Самая Длинная ночь в Наружности

Последнее время поймать Волка было просто нереально, раньше он сам являлся время от времени, а теперь его и след простыл. Может, нашёл нору поуютнее. Никак к Сфинксу подался? Стервятник хмыкнул. Ему по большому счёту было всё равно, что там у них с Волком была за взаимная демонстрация гордости, но если Волк примкнёт к хорошим мальчикам, станет совсем тяжко. Мысли после визита Ральфа были одна чернее другой, а то, что ползало по венам, уже не спасало, и Стервятник сам вышел на поиски. Бар, в котором работал Волк, был классом повыше, роскошный и вменяемый, не те помойки, по которым таскал его Рыжий, и не те ужасно скучные кафешки для задротов, в которые таскал Тень. И хотя Стервятника уже перестали удивлять места, в которых он иногда просыпался, почувствовать себя нормальным, Птицей высокого полёта, иногда хотелось не меньше. Тень говорил, что для этого достаточно хотя бы умыться. Шум, но не высасывающий мозг, табачный дым с приятными нотками. Пожалуй, здесь Стервятник мог бы и задержаться, даже если бы особой цели у его визита не было. Волк приветствовал его своим самым дружелюбным оскалом, давно не виделись и всё такое, и Стервятнику просто захотелось сесть у стойки и смотреть в его горящие глаза. Волк был, как зверь в лесной чаще, сильный, живой, стремительный, за его движениями хотелось следить вечно, а взгляд из-под седой чёлки заражал мурашками. Волк один из немногих, чья кличка не сменилась, пока они превращались из мальков в крупные особи, неудивительно — она всегда исключительно ему подходила. И сейчас он с ней стал даже как будто величественней, крупнее в размахе плеч, настойчивей в желании жить. Было что-то общее у них со Слепым в Доме, этот их животный магнетизм. Но если нынче Слепой только чах, напоминая чахоточную кикимору, Волк хотел дышать. Стервятнику это кружило голову. Волк поставил перед ним стакан, наполненный крошевом льда, и Стервятнику пришло на ум лишь битое стекло, мелкая крошка на асфальте у подъезда, которая валялась там очень долго, не смытая дождями и не тронутая дворниками. Он взял стакан и выпил почти залпом. Водка. Волк всё время наливал ему водку, просто с тоником, с клюквенным соком или в составе каких-то немыслимых коктейлей. Может, это шутка такая — в Доме Стервятник часто делал свои настойки именно на водке, выбор-то был небогат. — Я скоро заканчиваю, — сообщил Волк. — Не торопись накидываться. Он подлил ему ещё, а потом бросил взгляд за плечо и улыбнулся. В этом не таилось ничего особенного, Волк не был скуп на улыбки, тем более он бармен, им положено, но по спине вместе с тем прокатилось какое-то неприятное чувство, будто в ней сверлят дырку, да не одну, и Стервятник тоже обернулся. — Македонский! — удивился он. — Гляньте-ка, просто вечер встреч! Македонский улыбнулся неловко и натянул рукава, пряча пальцы. Волосы его были аккуратно зачёсаны от лица назад, веснушки бледнели к зиме, а на скулах Стервятник заметил мелкий золотистый блеск, будто пыльца фей нападала с ресниц. Нереальный тут, будто вырезанный из журнала и вставленный в галдящую толпу. Такие, как он, не ходят просто так ночью по барам, значит, знал, куда идёт. Стервятник не стал ничего расспрашивать, просто поинтересовался дежурным «как живёшь?». Ему по большому счёту было всё равно. Стервятник быстро выяснил, каким велением судьбы трое выкидышей старого Дома столкнулись тут все вместе, и уже через час они ловили попутку на дороге — ночные тропы через мост Стервятник никак бы не осилил. Македонский сел на сиденье рядом с водителем и напряжённо пялился на дорогу, Стервятнику даже сзади было видно, как тот весь сжался, заползая в свою куртку, как в кокон. Стервятник сочувственно покачал головой, откинулся на сиденье и, быстро глянув на водителя, положил руку Волку на колено. — Ну не в такси же, — тихо прорычал тот, сбрасывая с себя его руку. Отчего же и не в такси? — подумал Стервятник с какой-то обречённой скукой. Ему было душно, водка вскружила голову, а за окнами машины мелькали столбы, отмеряя его прожитые дни, столько, сколько их было со слезами спущено в унитаз, столько, сколько вынюхано с зеркала. Он искал Волка, потому что тот умел говорить. И слушать. И отнимать боль, вырывать её клыками. От него пахло Лесом, так, как не пахло ни от одной дряни, которую Стервятник скурил. Они сидели втроём на кухне в тусклом круге света, будто под нимбом, украденным у ангела, пили чай. Македонский молчал, забравшись с ногами на стул, и смотрел в свою чашку, не сделав ни глотка. Рядом с ними было уютно, Стервятник давно такого не ощущал, словно пришел пить чай в четвёртую. Даже пахло на этой кухне чем-то похожим. Стервятник видел, что Маку было неловко и тот чувствовал себя лишним, поэтому к нему Птица и не приставал, вываливал все свои разговоры на Волка. — Пришёл, как к себе домой, — фыркал Стервятник. — Благополучием интересовался. Крёстная его за стол пригласила. Воссоединение семьи, не иначе! Стервятник так и звал бабку Крёстной, на бабушку эта старая карга не тянула. Волк только хмыкнул в ответ. — А ты думаешь, ему и вправду плевать? — поинтересовался он. — Считаешь, Ральф просто супчику покушать заскочил? — Знаю я его, он просто так ни за что бы не пришёл. Ему что-то нужно. А что — догадаться не сложно. — Ты везде ищешь подвох, Стервятник. И считаешь себя центром вселенной. Да и что, если так? Кому ещё доверять, если не ему? — Нельзя доверять таким, как он! —вспыхнул Стервятник. — Когда-то ты был иного мнения, — заметил Волк. — Все стены нам исписал. — Не путай жопу с пальцем! — Какие выражения, Стервятник! — захохотал Волк. — Тебя Мертвец, что ли, укусил? Стервятник фыркнул и уставился в пустую кружку. Македонский, заметив его взгляд, тут же подорвался с места, чтобы подлить ему чая, но Стервятник поймал его за руку. Мак вздрогнул. — Не надо, Мак, спасибо, — тихо сказал Стервятник. Он злился на Ральфа, на то, что тот лез в его жизнь, а Крёстная ему стремяночку держала. На Тень тоже злился, потому что видел, как тот хотел, чтобы хоть что-то сработало. А ничего в его жизни больше не работало. Не работают крылья у Птицы, запертой в клетке, не может дышать тот, кто хоть раз был в Лесу. И если Лес и вправду был не настоящим, а плодом его наркотического бреда, то и сам Стервятник значит по-настоящему не жил. Не стоило и начинать. — Послушай, Волк, я останусь сегодня у вас? У тебя? — Пойдём, покурим, Стервятник, — ответил Волк, но посмотрел при этом не на него, а на Македонского, странно так посмотрел. Они вышли в подъезд, спустились вниз на один лестничный пролёт и встали у высокого узкого окна. Коричневые перила лестницы казались вылепленными из пластилина — столько на них было слоев краски, а пыльное окно будто никуда не выходило, за ним все было серое-серое. Волк смотрел прямо в глаза, не отрываясь, и Стервятника от этого била дрожь. — Я признателен тебе за то, что выручал меня с ночлегом, — сказал Волк. — Но… — Я понял: это не твой дом, — Стервятник не хотел звучать обиженно, но получилось именно так. Волк от этих слов почему-то улыбнулся. — Не в том дело. Если тебе невмоготу возвращаться сегодня домой, оставайся. Но если ты хочешь чего-то ещё, то нет. Стервятник придвинулся к нему ближе. — Стесняешься святошу Македонского? — ехидно выдохнул он Волку на ухо. — Ну заткни мне рот, чтоб я был потише. — Успокойся, Стервятник, — Волк не отталкивал, так и стоял, выдыхая дым в сторону, и смотрел внимательно. — Давно не принимал? — Ну ты-то хоть не начинай. Стервятник скривился. Ему очень хотелось уйти, но от Волка пахло сладко, высохшими ракушками, трещащими под лапами сухими ветками. Тёмным чем-то, забытым. Или это только показалось? Они вернулись в квартиру, и Стервятник пошёл на кухню, где оставил на спинке стула своё пальто. Волк застрял в коридоре, и было слышно, как они с Македонским шептались. — Волк, он правда может остаться, — донеслись до Стервятника неуверенные слова. — Я постелю… — Македонский, — оборвал его Волк. Вот так, одним словом, и тот сразу замолк. Стервятник сцапал пальто и вернулся в прихожую, проходя мимо них по коридору и бросая понимающий взгляд на Мака, прижатого Волком к стене. Скулы Македонского залило румянцем, подсвеченным золотистой пыльцой. Господи, какие же они все… живые. Аж бесит.