реальная жизнь

      говорят, что понедельник–день тяжёлый. ну на самом деле, пятница тоже тот ещё денёк. мало мне было утренних «приключений», так ещё и в институте сегодня все будто с ума сошли. и на работе тоже нервы мне изрядно потрепали, и я надеялась отдохнуть, отложив все дела на завтра. в холодильнике яной и риной, уехавшими сразу после учёбы к родителям (яна–потому что соскучилась, а рина–потому что заставили), заботливо был оставлен ужин. приняв душ, я с превеликим удовольствием хотела взяться за него, но меня остановил звонок в дверь. — и вот кого принесло? — тихо буркнула я и пошла открывать. — маргарита леонтьевна? — буквально на секунду я впала в ступор. — что вы тут?.. — войти можно, или так и будешь меня на пороге держать? — прошу прощения. заходите, конечно, — настрой у неё был крайне серьёзный. — что-то случилось? — нет. точнее да. точнее… я всё знаю. — вот как? — на моём лице, вероятно, проскочило мимолётное удивление, потому что ризанова усмехнулась. — и как давно? — да почти с самого начала. вы с таней те ещё конспираторы. вы тогда по телефону с ней говорили, когда я в больнице была. она тебя по имени назвала в разговоре, думая, что я ещё не пришла в себя, — слушая всё это, я проводила её в гостиную. — да и полностью скрыть твоё участие в деле было бы крайне сложно. но это не важно. у меня к тебе есть вопрос. — давайте мы с вами выпьем… чаю и спокойно всё обсудим, — я разлила горячий напиток по кружкам и села напротив неё на диване. — задавайте свои вопросы. — для чего тебе всё это было нужно? — хотела помочь. мне… крайне не понравилось то, как с вами обошёлся ваш бывший муж. да и то, что я узнала про его… отношение… к вам и борису не сыграло в его пользу. — хорошо. допустим в это я поверить могу. вполне логично. но у меня ещё вопросы. это ведь ты в тот день позвонила тане и сказала, что саша меня избил? — да. я увидела всё произошедшее из окна родительского дома. я в тот день была у них. — и, пожалуй, последнее. почему не хотела, чтобы я знала о твоём участии, и откуда у тебя средства на экспертов? я разговаривала сегодня с таней. она просветила меня, что это ты, так скажем, похлопотала, чтобы всё решалось в мою пользу. — не хотела, чтобы вы знали, потому что в произошедшем есть моя вина. это я рассказала об измене, я сорвала планы александра из-за чего он и был зол… в общем чувствовала свою вину, и думала, что вы тоже станете винить меня. — глупости какие! — не глупости… а юристов, адвокатов… у меня есть хорошие знакомые, которые помогли найти этих людей и поспособствовали ходу дела. — и как же ты с ними рассчиталась? — я… смогла найти деньги. это было несложно, — сорвала я, что не должна валерию дмитриевичу ни копейки, хотя мне только предстояло вернуть ему долг. — сколько? — что сколько? — сколько я должна… — замолчите! ни копейки. даже не думайте об этом, — нет, ну это же надо! рита ещё и думает, что что-то должна мне! — главное, что у вас с борей теперь всё наладится, я надеюсь. — знаешь, мне надо было начать с этого, — ризанова встала и обошла меня со спины. — спасибо тебе, — она обняла меня и прошептала эти слова практически в ухо. — не за что, — я забыла, как дышать. — для вас всё что угодно. хоть мою душу или жизнь… — она тоже замерла и, спустя мгновение, оставила на моём виске невесомый поцелуй. — и всё же, я должна тебя отблагодарить. хотя бы так: приезжай к нам завтра на ужин. борька всё о тебе твердит, уж не знаю, что ты тут с ним сделала за ту неделю с копейками, что он пробыл у тебя. — вы и это знаете? — конечно. я сразу поняла, что таня врёт, говоря о том, что он у её родителей. и соня с никитой хотят с тобой увидеться, поблагодарить. так ты приедешь? — она посмотрела на меня с нескрываемой надеждой. — я… да, конечно. — тогда таня завтра тебя заберёт, и мы будем вас ждать, — только сейчас рита разжала объятья. — спасибо тебе ещё раз, — она улыбнулась, — но мне, кажется, пора. дома дети ждут. — я провожу, — накинув куртку, я спустилась вместе с ней на улицу. — всё, не стой тут в шортах. на улице холодно. и не говори мне ничего про то, что ты не мёрзнешь, я слышать ничего не хочу! — тут же сказала маргарита, увидев, что я хотела возразить.       мы попрощались, и я ушла обратно домой, выкурив перед этим сигарету. сейчас было одновременно легко и тяжко. легко было телу, тяжело–душе. даже несмотря на благодарность со стороны ризановой, совесть упрямо твердила, что если бы не я, то тот жуткий вечер и не случился бы никогда. хотя в глубине души я и понимала, что всё бы произошло, рано или поздно, вне зависимости от моего участия, но, может быть, не такой высокой ценой далось рите с сыном долгожданное избавление. я поднялась в квартиру и, позабыв про оставленный девчонками ужин, завалилась спать. даже несмотря на то, что сон был беспокойным, не просыпалась я до самого утра…

***

— ну и чего ты руки ломаешь? тебя никто не съест! — таня улыбалась, сидя за рулём своего автомобиля. — уже радует. но знаешь… мне всё равно кажется, что это я во всём виновата. не знаю почему, не спрашивай меня об этом. — всё. успокойся, это просто ужин. — ну да. семейный. где я–человек определённо лишний, — мимо проносились деревья, укутанные снегом. — ещё одно слово, и я остановлюсь и врежу тебе по самое не могу. юль, ну правда, что с тобой? что ты ломаешься, как я не знаю кто, а? — да если б знала, я бы тебе ответила. но мне ответить просто нечего. — тогда слушай меня, — заболотская свернула в нужном направлении, в коттеджный посёлок, где жили мои родители и ризанова. — отставить паранойю! она тебе сегодня не нужна, — мы остановились, но не там, где я ожидала. — покури. вижу, что хочешь. только из машины выйди, — сказала она, увидев в моих глазах немой вопрос. — спасибо тебе, — я выскочила на улицу как ошпаренная, и тут же в моих зубах оказалась зажата сигарета. — поторопись. мало того, что я разрешила покурить… так ты ещё и в одном пиджаке на морозе стоишь. — нет тут никакого мороза. если холодно–нечего окно в машине открывать, — я выбросила окурок и вернулась в салон. — да, так немного легче. поехали? — нет, тут стоять будем! — насмешливо сказала заболотская, не сумев подавить смех. — ха. ха. ха. очень смешно. — ладно, всё. а теперь без шуток. мы уже опаздываем. — тогда поехали.       в дороге, с момента остановки, мы провели не больше десяти минут. нас уже ждали: таня без труда открыла подъездные ворота. у двери стоял высокий, больше похожий на мать, нежели на отца, молодой человек. у риты вообще все дети больше похожи на неё, чем на александра. может, это и хорошо. никита–этот самый парень–подошёл к машине и, стоило заболотской выйти, тут же бросился на неё с объятиями. — привет, никита, — я видела, как таня обнимает парня в ответ. — ну что, как у вас тут дела? где мама? — мама заканчивает, так сказать, последние приготовления. знаешь, я давно не видел, чтобы она так суетилась перед приходом гостей. а дела теперь, слава богу, нормально. даже отлично, я бы сказал. — вот и прекрасно. — а где же наш спаситель? — спасительница. ты её даже знаешь, — она усмехнулась. — училась в нашей школе, выпускница этого года. — серьёзно? — на его лице отразилось удивление. всё-таки ирастовна хитрая женщина: специально оставила окно чуть приоткрытым, чтобы я слышала разговор. — имя какое-то упоминалось… но я, честно сказать, не запомнил. — похоже на то, что я шучу? юля, выходи давай. или ты планируешь весь вечер в машине сидеть? — да вышла я, вышла. привет, никита. — юля? никулина? ты что ли? — вспомнил, всё-таки. не зря, значит, в школьном хоре пели какое-то время. — я. узнал ведь. — а как тебя не узнать? такой голос был. все жалели, что ты тогда ушла, — парень… хотя какой парень? уже мужчина… хотя нет. для меня всё равно парень… ну не важно; он подошёл и обнял меня. — ну были у меня на то свои причины. не об этом сейчас. а соня где? — дома, маме помогает. пойдёмте, нечего на улице мёрзнуть, — он повёл нас в дом, и, когда мы вошли, тут же выскочил боря. — таня! — да, у неё сегодня день обнимашек, как видимо и у меня, потому что от заболотской этот мальчишка перекинулся на меня. — привет, юля! — привет, пацан, — такого лёгкого для своего возраста ребёнка я легко подняла на руки. — боря, ну-ка слезь! с ума сошёл? — соня вышла откуда-то со стороны кухни. — юля?! — да что ж вы так удивляетесь-то? — не скрываясь засмеялась таня, пока я отпускала младшего ризанова на пол и обнимала в ответ его старшую сестру, как две капли воды похожую на мать. — таня, юля, привет! — вслед за детьми показалась и хозяйка дома. ну точно день обнимашек! — не стойте на пороге. проходите давайте.       по началу мы просто ужинали, ведя разговор на разные темы, но каждый в душе понимал, что рано или поздно мы коснёмся всего произошедшего. и этот момент наступил в самом конце ужина. — юля, может выпьешь? — издалека начал никита. — а это хорошая идея? — неуверенно произнесла маргарита. — так, рита, не начинай. никит, красного вина юле налей, — заболотская всё решила сама, потому что понимала, о чём сейчас пойдёт разговор, и как я к этому отношусь. — полусладкого. — спасибо, — я кивнула и взяла в руки бокал. — я полагаю, что у вас с соней есть… некоторые вопросы. не вижу смысла затягивать, — я качнула рукой в приглашающем жесте, и вино слегка омыло стенки бокала. — да, юля, ты права, — соня тоже взяла в руки бокал. — ну для начала: спасибо тебе огромное. и за борю, и за нашу маму. не знаю, что бы было, если бы тебя тогда не было рядом. — ну и… наша мама и брат… молчат как партизаны. поэтому узнавать мы будем сейчас всё от тебя. начну, пожалуй с того, — ризанов внимательно посмотрел на меня, — что ты сделала то, что полагалось делать мне: ты защитила мою семью. думаю, ты знаешь, что отец… давно начал поднимать на них руку… но, стоило нам уехать учиться, то, по словам бори и мамы, больше такого не случалось. мол понял всё, образумился, раскаялся. — да, именно по этому мы и не догадывалась о том, что творилось на самом деле. мы не часто приезжали, но когда такое происходило, то всё действительно было нормально. отец говорил, мол исправился, осознал, больше не повторится. ну и, раз нам ничего не сказали, мы верили. с трудом, но верили. — поэтому, когда нас вызвали на заседание, это стало… шоком. я не мог смириться с тем… с тем какой мой отец… — никита покосился на младшего брата и, видимо, искал выражение помягче. — с тем, какой мой отец подонок. а теперь, всё же, я должен задать этот вопрос. — стоит ли это рассказывать? потому что… маргарита леонтьевна тоже… тоже не знает всего. — расскажи. я тоже хочу знать, когда всё это началось, — ризанова вздохнула. — помните тот день, когда вы меня тут недалеко подобрали, когда меня избили? — да, я помню… но к чему? — в тот день у меня возникли подозрения. ваш бывший муж случайно проговорился. обронил, казалось бы, совсем не значительную фразу. сказал про клуб. что-то, ну не знаю, подсказало мне, что не станет женатый человек ходить по таким местам, как именно этот клуб. есть там свои нюансы. а потом, в ту же ночь, не поверите, но мне приснился сон. как потом оказалось, вещий, — а дальше мне пришлось рассказать всё, что было связано с александром ризановым.       никита, который винил себя в том, что случилось, от напряжения даже погнул вилку. я его понимала, ведь не могла перестать обвинять и себя тоже. боря, в силу возраста, оказался под впечатлением от «проделанной мною работы». как он сказал: «да ты прямо настоящий детектив!». ребёнок, что сказать. даже после пережитого по вине отца, борис остался ребёнком. повезло, я так не смогла… никита, практически незаметно, потянулся к карману, но мне удалось поймать это движение. — никит, может выйдем? — что? а, ладно, давай, — он поднялся вместе со мной из-за стола, и мы пошли на улицу. — ты куришь? — в лоб спросила я, ища в рюкзаке пачку сигарет. — как ты узнала? — да ты к карману потянулся, когда нервничал. но одёрнул себя. я сама так иногда делаю, когда хочу покурить, но не могу. просто предположение высказала. держи, — я протянула ему открытую пачку, и вслед за ним тоже выудила из неё сигарету. — спасибо. а то мама терпеть не может табака. помню, как они с отцом из-за этого ругались часто. я поэтому свои и запрятал куда подальше. — понимаю. я пока от своих не съехала, тоже прятала. они оба курят, но если бы узнали, то убили бы. — подожди, а у тебя они откуда? ты, если я не ошибаюсь… да, точно. тебе сейчас семнадцать должно быть. просишь кого-то? и, говоришь, ты съехала от родителей, одна живёшь? — нет. связи определённые имеются. и да, одна живу. уже… давно. — справляешься? — да. учусь на бюджете в педагогическом, работаю. мать, пока что, помогает. как-то так. — ты молодец. спасибо тебе ещё раз огромное. я не знаю, что бы наша семья без тебя делала. правда. ты–прекрасный человек. немногие в твоём возрасте способны провернуть то, что ты сделала. но… скажи, для чего? — ваша мать… многое для меня сделала, пусть и не догадывается об этом. я не могла ничего не предпринять, — я затушила окурок, как и ризанов, и выбросила его в урну. — юля?! ты что тут делаешь?! — с балкона раздался крик моего отца. — блять… никита, срочно закрой калитку, и пошли в дом. а то я его знаю. он сейчас попытается прийти сюда. — да, конечно, — он выполнил мою просьбу. — а кто это? — спросил он уже в прихожей. — мой отец. у нас с ним… не самые лучшие взаимоотношения. но это не важно. мне кажется, что нас уже потеряли, пошли. — о! вот и вы, — соня встала со своего места. — юль, мы, всё же, хотим хоть как-то тебя отблагодарить, хотя то, что ты сделала, просто бесценно. и всё-таки… если я правильно помню, ты любишь рок-музыку. — да… а ты это к чему? — во время новогодних каникул в питере будет концерт с участием нескольких групп. у нас с никитой есть один лишний билет в фан-зону. может быть ты хочешь поехать с нами? — она поедет, — тут же ответила за меня заболотская, потому что подозревала, что я откажусь, зная, сколько стоили билеты на такие концерты. — не смотри на меня так. поедешь. я так сказала. — спасибо, тань, — улыбнулся ризанов.       больше этих событий мы не касались, а вечер плавно перетёк в ночь. а мы всё сидели, играли по их, как выяснилось, семейной традиции в настольные игры. домой мы с ирастовной не поехали, потому что нас просто не пустили. а следующий день начался просто чудесно.       «доброе утро» от тани, когда мы проснулись, и мне нужно было тихонько вернуться в свою комнату, чтобы нас не поймали. «доброе утро» от семьи ризановых, когда мы спустились завтракать.       и это утро действительно можно было назвать добрым…