Самая Длинная ночь в Наружности

Сам разговор Рыжий не слышал, но вибрировал кирпич Мертвеца так, что шкафчики на кухне тряслись, пока Рыжий выколупывал сосиски из полиэтиленовых чулочков. Когда он вернулся, мобила уже валялась на полу под кроватью.       — Хто швонил? — прошепелявил Рыжий, не выпуская изо рта упаковку кетчупа, что тащил в зубах.       — Стервятник, — ответил Мертвец, усаживаясь на кровати. Рыжий залез к нему под одеяло, ловко оперируя тарелкой с сосисками и кружкой чая, избегая их переворачивания, и выплюнул кетчуп.       — Чё хотел?       — Сказал, они договорились с Ральфом, — скучающим голосом сообщил Мертвец, заталкивая в рот сосиску. — Устраивают встречу для тех, кто хочет уйти. В Доме. Рыжий прислонился ртом к краю кружки и дышал горячим паром, не решаясь сделать глоток. Он ожидал услышать что угодно — Стервятник мог оттаять и предложить что-то из своего волшебного ассортимента, позвать на вечеринку в какой-нибудь убогий клуб, да хоть ящики для рассады попросить — но он позвонил, чтобы сказать это. Рыжему не верилось, что они ещё раз рискнут. Сфинкс в тот раз так грубо растоптал им всю малину, что только псих решился бы провернуть спектакль второй раз, тем более под носом Сфинкса и Черного Ральфа. Правда, Стервятник и был псих. Вообще-то Рыжий тогда так и не понял, с хрена ли Сфинкс уперся своим лысым лбом, решая за всех сразу — ну хотят уйти и ладно, каждому своё, но теперь он немножко понимал упрямого кошака. Он посмотрел на Мертвеца поверх кружки.       — И ты чё, типа пойдёшь?       — Пойду. Вот так вот просто — пойду. В голосе Мертвеца вообще не слышно было лишних эмоций, ни волнения, ни радости, ни какого-либо страха. Он сообщал это Рыжему буднично, как будто собирался на автобус до города. Как будто мнение Рыжего его вообще не интересовало. Ещё пару лет назад Рыжий бы ему ничего не сказал, но теперь очень хотелось. Сказануть что-нибудь или даже врезать. Хотелось, чтоб Мертвец хотя бы в глаза взглянул, но Мертвец не смотрел, глянул лишь мельком, отбирая кружку. Сосиски доедали в молчании. Стало как-то неуютно, они сидели под одним тяжелым шерстяным одеялом на узкой койке, снаружи было прохладно, а внутри шерстяного кокона тепло, и Рыжему хотелось отодвинуться. Но отодвинуться было особо некуда, и он каждый раз боролся с волной неприятного отчуждения, когда его бедра касалась нога Мертвеца. Мертвец как будто почувствовал его настроение, вылез из-под одеяла, покрываясь мелкими мурашками, и, сунув ноги в растоптанные чуни, начал собирать свою одежду. Рыжий смотрел на тощую задницу, на которой красовался смачный след его зубов, и не знал, что выбрать — злость или обиду. Распиздяйский пофигизм как-то сразу выпал из списка. Вот чего тебе не хватает, хотелось спросить. Но что Рыжий стал бы делать, если бы Мертвец ответил? Вместо этого Рыжий сказал с укором:       — Ты обещал, что бросишь курить, если я начну тебе сниться. Мертвец и тут не отреагировал. Не вспылил, не усмехнулся, не удивился, что Шакал всё разболтал. Он кинул не надетые ещё джинсы на спинку стула и вернулся назад к кровати, сел рядом поверх одеяла. В трусах и огромной толстовке, из которой торчали его тощие ноги, забитые татуировками, Мертвец выглядел смешно и уютно. Рыжий уставился на него, но молчал. Они не умели разговаривать серьезно. Зачем? В жизни полно людей, кто вечно на серьезных щах, а им ни к чему. Они ржали друг над другом, а если настроение было не очень — огрызались или могли даже подраться. Рыжий поселился рядом с коровником, и Мертвец его оборжал, но всё равно приезжал к нему из города, помогал кормить куриц и разок даже отсосал на сеновале. Рыжий в ответ прошелся по всем его модным джинсам и кофе с сиропом из кофейни, что вообще не клеилось с Мертвецом, дрыхнущим в учительском туалете и моющим голову дай бог раз в месяц, но ему нравились эти джинсы, он любил рисовать маркером тайные послания на жопе под карманом, когда Мертвец дрых в этих самых джинсах в гамаке, а однажды притащил ему кофе с вареньем из ревеня. Рыжий много раз предлагал Мертвецу переехать к нему в деревню, но ни разу всерьез, это была игра, ради смеха. Мертвец же постоянно подкалывал Рыжего на тему легкого поведения и привозил познавательные брошюрки из венерического диспансера, но ни разу не сказал, что его что-то не устраивает. Потому что о чувствах надо разговаривать серьезно, а они не умели.       — Слушай, Рыжий, тут не о чем говорить.       — Я знаю, — ответил тот. Сказать было легко, но ощущение было такое, словно с каждым словом комната становилась всё больше и холоднее, как будто они только вчера вселились в пустующий дом на окраине, чужой, покрытый паутиной, не топленый и неуютный. — Не знал, что ты так тяготеешь к Изнанке.       — Не знал, что тебе она не нравится, — в тон ответил Мертвец.       — Да чё в ней, — фыркнул Рыжий. — Я там, знаешь, вдоль и поперек всё исходил, всё то же самое, что и тут. Там хорошо тем, у кого ног нет, а у меня все куски на месте, я хочу настоящий мир увидеть. Уйти дальше больничной койки.       — Твой настоящий мир воняет коровьим дерьмом.       — Ну и что? Чем тебе дерьмо не угодило?       — Дело не в дерьме, Рыжий. Не в дерьме и не в Изнанке. Может, прав был Табаки, и Мертвецу тут жизни нет, а Рыжий и не заметил. Рыжий знал про план Слепого в подробностях — тот приходил к нему накануне выпуска и предлагал вписаться в тему, помочь. Рыжий рассказал потом Мертвецу, и теперь они оба знали, что наутро после этой встречи заплесневелых выпускников коматозное тело Мертвеца окажется в каком-нибудь забытом богами и государством хосписе, опутанное трубками, пока не истлеет совсем, — затащить всех на Изнанку целиком Слепой в одного не сможет. Мертвеца такой исход смущал мало, он уже бывал трубчатым существом, так они с Рыжим и познакомились, в Могильнике. Лежали на соседних койках недвижимые, плели рыбок из трубочек капельницы, пробовали таблетки друг друга, целовались первый раз в Могильном туалете. Мертвец не был Ходоком, но иногда Рыжий втихаря цеплял его спящего и тянул за собой, просто чтобы полюбоваться. На Изнанке Мертвец был такой же бледный, но бледностью не трупной, а такой фарфоровой, хрупкой. Волосы синие и глаза. Эх, не ту бабу назвали Русалкой. Рыжий смотрел на него, стараясь не скривить обиженное лицо, и ждал, что Мертвец позовет его с собой. Искренне или просто в шутку. Сейчас бы, наверное, Рыжий не отказал. Назавтра по-любому передумал бы и отмазался, но сейчас бы сказал «да», просто чтобы сказать. Наверное, это нормально, что у них разные дороги и ни один из них не станет жалеть о своем выборе и тосковать слишком уж сильно. Рыжий подумал, что будет здорово, если Мертвец всё же найдет Хранителя и слиняет на новый круг. Мысль, что крутящееся колесо времени раз за разом будет накручивать Круги, прилепляя их тела друг к другу, странно грела сердце.       — Я пошёл, а то на автобус опоздаю. Рыжий схватил синие патлы и подтащил Мертвеца к себе, упираясь в его лоб своей татуировкой.       — Пообещай, что бросишь курить, — потребовал он.       — Ладно, — серьёзным тоном ответил Мертвец. — Ты тогда брови сбрей.       — Придурок. Рыжий вышел провожать его на крыльцо, завернувшись в одеяло, хотя обычно не провожал Мертвеца даже до двери. Он знал, что у них ещё будет время на встречи, на разговоры и на всё остальное. Знал, что попрется-таки с ним в Дом на эту вечеринку страдальцев, просто захотелось вдруг попялиться в его спину, спрятанную под дутой курткой с капюшоном. Удостовериться, что тощий засранец не закурит сразу за калиткой. Рыжий у него зажигалку спёр для надежности, пока они обжимались в темной кладовке, где висели куртки, ведь бывшей крысе никогда нельзя верить на слово. Рыжий напрягся и прищурился, когда Мертвец сунул руки в карманы, но тот, словно прочитав его мысли, только покачал головой и, не оборачиваясь, показал средний палец.