Самая Длинная ночь в Наружности

Табаки всегда считал себя исключительным специалистом в стиле, просто наивным любителям простенького никогда не оценить было по достоинству прекрасное сочетание желтого прозрачного бисера со скорлупками от фисташек, а если скорлупки были немытые, пахли еще орешками и оставляли после себя соленые следы на пальцах — то был особый шик. Люди в скучной Наружности придумывали свои правила дресс-кода и это искренне умиляло Табаки, но правила он привык соблюдать: так устроен любой мир и Наружность тоже нужно было уважить, пускай он и воспринимал ее как бы в шутку. Табаки любил костюмы, сшитые на заказ. Во-первых, купленные в магазине вечно сидели не так, особенно на исхудавших кривых ножках, а во-вторых, во время обмеров и примерки можно было давать столько советов и ценных указаний, что это всегда неизменно поднимало настроение. Ехать в подобном шикарном наряде на ферму к Рыжему было ужасно непредусмотрительно, но не мог же Табаки отказать своим товарищам в возможности полюбоваться прекрасным, поэтому он тщательно подбирал рубашку в тон платочку, торчащему из нагрудного кармана пиджака, выбирал самый сверкающий зажим для галстука, но обязательно неприметный, чтобы не перетягивал на себя впечатление от его новой серьги, добытой во время путешествия в Мавританию. Кто-то мог бы сказать, что к подобному костюму не подходят кеды, зашнурованные вокруг щиколотки, и Табаки бы, пожалуй, с ним согласился, но он однажды уже утерял ботинок в полях по дороге к дому Рыжего и пришлось арендовать у того калошу. Подобных ошибок повторять Табаки не намеревался. Табаки никогда не приходил заранее и не опаздывал, он приходил вовремя, просто остальным было невдомек, когда это самое «вовремя» наступало. Удивительно, так носятся с этим своим временем, а таких простых вещей не знают. Уж как Табаки старался всех приучить в Доме не пялиться на стрелки, а они сразу все навыки порастеряли, стоило им выйти за порог. Однако он не относился к этому так болезненно в Наружности, даже носил эти самые тикалки на запястье, пускай они все и ходили у него то в обратную сторону, то туда-сюда. Для него время в Наружности просто не существовало. Вообще-то он мог бросить всех и, как всегда после выпуска, крутануть колеса своего Мустанга, возвращаясь туда, где была его точка мироздания, ему не нужно было знать дальнейшую судьбу своих друзей, ведь он знал, что настоящая их судьба намотана на бобину и вьется паутиной между спиц колеса, а дальше за круг не выйдет. Но на этом круге точка не была поставлена вовремя, развилка не сложилась, деля стебель на два росточка — холодная зима или мало солнца, в таком он не разбирался, лучше бы спросить у Стервятника — но рано или поздно птицы повернут домой. Табаки остался, просто чтобы поглазеть. Чтобы подольше погреть глупышку Курильщика в своих лучах, подольше подержать в пальцах упрямую нить судьбы Сфинкса. У ворот Шакала встречал Мертвец в накинутом на плечи ватнике и удивительно чистых белых кроссовках. Мертвец среди перепаханных полей Рыжего и подмерзших колдобин на разбитой дороге всегда смотрелся чужеродно, будто вырезанный из журнала и вклеенный в посевной календарь, но цвет лица у него становился лучше, если такое вообще можно было про него сказать. Коляску Табаки взял поскромнее, складная, она отлично помещалась в облезлую тачку так, что сам Шакал мог успешно восседать сверху и править колесницей по своему желанию. Возница толкал дребезжащую повозку по ямам, заполненным хрустящими замерзшими лужами, не выпуская сигарету изо рта, и врал, что навоз этой тачки никогда не касался. Рыжий почти всегда встречал гостей самолично или в сопровождении помощников, но Шакала неизменно забирал Мертвец, и Табаки видел в этом особое расположение, как будто он так близок этой деревенской семье, что его не зазорно поручить родному человеку, а не отвлекать хозяина от раскачивания в кресле-качалке. Это как отправить жену встречать любимого дедушку. Девчушка, правда, с такой ношей бы не справилась, но и Мертвец, пожалуй, получше жены будет. Мертвец перетащил Табаки на закорках через скрипящее крыльцо, вваливаясь в дом, пахнущий дровами и дубовыми вениками, и ссадил на лавку у большого стола, где Рыжий фигурно нарезал колбасу. Хозяин поместья сегодня страсть как походил на себя Домовского: расписные джинсы с дырами в неположенных местах, вырвиглазная бабочка на веснушчатой шее, только что ребра оголить не решился — сквозняк, скрипящий старыми ставнями, не позволил — и красные подтяжки были накинуты прямо поверх свитера. Стрекозиные очки были тут как тут. Рыжий, конечно, оценил и наряд Табаки, они обменялись учтивыми комплиментами и, чуть согрев руки о чашку чая с малиной, Табаки сразу решился помочь с хозяйством: не дело класть сыр поверх колбасы, если под ней даже майонеза не было, и он стал ловко пересобирать бутербродную пирамиду Рыжего, скидывая в рот лишние кусочки.       — Рыжая приехала ещё вчера, — сообщил бывший крысиный вожак, — спит в дальней комнате. Проснется, поможет нам с готовкой, а картошку мы и без нее пожарить можем.       — Бля, только не как в прошлый раз, — простонал Мертвец, роясь в кухонных шкафчиках в поисках неизвестного веселья. Что случилось с корнеплодом в прошлый раз, Табаки выяснить так и не удалось, Рыжий только морду скривил, а Мертвец делал вид, что его это не касается. Когда тот откупорил пробку с огромной пузатой бутыли, где по клятвенным заверениям Рыжего настаивалось вино, а по запаху — бражка на смородине, владелец пойла начал ворчать, что надо дождаться хотя бы приезда Лорда, потому что если пьяный Мертвец опять уронит того в кусты крыжовника, они потом говна не оберутся.       — Сходи лучше варенье из погреба достань, — велел Рыжий. — Вторая полка, у самой стены.       — В твоем погребе отродясь варенья не было, — ответил Мертвец, скрываясь на кухне.       — Чего-то ты сегодня рано, — Рыжий вернулся к разговору с дорогим гостем. — Обычно являешься, как Золушка, посреди бала и сбегаешь потом, разбрасывая обувь. Табаки только головой покачал. Ну что с них взять, если даже этот убогий скворечник с кукушкой на стене не научил их разбираться, когда пора, а когда и правда рано. Бутерброды вот было резать рано, потому что гости начнут подтягиваться не раньше, чем Мертвец дважды покурить успеет.       — Расскажу тебе историю про одного старичка, — начал Табаки, и Рыжий заулыбался, ожидая очередную байку про голожопого жителя племени. — Живет он в тайном месте, а тайных мест этих у него не счесть, они как кармашки в жилетке: растут один на другом, какие-то застегиваются на старую молнию, что не поддается с первого раза, другие торчат приветливо нараспашку, а иные вообще потаенные, просто так не найти. Услышав продолжение, Рыжий поплыл лицом.       — Эк ты начал, а ещё даже не накатили!       — Но не иссякнет вовек поток желающих его найти. Просители и гости всегда что-то хотят от старичка, всегда одно и тоже, но редко кому удается это получить.       — Табаки, Ночь Сказок ещё не началась, даже ночь ещё не началась, чё ты-то начинаешь?       — Ты правила, что ли, позабыл? — шикнул на него Табаки. — Перебивать рассказчика нельзя!       — Так а чё ты мне это рассказываешь? Расскажи, давай, при всех, тогда мы и послушаем. Не для этого, блин, что ли, собрались? Табаки посмотрел на него с укоризной, как на несмышленое дитя.       — Некоторые сказки нужно рассказывать не всем подряд, а одному конкретному человеку.       — Я эту твою сказочку уже слышал, — ответил Рыжий. — В ночь перед выпуском. Хочешь что-то сказать, разнообразь сюжет. Табаки насупился, выпячивая все свое оскорбленное достоинство, теперь бы смолчать и ничего Рыжему хаму не говорить. Вообще-то ему и так не стоило, но ведь этот же слепой! Напялит свои очки, ноздри наполирует и не видит ничего дальше собственных ногтей. Табаки вздохнул обреченно и продолжил.       — Приходил к тому старику паренек один, бледный, словно самый древний в мире вампир, с волосами синими, как море. Раз приходил, второй, да никак получить желаемое ему не удавалось. А меж тем в его сердце тоска рыжей ржавчиной все изъедала. Рыжий поморщился и отвернулся, эта история всё ещё была для него не нова.       — И в самый последний день он приходил тоже. Потому что дороги ему иной не было, а впереди ничего и не видать, только и помышлял паренек, чтобы вернуться.       — Да чё не так-то ему?! — рявкнул недовольный Рыжий.       — Не те вопросы ты, Рыжий, задаешь.       — А какие надо?       — Спроси, кто во сне приходит к вампиру, чьи волосы синие, как море. За линзами очков глаза Рыжего было не разглядеть, но Табаки будто сквозь стекла видел, как вылупились его зенки. Они молчали, пока на кухне не хлопнула дверь в погреб.       — Я ж говорил, в твоем погребе отродясь варенья не бывало, — Мертвец поставил на стол банку огурцов, тесно притершихся друг к другу пупырчатыми бочками в интимном мареве мутного рассола. — Пойду покурю, — добавил он, снимая прилипшую к дредам пыльную паутину.       — А ты не зачастил курить? — странным голосом поинтересовался Рыжий.       — Ты мне мамка, что ли? — усмехнулся Мертвец, накидывая на плечи ватник. — Да щас и Сфинкс уже подъедет, встречу. Он вышел на улицу, сверкнув своими белоснежными кроссовками.