Часть 3, глава X
12 января 2024 г. в 11:15
Лес отшагнул назад внезапно, Слепой так и не привык к этому. Только что бежал, и мягкий мох ласкал подушечки лап, уворачивался от низких ветвей раскидистых елей, прыгнул ухватить пастью сладкую, пахнущую пыльцой бабочку, и оказался в поле с выгоревшей под солнцем травой.
Слепой встряхнулся, стряхивая влагу с шерсти, задрал голову и шумно втянул воздух. Ветер принёс запах сигарет, отработанного бензина, истлевшего железа и острый душок собачьей шерсти. Слепой чихнул и даже попятился, вытрясая из носа ненавистный дух. Решения Сфинкса не в первый раз ставили его в тупик, но тот прислал весточку, что хочется встретиться, а отказать Слепой не мог. Только не ему.
Шесть лап размеренно поднимали пыль, впереди стекал за горизонт оранжево-красный желток солнца.
К ферме Стальнозубого Слепой подошёл уже в совершенной темноте, но так ему было проще. Пусть он и был зряч на Изнанке, но глазам доверял гораздо меньше, чем другим органам чувств. Собаки учуяли его, когда он был ещё далеко. Им было без разницы в каком облике он являлся, оборотнем или человеком, они ненавидели его одинаково сильно и не боялись. И за это он их уважал.
Сфинкса он нашёл в сарае, тот сидел в салоне старой тачки, давно потерявшей двери и колёса. Длинный, похожий на сигарету кузов, стоял на кирпичах и, наверное, уже пророс в них. Ржавчина дисков была неотличима от кирпичной крошки.
— Покатаемся? — Слепой криво улыбнулся, демонстрируя дырку на месте давным-давно выбитого клыка. Так давно, что казалось это было в другой жизни.
— Прошу, — Сфинкс дёрнул плечом, будто толчком открывал несуществующую дверь. Наличие здоровых рук тоже не могло искоренить моторику тела, усвоенную им с момента рождения.
Слепой невесомо опустился на сидение растресканной кожи, подкрутил погромче радио, оно единственное функционировало в этом остове. Сфинкс выбрался из машины, вышел на улицу и громко свистнул, приказывая собакам замолчать, они послушались. Слепой нашарил пиво в ящике сзади и к возвращению Сфинкса уже открыл по бутылке.
— Ты становишься похож на бывшего владельца, — беззлобно подначил он Сфинкса.
— Только всё не присмотрю себе пацана, который бы чистил миски псам, выносил бутылки, и которого можно было бы лупить вечерами поводком.
Они сумели превратить это в шутку, хотя по началу Сфинкс вставал на дыбы от любого сравнения. Он не разговаривал со Слепым три месяца на его предложение убить всех собак, если уж ему так их жалко. А потом как-то всё вошло в колею. Стая приняла нового хозяина без возражений, они все помнили его запах. А Слепой принял и понял желание Сфинкса жить уединённо вдали от всех. А ведь у него был дом — старая халупа с щелястым полом, спрятанная в кукурузном поле, веранда и кресло-качалка, в котором так здорово смотреть на плачущее звёздами небо. И ему так глупо мечталось, что Сфинкс примет его предложение жить там вместе с ним, но тот даже не пожелал посмотреть.
— Я тут был в городке, — Сфинкс глотнул пива и покрутил руль, будто ни сейчас и правда едут по скоростному шоссе, а не сидят в гараже, воняющем машинным маслом, с тусклой лампочкой под потолком.
— Видел Лорда, он меня не узнал.
— Я просто показал дорогу, — Слепой поморщился, все их разговоры крутились вокруг ушедших в ту ночь сюда, шагнувших за порог кабинета Р Первого и провалившихся на Изнанку. Кто-то очнулся на дорожной обочине, кто-то за исписанным похабщиной столом забегаловки с полосатыми маркизами на окнах, а кто-то сразу угодил в Лес и начал новую жизнь в животной шкуре, и не помышляя о человеческой.
— А о возможных последствиях ты, конечно, умолчал.
— О последствиях говорил Табаки, говорил и пел много лет, на каждую Ночь Сказок, Самую Длинную, и все другие особые ночи, да и просто так. Говорил уже и после, когда мы сидели в сене у Рыжего. На последствия мог посмотреть любой желающий, когда находился смельчак заказать Лунную дорогу у Кролика в Кофейнике. И не моя вина, что кто-то не слушал, не понял, или постеснялся спросить у тех, кто про это что-то знал!
— Не шуми, — Сфинкс вздохнул, протянул бутылку, чтобы чокнуться. — Всё они поняли и знали, это я не понимаю, как можно было променять свою жизнь там, на полное беспамятство здесь. Неужели оно того стоило?
Слепой промолчал, для него ответ был очевиден, а все споры бессмысленны.
— Я перевёл Рыжую.
— И кем стала она? Маленькой девочкой с пустыми глазами или обернулась в чайку? И сколько ещё ты планируешь перетащить сюда?
Слепой растёкся по сиденью, расслабляясь, обмякая так, будто в нём не было костей и суставов.
— Все, кто хотел, уже здесь.
— И они счастливы?
— А это моя забота? — Слепой поставил пустую бутылку на пол гаража и потянулся за следующей на заднем сидении. — Или твоя? Я сделал то, о чём они мечтали, но сами осуществить не могли. Вопросы счастья — это уже не ко мне. И если кто-то не получил того, о чём грезил… У тебя пахнет Стервятником.
— Я бы сказал, воняет, — хмыкнул Сфинкс. — Он жил у меня неделю, вешался по окнам и таскался по полям в темноте чуть ли не до рассвета.
— Зачем?
Сфинкс поставил ногу на сиденье, привычно уперся подбородком в колено, будто они всё так же продолжают сидеть на одном из подоконников Дома, наблюдая суетную жизнь стай. Стервятника переводил он сам, и это только звучит как что-то торжественное, а на деле не надо даже было брать за руку. Достаточно просто стоять рядом, а Сфинксу — лучшему ученику Седого — расфокусировать взгляд и сделать шаг вперёд в туманную картинку, дрожащую на кончиках ресниц.
Почему-то Сфинксу казалось, что Стервятник обернётся в птицу, настоящую птицу, ворона или в самом деле станет стервятником с лысой шеей и воняющим тухлятиной опереньем. Но рядом с ним у стёртой разделительной полосы стоял всё тот же сиамец Рекс в чёрных левайсах и водолазке под горло, сутулый и по-прежнему хромой, в ясном уме и твёрдой памяти. А ещё счастливый.
В какой момент счастье Стервятника улетучилось, растворилось в не такой уж и радужной действительности Изнанки, Сфинкс не знал. Он вообще старался избегать любых встреч и контактов. Другое дело, что слух о том, что стая Стальнозубого перестала терроризировать округу и обрела хозяина, разошёлся далеко. И те, кто сохранил память, иногда наведывались к нему, чтобы убедиться в своих подозрениях. Сфинкс не отказывал в крове никому, но и радушным хозяином не был. Гости у него не задерживались.
— Я не знаю, какую сказку себе сочинил Стервятник и насколько сильно в неё поверил, но она не сбылась. Он не нашёл того, кого надеялся встретить здесь, а Лес его не принял, да и не ждал никогда.
— Хочешь сказать, что ему теперь надо обратно, как когда-то было надо сюда?
Слепой заплясал пальцами по торпеде, скатывая пыль в комочки и растирая её обратно. Сфинкс следил за этим жестом, выдающим нервозность и смятение, растерянность чуждую Слепому.
— Так зачем он приходил?
— Знаешь, Слепой, ты бы почаще вылезал из своих зарослей, может быть, тогда знал бы последние новости.
— Временами ты становишься хуже, чем Табаки, — фыркнул Слепой, навязчивый запах псины продолжал свербеть в носу.
— Видишь ли, тут пошёл слух, что в окрестностях города временами бегает большой серый волк с седой башкой и со шрамом на передней лапе. Он то появляется, то исчезает, а Стервятник привёз просьбу от населения, изловить чудовище.
— И ты отказал.
— Отказал.
— Потому что это и правда может быть он? — в голосе Слепого очень много старой ревности, но много в нём и тоски о том, кто всегда стоял на его следах позади, вынуждал оглядываться и прятаться, избегая встречи чреватой дракой.
— А это может быть он? А, Слепой? — Сфинкс наклонился вперёд заглянуть в прозрачное серебро глаз, а не в привычную ртутную муть.
Слепой вылез из машины и пошёл на улицу, собаки тут же взорвались бешеным крещендо возмущенных голосов. Низкий, ухающий басами голос вожака Слепой вычленил сразу из лающей и подвывающей многоголосицы, невидимая шерсть его второй ипостаси поднялась дыбом.
Он вышел за сломанные, повисшие на одной петле ворота, вторая створка просто не открывалась, вросла одним углом в землю. Можно было бы отойти подальше, чтобы не злить псов, но у него не было ни желания, ни времени. Он перекинулся тут же, как пересёк условную границу входа.