблем хватало, и уж точно не было времени и желания делиться такой информацией. Но что это меняло? Разве, не будь он мудаком, не смог бы дать Микасе другую жизнь? Ведь первым делом он бы увез ее как можно дальше. Еще тогда… Выбери он Микасу, а не путь жертвы с сигаретой в зубах. Каких-то два года, и он точно сделал бы все, чтобы вырваться из клетки, в которой оба вынужденно находились. Сейчас Эрен понимал это, и становилось не по себе. Зажмурившись, Йегер замотал головой, словно хотел отрицать все услышанное сейчас. Жан не понимал его. Совершенно. И никогда не поймет. — Мне не сказали этого. Но… Я в ее жизни, как магнит для проблем. Ты многого не знаешь. А я знаю. Я знаю все, Жан. И знаю, что всегда следует искать первопричину. Меня в ее новой жизни быть не должно. Поверь ты блять мне хоть раз! Я всегда буду мешать тебе, ей только своим существованием. Просто не будь дураком, сделай все так, чтобы для нее именно я стал устраненной проблемой, из-за которой она не могла жить нормально. И дай ей уже то, что она заслуживает! Черт! Да забери хоть все мои деньги, я могу перечислить их тебе хоть сейчас. Просто помоги уже если не мне, то ей. — Ты о своей матери подумал? Она ведь едет сейчас домой. И увидит твой труп с простреленной головой. Эрен, думаешь, Карла потянет это? — Жан скрестил руки на груди, смотря на него с осуждением. — Ты все еще эгоистичный уродец, который хочет сдохнуть. Живи ради матери, хотя бы. И забудь, наконец, о Микасе, как она начинает забывать о тебе. Давно уже, если не заметил. Эрен скривился. Он старался изо всех сил не думать о том, что будет с Карлой, но ведь ей становится лучше. Она должна была пережить, есть Кенни, он обязательно что-нибудь придумает. Ее жизнь не должна смыкаться только на нем одном. Так не бывает. — Скажи, ты забывал о Микасе? Переставал думать о ней надолго? Ты не знаешь, что это такое, когда рядом была она с самого детства, всегда была на твоей стороне, кто бы что ни говорил, какую бы чушь ты не творил. — Эрен хотел сказать еще многое, но отмахнулся, отворачиваясь и всматриваясь в свои дрожащие руки. Эгоист. Трус. Он и впрямь таким и оставался, таким и останется. Зачем он такой тогда нужен? Эрен не понимал. Искренне не понимал такого. — Ты не понимаешь, что это — терять часть себя, жизни. Надейся, что никогда не поймешь. Но я готов все отдать, чтобы они жили свободными от меня окончательно. Можешь наплести любую историю. Я ведь думаю только о себе. Обставь, что сел за руль пьяным. Не знаю… Как вы там избавляетесь от ненужных людей? Скажи маме, что… Нет, я могу сам сообщить, что меня вызвали на съемки. Я даже сам сяду в машину, обещаю. Но я не могу жить без нее, слышишь? Не могу… Можешь называть меня слабаком, мне насрать. Ноги уже не держали, пришлось присесть на небольшую скамью рядом с входной дверью. Пальцы крепко обхватили ее край. Шансы справиться со всем с чьей-то помощью таяли на глазах. — Не заставляй меня умолять тебя сделать это. — Я не убью тебя. Теперь уже из жалости. — Жан усмехнулся. — Никогда не убью. Выйди на улицу, бросься под машину сам. А мне нужно ехать к ней. Когда она очнется, — я буду рядом. И дальше тоже. Бывай. Он захлопнул за собой дверь, сразу же выезжая с небольшой территории дома. Крик разрывал изнутри, но не получалось даже слова произнести. Сгорбившись, Эрен дрогнул от мысли, что у него осталось не так много времени до приезда матери. Если уж он решил, то все следовало делать быстрее. Накинув зачем-то пальто, Йегер провернул в замке ключ и зажал его в ладони. Броситься под машину. Это же проще некуда! И так правильно… Всего лишь шаг в определенный момент, и все будет кончено. Все будут свободны. Идти было трудно, и Эрен ощущал, как его пошатывало, но, оказавшись возле не особо оживленной улицы, стоя на самом краю тротуара, он зажмурился. Уехал Жан или нет, он не знал, да и плевать. Мешать точно не станет — уже хорошо. Надежнее ведь будет, если броситься под тяжелую машину. Жаль, что мусоровоз в такое время уже не ходил. Выбрать ту, что не успеет затормозить. Йегер закашлялся, когда сделал сильный вдох морозного воздуха. Сделав шаг назад, он всмотрелся в приближающийся джип. Всего секунды, все будет кончено. Несколько шагов… Водитель не успеет сообразить, не успеет вывернуть руль, если черная тень метнется под колеса его автомобиля. Шаг. Еще шаг. Проезжая часть… Эрен вздрогнул, словно его пробило током, отскакивая обратно под негодующий рев клаксона и ругань водителя. — Если жить надоело, я тут причем! Козел! Набухался — сиди дома! — Машина притормозила, и Эрен разглядел испуганные лица девушки и ребенка на ее руках на заднем сидении. Водитель выругался, а Йегер буквально рухнул на тротуар, нервно посмеиваясь. Даже тут не вышло. Так и о проклятии задуматься впору. Движение возобновилось. Поднявшись кое-как, Эрен засунул ключи от дома в карман и нащупал там брелок от своего автомобиля. Задерживаться здесь больше уже было нельзя, и Jaguar оказался кстати. Плутая по городу, Йегер и хотел бы сказать себе, что пытался проститься с Лондоном, но это стало бы ложью. Сейчас он ненавидел этот безумный город. Он напоминал ему о прожженной жизни, об ошибках, упущенных возможностях и неудачах. Обо всем, из чего состояла его жизнь. Лондон душил своими огнями, гуляющими парочками, душил своей открытостью. Здесь больше не хотелось находиться ни минуты. В этом отлаженном механизме он стал теперь той самой лишней деталью, которой не находилось больше места. Такие детали подлежали утилизации, замене… И с этим нужно было что-то делать. Своими руками, не чужими. Достаточно он сбрасывал с себя ответственность. В своей квартире Йегер не был очень уж давно, как ему казалось. Но здесь все оставалось прежним. Даже, казалось, тонкий запах духов Микасы… Эрен потер глаза. Она должна выжить, иначе быть не могло. Она должна жить, а он…